Он мечется, как зверь в тисках оков,
Как хищник, упускающий добычу.
Он разорвать их всех давно готов,
И с каждым счёт свести готов он лично.

Жжёт горло ядовитая слюна,
И руки жжёт в попытках дотянуться.
Ему, как воздух, эта месть нужна,
Он дышит ей, рискуя захлебнуться.

Они уже отвыкли от потерь,
Живут и любят, горестей не зная.
А на цепи хрипит безумный зверь,
От ненависти голову теряя.

Но звери благородней и честней.
Законам бытия они подвластны.
Нет, он – не зверь, он из числа людей,
Что всех животных могут быть опасней.

Душевного не помнит он тепла,
Не видит исцеления в смиренье.
Давным-давно свой мир он сжёг он дотла,
А угли разбросал без сожаленья…

Дай Бог, чтоб цепь его не сорвалась
У той черты, откуда нет возврата,
И чтобы смог, споткнувшись, не упасть
Он ниже, чем уже упал когда-то.

Нет солнца у него над головой,
Земля под ним, потрескавшись, дымится.
А он идёт, глотая мрак ночной,
Не в силах ни на миг остановиться.

Корнев гнал машину, с остервенением вжимая в днище педаль газа. Тело, управляя автомобилем, действовало на автомате, позволяя Дмитрию погрузиться в водоворот размышлений. Мысленно он то и дело возвращался в лес, примыкавший к посёлку. Корнев часто дышал, пытаясь успокоиться, и раздражённо взирал на трясущиеся от нервного возбуждения руки, с силой впившиеся в руль. Он бросил взгляд на пассажирское сиденье рядом с собой, помня о спрятанном под ним пистолете. Спроси его кто-то, зачем он вообще приобрёл его, Дмитрий не смог бы ответить ничего определённого. Просто в один прекрасный день он, возвращаясь с очередного сеанса слежки, наткнулся на бывшего приятеля. Тот стоял на автобусной остановке, мимо которой пролегал по случайности путь Дмитрия, и с унылой миной дожидался рейсового автобуса. Когда возле него притормозила видавшая виды иномарка со старым знакомым за рулём, он, быстро сориентировавшись, нырнул внутрь. После долгих разговоров по душам и многочисленных тостов за «вечную дружбу» выяснилось, что парень, имевший когда-то в собственности маленький оружейный магазинчик и вчистую с этим бизнесом прогоревший, всё ещё не растерял старых связей. Он знал, где можно достать оружие, минуя оформление кипы официальных документов. Очень скоро Дима Корнев, отвалив кучу заветных бумажек, стал владельцем модернизированной версии ПМ. Он и сам толком не мог объяснить свой поступок, просто, сжав однажды в руке холодный металл рукоятки Макарова, расставаться с ним больше не пожелал. И сегодня он им воспользовался. Нет, Корнев нисколько не тешил себя надеждой, что убил Каллена в том лесу – видел же, что попал этому настырному и самонадеянному копу только в ногу. Но и его крик, и вид его распластавшегося на снегу беспомощного тела были для Димы одним из самых приятных зрелищ за несколько последних, не самых спокойных, месяцев.

Когда за окном его автомобиля перестали мелькать сосны и ели лесного массива, а сельский пейзаж плавно перетёк в картинки городской суеты, Корнев, съехав на обочину недалеко от его нового временного пристанища, остановил машину и положил голову на руль. Его жизнь… Во что она превратилась за столь короткое время?! Перед глазами замелькали образы из недавнего прошлого.

Корнев сидит в стареньком автомобиле, купленном им недавно по доверенности у сомнительного вида субъекта, срочно нуждавшегося в деньгах. Перед ним расстилается укрытый мраком знакомый двор, рядом с которым прошли несколько лет его жизни с Изабеллой. А вот и она сама, нервно переминается с ноги на ногу и постоянно вглядывается в темноту, словно ждёт кого-то. Неожиданно в отдалении мелькает свет фар. Он всё приближается, и, наконец, у подъезда останавливается дорогая иномарка. «Вольво», кажется – издалека не разглядишь как следует. Оттуда выныривают две фигуры: высокая, подтянутая – мужская и маленькая, хрупкая – детская. Ребёнок бежит к Изабелле, и тишину двора разрезает радостный детский голосок: «Мамочка!» Аня! Корнев пытается воспроизвести в памяти образ дочери, но отчего-то это даётся ему с превеликим трудом – черты её лица словно в тумане, будто скрыты за стеклом, подёрнутым каплями мутной воды. Корнев раздражённо трясёт головой и снова возвращается к наблюдению за происходящим у подъезда. Он успевает как раз к тому моменту, когда Аня крепко обнимает наклонившегося к ней мужчину, водителя «вольво», и звонко, без стеснения, хихикает, получив ответные объятия. Спустя минуту девочка возвращается к матери, и та, чмокнув дочь в обе щёчки, отправляет её домой. Сама же вслед за парнем садится его машину. Судя по всему, уезжать она никуда не собираются. Они просто разговаривают, расположившись на передних сиденьях. Корнев находится слишком далеко, чтобы разглядеть лицо собеседника своей бывшей, даже несмотря на то, что на их лица падает приглушённый свет, горящий в салоне. Но вот она протягивает к мужчине руку и медленно, словно на большее пока не хватает смелости, проводит ладонью по его лицу. Он что-то говорит, а потом и сам, слегка наклонившись к ней, осторожным жестом отводит прядь волос с её щеки. В этих невинных касаниях столько интимности и теплоты, что это заметно Дмитрию даже на большом расстоянии. Волна ненависти и раздражения бьёт ему под дых, и он, не справляясь с собой, набирает номер бывшей жены на новом телефоне с одноразовой сим-картой.
- Как поживаешь? – цедит Корнев, еле сдерживая ярость.
- Что тебе нужно? – голос у Беллы напряжённый, злой.
- Что, не успела остыть постель после дорогого супруга, как ты уже спокойно садишься в машину к какому-то хлыщу? И почему, позволь поинтересоваться, моя дочь обнималась с ним как с родным пять минут назад?
- Это не твоё дело, - холодно, с пренебрежением, которое так бесит Корнева, отвечает она. - Мы разошлись, если ты вдруг забыл. Как я живу и с кем общаюсь, тебя НЕ касается!
И тогда он взрывается, выливая на бывшую жену всю накопившуюся ярость, и намеренно, чтобы посильнее задеть её, упоминает в разговоре их общую дочь:
- Ты – просто шлюха, Белла! Такая же, как и все остальные! Раньше ты предпочитала лить слёзы и молчать, когда тебя окунали лицом в грязь. А теперь голос прорезался? И за это я тебя накажу. Помнишь, я обещал тебе забрать дочь? Я это сделаю! Поверь, у меня хватит средств и методов, чтобы вытравить память о тебе из её детской головки. Она будет слушаться меня, станет такой, какой я захочу её воспитать!
- Попробуй, - шипит Белла с ненавистью, - и я собственноручно сниму с тебя скальп, а потом прилеплю обратно задом наперёд! Если ты только подойдёшь к моей девочке, можешь считать свою жизнь законченной!
Справившись с удивлением от того, что его когда-то тихая жена научилась давать отпор, Дима выдавливает со злой иронией:
- Что?! Ну, надо же, Журавлёва показывает зубки! Это что-то новенькое. Дорогая, ты меня снова волнуешь. Может, встретимся как-нибудь и снимем напряжение вместе?
- Зато меня от тебя тошнит. Не смей приближаться ко мне или к дочери за километр!
- А как там себя чувствует твой сынок? – он снова бьёт по больному, мечтая размазать эту сучку по стенке. - Ты ещё не рассказала ему о биологическом папочке? – вкрадчиво произносит Корнев. – Хочешь, я это сделаю, чтобы облегчить тебе задачу?
- Если я узнаю, что ты крутишься вокруг Саши, то напишу заявление в полицию! Тебе нужны неприятности?
- Ты не посмеешь, - режет в ответ Дмитрий, умело скрывая за агрессией внезапный липкий страх. – Что ты им скажешь? На деле это выглядит так, как будто я очень хочу увидеться с детьми. Да кто тебя вообще станет слушать? После того, как твоя дорогая подружка ушла из полиции и заделалась адвокатом, заступиться за тебя больше некому.
- Вот именно, адвокатом. И этот адвокат по старой дружбе, я думаю, посоветует мне, как сделать, чтобы, как минимум, ты не приближался к нам, а, как максимум, тебя надолго упекли за решётку! – твёрдо чеканит она и сбрасывает звонок.

Что?! Он не ослышался? Скромница и тихоня Изабелла научилась давать сдачи?! И это бесит его ещё сильнее, чем её давняя застенчивость и страх перед ним. Это действует на Корнева, как красная тряпка на быка. Трясущимися от ярости пальцами он снова набирает её номер, но равнодушный голос автоответчика сообщает ему, что абонент недоступен – эта новоявленная революционерка отключила телефон. Вымещая эмоции на ключе зажигания, Дмитрий резко дёргает его, заводит двигатель и бьёт по газам, чтобы уехать отсюда как можно скорей. Вместо прощания, не удержавшись, выдаёт длинный и пронзительный автомобильный гудок, адресуя его ненавистной парочке в «вольво».

Корнев предпринимает ещё несколько попыток слежки за Изабеллой. В течение нескольких недель он наблюдает, как она гуляет с детьми во дворе, как ходит на работу, как выгуливает собаку. Подходить ближе он не решается – на её, будь оно неладно, счастье вокруг всегда полно посторонних: коллег, таких же, как и она сама, мамочек со своими драгоценными чадами, да и просто случайных прохожих, в конце концов. К тому же всё чаще его бывшую жену сопровождает тот самый парень, с котором она так мило беседовала в машине. Корнев, как ни старается, не может разглядеть его более детально – толстая зимняя куртка и низко надвинутая на глаза шерстяная шапка не дают ему такой возможности. Но парень кажется ему смутно знакомым. Почему? Дмитрий и сам пока не может ответить на этот вопрос.

Эта слежка тяготит его, но он продолжает наблюдение, каждый раз, словно втянувшийся по уши наркоман, возвращаясь за очередной дозой ярости и ненависти, закипающей внутри при виде этих счастливых идиотов. Ему почти нравится чувствовать эту сводящую с ума, разрушительную смесь. Он живёт ей, черпая в этом силы, ощущая, как бежит по венам предвкушение мести.
Замечает Корнев и ещё кое-что, раздражающее до безумия: их сплетённые пальцы, его руку, по-хозяйски устроившуюся на её талии, изредка – его ладонь на её щеке в мимолётном поглаживании; забота, с которой она проводит руками по его груди, очищая его куртку от снега, налипшего после затеянной Аней игрой в снежки… Аня! Однозначно, и она без ума от этого хлыща! Виснет у него на шее, хохочет, дурачится, млеет от его опеки и внимания. Ни дать ни взять – папа с дочкой! Тьфу, аж тошно! И даже этот паршивый пёс, который со щенячьего возраста не переносит Дмитрия, скаля зубы и рыча в его присутствии (подумаешь, слегка пнул его мыском ботинка, чтоб не крутился под ногами и знал своё место), ходит за тем, другим, мужиком как привязанный, преданно заглядывая ему в глаза. Член семьи, по утверждению Беллы, но, если честно, бесполезное создание. Корми его, выгуливай в шесть утра и делай вид, что тебя умиляет его благодарно машущий хвост. Сашкин любимец! Кстати, Сашка… Этот новый друг семьи уделяет ему столько внимания! Он так спокоен, приветлив и дружелюбен по отношению к мальчишке. Обнимает его, смотрит, присев на корточки, в глаза, что-то втолковывая. Ласково, словно девчонку, гладит по голове. Это смешно, ей-богу! Такими темпами из этого маленького наглеца очень скоро получится безвольная тряпка! И тогда стать в будущем нормальным, с характером, мужиком сыночку Беллы точно не светит. А однажды с губ Саши срывается громкое: «Папа!» Корнев слышит это слишком отчётливо. И когда до него доходит полный смысл этого слова, он, наконец, понимает, кем является этот незнакомец. Эдвард Каллен, собственной персоной! Ну, надо же! Объявился всё-таки в этих краях! Но почему, если он ни разу не видел его живьём, его манера двигаться, отдельные жесты, очертания высокой, по-мужски отлично сложенной, фигуры кого-то напоминают? Где-то он его видел! Вот только знать бы где? И от неспособности расставить всё по местам в собственной голове его накрывает новая волна бешенства.

День за днём, Корнев, погрузившись в созерцание этой компании, всё яснее понимает: такому, как он, здесь не рады, потому что давно нашли ему более достойную, по их грёбаному мнению, замену. Его явно не ждут назад. Да он и не собирался! Очень надо снова терпеть рядом эту бесхребетную, холодную в постели, словно лягушка, сучку, его бывшую жену и её сопляка - сыночка. К тому же он ещё хорошо помнит, как сходил с ума от бешеной энергии его собственной дочери, отбиваясь от её постоянных просьб поиграть с ней. Нет уж, увольте! Но раздражение и глубоко засевшая внутри и неподдающаяся контролю странная зависть растут в Диме, словно снежный ком. И он так велик, что вот-вот прорвётся наружу.

Ускользнув из дома до ужаса опостылевшего ему Степана, Корнев снова появляется в знакомом дворе, выбрав в качестве наблюдательного поста маленькую автомобильную стоянку напротив одного из подъездов. В отдалении приветливо светятся окна Изабеллы, и это означает, что хозяева дома. Час, полтора… Ему уже наскучило играть в следопытов, и Дима заводит, было, двигатель своего авто, чтобы вернуться в Алёхино, но внезапное появление на улице тех, ради кого он торчал здесь всё это время, меняет его планы. Белла, Каллен, Аня, Саша – примерная семья в полном составе. С ними рядом вышагивает какой-то широкоплечий двухметровый детина, таща за руку мальчишку лет пяти. А ещё там лучшая подруга Изабеллы, Женька. Дима неприязненно кривится - с ней он никогда не ладил, вздрагивая при каждой встрече от её насмешливо-презрительного взгляда. В такие моменты Корневу казалось, что она видит его насквозь. Они выезжают со двора, он едет за ними и очень скоро приходит к выводу, что конечная цель их маршрута – огромный каток в центре города. Вся компания уже на месте, и, расчехлив коньки и быстро переобувшись, все они отправляются на лёд. А Корнев по очереди сверлит их спины злым взглядом и нервно постукивает пальцами по рулю. Покидать тёплый салон автомобиля он, кажется, не собирается. Дмитрий достаёт телефон, чтобы снова позвонить Белле. Взять бы её за шкирку и тряхануть пару раз как следует! Но это – мечты, а в действительности – в его силах сейчас только испортить ей настроение своим звонком, довести эту дуру до слёз. Хоть что-то… Но неожиданно телефон летит на сиденье, а его хозяин, повинуясь внезапному порыву, решительно выходит из машины, направляясь к пункту проката коньков. Слишком острое желание пощекотать нервы себе и другим заставляет его быстро зашнуровать ботинки коньков и медленно двинуться к ледовой коробке. Он еще не знает, что предпримет, не знает, зачем вообще покинул салон своего автомобиля, так предусмотрительно спрятанного в самом дальнем конце автостоянки. Корнев идёт, старательно удерживая равновесие на лезвиях коньков, и затравленно озирается, опасаясь наткнуться на бывших знакомых. Лишнее внимание ему сейчас совсем ни к чему. В его-то положении беглого убийцы в розыске! Издалека Корнев видит Беллу и детей. И все остальные из этой компании тоже здесь. Он заходит на каток, воспользовавшись той из дверок в ограждении, что находится от них на максимально удалённом расстоянии, и начинает медленно двигаться туда-сюда вдоль бортика ограды. Это трудно – сохранять между собой и ими приличную дистанцию. Слишком уж они прыткие – носятся, вон, на большой скорости по всему катку. Но он старается, умело скрываясь за спинами многочисленных любителей активного отдыха и позволяя себе время от времени буравить тяжёлым взглядом спину Каллена. Тот, как будто что-то чувствуя, постоянно озирается, сканируя глазами толпу, но опрометчиво не удостаивает вниманием неловкого новичка, то и дело приседающего и низко опускающего голову, чтобы подтянуть дурацкий шнурок. В очередной раз делая вид, что возится с креплением на ботинке, Корнев чуть не пропускает их уход, опомнившись только в момент, когда все они садятся на скамейку, чтобы переобуться…

Белла, её спутник и дети стоят под фонарём на стоянке, ожидая, по-видимому, возвращения того самого здоровяка, что увёз сейчас Женьку на своей машине. А Корнев мечется вдоль дальнего бортика ограждения. Они ушли, а он так и не нашёл способа насолить этому идеальному семейству. Он ждёт, когда они покинут площадку под фонарём, чтобы беспрепятственно вернуться к месту, где оставил свою машину, и убраться подальше отсюда, раз уж не смог ничего сделать в этот раз. Внезапно от их маленькой группки отделяется невысокая фигурка Саши. Тот несётся обратно к ледовой площадке, на ходу оправдываясь перед Беллой. Он забыл свой шлем, и это заставило мальчика вернуться. Саша сейчас один, его защитники остались в стороне. И Дмитрий расценивает это как шанс. Он начинает двигаться вперёд, держа бывшего пасынка в поле зрения. На секунду Дима замирает, осознавая – то, что он хочет сделать, слишком самонадеянно и жестоко. Перед ним всего лишь ребёнок, и несколько лет его взросления прошли на глазах самого Дмитрия. Но потом в памяти всплывают то раздражение, какое испытывал Корнев при виде наполненного ненавистью взгляда мальчишки после очередных слёз Изабеллы. И вместе с этим воспоминанием стираются в порошок последние, непонятным образом сохранившиеся, крупицы совести. И Корнев снова отталкивается ото льда, несясь в сторону мальчика. Он летит с бешеной скоростью, гоня из головы остатки здравого смысла, потому что боится поддаться ему и передумать. Вспышки воспоминаний обо всех ссорах с мальчиком, о слишком дерзких его попытках защитить мать придают Дмитрию ускорение. На полном ходу, не притормаживая, он врезается в щуплое детское тело. Саша падает навзничь, не успев от неожиданности сконцентрироваться, чтобы удержать равновесие. Дмитрий же несётся вперёд, не оборачиваясь. И всё, что долетает до его слуха сквозь свист в ушах - это глухой удар об угол бортика. Корнева трясёт, но он, зная, что на его стороне сейчас только фактор внезапности, пользуется своим единственным преимуществом, чтобы исчезнуть с катка. Где-то очень далеко раздаются крики, гул возмущённой толпы и такой знакомый, и от того ещё более ненавистный, горестный вопль Изабеллы. Минуту спустя Корнев, бросив коньки прямо в сугроб и захлопнув за собой дверцу автомобиля, стремительно выезжает со стоянки. Он так и не оборачивается, не находя в себе сил оценить плоды своих стараний даже издалека.

Дмитрий возвращается в посёлок уже за полночь, тяжело ввалившись в дом и разбудив насмерть перепуганного громким топотом Степана. Кое-как отвязавшись от любопытного старика и выпив залпом стакан водки, Корнев закрывается в своей комнате и без сил сваливается на кровать. Но спиртное не приносит ему желанного успокоения и не помогает, вопреки ожиданиям, заснуть. Проворочавшись в кровати до утра, он принимает решение сменить место жительства. Вот только куда идти, Дмитрий и сам пока не знает. Решение приходит неожиданно в лице старой знакомой. Он встречает её на следующий день в маленьком магазинчике на окраине города, куда Дмитрий заезжает за продуктами, не рискнув отправиться в один из больших супермаркетов в центре. Она стоит за прилавком и с отсутствующим выражением на лице крутит пальцами бейджик на своей груди. Надпись на нём слегка затёрта от времени, но ещё можно различить имя. Ольга, так её зовут. Он помнит это очень хорошо. Да и как не помнить, если когда-то она была частью его жизни. Они почти земляки – приехали в этот город из соседних деревень. И именно это сблизило их в те давние времена, когда и он, и она оказались в незнакомом и поначалу не слишком приветливом городке. Они выживали здесь каждый своим способом, время от времени балуя себя короткими, ни к чему не обязывающими встречами между попытками приспособиться к новой, так отличающейся от размеренного деревенского быта, жизни. Потом, как это часто случается, их пути разошлись. Ольга ещё какое-то время названивала ему, надеясь на продолжение отношений, но Дима, не смущаясь своего холодного и резкого тона, дал понять, что Ольге больше нет места в его жизни. Она оказалась понятливой, эта ласковая как домашняя кошка девушка. И больше не тревожила его звонками.

И вот теперь он стоит в этом малюсеньком, Богом забытом магазинчике и рассматривает бывшую подругу, пытаясь понять, насколько она изменилась за эти годы. На уставшем лице прибавилось морщинок. Её когда-то белокурые волосы утратили свой неповторимый оттенок. Они перекрашены в тёмный, почти чёрный цвет. Неопрятный пучок на затылке добавляет Ольге возраста, и она кажется старше своих лет. В общем, то, что Корнев видит, ему не нравится, и он уже собирается скрыться за стеллажами с упаковками чипсов и печенья, но именно в этот момент Ольга поднимает на него взгляд и, признав в посетителе старого знакомого, радостно улыбается. В ту ночь он остаётся ночевать у неё, выслушивая её исповедь. Оказывается, она так и не вышла замуж и живёт одна в крошечной съёмной квартирке в старом двухэтажном доме, напоминающем барак. Скромное жильё Ольги находится в нескольких шагах от её работы. Окраина… Это то, что нужно Дмитрию – ещё не пригород, но и до центра города отсюда далеко как до Луны. Он снова что-то плетёт про своё тяжёлое положение, про стерву – бывшую жену, не дающую ему прохода, про сильную потребность исчезнуть на время… Верит ли ему Ольга, он не знает, но видит, что она с готовностью ухватилась за возможность быть рядом. Предложение пожить здесь, у неё, срывается с её губ очень быстро. При этом во взгляде Ольги столько любви и сострадания к его сочинённой на ходу легенде, что Корнев внутренне съёживается - ещё одна влюблённая дура на его голову…

Он живёт у Ольги уже больше недели. Каждое утро она уходит на работу, оставляя на столе приготовленный для него завтрак, а он остаётся один на целый день, изнывая от безделья. Но Дмитрий не жалуется - ему нравится одиночество. Вечеров, заполненных Ольгиной суетой вокруг его персоны, и ночей, скрашенных её ненасытностью в постели, ему вполне хватает. А иногда всего этого бывает слишком много. И в такие моменты он с трудом сдерживает раздражение, терпя её навязчивые ласки, потому что знает – деваться ему сейчас всё равно некуда. Лучше терпеть её тошнотворную безумную любовь и изображать ответную пламенную страсть, чем скитаться по улицам или платить бешеные деньги за съёмное жильё. К тому же, после происшествия на катке Корнев решает затаиться и на время прекратить слежку за Изабеллой и Калленом. Они наверняка догадываются, кто стоит за всем этим, и явно не станут сидеть сложа руки. Но искушение лишний раз вывести из равновесия бывшую жену слишком велико, и Корнев снова набирает её номер.
- Привет, детка. Как поживаешь? – поёт он сладким голосом, когда она принимает вызов.
- Я тебе не детка, не смей меня так называть! – Белла рявкает на него, и это уже интересно.
- Что, солнышко, настроение плохое? – продолжает он тем же елейным тоном.
- Интересно… - раздаётся в трубке мужской, с небольшим, но довольно заметным акцентом голос. Тревога, словно маленький противный червячок, начинает грызть Дмитрия изнутри – голос почему-то кажется ему знакомым. – Солнышком меня ещё никто не называл.
Игнорируя странное беспокойство, зарождающееся в душе, Корнев быстро находится с ответом:
- О-о! А вот и объявившийся блудный папаша! Как тебе наша общая знакомая? Похорошела, небось, за эти годы? Вы все прямо так и светились от счастья на катке! И, кстати, тебе понравился мой сюрприз? Надеюсь, у вас надолго испортилось настроение, когда твой отпрыск завалился на лёд. Раз, и всё – парень как черепашка лежит и дрыгает лапками, пытаясь встать.
- Значит, это был ты? - голос Каллена дрожит от ярости, и акцент теперь слышится ещё явственнее. – Я подозревал это. Что, предпочитаешь воевать с теми, кто не может дать сдачи, МИТЯ? Так, кажется, тебя называла Настя Кулагина?
- Митя? – Диму прошибает холодный пот – так его называла только Настя. Но откуда этот… Пазлы наконец складываются в единую картинку. Как он мог быть таким ослом?! Почему раньше не догадался?! Но это же просто невозможно! Не бывает таких совпадений! Или бывает? Но тогда он просто самый невезучий человек на этой земле!
- Твоя внешность показалась мне знакомой. Да и голос с характерным акцентом. Я всё думал, откуда я тебя знаю? Мир тесен, товарищ коп, да? - выдаёт Корнев, сжав зубы в попытке скрыть дрожь в голосе.
- Я бы сказал, слишком тесен, - цедит Каллен с придыханием. – И, должно быть, этот мир сошёл с ума, раз позволяет таким, как ты, дышать одним воздухом с нормальными людьми!
- Ха! – Диме всё же удаётся совладать с собой и поглубже затолкать страх, подкативший к горлу противным комком. - Сколько громких слов! Как там тебя? Эдвард, кажется? Вроде это имя произносила моя жена, когда звала тебя во сне? Каждую сраную второю ночь я просыпался от её криков и слёз. Как же меня это бесило!
- Белла никогда не была тебе женой. Она была твоей нянькой, прислугой, домработницей, матерью твоего ребёнка, которого ты, кстати сказать, не замечал. Ты даже свою фамилию не удосужился дать собственной дочери. Наверное, я не так выразился. Это ТЫ никогда не был Изабелле мужем, если говорить о настоящем значении этого слова. И сейчас я хочу предупредить тебя: не смей больше приближаться к моей семье, к Белле и к детям!

О, какая самоуверенность! Его семья! А хрен с маслом он не хочет вместо этого?!

- Твоей семье? – Корнев выдаёт ленивый смешок. – Однако как вы оперативно действуете. Может, напомнить тебе, что один из этих детей является моим? Моя дочь, если ты забыл!
- За столько лет ты даже не удосужился удочерить Аню официально. По документам у неё нет отца, и ты это прекрасно знаешь, - Каллен бьёт фактами. – И я с удовольствием стану им. Эта девочка – настоящее сокровище. А ты упустил свой шанс завоевать её сердце уже давно.
«Каллен, ты – осёл. Надо же, какое благородство! За каким рожном тебе сдался чужой ребёнок?» - размышляет Дима про себя, удивлённо мотая головой. Вслух же произносит:
- Серьёзно? Ну, надо же, какое благородство с твоей стороны – осчастливить сиротку. Только хрен тебе, я найду способ забрать её. Не стану скрывать, что ребёнок в моём положении – лишняя обуза. Но и вы не увидите её. Я лучше сдам девчонку в ближайший приют, чтобы лишний раз насолить своей бывшей жёнушке и тебе заодно.

На том конце виснет пауза. Его собеседник будто собирается с силами, чтобы дать ему очередной отпор. Спустя несколько мгновений разговор возобновляется. Теперь в голосе Каллена нет злости. Но говорит он твёрдым и решительным тоном. Говорит так, что Дмитрию мерещится, будто с каждым словом в него вонзается огромный острый гвоздь:
- Как там говорят у русских, Корнев? Мечтать не вредно? Так вот, это - именно твой случай. Держись подальше от моих детей и от моей женщины. В свою очередь могу пообещать тебе только одно: я тебя найду, как бы хорошо ты не прятался. Тебе удалось скрыться, и это кружит тебе голову. Чувствуешь себя непобедимым? Но это – иллюзия, я тебя уверяю. Ты – всего лишь человек. И поэтому рано или поздно ты совершишь ошибку. А я буду ждать малейшего промаха с твоей стороны. И ты его допустишь, обязательно допустишь. И клянусь, я воспользуюсь этим. Заплатить по всем счетам тебе придётся всё равно, хочешь ты этого или нет!

После этих слов в трубке слышатся только короткие частые гудки, свидетельствующие о том, что разговор закончен, а последнее слово в этот раз осталось за Калленом. Корнев швыряет телефон на пол и рычит от бессильной ярости, долбя по столу, за которым сейчас сидит, кулаком. Стол, хоть и старый, но очень крепкий, а вот костяшки на руке Димы быстро начинают кровоточить и пульсировать болью. Он смотрит на разорванную кожу, на несколько тоненьких струек крови, стекающих по его кисти на столешницу, и шипит побелевшими от бешенства губами: «Ненавижу!»

Весь день после разговора с Калленом он не может успокоиться. А ночью, бесцеремонно оттолкнув ластящуюся к нему Ольгу, лежит без сна, уставившись в потолок. Периодически он подносит к губам бутылку со спиртным. Он уже изрядно пьян, но останавливаться не собирается. С какой стати? Кому и что он должен? Да никому и ничего! Удивляясь в который раз собственному невезению, он в ошеломлении качает головой: мало того, что Каллен всё-таки вернулся к Белле после стольких лет, так он ещё и оказался именно тем копом, с которым Диме «посчастливилось» встретиться в том переулке в Сиэтле! Каким же таким хреновым образом сошлись на небе несколько поганых звёздочек, что судьба развернулась к нему задом? И что теперь делать?! Он же не успокоится, этот «я-требую-справедливости-Эдвард»! И дело теперь не только в убийстве Насти и той, второй, белобрысой выскочки. Теперь Дима для него – тот, кто насолил Изабелле и, что ещё хуже, его только что обретённому сыночку. И дёрнула его нелёгкая тронуть Сашку на катке! Но он был так зол, что выместил эту злость на первом, кто попался под руку. Корнев передёрнул плечами, вспоминая глухой треск, с которым голова его прежнего пасынка ударилась об угол ограждения. Значит, решено! Какое-то время он сидит тихо и не высовывается. Да и со звонками Изабелле придётся, видимо, тоже повременить. Это опасно. Кто ж их знает, этих любителей справедливости, как далеко они могут зайти в желании отыскать его. Дима пьяно качает головой, соглашаясь сам с собой в том, что покинуть дом Сукачёва было правильным решением. Конечно, туда вряд ли кто-то сунулся бы, но всё же… Сидеть на одном месте сейчас точно было бы опасно.

Дмитрию вот уже несколько дней не даёт покоя одна мысль: собираясь переезжать от Степана и впопыхах собирая вещи, он оставил в своей комнате под половицей ценный свёрток. Там были документы Насти и ещё кое-что, что было гораздо ценнее и могло бы пригодиться в будущем: золотые украшения его бывшей невинно убиенной им же самим подружки. Не для того он рисковал своей безопасностью, заявившись к ней на квартиру после возвращения из Сиэтла, чтобы просто подарить всё это выжившему из ума старику. И, не выдержав, Корнев собирается в Алёхино, чтобы взять то, что, как он считает, принадлежит ему по праву. Он осторожен, очень осторожен, поэтому при подъезде к посёлку оставляет машину рядом на шоссе и продирается к дому Степана между кустами орешника и разлапистыми, тесно растущими друг к другу елями. Медленно, тяжело, по сугробам… Зато так безопаснее. Протоптанная вдоль поселковых домов дорога хорошо ему видна, и ещё издалека Дмитрий замечает припаркованный чуть в стороне микроавтобус и стоящую рядом с ним легковушку. А возле калитки Сукачёва толпятся люди. Корнев останавливается, спрятавшись за пушистой, широко раскинувшей в сторону зелёные ветки, ёлкой, и начинает наблюдать. Приглядевшись, он видит крепко сложенных ребят в тёмно-серой форме и с автоматами. А рядом с ними стоит Каллен. Не может быть, нашёл всё-таки! Но на этом сюрпризы не заканчиваются, потому что, о чём-то по-дружески болтая с Калленом, рядом топчется Никита Дубов. И это означает, что доблестные органы правопорядка тоже решили вплотную заняться его, Дмитрия Корнева, персоной. Эти двое ведут себя так, словно они старинные приятели. Надо же, спелись на почве благородного дела восстановления справедливости! «Хотя чему тут удивляться? – приходит в голову Димы мысль. – Они же оба служат в полиции. Благородные сыщики, гангрена их задери! И не важно, что один из Штатов, а другой – из местных ментов. Нутро у них всё равно одинаковое. Оба, и Каллен, и Никита, произошли от одной праматери–ищейки. Нюхачи проклятые! Хлебом не корми, дай чей-нибудь след взять!». Дмитрий, не удержавшись, презрительно сплёвывает в сугроб. Только и он упрям и поэтому не уйдёт отсюда без своего ценного свёртка! Каллен и Дубов скрываются в доме вслед за бравыми омоновцами, а Дима еле сдерживается, чтобы не засмеяться в голос, представляя их разочарованные лица в тот момент, когда они не найдут в доме никого, кроме полоумного и как всегда пьяного Сукачёва. Приготовившись ждать, Корнев замирает за стволом ели. Спустя примерно полчаса Каллен вновь появляется на улице и, выйдя на дорогу, поворачивается лицом к калитке. Судя по тому, как тяжело вздымается его грудь, он глубоко дышит и мотает головой. Корнев хмыкает, догадываясь о причинах такого поведения своего противника – в жилище Степана стоит такой мерзкий запах, что в первые минуты пребывания там кружится голова, а к горлу подкатывает тошнота. Корнев злорадно ухмыляется. Этому американскому чистоплюю, не привыкшему жить в свинарнике, наверное, несладко пришлось. А Диме – ничего. Диме – нормально. Он ещё не в такое дерьмо окунался, когда только приехал покорять этот подмосковный городок. Дыши глубже, ищейка поганая, а то, не ровен час, сдохнешь от угара! Корнев с ненавистью впивается взглядом в спину Каллена. Он сверлит его глазами, мечтая оставить на его спине ожоги силой своей ненависти. Каллен вздрагивает, резко оборачивается и начинает сканировать взглядом лес. Вот так же он озирался по сторонам, когда Дима метал в него глазами молнии там, на катке. Чувствительный, гад!

Эдвард тем временем не собирается успокаиваться и крайне внимательно рассматривает расстилающуюся перед ним густоту закутанного в иней лесного массива. Корневу становится не по себе. На миг возникает желание бежать отсюда, пока не поздно, он дёргает плечом, машинально оборачиваясь в ту сторону, где оставил машину. При этом его локоть задевает одну из ветвей ёлки, от чего она покачивается, роняя вниз свою снежную шапку. Заметив движение, Каллен настораживается. Потом, стремительно ускоряя шаг, начинает двигаться прямо к тому месту, где замер, шипя от бессилия, Дмитрий. И Корнев не выдерживает. Плюнув на конспирацию, он разворачивается и несётся через лес, уже не таясь. Высокие армейские ботинки на толстой рифлёной подошве сейчас служат ему хорошую службу – они почти не скользят по снежному насту и дают возможность быстро передвигаться. Скрип снега и вылетающие из уст его преследователя ругательства на английском звучат где-то в отдалении, и это позволяет Корневу сделать вывод, что противник находится от него достаточно далеко. Он позволяет себе обернуться только тогда, когда пересекает небольшую полянку и снова ныряет в тень густо растущих высоких кустарников и деревьев. Через мгновение после этого на полянку вылетает и Эдвард. Он притормаживает и удивлённо озирается, не слыша больше шагов впереди. Сейчас! Каллена нужно остановить сейчас, когда Дима находится в таком выгодном для себя положении: вокруг его противника открытое пространство, скрыться ему негде. Сам же Корнев надёжно скрыт стеной покрытого снегом орешника. Дмитрий тянется за оружием, спрятанным в кармане куртки. Эдвард снова бежит вперёд, поняв, как видно, всю опасность, грозящую ему на этом просматриваемом со всех сторон пятачке. Не давая себе время передумать, Корнев снимает пистолет с предохранителя и стреляет. Он не настолько хорош в том, чтобы, не имея времени, как следует прицелиться и выстрелить в бегущего человека, но, судя по громкому крику боли, разносящемуся по лесу вместе с хриплым карканьем потревоженной выстрелом стаи ворон, он попал в этого выскочку. В левую ногу, кажется. Не отказав себе в удовольствии отпустить едкий комментарий, Дима выкрикивает что-то в сторону распластавшегося на снегу Эдварда. Что он крикнул тогда, точно не помнит. Кажется, это было: «Сдохнуть бы тебе прямо тут, сука!» Да, вроде как-то так...

Корнев снова бежит, сосредоточившись только на желании как можно быстрее достигнуть машины, оставленной на глухой, примыкающей к лесу, ветке шоссе. Сзади раздаются выстрелы. Одна из пуль лишь по случайности не достигает своей цели. Прожужжав в нескольких сантиметрах от его уха, она впечатывается в ствол огромного многолетнего дуба, застряв в его плотной бугристой коре.
- Да, Митяй, тебе сегодня везёт, как никогда!- с сарказмом ухмыляется Корнев, разговаривая сам с собой на полном ходу.

Задыхаясь, он преодолевает последние метры до машины и ныряет внутрь, выворачивая ключ зажигания и выжимая до предела педаль газа. Автомобиль ревёт, словно недовольный столь непочтительным к себе отношением зверь, и резко дергается вперёд. Корнев выруливает на проезжую часть, не снижая скорости и торопясь покинуть место, где он чуть не попрощался с такой ценной и тщательно оберегаемой им свободой.

Дмитрий выпрямился и по-собачьи потряс головой, желая таким образом прогнать нахлынувший на него поток воспоминаний. Сегодня, пойдя на поводу у собственной жадности, он чуть было не попался. Всё, что его сейчас интересовало – нашли ли эти сыщики его тайный схрон. Зная дотошность Никиты во всём, что касалось работы, можно было предположить, что Дима опоздал, и всё, что он спрятал в избушке Сукачёва, теперь находилось в руках Каллена и Дубова. Что ж, этот этап битвы он, к сожалению, проиграл. Как они вышли на Степана, Дмитрий так и не смог понять. Единственное, на что он грешил, это на собственную неосмотрительность. Тот огрызок Аниного рисунка с записанным на нём адресом он мог потерять и дома. Каллен далеко не дурак – ему наверняка не понадобилось много времени, чтобы разобраться, что к чему. Но это ещё не конец, что бы там эти ищейки о себе не возомнили. Он всё ещё на свободе, и значит, у него развязаны руки. А Каллен… Этот идиот сам виноват в случившемся. Не нужно было лезть на рожон. Не нужно было ему вообще соваться в этот лес! А так… Получил то, что заслужил. И пусть ещё скажет спасибо, что пуля попала ему в ногу. Мог бы навечно остаться в том лесу, попрощавшись с жизнью. Ничего, он теперь выведен из строя минимум на несколько недель. Да и сам Дима подождёт, свернув на некоторое время операцию «Доведи Беллу до сумасшествия». Ну, надо же, вовремя на его пути встретилась Ольга! Никто не знает о ней. Ну, почти никто. Никита когда-то был свидетелем их отношений. Но это было так давно, что бывшему приятелю и в голову не придёт связать сегодняшнее местонахождение Димы с этой женщиной. Слишком много лет прошло, и вряд ли Дубов вообще помнит о скромной деревенской девочке, давным-давно бегавшей за Корневым по пятам и радовавшейся его мимолётному вниманию и снисходительному разрешению обожать его важную персону. Корнев хмыкнул – возможность находиться в достаточной близости от своих преследователей не пугала, а возбуждала его, щекоча нервы и вселяя в него безудержное, граничащее с сумасшествием, веселье. Вот он я, невезучие продолжатели дела Холмса и Ватсона, сижу у вас под носом, пока вы носитесь по району, пытаясь вычислить место моего пристанища! Удачных поисков!

Взбодрившись от собственных рассуждений, Дмитрий покинул автомобиль и расслабленной походкой направился в квартиру Ольги. На дворе уже вечер, его нынешняя подружка давно дома и наверняка ломает голову, куда делся её вновь обретённый любимый. А это значит, ему нужно срочно придумать правдоподобную и, что немаловажно, душещипательную причину своего временного отсутствия.



Потекли унылые и однообразные дни добровольного затворничества Дмитрия в Ольгиной квартире. И, как он не убеждал себя в том, что это необходимо, что всё слишком шатко и неопределённо сейчас из-за недавних событий в Алёхино, выносить монотонность такого существования становилось всё тяжелее. Да и деньги, доставшиеся ему от Насти, не были вечными. Хотя от первоначального их количества оставалась ещё приличная сумма, не за горами был тот день, когда могла испариться и она. Ах, как бы могли пригодиться в скором будущем те побрякушки, что он несколько месяцев назад забрал из шкатулки Кулагиной! Дима, надеясь на один процент из ста, однажды даже рискнул прервать своё добровольное заточение, чтобы ещё раз наведаться к Степану. Он приехал ночью, осторожно открыв не запертую по обыкновению дверь. Хозяин дома спал, храпя так громко, что звуки его храпа были хорошо различимы даже во дворе. По витавшему в воздухе характерному запаху было ясно, что, прежде, чем уснуть, Степан основательно накачался спиртным. Вопреки всеобщему утверждению, что сон алкоголика чуток и прерывист, Корнев по опыту знал, что разбудить Сукачёва в таком состоянии невозможно даже пушкой. Поэтому он, особо не таясь, проник в свою бывшую комнату и едва не зарычал в голос, увидев несколько поднятых и сложенных в аккуратную стопку половиц в том месте, где ещё недавно находились тщательно упакованные в целлофан документы и украшения Насти. Как Дмитрий не убеждал себя по пути в посёлок, что он, скорее всего, опоздал, но где-то очень глубоко в душе всё же жила ничтожная капелька надежды на благополучный исход дела. И сейчас, при взгляде на разобранный участок пола, эта надежда разбилась вдребезги. Он поспешил выместить свою злость на выскочившем из-под кровати коте. Узнав недавнего жильца, тот жалобно замяукал и начал ласково тереться облезлыми боками о ноги Дмитрия. Не тратя время на сантименты, Корнев брезгливо скривился и от всей души пнул ногой несчастное животное.
«Суки! Твари! Подавитесь вашей маленькой удачей!» - бормотал Корнев себе под нос, покидая дом Степана, так и не очнувшегося за это время от тяжелого забытья.

Месяц спустя Дмитрий, воспользовавшись отсутствием ушедшей на смену Ольги, снова достал из собственноручно устроенного тайника оставшиеся деньги, чтобы в который раз пересчитать таявшую не по дням, а по часам наличность. Надолго ли ещё хватит этих денег? Экономить он давно отвык, да и не любил этого делать! Хорошо ещё, что Ольга, вняв его грубым предостережениям, перестала задавать вопросы о том, откуда у не утруждавшегося постоянной работой кавалера в карманах постоянно хрустят купюры. Она только испуганно мотала головой, видя, как Дмитрий время от времени появляется у неё дома в дорогих, явно не из ближайшего, торгующего ширпотребом магазинчика вещах. Ей он тоже, чтобы лишний раз не открывала рот, пару раз притаскивал качественные шмотки. Но женщина только горестно вздыхала и молча убирала так и не открытые упаковки с одеждой подальше в шкаф. И что теперь? Что он будет делать, когда денежные запасы, так стремительно оскудевающие, и вовсе исчезнут?! Нет, надо что-то придумать! И, кажется, Дмитрий знал, каким образом можно поправить своё грозившее вот-вот обернуться катастрофой материальное положение. Это было слишком рискованно, слишком пахло новым криминалом. Но если всё выгорит, то это, по мнению Корнева, того стоило. Нужен был план, качественный, основательный, позволяющий уверовать в положительный исход дела. И поэтому Дима дал самому себе обещание, что не будет торопиться и не станет ничего предпринимать, пока не обдумает всё основательно, взвесив все «за» и «против». В одном он не сомневался: «за» будет больше, неоспоримо, гораздо больше.