Глава 63

Бри напевает песенку, Луиза смотрит строго перед собой. Ее глаза кажутся пустыми и холодными, похожими на стеклянные шарики. Чтобы как-то оживить атмосферу и сделать ее чуть более теплой и веселой, нежели на похоронах, я спрашиваю у Луизы, куда она едет.

- Возвращаюсь в свою психушку, - бормочет девушка. - Они достают меня то как карту из рукава, то как моток ниток из коробки, а потом спокойно кладут обратно.

Пока я мысленно примеряю под "они" Эсми и Эдварда, Бри замолкает и с неподдельным интересом набрасывается на Луизу.

- Ты реально живешь в психушке? Вау, прям отлично! Скучать тебе не приходится, а, сестренка? Ну как будто общаешься каждый день с мировыми знаменитостями, и пофиг, что они давно сыграли в ящик. Я знаю, психи умеют отлично притворяться другими людьми, не отличишь от оригинала.
Бри путается, захлебывается, слова наскакивают друг на друга, она почти не делает пауз – впервые я вижу ее столь оживленной. Однако слушать ее – все равно что вливать в мозг коктейль из сотни ингредиентов. Страшная мешанина. Мне хочется если не прекратить неуместный поток восторгов по поводу жизни в дурдоме, то хотя бы немного прикрутить кран, из которого он извергается. Но, как и всегда в критической ситуации, на ум ничего не приходит, да еще и сама же Бри мне мешает. Получается замкнутый круг – я не могу ее заткнуть, потому что она своими воплями сводит меня с ума, а вопли будут длиться, если их не прекратить.

- Хочешь пожить там вместо меня? - неожиданно приветливым тоном предлагает Луиза. - Я могла бы это устроить. По сути, врачам все равно, кого набивать таблетками под завязку.

- О блин, ты правда можешь меня туда определить? - Бри поворачивает ко мне сияющее лицо. - Представляешь, Белла, я знаю ее две минуты, а она уже предлагает мне местечко в раю!

Если честно, то не представляю. И я много чего не представляю. В первую очередь, как можно заменить одного пациента другим? Это же прямое нарушение всех мыслимых и немыслимых законов. Как вообще можно рваться в психушку? И что, собственно, будет делать Луиза, оказавшись на свободе? Вне больничных стен и без врачебного надзора? Она ведь не сможет жить одна хотя бы потому, что более беспомощного существа я еще не встречала.

- Если ты согласна, то мы можем поменяться местами, - опровергая все мои логические построения, говорит Луиза. Я безуспешно пытаюсь разглядеть выражение ее лица. О чем она думает, что у нее на уме? А, главное, что сделает Эдвард, когда узнает. Вереница событий выстраивается довольно легко, и это такая цепь, звенья которой прочны как гранит. Сначала он узнает о побеге Луизы, потом получит информацию о моем участии, а в конце убьет меня, особо не вдаваясь в подробности. Ему и в голову не придет, что я ничего не контролирую. Ни от моих слов, ни от моих действий ничего не зависит. Возможно, я столкнула камень с горы, но все, что я могу делать теперь, только бежать рядом. Или, встав на пути обвала, погибнуть. Тоже вариант так себе.

- Послушай, Луиза, это ведь несерьезно.

- Почему? - тут же вмешивается Бри. Ее одурманенному мозгу идея пожить в элитной клинике и бесплатно получать наркотические препараты явно нравится, а трудностей она не видит в упор. Из нас троих трезво мыслить могу лишь я. Луиза – ненормальная, а Бри нажралась веселых таблеток. Правда, есть еще водитель. Но он демонстративно заткнул уши, его мощный затылок изредка дергается в такт неслышимой мне музыке. Я могла бы ему рассказать, но почему-то уверена, что не стану. Уж слишком это будет похоже на предательство, а мне, как ни странно, не хочется лишаться симпатий и доверия дочери Эдварда. Пускай она в своем роде такое же чудовище, как и любой в их семействе, но, глядя на нее, трудно не испытывать чувства жалости. Наивно думать, что мы подружимся или я смогу ее спасти, вырвать из рук бездны. Наивно, но я так и думаю. Я хочу спасти этих несчастных девочек, хочу, чтобы у них было будущее так же, как оно было когда-то у меня.

- Это проще сделать, чем кажется. Мы ведь похожи.
Я перевожу взгляд с одной девочки на другую. Тощие, как тростинки, два скелета, обтянутые пергаментной кожей. Хрупкие, как будто подсвеченные лунным светом, с вялыми тонкими руками и острыми коленками. Разницу в росте трудно оценить, потому что Луиза всегда сидит. Но у них совершенно разные лица, хоть и выражающие одно и то же состояние обреченности.
- Я редко общаюсь с врачами. Если Бри будет молчать, то никто ничего не узнает.

- Ты одного не учитываешь, - не без злорадства заявляю я, словно свидетель, готовый открыть страшную правду преступления и тем самым отправить подозреваемого за решетку. Луиза сладко улыбается и говорит, что она-то учла все. Возражения замирают у меня на кончике языка.
Дочь Эдварда трогает водителя за плечо. Тот неторопливо достает наушник и слегка поворачивает голову в нашу сторону. Не переставая улыбаться, Луиза просит заехать в какой-нибудь магазин. Ей хочется в последний день на свободе съесть своих любимых пирожных. Стоит ей попасть "в застенки", как еда потеряет свой божественный вкус. Она ведь не многого просит? Его не затруднит?

Водитель несколько минут напряженно думает. Он даже начинает говорить о том, что мистер Каллен наверняка не одобрит подобного отклонения от маршрута, но Луиза, вмиг изобразив на лице непереносимую муку, обессилено откидывается на спинку своего кресла и безжизненным голосом шепчет нечто вроде "я понимаю". Устоять против такого приема не смог бы ни один противник. Бедная девочка-инвалид, которой не дают съесть любимую сладость. От одной только картинки слезы наворачиваются на глаза. В машине повисает мучительная пауза. Даже обдолбанный мозг Бри осознает, что сейчас лучше посидеть тихо, без песен и веселья. Что в эти секунды вершится судьба. Я и сама ощущаю ледяное дыхание злого рока. Присутствие силы, на пути которой лучше не становиться.

Водитель останавливается возле унылого «Уолмарта», достает из багажника инвалидное кресло, осторожно пересаживает Луизу. Сама процедура весьма непростая и отнимает много времени. Мы с Бри успеваем размять ноги и бесцельно побродить вокруг машины. Спрашивать, почему Луиза не пользуется специально оборудованным транспортом, нет нужды, и так ясно, что она питает странную нелюбовь к любым приспособлениям, сделанным для инвалидов и облегчающим жизнь. Ей нравится все усложнять и драматизировать. Она, видимо, думает, что таким образом будет выглядеть менее глупо, а заодно вызывать больше сочувствия. Как бы там ни было, я уже успела понять, что из любой мелочи дочь Эдварда способна устроить полноценное представление, во время которого вокруг станут бегать и суетиться люди, а сама она будет отдавать приказы с самым невинным выражением на мордашке.

- Не забудь мою сумку. Не хочу, чтобы ее стырили на этой сраной парковке, - как ни странно, обращается она ко мне. Словно я такая же оплаченная прислуга, как и водитель. Пожав плечами и не показывая, как сильно ее тон действует мне на нервы, я извлекаю из салона маленькую розовую сумочку, украшенную стразами, этакую мечту каждой почитательницы барби – от яркого цвета рвет глаза, а от бликов, разбегающихся во все стороны, набегают слезы.

В магазине Луиза набирает сладостей и еще хватает несколько пластиковых карнавальных масок. Жуткие черные и красные рожи со странными узорами и наростами. Смотрится довольно жутко и уж тем более не подходит для юной девушки. Я, как ни стараюсь, не могу провести четкой линии, границы между розовыми зажигалками и адскими масками. Впрочем, связующее звено есть – в основе поведения Луизы явно лежат наркотики.

В продолжение всего нашего похода по магазину я чувствую себя так, словно не иду между светлыми и широкими рядами, а сижу на электрическом стуле в темном подземелье. Как будто катастрофа своей уверенной поступью идет всего на шаг впереди меня. Я жду, когда Луиза выкинет очередной фокус и приступит к исполнению безумного плана побега. Я гадаю, что это будет. Внезапный крик? Обморок? Отчаянная попытка спрятаться между полками? Но Луиза по-прежнему спокойно разглядывает ненужные ей товары. Набирает в бумажный пакет свежеиспеченных булочек и чуть ли не на весь магазин сообщает о необходимости посетить туалет. Я затравленно оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, сколько человек могли ее услышать. По счастью, рядом оказывается только одна пожилая женщина, с головой ушедшая в изучение надписей на шоколадных батончиках.

Возле белой двери с соответствующей табличкой Луиза останавливается, несколько театральным взмахом руки отметает предложение водителя помочь и с гневом замечает, что она не чертова извращенка, чтобы делать свои дела при мужчине. Или это он извращенец и предпочитает подглядывать за маленькими девочками в самые интимные моменты? Еще немного и Луиза сорвется на крик. Мне одновременно и стыдно от этой сцены, и смешно. Просто, когда Луиза называет себя маленькой девочкой, трудно удержаться от истеричного смеха. Это же прожженная жизнью старуха, по ошибке втиснутая в чужое юное тело. А уж ее цинизм и злоба никак не вяжутся с моими представлениями о детях. Дети – они в основном милые и забавные. Они могут быть вредными и шумными, но их неизменно окружает аура света и добра. Вокруг Луизы черный глухой кокон мрачного отчаянья, укрепленный нитями из ненависти. Глядя на нее, редко вспоминаешь о том, что ей нет еще и восемнадцати.

В небольшой комнате едва хватает места для того, чтобы мы с Бри не давили друг другу ноги и не задевали локтями Луизу. Осторожно повернувшись, я забиваюсь в дальний угол. Что бы ни происходило, я не буду в этом участвовать. Я не хочу, чтобы Эдвард считал меня виноватой. У меня и без того мало шансов на благой исход – ведь я познакомила его дочь с наркоманкой. Одного этого будет достаточно для того, чтобы тело Беллы Свон похоронили в безымянной могиле.

Но что я могу изменить? Раз за разом я задаю себе этот простой короткий вопрос. Что мне делать? Три слова, но они лишают меня воли и свободы, словно самые прочные прутья стальной клетки. Луиза неуправляема. Бри наглоталась своих наркоманских таблеток, и ее разум так же далек от ясности и внушения. Что бы я ни сказала, ни одна из них не будет меня слушать. Самым простым и надежным выходом было бы позвонить Эдварду и выложить ему страшную правду, но у меня нет его номера. К тому же я вряд ли смогла бы сделать это незаметно. Возможно, телефон мобильника мистера Садиста есть у водителя, но выйти из туалета сейчас проблематично. Луиза подперла дверь своей коляской.
- Ты так и будешь стоять? - она изображает на лице раздражение, но в глубине глаз уже плещется целый океан радости. И, едва заглянув в его глубины, я понимаю, что помешать Луизе сейчас – это лишить ее последней мечты. Подвести во второй раз к открытому окну и толкнуть в спину. Эдвард меня убьет, но я не стану убивать его дочь и подменять опасную радость безвредным страданием.
- Я не знаю, что делать.

- Просто помоги мне переодеться, - Луиза переходит на шепот – дверь тонкая и водитель может услышать.
- А если кто-нибудь войдет?

Луиза закатывает глаза, на ее впалых щеках вспыхивает злой румянец.
- Ты что, видела толпы в этом магазине? Кто, по-твоему, может сюда войти? Санта Клаус или Франклин Рузвельт?

Сухой щелчок дверного замка в гнетущей тишине звучит как ружейный выстрел. Из кабинки с вещами в руках выходит Бри. На ней одни только трусики трогательной детской расцветки. То ли щенки, то ли котята, то ли зайчики – от долгой носки и множества стирок они утратили всякие явные признаки. Нагота Бри пугает. Это больная неправильная нагота с больничного плаката. Под белой кожей совсем нет мышц, лишь синие пунктиры вен и кости. И если в этот момент кто-нибудь действительно зайдет, то мне, наверное, грозит срок за развратные действия с несовершеннолетними. Никто не поверит, что в моих действиях нет никакого разврата, одна только жалость и боль. Впрочем, тюрьма – это последнее, чего мне стоит опасаться, потому что, если меня и ждет суд, то председательствовать там будет мистер Садист, человек, имеющий мало представлений о морали и прочем подобном.
Бри протягивает собранные в ком брюки и футболку. Какое-то сумасшествие. Я не сплю, но мне кажется, что в какой-то момент незаметно провалилась в свой самый бредовый сон.

Словно в трансе я помогаю Луизе снять брендовую дорогую одежду и натянуть вместо нее дешевые тряпки Бри. Размер подходит идеально. Через пятнадцать минут перевоплощение закончено, а мои руки и ноги трясутся от усталости. Мозг же по-прежнему окутан отупляющей пеленой ужаса, не дающей до конца поверить в реальность происходящего. Я, Белла Свон, помогаю девочке-инвалиду сбежать. Я раздеваю дочь мистера Садиста и под обжигающе холодным светом ламп в тесном туалете супермаркета пытаюсь не смотреть на замысловатые узоры из шрамов на пергаментной коже.
- Послушай, Луиза, твой обман сразу же раскроется, - я понижаю голос и наклоняюсь почти к самому ее уху. - Шрамы нам не удастся подделать.

Вместо ответа, Луиза просит пересадить ее куда-нибудь. Особого выбора нет и, опустив сиденье на унитазе, мы с Бри устраиваем дочь Эдварда в одной из кабинок. На бледном лбу Луизы выступают капли пота, она тяжело дышит. Мне кажется, еще немного и она потеряет сознание. Но не зря ведь в ней течет отравленная кровь мистера Садиста – упрямства девочке не занимать. Стиснув зубы, она удобнее устраивается на неудобной крышке.

- Перед отъездом я довела до истерики свою сиделку, - Луиза пожимает плечами с таким видом, словно в ее гадком поведении нет ничего необычного. Как будто все люди сволочи и общаться с ними трудно. Но с кем трудно, так это с ней самой. Почти невыносимо. И стоит пожалеть бедную женщину, которая целыми сутками возилась с немощным телом Луизы, а взамен получала лишь упреки и обвинения. Я бы на ее месте сбежала в первый же день, свернув на прощание несносной мадам Я-принцесса-все-желейте-меня голову.

- Они должны будут прислать новую, ни разу не видевшую моих шрамов. Так что все отлично.
- Ты забываешь самое очевидное. Лицо.

Я не могу удержаться от злой ухмылки. Однако Луиза спокойно выхватывает из рук застывшей Бри бумажный пакет и надевает его себе на голову. Из-под слоя коричневой шуршащей бумаги глухо звучит ее голос.

- Однажды я проходила так три месяца.
Луиза стягивает пакет, ее волосы разносит в стороны, словно взрывом.
- Ни с кем не общалась и никого не хотела видеть.

- С пакетом на голове? Ты сумасшедшая? - горло у меня перехватывает от ужаса. Либо передо мной абсолютно не вменяемый человек, либо гениальная девочка, планировавшая побег и приучившая персонал клиники к своим странностям. Иными словами, Луиза лучший пример того, что помешательство и гений – две личины одного явления.

- Я живу в психушке и поглощаю рецептурные препараты горстями, конечно, я сумасшедшая. На, - Луиза протягивает пакет Бри, и та без всяких возражений натягивает его на голову. - Можешь сделать дырки для глаз.

Но в этом нет особой необходимости. Бри прекрасно ориентируется на ощупь и без проблем добирается до инвалидного кресла. Луиза отдает мне свою сумочку, предварительно достав телефон и сигареты. После некоторого раздумья сигареты она кладет обратно.

- Сейчас ты выкатишь ее наружу, скажешь охраннику, что я внезапно психанула, ударила другую девчонку. В общем, лучше нам всем расстаться. Отдаешь ему подмену и возвращаешься ко мне.
План примитивный, но в моем случае отсутствие излишних сложностей – это преимущество. Тем меньше вероятность совершить ошибку.

Набрав побольше воздуха в легкие, я выкатываю коляску с нацепившей пакет Бри в торговый зал. Водитель воспринимает явление наркоманки с неожиданным спокойствием, и сжавшаяся внутри меня пружина слегка ослабевает. Похоже, окружающие не ждут от Луизы ничего, кроме очередного представления. Одень она на голову трусы, и ничего бы не изменилось. Ей дозволены любые выходки. Издеваться над сиделками, грубить каждому, месяцами не размыкать рта и быть тем, что отравляет жизнь окружающим.

Не без содрогания я смотрю на то, как водитель увозит подмененную дочь мистера Садиста. Во что я вляпываюсь? Еще не поздно все исправить – крикнуть, вернуть Луизу на место. Но мои губы словно онемели, и слова примерзают кристаллами инея к кончику языка. Непроизнесенные, они постепенно тают, и во рту разливается горечь.

Про иные моменты говорят: «Я чувствую, как кто-то прошел по моей могиле». Но я ощущаю сейчас гораздо большее. Я слышу, как тяжело ступает мистер Садист на то место, где когда-нибудь меня похоронит.

В отличие от меня Луиза остается спокойной и собранной. Без дрожи и сомнения в голосе она отдает приказы. Купить сигарет. Вызвать такси. Извернувшись, она сует несколько смятых стодолларовых бумажек прямо мне в карман. От неожиданного прикосновения теплых пальцев я оттаиваю, кровь тугой горячей волной ударяет в голову. Вместо неподвижности страха, приходит горячка ненависти. Я готова убить Луизу своими руками, придушить или раскроить ей череп о сушилку для рук. Она только что подвергла мою жизнь смертельной опасности, толкнула к краю пропасти, и у меня никаких шансов удержаться.

- Знаешь, что я сейчас сделаю? - я наклоняюсь так, чтобы она могла увидеть мои глаза и прочесть транслируемое бегущей строкой бешенство. - Ну давай, прояви свои охрененные умственные способности.

- Видимо, оставишь меня здесь одну разгребать проблемы, которые я сама себе устроила, - она выглядит равнодушной, немного уставшей, но никак не испуганной. - Я смогу выбраться изо всего этого и сама, но тебе без меня не жить. Только я в состоянии сдержать гнев отца. Неужели ты не понимаешь, что я – единственный твой щит и надежная стена? Еще хочешь убежать, давай, девочка-инвалид не в силах кого бы то ни было задержать. Путь свободен.

В этот момент раздаются шаги – в туалет кто-то заходит. Прежде чем приходит понимание, что именно я делаю, захлопываю дверь кабинки и поворачиваю замок. Прижавшись взмокшей спиной к холодной фанере, жду, пока нас снова оставят одних. Сердце, как кувалда взбесившегося кузнеца, стучит по ребрам, норовя переломать кости и вырваться на свободу. Наконец незнакомая тетка спускает воду, быстро моет руки и, что-то бормоча себе под нос, уходит.

Неожиданный и мощный выброс адреналина отрезвляет. Кровавый туман ненависти в голове проясняется, а ноги подкашиваются от волны нахлынувшего облегчения. Я понимаю, что больше не хочу убивать Луизу, я безумно устала, и мне на все наплевать. Мне нужно тихое место и время для того, чтобы подумать.

Ничего не говоря, я выхожу из кабинки и вызываю такси к супермаркету. Оставив Луизу, отправляюсь на стоянку. Мне не хочется провести минуты ожидания в компании этого маленького чудовища. Будь она вампиром или оборотнем, я и то не испытывала бы подобного желания – держаться подальше и защищать собственную жизнь. Та угроза, что исходит от дочери Эдварда, намного страшнее простого страха смерти.

Приехавшему водителю я выдаю сказку о том, что моя племянница поскользнулась и, возможно, растянула связку, поэтому ей нужно помочь выйти из туалета. А еще лучше просто вынести. Чтобы у таксиста не возникло лишних вопросов, едва закончив говорить, я сую в его широкую грубую ладонь смятую сотню. Хмыкнув, он кивает и идет за мной следом. Меньше всего мне хочется возвращаться в тесную, пропахшую человеческими испражнениями комнатку, но я снова превращаюсь в послушный автомат и делаю то, что меня принудили сделать. Просто потому, что на поиск собственного пути у меня нет сил и не хватает мозгов. Я не умею столь же виртуозно, как мистер Садист и Луиза, просчитывать чужие проступки и влиять на эмоции, вызывая нужные и отсекая лишние.

С вызволением из туалета и погрузкой Луизы на заднее сиденье машины таксист справляется без особых проблем. Кряжистый, с мощными плечами и крепкой спиной, он несет ее так же легко, как я могла бы нести несколько книжек в вытянутых руках. Луиза все время молчит. Она открывает рот только после того, как мы покидаем почти пустую стоянку магазина и называет незнакомый мне адрес.
Устав смотреть на дорогу, я ловлю собственное отражение в зеркале заднего вида. Полный страха и отчаянья взгляд. Тяжелые мешки под глазами. Посеревшая кожа с сеткой синих сосудов. Это будет чудо, если я смогу вынести все никак не иссякающие испытания и не сойти с ума.

Пересекая город практически из одного конца в другой, машина снова петляет по тихим улицам пригорода и тормозит возле неприметного двухэтажного домика. Простые белые стены скрываются за пышными кронами деревьев и плетями дикого винограда. По-своему он выглядит красивым и уютным. Почти как картинка из книжки про сельскую идиллию. Но для меня даже этот безобидный дом является источником новых тревог и несет с собой угрозу. Отдав водителю еще одну сотню, я прошу его занести Луизу внутрь. Как и на стоянке супермаркета, он снова лишь хмыкает и безмолвно выполняет просьбу.
- Ключ под ковриком, - сообщает Луиза, когда наша маленькая процессия останавливается перед рассохшейся дверью, покрытой сползающей неровными полосами краской.

Нагнувшись, я нащупываю в углублении между камнями маленькую связку. На ней всего три ключа, причем два явно не от входного замка, слишком они миниатюрные, больше подходят для ящиков и шкатулок.

Оказавшись внутри, я быстро осматриваюсь по сторонам. Заметив в одной из комнат вполне подходящий диван, я прошу таксиста уложить на него девочку. Отдаю последние деньги и со словами "оставьте себе на чай" выталкиваю мужчину за порог. Щелкает замок, и я перевожу дыхание. Расслабляться рано. Это всего лишь временная передышка, и за тонкой стеной меня уже ждет больная дочь мистера Садиста, а, значит, и неисчислимая последовательность проблем.

Из холла я прохожу в столовую, сажусь за широкий стол темного дерева. Уронив голову на отполированную столешницу, что есть силы давлю на затылок руками, желая то ли выдавить мозги наружу, то ли просто размазать себя по прохладной блестящей поверхности.

Автор: Bad_Day_48; бета: tatyana-gr