Глава 5. Время
POV Элис

Секунды складывались в минуты, минуты в часы, а часы в сутки… Хотелось бы сказать, что я не следила за временем, но именно этим и занималась.

В палате висел циферблат. Круглый, тикающий, раздражающий. Он и несколько чёрно-белых тематических фотографий украшали мятно-зелёную стену напротив. Но, в отличие от ежесекундно издающего звуки часового механизма, стена цвета свежей зелени абсолютно меня не нервировала, а, наоборот, дарила безмятежное спокойствие.

Я смотрела сначала на стрелку часов, а затем на стену, стрелка – стена, тик-так – тишина, тик-так, тик-так…

Очередной день моей бренной жизни начался в больнице с осознанием того, что с безразличием к смерти родителей я переборщила. Моё вчерашнее поведение, мысли, ход рассуждений и чувства ¬– всё это разительно отличалось от того, что я чувствовала сегодня. Вместо прошедшей нервозности, истеричности и безжалостности по отношению к родителем образовалась пустота, ледяное спокойствие и невозмутимость. Шторм прекратился, и на смену ему пришёл штиль.

Около двух часов назад наступил рассвет. Я наблюдала за этим сквозь жалюзи. Зрелище оказалось до того красивым, что я не удержалась и, наплевав на боль и дискомфорт, закуталась в одеяло из овечьей шерсти и переместилась в кресло. Пришлось его немного подвинуть, чтобы оно стояло ровно напротив панорамного окна. Приняв удобную позу, я погрузилась в чертоги разума, но, находясь даже в таком состоянии, ни на секунду не ощущала себя такой же интеллектуально развитой как Шерлок Холмс.

Долгие и томительные размышления пошли мне на пользу. В голове происходил занятный процесс переоценки всего, что со мной случалось. Я не думала о будущем, потому что считала, что у меня его нет, мысли занимало прошлое. Пусть и недавнее, но остро требующее моего внимания.

Шарлотта и Фред. Фред и Шарлотта. Мне было тяжело назвать их родителями, так же трудно, как обратиться к каждому из них «мама» или «папа». Но они именно ими и были.

Мать – человек-пример, обладающий уважением в глазах детей и занимающий особое положение. Моя мама могла сделать аборт, так популярный в нынешнее время, избавиться от меня, но этого не сделала. Сохранение жизни ребёнку, когда у тебя нет ни гроша и ты чрезвычайно молода, стоит определённых моральных усилий. Я надеялась, что это были именно усилия и желания, а не банальное опоздание с приёмом к врачу. Не каждый подросток восемнадцати лет готов стать отцом или матерью. Шарлотта Брендон не всегда была ужасной родительницей, случались и светлые периоды. Она заботилась обо мне, растила до пяти лет, пока в ней что-то не перещёлкнуло, пока не случилось то, что стало причиной появления ненависти и отвращения в её глазах. К тому же отец изъявил желание поучаствовать в воспитательном процессе единственной дочери. Именно это и послужило началу той жизни вынужденного отщепенца, которую я вела.

Но сейчас, когда на выходе осталась одна, я начала ценить давших мне жизнь. Выражение «мы начинаем ценить, когда теряем» как никогда кстати описывало моё состояние. Эти люди были ужасными, мною не любимыми, но родными. И применять к ним глагол «были» непривычно и странно. Как так же странно в полной мере осознавать, что у меня есть сегодня, скорее всего, завтра и послезавтра, а их уже не будет где-то рядом. Я знала, что смогу с этим справиться, но память… память беспощадна, как и время. Она особенно любит сохранять те воспоминания, от которых хочется избавиться больше всего на свете.

Я хотела бы думать, что разобралась с тем, что наиболее меня волновало. Но всегда есть «но», маленькие поправки с большим значением.

Я вспомнила про людей вчерашнего дня. Люди вчерашнего дня? Забавно придумано. Это значит, что они не появятся в сегодняшнем или и их существование ограничивается предыдущим днём? Об этом можно думать долго, но факт оставался фактом. Вчера я встретила «принца». Но, находившись в то время в нестабильном состоянии, близком к отчаянию и в лёгком помешательстве, я не контролировала себя и вела максимально глупо.

Я несла бессмыслицу, подыгрывала в странной ролевой игре, смеялась и улыбалась. Чувства лживые такие же, как и я сама. Всё пропитано неправдой… Я успокаивала себя тем, что мне нужно отвлечься. И тот парень, блондин с глубокими сапфировыми глазами, появился как раз вовремя. Он играл роль шута, а я – придворной дамы, которая смеялась только потому, что так делала королева, другими словами, потому что это казалось нужным и важным в тот самый момент. А ведь парень, как его там… Кай? Оказался таким же чудаком, как и я. Эй, Кай, где твоя Герда?

Высокий, синеглазый и светловолосый. В память врезалась его открытая и сияющая улыбка, таких я еще не встречала, поэтому не верила, что этот парень был по-настоящему искренним в своих словах и действиях. В наше время у каждого человека есть свои скелеты в шкафу: у кого-то их слишком много, а кто-то практически безгрешен. Поэтому мне захотелось поболтать с Каем на «трезвую» голову, когда смогу полностью себя контролировать и не набрасываться на симпатичных парней.

Смерть, Кай и Уитлок – главные темы моих внутренних рассуждений. Что касалось последнего… Да, для себя я решила, что именно он виновник всему тому, что приключилось со мной и моими близкими. Честно признаться, это было шаткое решение. Всем фибрами своей души я хотела в это верить, но что-то не сходилось. И в этом мне предстояло разобраться. Желательно, обсудить напрямую с Джаспером. Припоминая то, как он вчера стойко игнорировал этот вопрос, я решила, что при следующем нашем разговоре ему не удастся увильнуть от ответа. В конце концов, я имела право знать правду, и Уитлок прекрасно осознавал, что у меня хватит ума, чтобы не писать на него заявления в полицию. Так почему бы ему не раскрыть все карты?

Несколько раз я вспоминала о школе. Джессика, Анжела, Майк – интересно, как они отреагировали на то, что я просто исчезла? Или им сказали, что я трагически погибла? В любом случае, я хотела их увидеть. Хотела, чтобы они пошутили о моём ужасном внешнем виде, о шрамах и кругах под глазами. Интересно было бы понаблюдать за выражением их лиц, когда они поймут, в каком элитном месте я нахожусь. Тогда начнутся расспросы по поводу того, кто за всё это заплатил. Особенно любопытно будет Джесс, а вот Анж всеми силами станет пытаться её заткнуть, в то время как Майкл примется маршировать по палате и внимательно рассматривать интерьер, пытаясь угадать цену каждого предмета.

И мысли о друзьях, их реакции и впечатлениях — это единственное, что вызвало во мне хоть какой-то положительный отклик. Такие перемены порадовали, потому что я начала было думать о том, что превратилась в безэмоциональную глыбу льда, совсем как Уитлок. Хотя он определенно был докой в выражении недовольства, злости и безразличности. Но безразличие – тоже эмоция.

Меня отвлёк звук скрипящих колёс, отражающийся гулким эхом от стен больничного коридора. Смекнув, что с каждой секундой я всё отчётливее слышу неприятный скрип, подорвалась с места и, в два прыжка преодолев расстояния от кресла до кровати, рухнула в постель. Ускоренное сердцебиение, неровное дыхание, покрасневшая кожа и увеличенные зрачки – всё указывало на то, что я, как минимум, пробежала стометровую дистанцию, а не прошла пару метров. Это не утаилось от зорких глаз медицинских работников, которые сделали мне строгий выговор, что словно вернуло меня в былые времена, когда Шарлотта кричала на меня за какие-то нелепые провинности.

Сперва в палату зашла медсестра с лекарствами, затем седой врач, которого, кажется, я уже встречала, затем они чередовались, навещая меня каждые два часа. К чему такое пристальное влияние и все эти учтивые вопросы? Я, что, похожа на дочь президента? Ах да, забыла, все эти люди – абсолютные притворщики. Им на счёт перечисляют баснословно большие суммы, и они улыбаются. Коммерция — только и всего.

***
– Тук-тук.

Устало разомкнув глаза, я устремила взгляд на деревянную дверь. Она была слегка приоткрыта и из проема выглядывала светлая голова Кая.

– Привет, – вяло поздоровалась, позволяя себе слегка улыбнуться. Получилось не слишком жизнерадостно.

– Элис! Надо же, какая встреча! Что ты здесь делаешь? – парень лукаво подмигнул. Он закрыл за собой дверь и сел на край кровати. В его длинных костлявых руках было спелое зелёное яблоко, которым он ловко жонглировал. Делал это без особых усилий, краем глаза следя за моей реакцией. Выпендрежник.

– Кай! – не осталась я в долгу. – Мне любопытно, что ты здесь делаешь?

– О, так я же зашёл навестить свою невесту. Кольцо, одно колено, предложение, злой дракон. Ты забыла?

Я рассмеялась, впрочем, как и парень.

Несмотря на вялость и не самое лучшее расположение духа, я умудрялась беспрерывно заваливать Кая вопросами, интересоваться его жизнью, шутить и подыгрывать. С ним было весело и легко. Никакого напряжения.

Оказалось, мой новый знакомый – одарённый. А, как говорится, талантливый человек талантлив во всём. Он занимается профессиональной съемкой для глянцевых журналов, и некоторые из его работ опубликованы в таких мировых изданиях как «Vogue» и «Vanity Fair». Забавно, когда-то я неделю не питалась, только чтобы купить свежий выпуск «Vogue», а теперь славно беседую с тем, кто сотрудничал с этим журналом. Жизнь не стоит на месте. Моя уж точно.

Единственное, что меня смущало в этом очаровательном незнакомце, именно то, что он мне не знаком. Появился из неоткуда, а разговаривает так, будто мы лучшие друзья с детского сада. Я не против, но ведь, если включить мозги, соотнести все «за» и «против», то просто невозможно не сделать вывод, что это, как минимум, немного подозрительно.

Почему парни, которые каким-то образом западают мне в душу, оказываются до невозможности странными и появляются в моей жизни тогда, когда необходимы мне, как глоток воды после двухдневного блуждания по знойной пустыне? Вопросы без ответа, кажется, моё истинное жизненное кредо.

Кай ушёл через несколько часов, оставив после себя приятные впечатления и шоколадную конфету. Как в прошлый раз, той же марки, но только со вкусом зелёного чая, а не апельсина. Конфеты ручной работы оказались изумительно вкусными. Я была страстной поклонницей шоколадных изделий, поэтому к карме парня прибавилось десять единиц.
После того, как я сообщила Джасперу о Кае, а он бросил трубку, мы не пересекались. Это не огорчало меня, не тревожило и не веселило, не вызвало эмоций. Не считая какой-то дикой смеси неприязни и необузданной тяги. Суровое молчание добавило ему еще больше загадочности.

Пережив первые сутки, а затем вторые и третьи, я считала, что я попала в чёртову временную петлю, где каждый следующий день в точности копирует предыдущий. В моём случае это было так: рассвет, завтрак, медицинский осмотр, вежливые улыбки сотрудников, Кай, Кай, Кай, много Кая, прощание, обед, осмотр, сон, бесконечные размышления, скука, ужин, закат. Дни длились бесконечно долго и абсолютно непродуктивно. Я уже не чувствовала себя больной, и во мне накопилось столько энергии, что непременно нужно было её куда-то выплеснуть. В прошлой жизни я занималась спортом, работала, ходила на учёбу, но что мне делать сейчас – я не знала. Анжела называла меня «батарейка», потому что я никогда не сидела на месте и поддерживала не только собственную активность, но и делилась энергией с другими – заряжала их. Сейчас заряжать было некого.

Спустя неделю мой главный лечащий врач с радостью сообщил, что готовит меня на выписку. Искреннее счастье в глазах и его широкая улыбка говорили о том, что они безумно рады наконец избавиться от меня, ведь все эти бесконечные семь дней я только и делала, что задавала этот вопрос.

С того момента я задумалась: «А куда я пойду после больницы?». Нет, серьезно, ведь дома у меня нет. Идти к друзьям слишком глупо, да, хоть я со всеми и близка, но они в данный момент мне не помощники. Родственники? Хм, я слышала что-то про тётку, живущую во Флориде, но… Флорида, серьёзно? Итог: я одна, совсем одна. И что будет дальше – я не знаю.

В какой-то момент я вспомнила о Кае. По его словам, он жил один и ни с кем не встречался. Из этого вытекало предположение: я могла переехать к моему новому другу! С присущей мне наглостью, не думая о самом парне, я собралась написать ему смс. Но не успела этого сделать, так как мне самой надо было кое-кому ответить. Разумеется, этот «кое-кто» — несравненный Уитлок. Не успев даже прочитать его письмо, пришлось снять трубку.

– Когда тебя выписывают?

Конечно, к чему правила приличия? Зачем здороваться и спрашивать, как я себя чувствую? Надо сразу задать вопрос! В лоб! Хотя, чего уж говорить о некорректном поведении Джаса, если я только что сама хотела напроситься жить к почти незнакомому парню, даже не заботясь, хочет ли он этого.

– Добрый вечер, мистер Уитлок. Как ваше здоровье? Хорошо ли спите ночью? – Кто сказал, что только он может нести чушь. Я тоже умела играть.

– Я задал простой, вполне логичный вопрос. Не нужно юлить.

– То есть сначала вы бросаете трубку, когда я вам сообщаю о своем новом друге, игнорируете меня на протяжении семи дней, и после кругов ада, которые прошла за это время, я должна сразу отвечать вам на слишком грубо поставленные вопросы? Не слишком ли много чести?

– Малышка, прекращай «выкать». Ты прекрасно понимаешь, что сделать сейчас быстрый звонок твоему лечащему врачу и спросить о твоей выписке – для меня не проблема. Но я позвонил тебе. У тебя есть еще минуту на то, чтобы дать вразумительный ответ.

– Иначе что?

Во мне говорила обида и странная мания задеть Джаспера. Это доставляло неисчерпаемую радость, вон, даже губы непроизвольно растянулись в улыбке. Свесив голову с кровати, я с нетерпением ждала большого «бум» от собеседника.

– Не выводи меня, Элис! – О, теперь он обращался ко мне по имени!

– Нет, ну давай, говори до конца, мне же интересно, что ты со мной можешь сделать.

Я чувствовала, что перехожу границу, так же отчётливо, как ощущала пальцы на ногах и другие конечности.

– Хорошо. Сначала я отключусь, позвоню твоему доктору и спрошу, когда тебя выпишут. Убедившись в том, что сделают это очень скоро, заведу машину и приеду. Несмотря на все твои вопли, истерики и угрозы. – Он хмыкнул. – Я заберу тебя к себе. Именно с этого момента ты станешь моей. Ты понимаешь, что значит это слово? – он говорил уверенно, откровенно и ясно обозначая свою позицию и моё невыигрышное положение.

Понимала ли я? Нет, мне кажется, что я уже давно во всём запуталась. Запуталась в себе, Джаспере, в наших отношениях, в своей жизни, в словах… Но ведь с другой стороны, чем плохо жить у Уитлока? Он спас меня один раз, спас второй и пока что ничего не потребовал взамен. С ним я буду под защитой, но сможет ли кто-нибудь защитить меня от Джаспера? Ответ: нет. Тем не менее…

– Дерзай, – смело сказала я и отключилась.

Я не обладала особым красноречием, чтобы достоверно донести собственные эмоции, рассуждения и все мысли до Джаспера. Мне оставалась только ждать, пока объявится мистер «всегда получаю то, что хочу» и заберет меня к себе в крепость, где я навечно стану его рабыней. С моей дикой фантазией это выглядело настолько устрашающе, что идея выброситься в окно на её фоне не казалась такой уж безумной. Истеричный смешок вырвался из груди, а потом я просто начала заливисто смеяться, надеясь, что меня не упекут в психбольницу сразу после выписки.

Не знала, сколько времени прошло после нашего разговора с Уитлоком, но ко мне уже успело прибежать несколько медсестер. Все они щебетали о том, что завтра день выписки, а мне необходимо набраться сил и хорошенько выспаться. В итоге меня силой напоили снотворным, после приема которого я очень скоро вырубилась, так и не поняв, что именно произошло и к чему спешка.

POV Джаспер

Всё складывалось недурно, я бы даже сказал превосходно. После того, как я навестил Брендон в больничной палате, пришлось отправиться к Лорду в гости, ведь он собирался поведать мне еще что-то крайне важное. И эта информация превзошла все ожидания.

Кто же знал, что Элис не родная дочь Фреда и Шарлотты Брендон? Имя её настоящих родителей было известно многим людям из моего мира. Одно время её родители «правили» в солнечном Лос-Анджелесе, а затем переехали в Большое Яблоко, в погоне за огромными деньгами и абсолютной властью. Мария и Уилл, как ни странно Брендон, были очень молодыми. Им было не больше двадцати пяти, когда они основательно засели в моём городе, и им почти удалось вытеснить мою семью с вершины правления городской ОПГ. В то время многие, почти каждый человек, знающий о тёмной стороне Нью-Йорка, грезили мечтой занять высокий пост и получить вместе с этим единоличное право творить всё, что душе угодно. Но никому не удалось воплотить свою мечту в жизнь.

Мария умерла при родах, точнее, ей помог умереть подкупленный врач в больнице. В ту ночь, канун Рождества, в городе произошло одно важное событие, получившее позже название «Падение Помпеи».

Крупная преступная группировка, главная оппозиция, выступающая против моей семьи – в то время правителей города, под командованием Алекса Вольтури начала массовое истребление всех причастных к старой Паутине, а также её последователей. Всё началось с убийства Марии, затем погибла моя мать, половина участников Паутины, даже самые незначительные предприниматели лишились в ту ночь права на жизнь. В основном, все преступления были совершены громко, с особым пафосом – Вольтури приказывал «взорвать всё и всех». Пострадали тысячи людей. Френк Мэллоу лишился абсолютно всей своей семьи и одной ноги. И не только он.

На следующий день мой отец собрал экстренное собрание. Там решался вопрос: «Как реагировать?». Но озверевшие от смерти близких и напарников убийцы не стали ничего обсуждать, руководствуясь правилом каменных джунглей: либо ты, либо тебя. Они в максимально короткие сроки нашли Вольтури и в ответ начали истреблять его людей. Уилл Брендон оставил новорожденную дочь Шарлотте Брендон, одной из медсестер в больнице, заплатив ей кучу денег, видимо, запугав, и отправился мстить.

В то время мне было семь лет, ночью я спал крепким сном, разумеется, не подозревая, что творится в городе, и что умерла моя мать. Тим Уитлок и Уилл Брендон сдержали слово и отомстили за своих жен, но поплатились за это жизнью.

Оказалось, что на протяжении всей жизни Элис воспитывалась совершенно чужими ей людьми. Меня же после этого события воспитывал Джон, которому позволили взять опеку надо мной и сестрой, в то время ему уже перевалило за двадцать.

Я знал эту информацию давно, но именно сегодня для меня стало открытием причастие Элис. Несколько раз задумываясь о судьбе того младенца, потерянного в войне, я считал, что либо от него давно избавились, либо его никогда не тронут, потому что он в надёжной безопасности. Я не мог и предположить, что встречусь лицом к лицу с отпрыском четы Брендонов. Пока никто не знал о том, что Элис жива, и это было мне на руку. В голове созрел грандиозный план, воплощение которого изменит историю и дальнейший ход событий.

Элис станет Королевой. И не только моей, но и всего Нью-Йорка.

По сути, всё чем я занимаюсь, все те люди, которыми я руковожу – являются большой организованной преступной группировкой. Но мы не Мафия, не Koza Nostra – они одни из наших врагов. От былой Мафии осталось немного. Нынешние итало-американские семьи не обладают таким влиянием, как мы, они существенно проигрывают нам в силе, но, тем не менее, пытаются нам противостоять. И с каждым годом становится сложнее давать отпор. Поэтому-то мне и нужна была Элис.

Брендон – фамилия совершенно не итальянская, но, несмотря на это, Элис наполовину итальянка. История её родителей красива и прозаична. Их смело можно сравнивать с Ромео и Джульеттой. Мария в восемнадцать сбежала из семьи чистокровных сицилийцев, поддерживавших тесную связь с одной из преступных чикагских семей, в Америку, где встретила Уилла – будущего преемника стремительно развивающегося чёрного бизнеса. Они влюбились, поженились, и Уиллу пришлось застрелить своего отца, который попытался бороться с любовью молодых людей и изгнать Марию. Таким образом они и пришли к власти.

Причем же здесь Элис? Если она станет, а она станет, моей, то мы официально заключим брак, и её примут не только мои люди, но и итальянцы. Тогда конец тихой войне, и мой авторитет будет неоспоримым. Всё просто.

Единственная проблема заключалась в самой Элис. Мне нужно её подчинить, но в ней течёт кровь врождённых преступников, так легко её сломать не получится. Нужно всё продумать, необходимо всё просчитать, придумать идеальную тактику по завоеванию её доверия. Я должен влюбить её в себя, чтобы она беспрекословно выполняла все мои приказы и видела во мне героя, а не главного антагониста.

Но на моём пути возникла ещё одна помеха – мелкая сошка Кай Вольтури. Я пригрел змею, выставив жёсткий ультиматум: не связываться с родственниками, докладывать своему куратору, Эдварду, о всех своих передвижениях и делах. Он исправно занимался этим. Был тих, как рыба, купаясь в своём кокаиновом дерьме, ведь он главный по наркобизнесу в городе. И к нему у меня не было претензий до тех пор, пока он не появился в палате Элис. Первая мысль: что он там забыл? И я до сих пор с этим не разобрался.

Разумеется, Лорд проверил и выяснил, что он всё так же верен нам, и что в больнице действительно лежал его друг, причём в палате напротив. Вольтури сообщил Эдварду, что это случайность и ему просто было приятно пообщаться с девушкой. Конечно, никто не говорил, под чьей охраной она находилось. Парни знали только то, что я каким-то образом связан с Элис, но делиться своим планом я ни с кем не собирался. Кроме Лорда, конечно. Лорд знал всё. Каллен поверил Каю, я поверил Каллену, но в банальное совпадение не поверил. Итог: я не собирался препятствовать общению Брендон и юного Вольтури, не видя необходимости моего вмешательства. Она не проболтается ему про меня – в этом я уверен. Главной моей задачей было не привлекать внимание к себе и Элис, а угроза Каю – это абсолютно точно обеспечивает пристальное внимание к нам обоим.

Всю неделю я был так поглощен работой, что не успевал даже думать о Брендон. Хотя нет, это абсолютная ложь. Утром, когда просыпался, я включал телефон и следил за Элис через установленные в её палате видеокамеры, и когда готовился засыпать, занимался тем же. Как и в моменты скуки, злости и задумчивости. Она всегда была у меня на виду, и я до сих пор никак не мог обосновать свое дикое необузданное желание видеть её. Мне просто хотелось, и я это делал. Я поступал так во всём, и Брендон не оказалось исключением.

Я не звонил ей и не писал до последнего, а когда всё-таки выделил для этого минуту, у нас состоялся, как всегда, не самый дружелюбный диалог. После беседы выяснилось, что она не против переехать ко мне жить. Прямым текстом, разумеется, это сказано не было, но Элис же девушка, а всё, что они говорят, всегда имеет явный подтекст.

Я узнал, что малышку выписывают завтра, но мне могли отдать чуть раньше. Мой брат всегда уверял меня, что торопиться – это ненужная суета, убивающая время. Но я не Джон, поэтому решил забрать Элис раньше назначенного срока. Она была нужна мне дома.

Было решено, что Брендон накачают снотворным, и я смогу без лишнего шума вывезти её из больницы, дав тем самым шанс на совершенно другую жизнь. В каком-то смысле я занимался благотворительностью, и это неплохо, верно?

Поставив чашку с остывшим некрепким чаем на рабочий стол и взяв пиджак, аккуратно висевший в шкафу, я отправился туда, где уже ждёт меня моя Элис, моя беда.

Предыдущая глава