Глава 75
Жилище Виктории – это миленький особняк. Впрочем, здесь же все особняки ненавязчиво милы. Как шлюхи в дорогих борделях. Презентабельный фасад, за которым может происходить все что угодно. Два этажа. Три спальни. Вряд ли больше. В целом довольно скромный дом, окруженный таким же скромным по размеру двориком. Против воли отмечаю детали. Несколько деревьев, возносящих густые кроны к небесам. Дорожка из серого камня. Почтовый ящик с голубем. Беседка, едва заметная за кустами самшита.
Один из охранников распахивает дверь. Я бросаю вопросительный взгляд на Билла. Он злобно усмехается.
- Не переживай, крошка, мы с тобой пообщаемся после. Наше время еще придет.
Вспоминая глупые правила, я делаю первые шаги по дорожке. Как в детстве, намеренно избегая наступать на швы между камнями. Я иду медленно, словно моему мозгу требуется время на то, чтобы вычислить траекторию движения. На самом деле я ни о чем таком не думаю. Тупо без конца гоняю в голове бесконечные «не». Не делать то, не делать это. Все предельно просто. Не делать ничего. Безошибочная стратегия.
Разумеется, я жду, что дверь откроет дворецкий. Чего я не жду, так это того, что дворецким будет женщина. В белых хлопковых перчатках и черном строгом костюме – на левой стороне груди вышита золотыми нитками знакомая эмблема. К моему счастью, в перечне «не» не было пункта «не удивляться». И моя упавшая челюсть никого не волнует.
Переступив порог под добродушное «добро пожаловать, рады вашему визиту», я продолжаю во все глаза разглядывать девушку-дворецкого. Целиком. Полностью. От гладко зачесанных коротких волос до икр, обтянутых телесного цвета капроном. В ней таится нечто нереальное, нечто еще более удивительное, чем само наличие в доме дворецкого.
Через небольшую гостиную мы попадаем в крохотную комнату, по-видимому, приемную. Примечательных деталей здесь только две. Массивные дубовые двери, выбивающиеся своим размером из общей камерной обстановки, и сервировочный стол с чайником, чашками, молочником, сахарницей и батареей маленьких тарелочек с аппетитными десертами. Бисквиты, профитроли, марципаны и возбуждающе пахнущий темный шоколад. Мой рот против воли наполняется слюной. Последнее, что я отправила в свой желудок, был коктейль – горечь мартини, приглушенная сладостью персиков. И теперь, несмотря на катастрофичность ситуации, мозг вопит о том, что настало самое время поесть. Буду считать это способом набраться сил перед схваткой.
Я хочу спросить, можно ли налить чай, но девушка-дворецкий ушла. Однако оставлять меня надолго в одиночестве не предполагается. Едва я устраиваюсь в кресле, как в приемную входит еще одна служанка Виктории. В простом черном платье с белым воротником из кружева. Она похожа на чопорную английскую гувернантку. Добавляют сходства волосы, стянутые в тугой пучок, и простые золотые серьги. Строгая няня из детской книжки. Она, должно быть, знает все правила и не нарушает ни одного из них, даже когда спит.
Тихий приятный голос с тягучим акцентом, несколько смазывающим окончания слов. Ее зовут Изабель. Возможно, это совпадение, может быть, часть игры, которую ведет Виктория. Демонстрация того, как я могла бы выглядеть, дай я себя приручить. Но у меня к Изабель вопросы иного порядка. Как называется ее должность? Сколько ей платят? Какое нужно получить образование для того, чтобы разливать чай? Это мой недостаток – я не умею задавать правильные вопросы. В сущности, я даже не стараюсь этому научиться. Потому что знаю – ответов один хрен не получу. Вкалывать ради обреченной затеи, чего ради? Молчание бывает тяжелым, но, как правило, молчать все же проще, чем говорить. Когда молчишь, можешь не думать. Или думать то, о чем запрещено говорить.
Я возвращаюсь к еще одной недавно изобретенной игре. Считаю, сколько логотипов с инициалами Виктории в комнате. Пытаюсь, по крайней мере. Деревянная столешница. Огромные буквы орехового, почти черного цвета, их плавные изгибы похожи на витки змей. Один. Стеклянные дверцы шкафов, выполненные в виде витражей. Яркие желтые кусочки, вплетенные между зелеными, голубыми и алыми. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Кованые светильники. Семь. Восемь. Дальше я сталкиваюсь с серьезными проблемами, неразрешимыми при моих математических способностях. Каждое кресло обтянуто коричневой тканью с рисунком из золотых «В» и «Р». Шторы тоже. Три тысячи? Четыре? Четыре двадцать? Сколько раз эта сумасшедшая готова повторить миру о своем существовании? Величие Виктории не знает границ, оно, как сорвавшийся с края камень. Не может остановиться.
Ощущение, как от липкой паутины на коже. Я настолько на чужой территории, насколько это только может быть. Каждый предмет помечен личным клеймом Виктории, а, значит, отторгает меня. Я прикрываю глаза и пытаюсь выровнять дыхание. Избавиться от упавших на плечи каменных плит чужого эго, придавливающих к дубовому полу. Я могу. Я не хуже Виктории. Я не второго сорта человек. Но все эти слова в моей голове звучат несколько иначе. Смогу ли? Не хуже ли? Не второго ли я сорта? Есть подозрения, что ответы на эти вопросы не так однозначно положительны, как должны бы быть.
Изабель протягивает мне наполненную чашку. Тонкий белый фарфор с голубым кантом по краю. Чтобы не стошнило, я стараюсь не замечать логотипов на боку и на матовом блюдце. Как умею, оттесняю Викторию со своей площади. Защищаю от ее щупалец свой ареал. Разве не ясно, я воюю с ветром.
Служанка не спрашивает, какой чай я пью, но он именно такой, как я пью. Черный, без сахара, с двумя ложками молока. Мои укрепления вновь разбиты. Крепости в руинах. Виктория знает обо мне все. Даже такие мелочи, как способ заваривания чая. Независимо от моего желания эта женщина повсюду – как вода или огонь.
- Что-то не так с чаем?
Все-таки для того, чтобы заваривать чай, нужно учиться не на факультете гостиничного сервиса, а на психолога. Даже на моем, словно каменном и как мне казалось, лишенном эмоций лице, Изабель различает неудовольствие. Думаю, она понимает, что дело вовсе не в чае. Но правила игры таковы, что винить во всем можно только чай.
- Да, сахара не хватает.
Единственное, что можно сделать, это обвинить меня во лжи. Единственное, чего делать не стоит – обвинять меня во лжи. С приятной, напоминающей мягкий сыр (такой же притягательно-сливочной) улыбкой, Изабель открывает сахарницу. Коротковатые пальцы сжимают чеканную крышку. Безучастно смотрю на то, как смыкаются темные воды вслед за ложкой и исчезают в моем бокале белые крупинки. Совсем как пассажиры потерпевшего крушение корабля. В бурном водовороте идут ко дну, чтобы очень скоро перестать существовать. Жизнь не война, жизнь в любом случае путь к поражению.
Пока я мирно пью чай, испытывая отвращение к его сладкому вкусу, приклеивающемуся к зубам и верхнему небу, проглатываю одно за другим покрытые сухофруктами, орехами и сливками пирожные и восхитительные шоколадные конфеты, где-то рядом Виктория мучает Эдварда. Я не забыла об этом. Вполне возможно, что в мрачной утробе подвала он именно в этот момент истекает кровью или лежит без сознания на бетонном полу. Возможно, его суставы выбиты, а кости переломаны. Сердце бьется из последних сил. Может быть, его держат на цепи и не дают спать уже третьи сутки. Жизнь – странная штука. Ей ничего не стоит поместить по одну сторону тонкой перегородки сладкий розовый крем, а по другую – залитый кровью и дерьмом бетон. То ли у жизни нет чувства юмора, то ли мне трудно оценить столь тонкие шутки. Но мое молодое и пока здоровое тело испытывает голод и не чувствует огромного стыда, насыщаясь жирами и калориями. Мое тело в первую очередь думает о том, что для борьбы нужны силы. Тело говорит, что упасть в голодный обморок – не значит спасти мистера Садиста. Тело занимает ту позицию, которую способно занять в конкретный момент времени.
- Возможно, есть тема, на которую вы хотели бы поговорить. Также могу предложить вам альбомы с репродукциями известных художников, спа и массаж.
Плохо дело, если из развлечений только унылые беседы и разглядывание того, что одни давно умершие люди успели нарисовать, а другие, чуть более предприимчивые, успели продать. Ничего не значащий обмен легкомысленными замечаниями или созерцание застывших в вечности мгновений. Слишком большой акцент на времени, и я отрицательно качаю головой. О спа в моем случае речь даже не идет. Но, по крайней мере, теперь я знаю, что в подвале расположен массажный стол и джакузи, а не пыточные застенки с дыбой.
Время не то чтобы тянется. Оно, нагло посмеиваясь, стоит на месте. Каждый шаг секундной стрелки длится ровно вечность. Минута вмещает в себя уже шестьдесят вечностей, а час – три тысячи шестьсот веков. Невыносимых, как больной зуб. Вызывающих чувство бессильной злобы, как раздражение на коже. Мне хочется убить их, прикончить, как назойливых комаров. Но мои руки заняты – пальцы правой сжимают тонкую фарфоровую ручку, в левой я держу ложку, украшенную «В» и «Р». На зубах вместе с нугой вязнет тревога.
Следуя моему желанию, Изабель молчит и только когда чай заканчивается, предлагает наполнить мою чашку. Я больше не хочу мерзкой сладковатой гадости, но послушно киваю. Временно мои руки свободны. Правда, ситуация не становится лучше. Ситуация остается патово неопределенной. Словно безжизненную пустыню, ее освещает один только гигантский шар уныния. Знойные потоки тоски заливают каждый дюйм пространства, проникают под кожу, вонзаются в мозг, высасывая мысли. Я чувствую, как отупеваю и тело заполняет сытая лень. Припертая таким образом к стенке, я соглашаюсь на разговор.
- Это не кажется странным, что на каждом шагу здесь монограммы Виктории? Ими украшена мебель, стены, вазы и люстра. Их слишком много.
- Мисс Виктория проявляет интерес к своим корням. Ей нравится сохранять прошлое и напоминать другим о том, что минувшее не уходит, не растворяется в потоке времени.
- Кажется, она питает слабость к Англии.
- Мисс Виктория родом из Уэльса.
Какая жалость для Уэльса, думаю я. Ничего не попишешь, любая земля порождает своих чудовищ. Но как правило, не выпускает их так далеко. Монстры становятся местными достопримечательностями и страшилками для непослушных детей. В случае Виктории столетний механизм дал осечку. Зло вырвалось на свободу. Но зло не забыло своей родины.
- Почему бы в таком случае Виктории не жить в Англии? Зачем ей так далеко отрываться от дома?
- Вы же понимаете, что дела и желания редко совпадают.
Прописная истина. Я должна бы знать.
- Бизнес требует от мисс Виктории находиться в разных местах, но она не опускает рук, а делает все, чтобы чувствовать себя в любом уголке планеты как дома.
Звучит просто смешно. Я плохо знаю Викторию – мне пришлось считывать ее портрет с тех отпечатков, что она оставила на окружающих предметах и людях – но вполне очевидно, Виктория не сентиментальна. Она вульгарна и эгоистична. А ее дом – это раскаленная сковорода в аду.
Автор: Bad_Day_48; бета: tatyana-gr