Глава 72

Возможно, я схожу с ума. Лишь возможно. Сказать мне наверняка некому. Луиза засыпает, когда, зажатый асфальтом и домами, золотистый шар солнца, как лимон в стакане чая, всплывает над размытой линией горизонта. От напряжения и усталости у меня ломит глазные яблоки. Я бы сказала, что мои несчастные глаза лезут на лоб, но они лезут гораздо дальше. Тело наливается болезненной тяжестью, но даже будь у меня возможность лечь, я вряд ли смогла бы уснуть. Кажется, что меня прибили к неотвратимому будущему гвоздями еще непринятых решений. Моим векам запретили смыкаться, а моему разуму – отдыхать.

Теперь очевидно, что я запуталась в сетях, сплетенных из собственных мыслей, и есть лишь единственный шанс на свободу. Я должна встретиться с Викторией. Забыть свой страх перед мисс Сукой, затолкать его себе поглубже в глотку и, в конце концов, не дать ей отрезать Эдварду не только пальцы, но и голову. Что и говорить, без головы он будет выглядеть не так привлекательно.

- Белла, - голос Луизы пробивает серую стену мыслей, на вылете поражает несколько миллионов нервных клеток и застревает тупым наконечником стрелы в перегретых извилинах. Должно быть, мое лицо похоже на сморщенную использованную простыню, потому что в глазах Луизы мелькает сочувствие. Это могло быть трогательно, не будь ее сострадание сильно разбавлено презрением. Ясно, что дочь мистера Садиста ждет чего-то от меня. Большего. Конечно, я не супермен и даже не Женщина-кошка, и мы наверняка обойдемся без масок, развевающихся плащей и латексных трусов, но девочка рассчитывает на конкретные действия с моей стороны. А вовсе не на глупую езду по узким дорогам мексиканского городка. Пока что я успешно справляюсь с одним – убиваю время. Как будто чем больше я его убью, тем больше у меня будет сил для войны с Викторией. Все было бы значительно проще, знай я хоть примерно, чего она от меня ждет. Каким образом я смогла стать частью ее жестокого извращенного мира. Маленькой картинкой, наклеенной на картон. Фрагментом какого-то пазла. С другой стороны, чем больше скрывает от меня туман будущего, тем, может быть, и лучше. Сама я не смогу вообразить и сотой доли того, что придумает для меня Виктория.

Остановившись перед гостиницей, я задерживаю дыхание и, пока не успел включиться механизм самосохранения, выплевываю вязкие слова:
- Я поеду одна.

Луиза никак не реагирует, и мне кажется, что она решила просто игнорировать любые мои высказывания, которые идут вразрез с ее планами. В конце концов у нее всегда получается добиваться своего. Тот факт, что она не видит преград, не мешает ей их преодолевать. Она прет напролом. Словно раз за разом бросается из открытого окна. Словно надеется не упасть в очередной раз вниз, а взлететь в небеса. Словно объявила всему миру джихад.

- Тебе там не место. Ты же знаешь, что я не смогу за тобой присматривать.
- Знаю, что я лишь немощное тело, кусок мяса, упакованный в инвалидное кресло. Я привыкла, что за моей болезнью не видно ни души, ни разума. Разве могут быть свои мысли у девочки-инвалида? Кого волнует, что я испытываю?

- Когда тебе надоест нести подобную чушь? У меня нет сил с тобой спорить и пытаться что-либо доказывать. Я приказываю тебе остаться в номере. Просто не хочу, чтобы тебя убили, вот и все. И не хочу, чтобы Эдвард убил меня за тебя.

- Ты явно пересмотрела дешевых боевиков, где крутые парни и еще более крутые бандиты высаживают друг в друга десятки обойм. В жизни ничего такого не будет. Виктория любит эффекты и красиво обставленные сцены для своих представлений. Но она не тупой головорез с одной прямой извилиной. Она сможет уничтожить тебя, не нажимая на курок.

- Тем более тебе стоит держаться от нее подальше. Она опасна.
- Если я буду ей нужна, она меня найдет.
- Почему тогда она не нашла меня?

- Возможно, хочет, чтобы ты сделала первый шаг и пошла на сотрудничество. Наверняка она за тобой приглядывает. Чтобы понять повадки животного, нужно понаблюдать за ним в естественных условиях обитания. Она тебя анализирует как очередную задачу. Да и спешить ей особо некуда. Ты для Виктории все равно что печенье на десерт. Можно съесть быстро, а можно и растянуть процесс. Даже если вкус у печенья так себе.

Последние слова сказаны явно для того, чтобы вновь меня уязвить. Стать плевком в лицо. Чтобы я ни в коем случае не возомнила себя дорогим изысканным десертом. Черствое подгоревшее печенье, которое скрипит на зубах. Но, похоже, Виктория соскучилась по сладкому и настолько тронулась умом, что сама принялась создавать себе проблемы, делая врагов из всех, кто хоть немного подходит на эту роль. Как ребенок, с которым никто не играет, и ему везде грезятся вымышленные персонажи из сказок. Не будь Эдварда, я бы не подошла к ней и на сотню миль.
Вытащив Луизу из машины и подняв наверх с помощью заспанного подростка, дежурящего за стойкой и читающего Шекспира, я закрываюсь в ванной. Мне сейчас не до душа и не до укладки волос, но больше спрятаться от окружающего мира негде. Я в окружении. В номере спят Джейк и дочь мистера Садиста. Как два обломка. Последние куски моей прежней жизни. Жалкие остатки, вынесенные штормом проблем на берег настоящего. Сломанные. Джейкоб морально, Луиза физически.

Повертев в руках лист бумаги, забрызганный кровью Эдварда, я набираю номер, указанный в конце послания. Гудки кажутся тяжелыми ударами набата. Их тревожный звон отдается в каждом уголке тела, разрывая клеточные мембраны и рассекая нити нервов. Щелкая зажигалкой и глядя на то, как вспыхивает и гаснет крошечное пламя, я жду сама не знаю чего. Разрешения всех проблем?

Окончательно поставленного диагноза? Ответа на вопросы? Смерти от разрыва аорты? Скорее всего, просто большей определенности. Вектора. Движения. Жду, что судьба даст пинка под задницу, привычно толкнет в бок, поставит подножку. Бывает, что иных милостей, кроме тычков и ударов от этой суки, ты не ждешь. Или просто приходит время перестать ждать. Но большего и не требуется. Хороший удар в спину для того чтобы начать скольжение с горы проблем вниз.
Когда я уже хочу сбросить вызов, на том конце раздается сонное:

- Да.
Тихий приглушенный голос, плывущий ко мне из еще не наступившего, но проявляющегося будущего. На секунду перехватывает дыхание. Усилием воли разрываю стальную хватку замешательства на своем горле и, послав к черту севшую рядом ухмыляющуюся неуверенность, говорю:
- Я хочу поговорить с Викторией.

Нет, я совсем этого не хочу. Вернее, не этого я хочу. Или – не я этого хочу. Но мне нужно. Жизненно необходимо. Как очередной глоток воздуха, как чай по утрам и тлеющая сигарета в моих застывших, похожих на хрусталь, пальцах. Все это убивает меня. С каждым вдохом, каждым глотком и каждой затяжкой приближает мою смерть. Парадокс в том, что нужно каждый день выплачивать смерти проценты под взятый кредит, для того чтобы жить. Ни тебе отсрочек, ни просроченных платежей.
Тишина становится гуще, теперь я уверена, ее можно брать ложкой и накормить ей голодных детей в Африке. Она очень сытная. Такая, что меня тошнит, к горлу подступает рвота. Чтобы затолкнуть в желудок съеденную полчаса назад пачку чипсов и пару глотков минералки, продолжаю свой жалкий монолог:
- Не стоит тянуть время.

Но молчание не уходит, оно, зацепившись, повисло на телефонной линии.
- Вы наверняка в курсе. Этот номер был в письме.

Не получив ответа, я наконец бросаю:
- Это Белла Свон. Я должна увидеть Викторию.

Мое имя, как волшебный ключ. Как тайный пароль к пещере с сокровищами. Все, чего я так хотела, идет прямо в руки. Я получаю нужные сведения – время и место, где меня будут ждать.
Смотрю на часы. Осталось три часа. Я плохо знаю топографию города. Мне нужна помощь. Стараясь не разбудить Луизу и Джейкоба, зажав в руках пачку сигарет и туфли, спускаюсь вниз. Застрявшая в высоком ворсе плохо вычищенных ковров грязь – частицы чужой, прошедшей сквозь мрачные коридоры и шаткие лестницы жизни – вонзается в мои босые ступни. Уже одиннадцать часов, но у стойки по-прежнему стоит тот же сонный растрепанный парень, что помогал мне поднимать Луизу. В футболке с логотипом известной рок-группы, обведенные черными кругами глаза опущены в томик Шекспира. Парень увлечен и не замечает моего появления. И мне почему-то хочется уйти. В последнее время я чувствую, что одним своим появлением мешаю, пускаю чужие жизни под откос. Как будто я снежная лавина, качусь с горы и сметаю все живое, вставшее на моем пути. Треск костей и крики, а я несусь дальше. Во мрак. Туда, куда тянет меня Эдвард.

- Прости, что отвлекаю. Не знаешь, где можно достать карту?
- В вашей тачке разве нет навигатора? Или в телефоне.

Он поднимает голову от страниц и смотрит на меня как на идиотку, спросившую, почему небо синее и какая буква идет после «с». Я чувствую себя еще более глупо из-за того, что разулась. Вроде как неловко появляться в общественных местах без нижнего белья, но без обуви оно ничуть не лучше. Все мое тело сковано неловкостью, и я в одном шаге от того, что называют унижением. Сняв туфли, я словно привязала к ногам камень. Или табличку "Смотрите сюда!". Вид тех частей тела, что обычно скрыты, притягивает взгляд. Шекспир не конкурент моим голым ногам. Моим бледным пальцам с облезшим лаком и начавшими огрубевать пяткам. Конечно, он все это видел. Современные мальчики не сидят затворниками в замках и монастырях. Он был на пляже, пялился на загорелые икры спортивных красоток. Видел свою девушку нагой, перед тем как заняться сексом. Видел силиконовые тела в журналах, которые воровал у отца, а, возможно, ему давали полистать липкие страницы приятели. Но для всего важен контекст. И в контексте пыльного вестибюля, в контексте моих растрепанных волос, мятой одежды и безумного – безумно усталого – взгляда белизна лодыжек и стоп шокирует. Я не вписываюсь ни в здесь, ни в сейчас. На меня нельзя не пялиться.

Но мне нужна карта, необходимо узнать, как пройти к месту, где будут ждать наемники Виктории. И тот отличный повод отступить, что начинает обретать очертания, я просто игнорирую. Называю парню адрес и прошу записать маршрут на бумаге. Я боюсь, что мой перегруженный мозг наделает ошибок. Заставит свернуть не туда. Уведет в лабиринт незнакомых домов и улиц.

Усердно скрипя карандашом, парень выводит серые буквы на обратной стороне старого чека. Изредка он бросает скользящие взгляды в мою сторону. Дает подробные объяснения. Направо, потом налево, еще раз налево. Там будет яркая вывеска. Аптека. Но в этой хреновой дыре полно аптек с дешевыми лекарствами. И, главное, ни в одной не спрашивают рецепта. Направо, еще одна аптека – да, их тут слишком много.

Закончив писать, нежданный помощник впервые открыто смотрит мне в глаза. Я слишком устала для того, чтобы понять значение его пристального взгляда. Может быть, мне не хватает жизненного опыта. Также вероятно, что я вообще слишком многое придумываю. Словно извиняясь, паренек говорит, что район – даже по меркам такого бандитского парадиза, каким является Хуарес – опасный.
- Если ты не хочешь лишиться машины или некоторых ее частей, то лучше возьми с собой кого-нибудь. Пусть присмотрит за тачкой. И за тобой.

Последнее уточнение – это как капля соуса к экзотическому блюду, яркая полоска глазури на торте или пышная пенка на кофе. Маленький штрих, определяющий суть. То, без чего все остальные слова приобрели бы совсем другое значение.
Поблагодарив и спрятав чек с пояснениями в карман, я возвращаюсь к себе. В паршивый номер, ставший той точкой, вокруг которой последние сутки и крутится моя жизнь. Гадкий тараканий приют. Копия, снятая дрожащей рукой с моих кошмарных снов.

У меня есть выбор. Шикарный на самом деле. Взять Луизу, которая в курсе происходящего, но не сможет ничем мне помочь. Взять Джейка, который мог бы дежурить за рулем, готовый в любой момент унести наши задницы, но для этого мне придется посвятить его в некоторые из своих темных секретов. Было бы неплохо слепить из них одного подходящего напарника, но вместо этого я должна принять решение. В конце концов Луиза ребенок и пусть, по ее мнению, до перестрелки не дойдет, рисковать я не собираюсь. Нужно лишиться ума, потащив на свидание с бандитами больную девочку, какой бы груз цинизма ни отягощал ее психику и насколько непробиваемой она ни казалась. На самом деле ранить ее проще, чем порезать острым ножом палец. Достаточно только прикоснуться не надавливая.
Расталкивая Джейка, я мысленно подбираю слова. Пытаюсь выбрать те из них, которые хотя бы немного могут меня оправдать, снять часть вины и прояснить суть происходящего. При всем многообразии и невероятном богатстве различных языков слов в мире как-то мало. Они или слишком приторно-лживые, или болезненно-правдивые. Я как будто кусаю ванильное пирожное окровавленными губами. Сладость сахара накладывается на металлическую жесткость.

Привычным гостем в мое тело входит тошнота. Она даже не спрашивает, можно ли ей попинать мой желудок. Она властно хватает пищевод, скручивает узлом кишечник и сочится сквозь поры липким потом. Состояние хуже некуда. И именно в таком мне предстоит спасать Эдварда.

Джейкоб открывает глаза. Пару мгновений, пока его мозг не выбросил на стол козырные карты и не загрузил исправленные файлы, где мое имя снабжено пометкой "лживая" и "жестокая", я наслаждаюсь теплотой во взгляде бывшего парня. Но секундная стрелка делает два болезненных рывка, и реальность, как выступ, встает в отведенный ей паз. Джейк немедленно ожесточается. На его лицо наползает тень неприязни. Оттолкнув мою руку, он встает с кресла, в котором спал. На старой вытертой обивке остаются контуры его тела. Его тепло на какое-то время впиталось в бордовый бархат. И оно контурами еще проступает на страницах нашего общего прошлого. Но чем больше проходит часов, тем менее заметным становится след, оставленный Джейкобом в моей жизни. Скоро я, наверное, начну сомневаться, а были ли мы когда-нибудь вместе. Не было ли все сном, от которого меня далекой незабываемой ночью пробудил мистер Садист, приставив к виску дуло пистолета. Либо так, либо наоборот, и я все глубже проваливаюсь в собственный кошмар. А осколки моей разбитой души падают на дно каньонов и впадин, исчезают в мягком мраке, не давая вспомнить, какой я была и кем не хотела быть. Я не хотела быть дочерью Чарли Свона. Не хотела примерять на женские плечи плащ мужской жестокости. Принимать свод правил, по которым играют в преступном мире. Карать и быть наказанной. Страдать и становиться источником боли. Теперь поздно в любом случае. Я не спала больше суток, но ясно вижу, что пересекла даже не одну черту, а прошла с десяток точек невозврата. И все, что ведет меня вперед сквозь тьму, это лишь моя хлипкая любовь к Эдварду.



Автор: Bad_Day_48; бета: tatyana-gr