Я же вроде отказалась вчера за ужином от вина. Почему тогда голова болит? Такое чувство, будто в нее медленно и методично вбивают гвозди. И что это за противный писк? В будильнике батарейки сели? Я хотела потянуться, но у меня не вышло. Что за…
Я испуганно открыла глаза.
Я не могла пошевелить ни руками, ни ногами. В комнате было темно. Неужели ночью, пока мы спали, нас нашли? И теперь меня связали и держат в темном подвале? Нужно закричать.
Не выходит. В горле пересохло. Нужно успокоиться. Я глубоко вздохнула, и сильный запах лекарств ударил в нос. Нет, только не это.
Я стала дергаться и стонать.
В комнате вспыхнул свет.
– Тихо, тихо. – Сестра склонилась надо мной, прижав мои слабые трепыхающиеся руки к постели.
– Нет, пожалуйста. За что? – всхлипывала я, продолжая дергаться.
– Упокойся, это просто больница, ты в обычной палате, – успокаивала она.
– Развяжи, – заплакала я.
Мне было так страшно. Уж лучше подвал.
– Тихо, детка. Ты можешь повредить руку иглой. Закрой глаза. Глубоко вздохни.
Я подчинилась.
– Представь, что ты находишься там, где бы хотела оказаться. Дыши. Где ты сейчас?
– В парке развлечений, – тихо сказала я.
– Здорово, продолжай.
– Мне девять лет, ты повела меня на ярмарку. Мы катались на американских горках, и я ни в какую не хотела оттуда уходить. А у тебя уже голова начинала кружится от всех этих каруселей.
– Дальше.
– А еще я испачкала спину твоей белой рубашки розовой сладкой ватой. И ты ходила так долго. – я улыбнулась воспоминаниям.
– Да, было весело.
Я открыла глаза.
– Лучше? – спросила она.
– Что случилась? – И тут я заметила тень около двери и дернулась.
– Тихо, это Эдвард. Он тебя спас.
– Спас? – Я откровенно ничего не понимала.
– Привет, – тихо поздоровался он.
Он выглядел таким напуганным и милым одновременно. Волосы растрепались. Одежда мятая и, кажется, испачкана.
Я смотрела в самые красивые глаза на свете, и машинально отвечала на вопросы.
– Что ты помнишь? – Сестра принялась развязывать ремни на моих руках, которыми я была привязана к кровати.
– С чего начать? – спросила я, растирая свободную руку.
– Можно? – Эдвард подошел и начал растирать рубец от ремня на руке, чтобы разогнать кровь.
– Начни с конца.
– Ну, пришел Марк, вы подарили мне замечательный подарок, я пошла в гараж, случайно пробила колесо в твоей машине, позвонила Трою, он помог мне его заменить. Потом мы поужинали, и я пошла спать, – рассказывала я.
– И все? – нахмурилась она.
– Ну да. – Но я чувствовала, что нет. Это не все. Что я упустила? Или это прикосновения Эдварда не дают собраться с мыслями? Я высвободила руку. Так легче думать.
– Что происходит, объясните! – воскликнула я.
Мне не ответили.
В палату вошел доктор Каллен.
– Здравствуй, Аника, – как-то грустно сказал он. – Эдвард, выйди в коридор.
– Но, папа…
– Живо, я сказал.
Таких властных ноток я от доброго доктора еще не слышала.
– Что со мной?
– Тебя чуть не сбил фургон Тайлера, но Эдвард вовремя успел тебя оттолкнуть, – ответила сестра.
В голове, словно вспышка, появилось лицо со шрамом.
– Аника, мы получили анализ твоей крови. Ты понимаешь, что могла впасть в кому и даже умереть? – строго спросил он.
– Что? В каком смысле? – От его слов я даже забыла о страхе больниц. Допустим, меня чуть не сбил фургон, но не сбил же. При чем тут кома?
– В твоем организме запредельная доза фенциклидина.
– И что это? – Я чувствовала, что со мной вдруг заговорили на японском.
– Ангельская пыль. – тихо, только для меня, сказала сестра.
Я знала, что это только примерно. Но ясно было одно, это наркотик.
– Я ничего не принимала. – я посмотрела на сестру, но та опустила взгляд.
– Ты мне не веришь? – закричала я. – Я не наркоманка. Никогда, ты же знаешь.
– Аника, успокойся, – сказал доктор. – Мы тебе верим.
– Нет, не верите, – сказала я упавшим голосом. – Вижу, что не верите.
Да что же это такое. И почему я не могу вспомнить ничего? Только лицо Джеймса и больше ничего.
В палату забежала медсестра и позвала доктора Каллена.
– Я зайду позже.
– Софи, я клянусь, что ничего не принимала. Это какой-то бред. И почему я не помню ничего?
– Успокойся, родная. Мы во всем разберемся.
Она достала из сумочки шприц, спирт, вату и жгут.
Я смотрела с подозрением.
– Я не украла, – улыбнулась она. – Купила в аптеке внизу, я сама сделаю анализ. Раньше не успела. Не хотела тебя одну оставлять.
Она взяла у меня кровь из вены, и ватной палочкой мазок слизистой носа.
– Это поможет доказать, нюхала ты или принимала внутрь.
– Ты думаешь, анализ ошибся?
– Нет, но сама хочу все проверить. Я видела данные анализа. Мне непонятны некоторые позиции. Да и сама доза просто непостижимая, – бормотала она.
– Я не делала этого, – плакала я от обиды.
– Никто ничего не знает. Доктор обещал, что никто не узнает о наркотике в крови. В школе думают, что ты ударилась головой, когда тебя оттолкнул Эдвард.
– Ты меня вообще слушаешь? – упавшим голосом спросила я.
Так больно когда самый близкий человек не верит тебе.
– Оставь меня, – тихо сказала я.
– Милая…
– Я сказала оставь отчаянную наркоманку, я не сбегу. Можешь опять привязать.
– Это было для твоего блага, ты могла пораниться, – оправдывалась сестра, зная, что этот поступок я не забуду.
Она поцеловала меня в лоб.
– Мне нужно отъехать, побудешь одна?
Я кивнула.
– Аника, прости, – она прижала меня к себе. – Я тебе верю, но мысль о том, что я могла тебя потерять, лишила меня рассудка. Я провела несколько часов, думая, что ты находишься между жизнью и смертью. Когда я увидела тебя на стоянке на асфальте, а потом, когда не смогла привести тебя в сознание, я думала, что с ума сойду. А в машине скорой у тебя начались судороги, я так испугалась.
Я испытала ни с чем не сравнимое облегчение. Она просто испугалась за меня, поэтому такая задумчивая и рассеянная. Она мне верит.
– Аника, если ты не делала этого сама, знаешь, какой напрашивается вывод?
– Кто-то меня хотел отравить!
– Да, поэтому будь осторожней со своими друзьями. Я скажу, чтобы к тебе никого не пускали. Я вернусь быстро.
– Когда ты меня заберешь? – хныкала я.
– Тебе нужно пока остаться в больнице. Ничего не бойся. Отдыхай. Постарайся заснуть.
– Софи, я видела Джеймса. Там в фургоне.
– В фургоне был Тайлер Кроули. Его занесло на скользкой дороге.
Я посмотрела ей в глаза.
– Он мертв, он не придет за тобой. – сказала она и вышла из палаты.
Я схожу с ума.
Я осталась одна в тишине. И забылась в неспокойным сне. Проснувшись, я старалась глубоко дышать, чтобы волна паники снова меня не захлестнула. Так, Аника, спокойно. Это просто комната с белыми стенами. С неудобной кроватью.
Я начала по крупицам собирать этот роковой день.
Полуголый Марк… А все-таки он такой красивый.
Элис с предложением поехать в Сиэтл. Так, нужно отругать сестру за то, что она ее подержала.
Волейбол. Кажется, я зарядила мячом в голову какой-то старшекласснице.
Красные глаза Троя. Это галлюцинация, как и Джеймс в фургоне.
Мне нужен мой коммуникатор. Нужно поискать в Интернете, что это за дрянь, которую мне подсыпали. Тем более я больше не могла тут находиться. С каждой минутой казалось, что комната уменьшалась в размерах. И оставалась только кровать и ремни.
Я сама не знаю, почему такую панику на меня наводят больницы. Последний раз я была в таком положении после убийства родителей. Из-за истерики в целях безопасности меня привязали к кровати. Так объясняла сестра. Сама я не помнила ничего.
Я вытащила из руки капельницу, накинула халат, обула тапочки и вышла в пустой коридор. Наверно, сейчас ночь, потому что дежурная медсестра спала на посту.
Так, где тут хранят личные вещи?
Я бродила по коридору, как призрак. Пусто. Никого. А тишина была просто оглушающей.
Запасной выход. Нужно подышать воздухом. Меня качало из стороны в сторону и сильно тошнило. Я еще не испытала на себе такое прекрасное состояние, как похмелье, но очень похоже что это оно.
Холодный мокрый воздух, мелкий дождик. Как хорошо. Еще никогда я так не была рада дождю.
За спиной послышались тихие шаги, и открылась дверь. Меня нашли, сейчас опять запрут в палате. Тихий наблюдатель не спешил подходить ближе или что-то говорить.
– Не говори отцу. Мне нужно просто подышать свежим воздухом, я сейчас вернусь в палату, – безошибочно угадала я.
Эдвард подошел ближе. На мои плечи опустилась теплая куртка.
– Спасибо, – тихо сказала я. – Почему ты не дома? Ночь ведь уже.
– Хотел узнать, как ты. Я так испугался за тебя, – ответил он. – И сам еще навредил тебе. Прости.
А, вот оно что. Муки совести держат его тут.
– Все в порядке. Твоя душа может быть спокойна, ты теперь герой, вытащивший девушку из-под фургона. Поклонниц у тебя прибавится.
– Что? Думаешь, я спас тебя из-за славы?
– А зачем тебе еще было рисковать? – я обернулась.
– Ты говоришь ерунду, – прорычал он.
Молчание.
– Отец мне не говорит, что с тобой случилось, но Эммет сказал, что ты была не в себе…
– Конечно, Эммету ли не знать последствия отравления наркотой, он в этом специалист, не так ли? – выпалила я. Все равно Эммет ему расскажет.
Он замолчал пораженный.
– Что? Не ожидал?
– Аника, это не выход. Ты ведь можешь завязать. Все будет хорошо. Я помогу тебе. Мы найдем хорошую клинику.
– Оставь меня в покое, – ответила я в отчаянии, сбросила куртку, и, насколько позволяло состояние, быстро пошла обратно в здание.
Мне не нужна его жалость. Мне не нужна его вера. Мне не нужна его помощь.
Я даже не поблагодарила его за спасение.
Кажется, я заблудилась. Где моя палата?
– Вот ты где, – сестра появилась из-за угла. – Зачем ты встала, ты и так еле на ногах стоишь.
– Я уже возвращаюсь в палату. Не кричи.
Она приобняла меня и помогла дойти.
Подушка. Как хорошо.
– Ты вспомнила что-нибудь еще?
– Только обрывки.
– Ладно, память вернется.
– Ну? – не просто же так она приехала среди ночи.
– Анализ слизистой ничего не показал.
– Спасибо за доверие, – съязвила я.
– Но я нашла кое-что интересное. Как ты уже знаешь, в твоей крови лошадиная доза фенциклидина, но это не совсем «ангельская пыль», которую можно сейчас достать. В пятидесятых годах фенциклидин был доступен как обезболивающее, но его запретили, потому, что он вызывал бред. Потом он стал выпускаться как Сернилан - анестетик для животных.
– Ты хочешь сказать, что меня напичкали таблетками для зверей? – перебила я.
– Именно. Только вот Серланин перестали выпускать в конце семидесятых. Сама понимаешь, его тоже использовали не совсем по назначению. Возможно, тебя это спасло. То, что лекарство было давно просроченное. Что ты ела в школе? – с подозрением спросила она.
– Ленч, но... нет... Элис не могла. – Я начала вспоминать, как меня насильно кормили. – Она принесла ленч. Она бы не успела... я бы заметила, если бы мне подмешали кучу таблеток. И Трой был с ней. Да и где им взять такой препарат? – вдруг память услужливо подкинула мне кучу воспоминаний.
– Уверена?
– Галлюцинации, головокружение, тошнота, смена настроения, потеря координации, страх, паника, – стала тупо перечислять я.
– Да все это симптомы отравления.
– Почти все это было до ленча. Я чувствовала себя плохо с самого утра, я думала это от... - ответ лежал на поверхности. – Это печение Софи.
– Что?
– Утром я ела печенье. Причем съела довольно много. А ты?
– Нет, я на диете, ты же знаешь. – Кажется, она стала понимать мою сумбурную речь.
– Марк? Боже, Логан? Ты не давала Логану его? – Кто знает, как это повлияет на животное.
– Нет, успокойся. Так, я еду домой. Быть такого не может, неужели кто-то из соседей? Этот город кишит психами, – бормотала она. – Какое именно ты ела?
– Все... – только от одного воспоминания меня передернуло.
– Это будет сложнее, две корзинки принесли и отдали мне лично, три я нашла на веранде. Я дура, прости, нужно было проверить.
– Кто же знал, что кто-то хочет меня отравить.
– Может, и не тебя, а меня. Возможно, ты была права, когда говорила, что меня могут тут сжечь на костре, как ведьму, – зло усмехнулась она.
Судя по ухмылке, человеку, который это затеял, лучше переехать на другую планету.
– Я же пошутила, кто будет травить за то, что ты красивая женщина, и любишь флиртовать?
– Ревнивая жена или любовница? – приподняла она одну бровь. И, поцеловав меня в лоб, ушла.
Я опять осталась одна. Мысли кружились в голове, отказываясь складываться в общую картину.
Какой-то бред. За что? Что мы сделали? Неужели это из-за Марка? Или из-за кого-то из тех, кому Софи вскружила голову? Мужики приносят одни неприятности.
И живое тому доказательство вышло из-за ширмы в темном углу.
Я в раздражении застонала. – Эдвард, тебе не говорили, что подслушивать не хорошо?
– Вы должны обратиться в полицию. – Он подскочил ко мне, его взгляд выражал ужас, и лицо было бледнее мела.
Опять он переживает за меня. Я ему не безразлична. И как я раньше этого не замечала? Только не расплыться в глупой улыбке. Это будет выглядеть странно.
Я вздохнула.
Как хорошо, что мы не наговорили лишнего. Кто же знал, что у Эдварда Каллена такие дурные манеры.
***
Автор: Виктория Савельева
Бета: Штирлиц