Глава 78

Разные люди часто говорили мне одинаковые слова. Говорили, что страшнее смерти ничего не бывает. Я им верила. Всегда. Хоть они и не могли предложить мне убедительных свидетельств. Вернее, когда мне было пять лет, я вообще не верила в смерть. Это понятие просто не вписывалось на страницы моих мыслей. Скользило по гладкой поверхности, не оставляя следов. Оно было неясным, как дым над костром. Неисследованной равниной.

Когда мне было десять, мы опустили в могилу гроб с костями бабушки. Мне сказали, что она ушла и теперь будет счастлива. Уже тогда мне стоило обвинить Рене во лжи. Вместо этого, я спросила, уйду ли я тоже. Мать замолчала, после нехотя сказала, что да, но это будет нескоро. Мне вновь стоило обвинить ее во лжи.

Когда мне было четырнадцать, отец показал мне пулю и сказал, что смерть иногда выбирает не тех людей и не в то время. Спросил, видела ли я Фемиду. Конечно, видела – в его кабинете стояла статуя примерно в три фута высотой. Грозная богиня из бронзы с мечом и весами. Отец сказал, что если глаза Фемиды закрыты повязкой, то смерть носит танковый шлем. К четырнадцати годам у меня начались месячные, и я думала, что знаю о взрослой жизни все. Но, глядя на сплющенный кусок свинца, я не могла понять. Я до сих пор не могу понять, кто проводит этот отбор. И как не оказаться в числе победителей. И как не пройти в следующий тур. И что делают те, кто уже почти прошел. Есть ли способы остаться?

Зато я знаю, что те люди были правы. Страшнее смерти ничего нет. Только речь не о собственной смерти. Если умираешь, это, как говорится, навсегда. Уже не о чем сожалеть. Если теряешь близкого, познаешь, что такое чистилище. Это чувство похоже на то, что должен испытывать единый организм в момент, когда его разрывают на части. Самое поганое – не умереть, самое поганое – остаться жить после чьей-то смерти. Смерти того, кого ты успела вписать в свои планы на годы вперед. Жить, держа в памяти тысячи вещей, которые не суждено сделать вместе. Каждый день дышать воздухом одиночества. Понимать, как многого уже не будет. Не будет независимо от приложенных усилий. Просто не будет и все. Просто потому, что между «могло быть» и «есть» шесть футов дерна. Просто потому, что в гроб кладут не только тело, но ожидания и мечты, цели и радости.

Пока они еще не зарыты, стоят рядом. Как будто им есть что мне сказать. Как будто они меня обвиняют. Как будто я могла сделать что-то и не сделала. Единственное, что я реально могу сделать, это встать на колени и коснуться рукой – самыми кончиками пальцев – залитого кровью лица, потерявшего узнаваемые черты.

От невесомого прикосновения меня пробирает дрожь. После смерти Эдварда мои чувства к нему не стали яснее. К ним просто добавилось ощущение огромной потери. Я поняла, что он был мне нужен. Без него я навсегда утону в страдании. Это странное ощущение. Как будто сначала бежишь, потом резко тормозишь, а душа, продолжая двигаться по инерции, улетает вперед, покидая тело. На несколько секунд во мне застывает всеобъемлющая пустота. Без боли и горечи. Даже немного равнодушная. Безразличная.

Я не знаю, что сказать пустоте. Я говорю:
- Я отомщу.

Я говорю:
- Она будет страдать.

Я говорю:
- Я выберу для нее самую ужасную смерть.
В конце концов, я не знаю, для кого все это говорю. Всего лишь открываю предохранительный клапан. Вместе со словами выходит пустота. Наверное, мне стоит остановиться. Мне стоит испугаться – я не знаю, что будет после пустоты. Что останется, когда не останется ничего. Но я, как падающий с крыши рояль. Музыки на мне не сыграть, но зато я могу поиметь свои три – четыре секунды свободного падения. Поэтому я продолжаю. Мое горло сдавливает от спазма. Мои пальцы в крови того, кого мой разум не в силах отпустить. Мои глаза сухи. Мое сердце разучилось работать и глупо скачет в груди. У моего сердца амнистия. И я его отпускаю. Больше оно мне не пригодится. Не нужно сердца, мне хватит и мозга.

- Мне не за что просить прощения. Я была той, кем проще всего быть. Ты вытащил меня из моего убежища. Вскрыл, как устрицу. Острым ножом. Ты врал, когда говорил, будто не знаешь, что внутри. Ты знал. Ты слишком много врал. Притворялся, что ломаешь меня. Долбаный садист, ты ломал себя. Скажи мне, неужели ты надеялся из наших обломков сотворить нечто общее? Нечто, что не подохло бы спустя пять минут.
- Пытался.

- В таком случае ты глупец.
- Видимо, да, и мир еще не избавился ото всех идиотов.

Как удар кувалдой по металлу. Раскатистый звон разливается по извилинам – от уха до уха. Либо я научилась слышать мертвых, либо на почве нервного потрясения слетела с катушек. Совсем. Окончательно. Я разговариваю с трупом. Труп мне отвечает. Я оборачиваюсь. Слегка наклоняю голову и пытаюсь напрячь все то, что еще можно напрячь. Но момент бездарно утерян. Зажат в узкий зазор между мертвыми словами и тяжелыми подошвами, шаркающими по бетону. Между прозрачной взвесью догадок в воздухе и поднятой с пола пылью. Я не успеваю спросить. Не успеваю обдумать. Не успеваю понять. Пустым взглядом цепляюсь за Билла и двух его напарников, идущих от двери. Я устала от ублюдков, но они от меня, похоже, нет, и им все еще интересно меня мучить.

- Ну что, детка, успела нашептать любимому на ушко пылкие признания? Или вы решили не тратить время на слова?

Он знает, в каком состоянии Эдвард. И, конечно, знает, что нам не до объятий и даже не до разговоров. Он надеется увидеть на моем лице злость. Как будто это экран телевизора, и он вправе выбирать канал себе по душе. Не сейчас. Я просто молчу. Я даже не даю прорваться в свое молчание негодованию и ярости. Я лишаю тишину оттенков значения. Мертвая, как Эдвард, тишина встает стеной. Расправляет плечи и довольно скалит черную пасть, прикидывая, кого бы сожрать.
- Неужели мы помешали твоим любовным играм?

Как самолет при сильном встречном ветре, Билл идет на второй круг. Его слова дают повод бандитам посмеяться. Но я никак не реагирую. Поэтому никто и не смеется. Стоит мне выпасть из цепочки «причина – следствие», как звенья рвутся, круг размыкается. Получается, они будут смеяться над собой, а вовсе не надо мной, как надеялись.

- Может, ты будешь более отзывчивой, когда мы познакомимся с тобой поближе?
Снова угрозы. На этот раз еще более пустые, чем прежде. Потому что автоматная очередь прошивает Билла насквозь. Опрокидывает на пол так, что становится очевидно – ни с кем ближе демонов ада Билл уже не познакомится. Чья-то рука толкает меня в плечо, направляя в сторону пирамиды из деревянных ящиков. Перед тем как завалиться на спину, я еще успеваю увидеть бандита, вбегающего в распахнутую дверь. Увидеть оружие в его руках, непонимание на лице и суетливые движения. Увидеть, как он отправляется по протоптанной Биллом тропинке на тот свет. Или же во тьму. Старшую сестру той, что смыкается над моей головой.

За ящиками сыро. Пахнет слежавшейся землей, техническим маслом и плесенью. Спину словно прикладывают об лед – холодный и твердый. Я не делаю попыток подняться. Кажется, я окончательно потеряла свою путеводную нить, ее последний виток выскочил у меня из пальцев, оставляя наедине с тишиной и темнотой.

- Как, интересно, ты собралась это сделать?
Голос Эдварда звучит у самого уха. Так близко, что мне кажется, сделав вдох, я чувствую вкус его слов на языке. Их горечь тонкой пленкой покрывает слизистую, вязнет на зубах. С трудом разлепив губы, спрашиваю у пустоты:

- Что сделать? Что я собиралась сделать?
- Убить Викторию. Соберись, Белла. Ты нужна мне. Сейчас и полностью.

Чужие руки до боли стискивают плечи. Рывком отрывают от бетона и заставляют тело принять сидячее положение. Я беспомощно всматриваюсь в темноту. До тех пор, пока не пронзает болью глаза. Пока не начинают проступать смутные очертания склонившегося надо мной бандита.
- Белла?

Грубые пальцы касаются лица. Странно и неправильно. Не потому, что я сижу на грязном бетоне, рядом лежат пять трупов, а моя одежда в крови и сейчас неподходящее время для нежности. Потому что в легком прикосновении сквозит пустота. Пустота, заполнившая промежуток между большим и средним пальцем. Пустота, заставляющая сердце сжаться в черную дыру.

- Мы маленькие дети в траурных одеждах в темной комнате, поэтому нас не видно. Бог нас не видит.
Я не уверена, что мне стоило это говорить. Что в моем высказывании вообще был смысл. Я просто облекла чувства в слова. Свою растерянность, страх и усталость. Надежду на то, что хоть кто-нибудь мне поможет. Прекрасно зная, что не поможет никто. Помогают тем, кто может помочь в ответ. А я помочь не могу. Ни себе. Ни в ответ. Ни даже если наступит конец света и нужно будет срочно спасать задницы всего человечества. Живи я в Средние века, на моем щите выгравировали бы "Беспомощна вовек".

- Разве это плохо? - вопрос похож на брошенный в воду камень. Резкий всплеск, за которым вновь смыкается тишина. - Нет времени на сопли.

В ладонь мне ложится пистолет. Холодная мертвая тяжесть. Игрушка для взрослых. Значит, игра пока не закончилась. В карманы пиджака – две запасные обоймы. Так и хочется спросить, я что, должна расстрелять сегодня целую армию? Вырезать какую-нибудь мирную деревню? Думать о том, что это про запас и на будущее, я не могу. Будущего нет.

- Белла, ты меня слышишь? Сделаешь, как я говорю?
- Я устала. Я не понимаю. Я не хочу убивать людей.

Я знаю, что выгляжу как капризная принцесса со своими «не хочу». Но я реально устала и поэтому не фильтрую мысли, позволяя им скатываться из мозга прямо на язык. С захватывающей скоростью.
- Это не люди. Это твои враги. Сколько их?
- Трое приехали со мной. Один стоял у входа. Еще четверо.

- Отлично. Если успеем до того, как приедет подкрепление, мы справимся. Запоминай, что нужно делать.

Потребуйся от меня что-то более сложное, я бы не справилась. Но все достаточно просто. Выползти из укрытия и притвориться мертвой. Когда подойдут бандиты, стрелять. Когда закончатся патроны, спрятаться за ближайшие ящики. Когда путь будет свободен, бежать на улицу.
- Ляжешь там. Я на противоположной стороне.

Я осторожно поворачиваю голову, пытаясь отследить направление. Собравшаяся под телами кровь в тусклом свете ламп кажется черной. Как будто в жилах мертвецов текла нефть. Грязная жижа.
Это не люди. Это враги. Это не кровь. Это некая абстрактная субстанция. Это моя новая жизнь. И из нее не выйти так просто через мерцающую вдали красную дверь.

Вытирая животом грязь с пола и окончательно уничтожая свою одежду, я подбираюсь к одному из трупов. Отползаю чуть правее и переворачиваюсь на спину. Я чувствую себя мертвой внутри, но не знаю, как сыграть роль убитой. Поскольку инструкций на этот счет у меня нет, я делаю то, что кажется правильным. Замедляю дыхание и не шевелюсь. Даю мышцам наполниться тяжестью и закаменеть. Почти как подготовиться ко сну. Почти как прийти на репетицию собственной смерти. Хотя и не так страшно. Я не знаю, откуда во мне эта уверенность. Уверенность в том, что женщина с косой не станет отсекать мою голову, собирая урожай в другом месте. Возможно, я не слишком оригинальна и лишь верю в то, во что верит каждый человек. Даже замерев на бетонном полу с пистолетом в руке, рядом с трупами как-то трудно вообразить, что это последние твои мгновения. Вроде как и из этой хреновой ситуации есть выход.

Внезапно воздух взрывается оглушительным треском и скрежетом. Сотни пуль, как капли смертоносного дождя, обрушиваются на стены ангара. Вырывают куски металла и выбивают бетонную крошку. Сквозь отверстия вместе со свежим воздухом проникает напитанный усталостью вечерний свет. Как еще одна разновидность пуль. Бледные лучи безжалостно пронзают пространство, ложатся неряшливыми пятнами на пол. Их слабое тепло я ощущаю на щеке и где-то в районе груди. От поднявшейся пыли хочется чихнуть. Чтобы сдержаться, делаю мелкие вдохи и выдохи ртом. Теперь мне уже хочется, чтобы все происходило быстрее. Хочется либо убить, либо быть убитой.
Но ожидание затягивается, бандиты решаются зайти в ангар только спустя пять минут. Я знаю наверняка, потому что успеваю досчитать до сотни три раза. Густые длинные тени появляются между двадцатью четырьмя и двадцатью пятью. На двадцать шесть сердце прыгает с трамплина и уходит на глубину. По крайней мере, его бешеный стук не будет мешать мне прицеливаться.

Холодными пальцами крепче сжимаю пистолет. Это второй раз в жизни, когда я держу в руках оружие. Второй раз, когда собираюсь выстрелить. Первый, когда знаю, что точно это сделаю. Ужасно, но я даже не сомневаюсь.



Автор: Bad_Day_48; бета: tatyana-gr