Эдвард
Сняв путы прошлого, вновь чувствуешь оковы – Таков Небесный приговор суровый. (Елизавета Резникова)
Меня покидала чувство уверенности с каждым приступом. Я становился все слабее и слабее, и слабее… Я чувствовал, что опять взорвусь. Джеймс вчера принес пакетик кокса. Я каждой своей клеточкой ощущал расстояние между мной и желанным препаратом. Честно, не знаю, как я до такой жизни докатился. У меня начались ужасные ломки, все вокруг меня темнело, это невыносимо было больше терпеть, и я сдался. Зависимость от запретных веществ была унизительной для меня. Она делала меня слабым и беспомощным. С каждым вдохом я понимал насколько у меня большие проблемы, я был по уши в дерьме. Я ненавидел свою жизнь, свою семью. Они не заслужили этого. Мой отец, Карлайл работал без выходных, он врач – хирург. Профессия, безусловно, требует много ответственности, хладнокровия. Он был моим кумиром, но я ненавидел его, все, что со мной сейчас творится это его вина. Мне легче было скинуть всю ответственность на Карлайла, чем признать, что моя проблема – это я. Я был самым главным препятствием в своей жизни. И черт, какого *** я сваливал все проблемы на свою семью. Моя мать, Эсме, болела тяжелым заболеванием – раком крови. Я был ничтожеством, я ненавидел себя за все то, что делал сейчас. Но не мог, не мог оторваться, оно манило, манил этот мир полный грехов и соблазнений. Манил мир героина и травки. Как все это началось? О. Я даже не помню. Такое ощущение, будто я делал это всегда: курил, пил, кололся, нюхал. Но так было не всегда. На самом деле все это продолжается не много не мало около полугода. Тогда я первый раз ширнулся. Как сейчас помню: была весна тогда, и я чихал от сирени, у меня аллергия. Сопли и слезы лились из меня нескончаемым потоком. Мне было плохо, мои глаза слиплись от гноя, и я мало что видел перед собой. Телефон в моем кармане звенел резко и настойчиво, это был Джеймс. Мы с ним дружили с детского сада, я доверял ему как самому себе, не думаю, что теперь мы были друзьями, мы были врагами, я ненавидел его также как и он меня. Он предложил мне тогда понюхать кокс. На тот момент мне было все равно, что нюхать, меня довела до ручки аллергия. Тогда я подумал, что первый раз это ничего. Ничего не случится, тем более я не был похож на того, кто мог бы впасть в зависимость от какого-то кокса. Нюхнул я всего две дорожки, как сейчас помню, я как-будто оторвался от земли и летел, летел, летел… Как все банально, самому тошно от этой хрени. Но я не мог сам избавиться, мне нужен кто-то, кто помог бы мне. Вам, наверно, кажется странным, почему я своего отца обвиняю, собственно? Потому что он никогда обо мне не заботился, а все из-за болезни Эсме. Я был, безусловно, подонком, но иногда я ЖЕЛАЛ ее смерти.
Я откинулся на кровать и посмотрел на часы, а точнее бросил небрежный взгляд. Я знал, что под кайфом находиться в школе отстойно и опасно, кто-нибудь мог застукать. Всего шесть часов, я мог успокоиться. Мои глаза закрылись, и мое тело оказалось в розовой лагуне. Я смог отпустить его, оно текло, растекалось, летело. На моих губах появилась улыбка, словно сам бог дал мне нюхать свою пыльцу. Я мог сравнить это чувство с касанием бога. Вспомните свое самое блаженное состояние, добавьте немного травки, затянитесь как следует, чтобы легкие жгло, выпейте немного виски, и вы меня поймете. Я лежал, позволяя себе не думать. Я знал, после этого у меня начнется нервный срыв, но меня не волновало, что будет потом, я жил этой секундой, мгновением, и оно мне нравилось.
Постепенно меня стало отпускать. Я опять кинул прозрачный неэмоциональный взгляд на часы. Было семь. Я вздохнул и резко встал, с целью направиться в душ, как, вдруг, раздался телефонный звонок. Я простонал. Розали звонила мне каждое утро, чтобы узнать мое состояние. Она, черт, ЛЮБИЛА меня. Только это все сложно… Рози встречалась с Джаспером. Я чувствовал себя участником какой-то идиотской драмы под названием: “уколись еще раз”. Она боялась со мной встречаться, она боялась меня вообще, боялась проблем. Джаспер – ее спасательный круг с крутыми предками в качестве дополнения. Но я бы не хотел иметь с ней никаких связей, да, она была моим типом: красивая, неглупая, она была ЖЕНЩИНОЙ. Я любил, когда девушка ярко красилась, это говорило о ее уверенности в себе.
- Да, Рози, - сказал я, она любила, когда ее так называли.
- Привет, Эдвард, - сказала она шепотом. Я сразу понял, Роуз была у Джаспера, он ненавидел меня, - как ты?
- Нормально, - я попытался сказать это уверенно, но мой язык все равно заплетался.
- Ты опять?
Я промолчал. Мне, по непонятным причинам, было стыдно, я теперь втройне чувствовал себя убожищем перед ней. Роуз, конечно, хоть и была сукой, она заботилась обо мне, по-настоящему, не так как мои родители. В моей жизни не доставало заботы, бескорыстной заботы.
- Ладно, - выдохнула она, - я хотела только убедиться, что ты жив и здоров, - в ее голосе читались слезы.
- Спасибо, - сказал я, - спасибо, что волнуешься.
Для меня это и, правда, много значило, но я не любил ее, мне не хотелось любить ее из благодарности. Я слышал, как Джаспер на той стороне проснулся и спросил Рози, с кем она разговаривает. Я положил трубку. Не хотелось ее подставлять, это не было бы похоже на благодарность с моей стороны.
Как я и хотел, направился в душ. Хотелось избегать зеркала. Я ненавидел видеть себя под кайфом, мое лицо казалось каким-то невменяемым и сумасшедшим. Холодные струйки текли по моему телу, по всем моим татуировкам на шее, плечах, спине. Мне хотелось запечатлеть в цитатах всю мою жизнь на теле. Я занимаюсь рисованием и спортом. И, если рисование не подвергалось сомнениям, то спорт, определенно, не был желанием всей моей жизни. Я не любил спорт, но меня заставлял ходить на баскетбол мой отец, говорит, для здоровья. Какое хреново здоровье? Я занимался здоровьем днем, чтобы испортить его вечером. Я все портил, все то, к чему я прикасался, портилось у меня на глазах. Мне было невыносимо смотреть на это. Мне было больно смотреть, как Роуз чахнет с каждым взглядом на меня. За что она меня любила? Во мне не было и толики тех эмоций, которые она хранила в себе, запирая под маску.
Когда я покончил с душем, прошел в свою комнату и начал искать хотя бы мало-мальски чистую одежду. И я нашел, как ни странно. Возможно, мне ее постирала Роуз, она часто забирала стирать мои вещи, наверное, потому что хотела позаботиться обо мне. Я опять почувствовал приступ жалости.
Мама была в больнице, папа уехал рано на работу, оно и хорошо, не хотел их пугать своим видом, учитывая то, что они даже не знали об этом дерьме. О черт, в моей голове крутились мысли только о наркотиках. Я гнил душевно.
В школе все было также. Парковка и люди, люди, люди… Вообще-то я ничего против них не имел. Мне легче было скрыть свои мучения за толпой обыкновенных подростков. Я часто любил смотреть за ними. Многие из них не были чем-то обеспокоены или их что-нибудь нервировало. Я редко встречал людей, которые могли бы понять меня и принять. В моей жизни был только один друг – Алек, но когда он узнал о моей проблеме, то быстро свалил из моей жизни. Он свалил из нее, так же как и появился. Он оставил за собой только обиду. Я сидел и наблюдал на капоте своего “вольво”, ах да, я еще курил. Курил я год и еще три месяца.… Пристрастил меня к этому тоже Джеймс. Как всегда. Он был моим Вергилием по путешествию в мир наркотиков и всего грязного и отвратительному. В школе он со мной не разговаривал, не знаю почему, но меня иногда посещали догадки, что он был напуган всем этим хаосом, что творился вокруг наркоты. Он хоть и казался с виду “бэдбоем” таковым не являлся, и у него была целая куча проблем, связанных с марихуаной. Он говорил, что слишком горд, чтобы быть зависимым от всего этого, но я знал жестокую правду.
Я курил “Marlboro”, наслаждаясь ощущением никотина в своих легких, и выдыхал обратно рассеянным дымом. Это чувство тоже мне нравилось. Я думал, вся проблема человечество состоит в том, что ему хочется попробовать то, что было запрещено, то, что заставляло их изможденные тела порхать в воздухе. Меня интересовали другие люди, они волновали меня с того самого момента, когда я родился. Всю свою жизнь я провел за наблюдениями, но я никогда, ни в чем не участвовал. Я мог сказать о себе, что мой жизненный опыт был равен нулю, я никогда не учился на своих ошибках.
- Эдвард, - возле меня оказалась Розали. Сегодня она выглядела сногсшибательно. Идеально накрашена, как всегда, одета она тоже была потрясно. Я остановил свой взгляд на ее груди, которая была подчеркнута облегающей майкой, - Эдвард, ты слышишь меня?- спросила она меня требовательно, отрывая меня от созерцания ее груди.
- Да, - кивнул я, стараясь не поднимать на нее свои глаза, - привет, Рози.
Я затянулся и посмотрел на Джаспера, который был занят списыванием домашнего задания по литературе. Розали, определенно, подобрала хороший момент, чтобы он не увидел меня, болтающего с ней.
- Привет, РОЗИ?! – спросил она меня возмущенно, и подняла мою голову, чтобы заглянуть в глаза, - Это все, что ты можешь сказать в свое оправдание? Ты сейчас скажешь, что это Джеймс, опять.
Я раздраженно отвернулся и убрал ее руки с моего лица. Она же знала, я не любил, когда его прикасались. Мне было неприятно. Я поправил свои волосы.
- Эдвард, - взмолилась она, - тебя когда-нибудь заботят другие люди кроме себя? Ты не уважаешь меня, заставляешь нервничать и дежурить у телефона, звонить в морг, когда ты пропадаешь… Я постоянно волнуюсь, когда тебя нет, мне постоянно кажется, что у тебя передоз. Я люблю тебя, не хочу, не хочу, чтобы ты исчезал из этого мира.
Я вздохнул и отвел глаза, мне не хотелось думать о том времени, когда я уйду.… Вместо этого я сосредоточился на сцене, развернувшейся посреди парковки. Большой парень вешался на маленькую-маленькую девочку, мне стало странно, как она не переломилась от его веса. Девочка кричала на него, а он улыбался. Я завидовал им, они могли быть счастливыми. Они ЖИЛИ.
- Рози, - обратился я к ней, - ты не должна думать обо мне. У тебя есть Джас, и у него хренова гора комплексов, черт, он просто мешок с комплексами.
Она резко обернулась ко мне.
- Мне плевать на Джаса, он мне никто. А ты, ты все для меня, и ты так поступаешь.
- Ты спишь с ним, - сказал я уверенно, - ты же не шлюха, чтобы спать с нелюбимыми.
Я отчеканил последнюю фразу и, взяв свой рюкзак, поплелся на живопись. Я видел: в ее глазах застыли слезы. Так надо было. Я приносил боль людям, я чертов врач, который приносит боль людям, чтобы вылечить их.
Я шел по коридору и смешивался с толпой. Я не хотел выделяться, я был невидимкой, ничтожеством.
Сегодня, на живописи, мы начали рисовать новый натюрморт. Рисование расслабляло меня, заставляло забыть. Я считал себя чертовски хорошим художником, я имел на это полнейшее право. Мои картины висели в коридоре школы Форкс, ими любовались, на них смотрели и, черт, гордость во мне играла, не скрою. Мистер Сомерсем породил мимо, я старался не обращать внимание на то, что он смотрел, как я рисую. Мне не нравилось, когда люди наблюдали за моей работой, я терялся в мыслях, нервничал и задумывался, что, черт возьми, они думали о том, что я делаю. Мистер Сомерсем был из таких людей, которые стараются по его творчеству определить, кем был человек, он обожал разгадывать меня. Он мне сам об этом говорил, абсолютно не скрываясь. Я любил таких открытых людей. Они не стеснялись выражать мысли вслух, такие люди заслуживают уважения.
- Мистер Каллен, - обратился он ко мне, - не могли бы вы подойти ко мне после урока?
Я кивнул, не утруждая себя ответить. Мне было откровенно лень идти после урока и опять выслушивать его морали по поводу моей, вероятно, не совсем устойчивой психики. Он не знал, что иногда я рисую картины под кайфом. Получается бред, конечно… Но ему нравится.
Прозвенел звонок с урока и я, не мешкая подошел к моему учителю.
- Вы просили, чтобы я остался, - напомнил я ему.
- Да, - он потер переносицу, - Эдвард, тебе не кажется, что, возможно в твоем поведении что-то не так?
Я вопросительно поднял бровь:
- Вы думаете, я псих?
- Нет, что ты, Эдвард, я думаю у тебя проблемы в семье.
Можно подумать, у кого-то их нет. Но да, он был чертовски прав, когда заявлял такие вещи.
- Что мне сделать? – спросил я отстраненно.
- Возможно, стоило бы сходить на занятия к мисс Джонс. Возможно, она тебе чем-нибудь поможет.
Я глубоко вздохнул. Я знал, пока они не знают проблему, они не смогут мне помочь ни чем. И я абсолютно точно не собирался рассказывать им ни о чем.
- Я не знаю, мне кажется, там мне не смогут ни чем помочь, - сказал я в замешательстве.
- Ты хотя бы попробуй, сказало он мягко, в противном случае мы должны будем сообщить твоим родителям о проблеме.
Я замер. Так вот в чем была проблема? Это все? Он шантажировал меня родителями? Я готов был умереть на месте. Если, вдруг, они узнают о том, что есть проблемы, они все поймут и тогда плохо будет всем. Черт, какого хрена посторонние дядьки лезли в мою жизнь. Эмоции на моем лице сменяли друг друга.
- Эдвард, - сказал он мне, протянув записку, - передай это мисс Джонс прямо сейчас. И помни… - он запнулся, - я ни в коем случае не желаю тебе зла.
Как же.
Я был в шоке. Не думал, что меня это коснется. Я слабо соображал, куда ведут меня ноги. Но они меня не подвели. Я стоял напротив кабинета мисс Джонс. Честно признаться, я ее никогда не видел и, честно говоря, не хотел. Все эти психологи выматывали меня. Они копаются в моей голове, пытаясь понять, что происходит. Но как человек может понять другого человека, если никогда не был зависим и не употреблял наркотики?!
Я слабо постучал в дверь. Никто не откликнулся, тогда я сделал это еще раз. По-прежнему все молчали. Меня выводила из равновесия эта ситуация. Я постучался громче, еще, еще и еще. Черт, она вообще слышит меня? Я нажал на ручку и тихо открыл дверь.
- Мисс Джонс, - позвал я, - вы здесь?
Где-то что-то упало, и мисс Джонс вышла. Я вздрогнул от испуга. Она поправляла свою кофту, и был виден ее ливчик. О черт, еще этого мне не хватало. Ее помада была размазана, а из гардеробной вышел мистер Смит. Заурядный малый, как и его фамилия тоже. Меня передернуло от отвращения, знаете, застать своих учителей за таким делом это… очень неприятно, и я впервые попадал в такую ситуацию. Мисс Джонс была похожа на корову. Ее габариты были не такими большими, но и немалыми, она весила килограмм восемьдесят, не меньше. Также она красила губы в яркий красный цвет, что заставляло меня подсмеиваться. Я любил яркий макияж, но не НАСТОЛЬКО яркий.
- Вы, кажется, мистер Каллен?
Я кивнул, вручая ей записку. Она вытерла свою помаду и приняла ее. Внимательно ее прочитав, она кивнула.
- Мистер Каллен, я жду вас в четыре. Занятие длится два часа.
Два часа на то, чтобы болтать? Я не готов к такому… Черт.
- Спасибо, а…
- В соседнем кабинете будет все проходить, даже если никого не будет можете присаживаться и готовиться морально.
- Хорошо.
Я сказал это и пустился дальше от кабинета. Я не хотел больше вспоминать о том, что видел. Это было отвратительно, безумно, глупо, очень глупо, называйте, как хотите. Но, знаете, мне любопытно было бы узнать, что за курсы такие. Может, они, и правда мне помогут. Следующим по плану уроком была история искусств. Это был единственный урок, который мог послужить мне уроком над размышлением, потому что миссис Бледел так монотонно и скучно рассказывала уроки, что ее можно было не слушать. Поэтому я черкал что-то в тетради. Я все еще не отошел от утренней дозы, поэтому рисовал всякую фигню. Рядом со мной сидела Таня. Она постоянно заглядывала мне за руку и пыталась что-то разглядеть.
- Таня, - шикнул я на нее, - хватит пялиться, - кажется, она испугалась. Я был доволен полученным результатом.
Я ходил из урока на урок из урока на урок. Все это мне порядком поднадоело. На последнем уроке, перед ланчем, на меня напала такая тоска, что я немного проскулил. Хорошо, что меня никто не услышал. На меня часто нападали такие истерики, такие, что я не мог контролировать себя. Это не было депрессией, как у других наркоманов, это было тоской. Я истосковался по нормальному, трезвому общению. Я уже не знал, как это, разговаривать, когда ты не под кайфом. Да еще эта… вина перед Розали. Я был виноват, виноват как никогда. Вина была настырной, она колола мне в груди и мешала сосредоточиться на уроке. И мне надо было покурить, в противном случае приступ истерики опять уколет меня не в нужное время и не в нужном месте. Черт. Теперь все мое существование сконцентрировалось на маленьком кармашке в моем рюкзаке, где лежали “Marlboro”. Мне не нравилась эта зависимость. Не нравилась. Это слабость, и кто знал об этом, запросто мог надавить на слабое место. Наркотики. Я постоянно ронял ручки, и все на меня злобно смотрели. Никотиновая ломка.
После того, как прозвенел звонок, я побежал на улицу. Все всегда там курили, но сейчас там никого не было. Это заставило меня улыбнуться. Я любил быть в одиночестве так же, как и любил быть в толпе. В любом случае я находил свои плюсы. Я затянулся долгожданной сигаретой. Это было похоже на первый поцелуй. Такой волшебный и долгожданный. Но это не сравнится с ним, даже учитывая то, что я целовал девушку, которую не любил. Первую сигарету я выкурил и бросил бычок в траву. Зажег вторую сигарету и продолжил думать. Но тут меня прервал жутко наглый голос.
- Привет, - сказала девушка.
Я ожидал увидеть какую-нибудь блондинку в облегающем мини, но все оказалось наоборот. Передо мной стояла абсолютно невзрачная девушка. Ее ноги были похожи на спички, и не было абсолютно никаких выпуклостей. Более того, даже не было намека хоть на какие-то женственные формы. Вполне возможно, что намек-то был, но где-то далеко под слоями одежды. Я даже удивился, что, несмотря на ее внешность, у нее был такой грубый прокуренный голос, да еще и наглый. У нее точно были проблемы с окружающим миром.
Она посмотрела на KENT у нее в руке извиняющимися глазами. Я показал зажигалку в воздухе с вопросом в глазах: “Тебе зажигалку?”. Она кивнула и наклонилась ближе, чтобы я выполнил ее просьбу. Тут сработал мой нос, ее запах. Нет, вы не подумайте, что я сумасшедший маньяк, который нюхает всех, я не был таким, но ее запах… Ваниль. Не слащавая ваниль, нет, настоящая ВКУСНАЯ ваниль. Эта девушка противоречила сама себе: грубый голос, сладкий запах, хрупкая фигура и вредные привычки. Ужас. Это была первая такая. Я не встречал больше настолько противоречащих качеств в одном человеке. Я не мог так просто нас оставить. Я никогда не видел ее, и мне было интересно почему. К моему ужасу я понял, что она уходит и испугался раньше времени.
- Ты учишься здесь? Я тебя ни разу не видел, - я попытался скрыть свою нервозность, которая снова на меня нахлынула. Она повернулась, и я смог разглядеть ее тонкий носик и пухлые губки.
- Да, - сказала она четко, - А ты? Я тоже тебя ни разу не видела, - она затянулась и выпустила дым струйкой. Я был в шоке. Это первый человек после Розали, который не шугался меня, а наоборот, мог поговорить. И… мне стыдно, но она ТАК курила.
- Да, я в классе живописи, - сказал я и затянулся.
- Почему-то я сразу так и подумала, - она наморщила лоб так, будто подтвердила свои внутренние догадки.
- Что, так заметно? – спросил я, стараясь показаться как можно отстраненней.
- Да, волосы, - я остановился. Про какие волосы она толкует? При чем тут мои волосы? Эта девочка сводит меня с ума. Я уже хотел спросить, что к чему, когда она добавила поспешное “не парься”. Теперь я точно был загнан в угол.
Это был самый глупый разговор за всю мою жизнь. Но эта девочка была странной, и она могла бы быть моим другом. Я смел предположить такое стечение обстоятельств, если мы еще когда-нибудь встретимся в этой жизни. Я посмотрел на нее еще раз. Ее взгляд был витающий где-то далеко, мечтающий.
- А ты, наверно, какая-нибудь поэтесса, - я улыбнулся, потому что знал, что попал в точку. Я гордился собой. Мое эго распирало.
- Почти, я люблю сочинять стихи, - она сказала. Уголки ее губ слегка взлетали вверх, когда она выдыхала никотиновый дым. Меня поразило, насколько детально я все увидел. Потом я пробормотал что-то нелепое. Даже уже и не помню что, но ее это позабавило. Она так умело держала сигарету, что я опять рискнул:
- Давно куришь?
- Лет с четырнадцати.
С четырнадцати?! Это была не девушка. Бог должен был создать ее парнем. Потом она меня спросила опять что-то. Потом я ответил. Все это было глупо. Я хотел спросить, как ее зовут, но прозвенел звонок и она, поспешно выкинув сигарету, убежала на урок. Я остался стоять в замешательстве. Я понял: то, что я торчал здесь, болтая с ней, абсолютно не волновало ее. Девушке просто надо было покурить, я чертов болван.
На урок биологии я, конечно, опоздал. Учитель меня отчитал и попросил присесть. Все уроки прошли скомкано, я все время вспоминал девушку и сравнивал ее с Розали. Розали выигрывала, и я чувствовал слабую жалость из-за этого, из-за того что я чувствовал жалость девушка набрала сразу несколько плюсиков за это и пошла на обгон. Черт, я точно был под кайфом, когда думал об этом.
Уроки закончились, и я решил сразу пойти на тренинг, чтобы у меня появилось больше времени для знакомства со всем тем, с чем мне придется сталкиваться еще полгода как минимум.
В кабинете не было никого. Стулья стояли по кругу, а во главе, насколько я успел понять, стоял стул учительницы. Я пытался не думать о том, что произошло сегодня в ее кабинете. Это было странно и… противно. Я размышлял об этом, когда вошла девушка. Я не верил своим глазам: она тоже здесь? У нее-то какие проблемы? Мне было необходимо это знать. Ее лицо меняло цвета. Я даже испугался немного. Девушка была вспыльчивой.
Сначала, лицо казалось нервным и бледным, потом злобным и розовым, потом фиолетовым и гневным, потом опять бледным, но растерянным.
- Привет, ты сел на мое место, - не смотря на всю ее, как мне показалось, внутреннюю борьбу она выглядела смущенной. Я удивился и сел на место рядом. Девушка опять злилась, но эта вспышка прошла быстро, ее можно было даже совсем не заметить, но я заметил, потому что обратил на нее особенное внимание. Она необычная. Сложно было говорить о том, в каком плане она мне понравилась, в плане девушки или в плане друга. Но, совершенно точно, я бы не согласился быть ее парнем. Она слишком колкая для меня.
- Привет, - сказал я опоздало.
Неожиданно для себя я понял, что опять чувствую отвращение к себе. Приступ тоски напал на меня быстро. Я знал, что не могу быть с любой девушкой, с которой пожелаю, я разрушу их. Мне было противно, когда мои мысли снова нашли мою мать. Мне не хотелось думать о ней сейчас, о своем свинском поведении.
- Тебе здесь тоже не нравится? – спросила меня девушка дружелюбно, я думал, что она просто забыла про свою злобу. Она сказала это так, будто ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотела поговорить со мной.
- Нет, точно нет. Меня заставили. Я, ведь, псих. А тебе здесь тоже не особо нравится. – Я не спрашивал, я знал, иначе бы она так не нервничала. Ее шоколадные глаза слишком блестели, а ее волосы слишком переливались, теперь я это видел.
- Точно. Я не очень хорошо лажу с мисс Джонс. Думаю, это будет заметно.
Мне это было не удивительно. Я догадывался, что такие дерзкие, как эта девушка с прокуренным голосом, всегда будут плохо общаться с такими романтичными натурами как мисс Джонс.
И тут я НЕСТЕРПИМО захотел опять ощутить запах потрясающей ванили. Я наклонился и вдохнул запах.
- Хочешь секрет? – спросил я, маскируя такое свое поведение, - Она похожа на корову.
Она засмеялась своим хриплым смехом.
На протяжении всего занятия Белла, так ее звали, постоянно сцеплялась с мисс Джонс по тем или иным вопросам. Совершенно точно Белла, как и я, понимала, что сидит среди стада баранов и то, что нам промывали мозги. Она постоянно брезгливо оглядывала класс и, когда нам объявили, что мы можем уходить, она попрощалась со мной и с облегченной улыбкой побежала из класса. Абсолютно точно, она непростая. Собственно, я опять ширнулся перед сном и, когда мое тело уносило розовое облако, я думал, что Белла, наверно, не так плоха, как может показаться.
от Автора: Надеюсь, что вы поняли контраст между Эдвардом и Беллой, насколько они разные и насколько похожие. Спасибо, что читали. Жду комментариев