BPOV

- Только, пожалуйста, не надо любить меня, - прошептал он в мои губы.

В первое мгновение я не поняла смысла сказанного. Его холодные губы, так хорошо сочетающиеся с моими, затуманили сознание.

Эдвард прижимал меня к себе насколько можно сильно, что позволяло мне чувствовать себя кем-то важным для него, значимым.

И именно поэтому боль от его слов не была настолько всепоглощающей, как могла быть.

Ну, или потому что все мои лимиты и пороги давно достигнуты, и я не могу почувствовать ничего больнее или сильнее.

Но я, конечно же, не хочу проверять.

Я втянула в себя его запах. Решилась на то, что могу потянуть с ответом еще секунду или полторы, так как мои глаза до смерти соскучились по чертам его лица.

Я пробежала взглядом по взлохмаченным волосам, горящим, словно в бреду, глазам и синякам под ними. Остановилась на скулах, которые стали более выделяющимися. Он опять плохо питался.

На его щеках проявлялся легкий румянец, будто он забежал в теплый дом после игры в снежки на жутком холоде. Это придавала ему такой прелестной непосредственности, умиротворенности и нежности, что сердце ужасно сильно защемило от любви, которая подобно лаве из извергающегося вулкана, выливалась через края моего переполненного сердца и грозила затопить меня изнутри.

Он выглядел будто моложе. На восемнадцать не больше.

В его взгляде отчетливо читалось недоверие, словно он не до конца был уверен в том, что я действительно пришла.

Да что там, я и сама еще в шоке от произошедшего.

Но тот, кто любил хоть однажды, поймет меня. Как можно было оставаться в стороне, идти домой, готовиться к Рождеству или делать еще что-то, когда я увидела подтверждение его желание быть со мной?

Когда я просто пылала от того же самого чувства, испытывала острую потребность в его присутствии, в его прикосновениях.

Поэтому я, конечно же, сразу примчалась к Эдварду. Так быстро, что обогнала свои сомнения, гордость и принципы еще на старте.

Дверь в его квартиру была открыта, что даже не показалось мне странным, так как этот человек никогда не делал то, что от него ожидали.

Когда я вошла, меня окружила тяжелая, натянутая тишина. На миг мне даже показалось, что Эдварда нет дома, но только на миг, так как я сразу же почувствовала его присутствие. Не знаю как или чем, просто почувствовала.

- Эдвард? – тихо, почти беззвучно позвала я. Скорее для того, чтобы подготовить себя к встрече, нежели предупредить его о моем присутствии.

В ответ – несколько секунд нервной тишины.

Я поставила сумки с подарками на пол, разулась так тихо, как только могла и сделала несколько шагов вперед.

Возможно, он спал. Или читал. Или делал еще миллион вещей, которые только Эдвард может делать в стопроцентной тишине.

В гостиной его не было. Ковер показался мне чересчур белым, словно искусственно выбеленным. Книги стояли ровными стопками по своим местам, будто их уже долгое время никто не трогал. На крышку рояля мягко ложился тусклый свет, падающий из окна. Он тоже выглядел покинутым и забытым.

Гостиную можно было бы обозвать безлюдной и заброшенной, если бы не бросающаяся в глаза чистота и еле уловимый запах сигарет.

Еще несколько шагов вперед. До спальни. Вижу его на кровати, и всё внутри обрывается, будто тонкие нити под тяжестью неподъемного груза. На глаза наворачиваются слезы.

И вот теперь я здесь, жадно впитываю в себя каждый миллиметр его лица, дышу одним воздухом на двоих, чувствую его тело, прижатое к моему сквозь много слоев одежды.

Он ждет от меня какого-то ответа, с печальным, почти умоляющим взглядом.

- Почему? – просто чтобы услышать его голос спрашиваю я.

- Это важно, Белла. – Эдвард чуть подается вперед и дотрагивается до моих губ своими. Мне кажется, что я целую сладкий кусочек льда.

Кусочек льда, который я непередаваемо, неизбежно и невозможно терпко люблю.

- Я не гожусь для твоей любви, - еще один легкий поцелуй, почти нейтрализующий сказанные слова.

Почти.

- Я не могу быть тем, кого ты хочешь. – Эдвард прикрыл глаза, и я пробежалась пальчиками по его векам, просто потому, что не могла держать свои руки вдали от его кожи. – Кого ты любишь.

- Ты можешь, - шепотом возразила я.

- Я мог бы. – Он открыл глаза и вновь встретился со мной своим взглядом, наполненным просьбы и горечи. – Но уже не смогу.

- Эдвард, - я хотела просто назвать его по имени, чтобы он почувствовал всё сам, додумал всё сам.

Он нежно обхватил мою нижнюю губу своими, еще не отогревшимися губами, и прикоснулся к ней языком. Даже он был холодный, как будто только из морозилки.

Разве внутри человека не должна поддерживаться определенная температура?

Он проделывал все эти вещи в абсолютный противовес своим словам.

«Не люби меня». И сразу же целует. Я чувствую его потребность, его отчаяние. То, как он сжимает меня руками, то, как недоверчиво оглядывает каждый раз после секундного прикрытия глаз.

«Я не подхожу тебе». И проводит ледяным носом по моей шее, заставляя стаи мурашек разносить удовольствие по всему телу. Притягивает меня еще ближе, когда казалось, что ближе уже некуда.

- Пожалуйста, - уткнувшись лицом в мою шею, прошептал он.

- Но людям свойственно любить кого-то, привязываться. – Я глажу его по мягким растрепанным волосам.

- Что мне сделать, чтобы ты не любила меня, но не оставила? – холодный воздух вырывается из его рта при каждом слове. Мне становится действительно страшно за него. Он ведь так простыть может.

Кажется, что у Эдварда значительное переохлаждение организма. Может поэтому он несет такой бред?

Хотя, бред он несет всегда. Вне зависимости от температуры его тела.

- Давай-ка снимем с тебя эту холодную одежду. – Я отодвинулась, чтобы посмотреть в его лицо. – Она не греет уже, а только забирает тепло.

Он, молча, сделал то, что я сказала. Моя одежда тоже исчезла, почти одновременно с его. Мы забрались под ледяное одеяло, и просто сплелись в одно причудливое существо с двумя головами и четырьмя парами конечностей.

Эдвард положил подбородок на мою макушку, иногда немного съезжая вниз и оставляя легкие поцелуи. Мы не проронили ни слова, просто грелись, как маленькие пингвины, сбивающиеся в тесную стаю.

Наша стая состояла из двоих человек.

Я его любила. Он не позволял мне себя любить. Но не хотел меня отпускать.

Я шумно выдохнула на его голую, покрытую редкими мягкими волосками, грудь. Он оставил едва ощутимый поцелуй на моем лбу.

- Через несколько часов Рождество, - мне надо было как-то перевести тему. Как-то выгнать из этой комнаты тишину.

- Останешься со мной? – неуверенно и даже робко спросил он.

- А ты подготовился к празднику? – я улыбнулась в его кожу, ощущая, как его заметно согревшиеся руки сжали меня сильнее.

- Да. Дверь открыта. Ты ведь не заперла её? – он еще раз притронулся губами к моему лбу.

- Нет, я спешила к тебе, - честно ответила я. – Но открытая дверь – это не подготовка. Нужен праздничный ужин, украшения, печенье для Санта Клауса, молоко. Новогоднее дерево мы уже не найдем, но вполне можем отыскать веточки, чтобы вокруг нас пахло елью. Нужны новогодние носки и конфеты. Я бы так…

Эдвард приложил ладонь к моему рту, очевидно, требуя моего молчания. Его грудь тряслась под моей головой.

Я взглянула вверх и увидела, что он смеялся. Сначала тихо, беззвучно, постепенно увеличивая громкость .

Редкое удовольствие видеть его таким. Беззаботным и веселым. Я улыбалась вместе с ним, впитывая в себя этот образ, несомненно один из его лучших.

Смех перешел в кашель, а потом постепенно затих.

- Ты простужен.

- Ты чудесна, - он подтянул меня повыше и прижался ко мне губами. – Мы должны отпраздновать Рождество так, как следует. С запахом Санта Клауса, веточками печенья и молоком. Ничего не путаю?

- Ничего, - фыркнула я. – Ты простыл, надо тебя вылечить.

- Ты здесь. И ты – моё лекарство.

- Извини, но, кажется, я не подхожу для ОРЗ. Необходимо что-то получше.

- Дурочка, что может быть лучше тебя?

Я закатила глаза, но не смогла сдержать улыбки. Его взгляд, прикосновения и действия так разительно отличались от слов, совсем недавно прозвучавших в этой комнате, что я вообще задумалась о том, было ли это на самом деле.

Мне хотело сказать ему, что я его люблю.

- Эдвард, - тихо начинаю я.

- Белла, - он проводит уже теплыми пальцами по моей щеке.

- Я… - и его взгляд убил всю мою решимость. – Думаю, что нам надо одеваться и идти за покупками, если мы хотим всё успеть.

- Ты даже представить себе не можешь, насколько сильно я этого хочу, - серьезно сказал он.

В моём горле вдруг поселился огромный ком. Кажется, снежный. Но он всё никак не таял.

Ни пока мы одевались, ни пока выходили на улицу, ни в магазинах.

Даже странные и до ужаса смешные комментарии Эдварда отвлекали меня всего на несколько минут.

Когда мы возвращались домой с огромным количеством всевозможных пакетов и свертков, день начал склоняться к вечеру. Возможно, сейчас около пяти.

Я не хотела доставать телефон и смотреть на время.

У Эдварда было хорошее настроение. У него была почти детская радость, светящиеся глаза, прекрасная улыбка и искренний смех.

У меня был мой ком, стоящий в горле, и огромная любовь, грозящая вот-вот разорвать сердце.

Почти перед самым входом в дом нас настиг снег. Небо, наконец-то, выпустило на волю всё накопившееся. Белые хлопья не успевали даже долетать до земли, сразу же таяли из-за неподходящей температуры.

Эдвард запрокинул лицо и закрыл глаза. Снежинки оставляли на его веках, губах, волосах и лбу крошечные капельки воды.

Я облокотилась об его плечо и улыбнулась. Если это то, что надо ему для счастья, если моё присутствие приносит ему радость, то я не могу отказать ему в этом.

Он мой приоритет. Уже давно оставивший позади ближайших конкурентов. В том числе и меня саму.

С горящими глазами, миллионом пакетов и широкими улыбками мы прошли мимо Боба, который собирался уходить домой, чтобы успеть подготовиться к празднику.

- Счастливого Рождества! – крикнула я ему.

- Счастливого вам Рождества, Эдвард и Белла! – помахал он нам в ответ.

Эдвард закатил глаза и пробормотал что-то себе под нос.

- Да ладно тебе. – Ткнула я его в бок, когда мы заходили в лифт. – Обращение «мистер Каллен» тебя старит.

- Меня старит время, а не обращение «мистер Каллен». – Пробормотал он.

- Может мне стоит обращаться к тебе Ваше Величество?

- Это была твоя инициатива, Белла, - усмехнулся он.

Мы зашли в квартиру и поставили все пакеты на полу кухни. Эдвард принес мне еще одну свою толстовку, чтобы я смогла переодеться. Мы почти не разговаривали, только улыбались и касались друг друга при каждом удобном случае. Да и неудобном тоже.

Немало времени у нас ушло на то, чтобы разобрать продукты. Я решила приготовить индейку в клюквенном соусе, так как когда я была маленькой, у нас на Рождество всегда было именно это блюдо.

Эдвард занялся украшением квартиры. Он ежеминутно возвращался ко мне на кухню, просто чтобы поцеловать меня и постоять рядом. Наверное, чтобы мне не было скучно.

Я смеялась над его заботой, хотя внутри всё почти до болезненного сжималась от нежности.

Эдвард кашлял. Я приготовила ему теплое молоко с медом и долго просила его выпить это.

Мысли о простуде воскресили в памяти воспоминания о его болезни. Не то, чтобы я забывала об этом. Просто не верила. До сих пор не верила.

Ведь это Эдвард, мой Эдвард. Человек, который минуту назад целовал мои губы. Тот, кто мужественно нес миллион пакетов, не давая мне и шанса помочь. Это он сейчас похож на ребенка в ожидании Рождества.

В моем сознании он здоров. В моих мыслях он будет рядом со мной еще огромное количество лет.

Ком в горле вернулся.

Я поставила индейку в духовку, выставила таймер и температуру. Попыталась сосредоточиться на этих действиях, чтобы не думать о другом.

Сегодня праздник. Эдвард счастлив. Я хочу, чтобы он был таким.

Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, я вышла в гостиную. Эдвард уже закончил с украшением комнаты. На стенах празднично мигала гирлянда, закрепленная в красивые узоры. На низком столике в вазе стояли веточки ели, которые нам посчастливилось купить в магазине. Ковер вокруг стола был усеян различными разноцветными конфетками.

Сам же Эдвард сидел за роялем, спрятав лицо в ладонях. Казалось, он не заметил моего появления. Я подошла и положила руки ему на плечи. Он выпрямился и чуть повернулся в мою сторону.

- Я… – его шепот тонул в полумраке комнаты. – У меня есть для тебя кое-что.

Он не дождался моего ответа, просто развернулся обратно к инструменту, положил пальцы на клавиши и заиграл. Это было что-то медленное, мягкое и мелодичное. Мелодия вибрировала где-то у меня внутри, пронизывая своей теплотой и любовью.

Мои пальцы сжались на его плечах. На глаза навернулись слезы.

Мне никогда не перестать любить этого человека. Ему никогда не убедить меня в обратном.

Когда мелодия затихла, и в комнате остался лишь мягкий гул, отражаемый от стен, Эдвард развернулся на скамье ко мне лицом. Он смотрел снизу вверх, в его глазах отсвечивалось мигание праздничных огоньков, что делало их еще выразительнее.

- Спасибо, это прекрасно, - хрипящим от слез голосом произнесла я. – Извини, у меня нет ничего для тебя. Я…

Эдвард встал и притянул к себе моё лицо для поцелуя.

- Ты здесь для меня, - улыбнулся он и крепко обнял меня.

Мы находились в атмосфере тихого счастья. Когда на улице уже хорошенько стемнело, я отправила Анжеле, Бену, Рене, Чарли, Эсме, Карлайлу, Джессике и Джейку сообщения с поздравлениями. Попросила Эдварда поздравить родителей хотя бы по телефону. К удивлению, он согласился почти сразу же и написал им несколько слов.

Время шло мимо нас. Мы поужинали индейкой, которая получилась вкусной и, слава Богу, не сухой. Вместе приготовили себе безалкогольные коктейли и выпили их.

Мы сидели в гостиной друг напротив друга, держась за руки и смотря в глаза. У нас не было часов, чтобы сказать, когда надо праздновать Рождество.

Мы молчали и улыбались, купаясь в этой созданной нами атмосфере.

Просто в какой-то из моментов Эдвард поднялся с ковра и встал передо мной на колени, обхватив моё лицо руками.

- С Рождеством, Эдвард, - прошептала я, переполняемая эмоциями.

- Ты - моё Рождество, Белла. – Его губы целовали меня в лоб, щеки, нос, под конец задерживаясь на губах. – Спасибо.

__________

*Ксения Кольт

P.S. Вера Полозкова – Мне очень многое нужно с тобой.