Предыстория.

Я ехала в машине и подпевала радио. Hilary Duff – With love. Я улыбалась во всю ширь своей улыбке, насколько это было возможно, и не сдерживала ни одного порыва своего голоса. Настроение было просто прекрасным, на улице все еще было некое подобие солнца, а воспоминания о том, как сегодня все подстебывали Майка, грело душу и (если совсем честно) мое ущемленное самолюбие.
Мне, конечно, было его немного жаль. Но как говориться, уговор - дороже денег!
Еще вчера мы с ребятами отметили это событие как полагается. В кафе, под общие шум и улюлюканье, мы веселились, танцевали, и кажется, я почти летала, а не ходила, как все нормальные люди.
А потом Эдвард отвез меня домой. Меня до сих пор в дрожь бросает от тех взглядов, что он посылал мне еще в кафе, и наше прощание у моего дома…

-Ты такая невероятная, когда улыбаешься, - тихо сказал он, поймав за руку, когда я уже вылезла из машины, и вроде бы уже сказала ему «Пока».
- Эдвард Каллен, ты что, снова решил за мной приударить? Ты забыл, чем закончилась твоя последняя тысячная…. ой нет… тысяча первая попытка?
- Я рискну еще раз, - серьезно сказал он.
Ну разве можно не верить его зеленым глазам?
Он не дал мне шанса взвесить все «за» и «против», обрушив на мои губы с поцелуем. Такой знакомый, и такой чужой. Хотя нет,… не чужой, просто… другой. Чувственный и манящий. Опасный.
- Ты самый опасный из всех людей кого я знаю, Эдвард.
- Мне жаль. Я хочу, чтобы ты научилась мне доверять.
Я хохотнула: - Будто когда-то было иначе.
- Прости меня, Белла. Прости.
- Хм… я подумаю, и сообщу о решении позже.
Я подмигнула, не удержавшись, поцеловала его еще раз и пошла домой.

Я вошла в дом, все еще что-то напевая, как вдруг у меня зазвонил мобильник. Быстро кинув на стол пакет из кондитерской, я принялась рыться в сумке.
- Да, Роуз, что случилась?
- Видела Ньютона?!
- Эм… подружка, ты, что стукнулась головой? А кто вместе со мной в кафетерии над ним угорал? – вообще и в правде вопрос звучал более чем странно.
- Ой, не так… видела Эдварда? – вот теперь мне интересно.
- Нет, а что случилось?
- Оооо… они подрались с Майком…
- … чтоооооо???...
Как подрались? Когда успели? Непроизвольно в моей голове начали прыгать картинки с кровью, переломами и синяками.
- Ага. Тот опять что-то сказал про тебя, Эд услышал, и…
- Где он? Что с ним? Он пострадал?
- Да брось, пара синяков, а вот у Майка теперь и правда сломаны правое запястье и нос.
- Кошмар, - хоть Майк и был подлецом, но переломов я ему не желала.
- Их разнимал тренер.
- Что?... О, Господи, Эдварда теперь могут из команды вышвырнуть!
- Нет. Скоро начало турнира. Две игры. Но, знаешь, его бы выкинули, если бы не травмы других. Ему повезло…
- Ага, - согласилась я, а в голове носилась одна мысль: «Позвонить,… поговорить,… мне нужно поговорить с Эдом», - Рози, я перезвоню.
«Номер недоступен или временно заблокирован»
Где же ты?
Домашний телефон не отвечал тоже. Его родители снова куда-то уехали по делам, и если даже он дома, то просто не подходит к трубке. Не хочет никого слышать, а возможно только меня. Но почему? Что такого? Прошло еще часа два, пока я безрезультатно ему названивала и пыталась отправить смс. Во мне нарастало чувство тревоги. Я не знала почему, но очень испугалась. Эдвард хоть и не маленький, хоть я и знаю, что он как никто другой сможет постоять за себя, но… вдруг на него напал Майк со своими дружками, и избили где-нибудь в подворотне, а сейчас он корчиться от боли и истекает кровью… может его сбила машина и он сейчас в больнице в реанимации борется за жизнь… или развлекается с какой-нибудь… ПФФФФ… остановись, Белла!
В ту же минуту комнату наполняют звуки знакомого рингтона.
- Где ты?
- Белла, солнышко…
- Эдвард, где ты? Что с тобой?
- Ну….
- Ты пьян? – что за вопрос, конечно, это же очевидно.
- Немного, детка.
- Где ты?
- Представляешь, они вышвырнули меня из команды, - ой, как мы врем!
- Но…
- Соволочи, подонки, ублюдки…, - не распинайся, дорогой, я знаю, что это не правда.
Но это было не важно. Я припомню ему все, а сейчас нужно было его найти.
И, возможно он и был пьян, но его истинные намерения читались даже на огромном расстоянии, даже через телефонную трубку, даже если бы я хотела, то не смогла бы закрыть глаза… на правду.
- Эдвард, где ты?
- Понятия не имею, - так, а вот это уже плохо.
- Направление хотя бы?
- Ла-Пуш.
- Стой на месте, то есть выйди к трассе, я скоро приеду.
Черт, дождь!

INSIDE.

Так тихо, словно и не было дождя.
Хотя нет. Вот он. С новой силой безжалостно колотит в окно, как бы предупреждая его, уже готового нажать на кнопку PLAY у музыкального центра, что другой музыки не нужно. Но первой понимает она, поэтому останавливает, накрывая его руку своей мягкой ладонью. И хотя есть еще какой-то звук, в отдалении напоминающий стук сердца, но и он теряется.
Уже ничего не изменить, хотя они могли бы попытаться остановиться и в этот раз.
Но… Слишком близко. Слишком душно. Слишком долго.
Он должен был бы покаяться во лжи, ведь кроме пары глотков бренди для запаха он ничего не выпил, ему нужно было лишь вызвать к себе жалость. Он так смешон, в первую очередь сам себе. Но ему просто необходима хоть капля жалости, которую он умело использует, чтобы наконец-то достичь своей цели. Не потому что он не желает большего, скорее наоборот. Но остановить себя - нет сил.
Больше никаких сил нет.
И ей следовало бы признаться, что она все знает, про ложь и про его желание. Но она молчит, а он продолжает медленно освобождать их от одежды.
Шорох. Минус ткань. Плюс отпечаток губ… на коже… на каждом миллиметре кожи, на каждом изгибе шеи. Произведение - в одном поцелуе, исполненном мистерии, но не приторно, почти с удушьем, и без фальши. Частное двух темпераментов и множества глупостей, совершенных ими.
Шорох. Минус ткань. Плюс руки на талии, бедрах… и её стон, такой желанный. Произведение дождя, биения сердца и этой божественной симфонии её голоса – лучшее, что он мог слышать. Странно, а ведь еще днем было так ясно и солнечно.
Шорох. Минус ткань. Плюс один её ищущий взгляд прямо в глаза. Сквозь душу. А там… темно-нифритовый плен. Почти черная от страсти и возбуждения амальгама. Как бездна, в которую они падают.
Шорох простыней.
- Ближе… - срывается с её губ.
И он не откажет, ведь их желания идеально совпадают, кажется, впервые за столько времени. И он позволяет себе завести ей руки за голову, и к контрасту странной музыки добавляется звук постукивающих друг об друга его дорогих часов и её браслета. Тот самый подарок, который она никогда не снимала. Он знал, он видел его. Всегда, даже после той дурацкой истории на парковке, она не изменила ему. Только не в душе.
Да и какая теперь разница, что было раньше если здесь и сейчас их время замедлило свой бег. Оно не остановилось, потому что так было бы слишком хорошо, и даже как-то не правильно, оно больше не так стремительно утекает сквозь пальцы, словно песок. А вместе со временем замедлилось и дыхание, в предвкушении чего-то нового, безумно желанного.
- Еще ближе… - она требует.
Она высвобождается из плена и помогает ему окончательно потерять себя одним лишь легким касанием губ. А дальше…
Страсть. Безумие. Жажда. Напряжение. Легкость. Нежность. Удушье…
И все это… Вместе… Взахлеб… Не отрываясь…
Её пальцы беспорядочно комкают черную шелковую простынь, затем, медленно перемещаясь на его спину, пытаются проделать то же самое. Губы, бесстыдно вспухшие от его поцелуев, пытаются что-то сказать. Вместо этого снова целуют. Они тонули, терялись, прятались в обреченности своего положения. А может это все-таки любовь?
Тонули.
Терялись.
Прятались.
«Глупо» - скажете?
Но разум давно утратил свой авторитет. Сознание, кажется, взяло краткосрочный отпуск. И все становилось похожим на большое безумие, на проклятье, на сон, в конце концов.
Безумие.
Проклятье.
Сон.
Нет! Только не сон!
Для них это реальность. Одна на двоих. И чтобы ни было потом, она останется с ними. И они найдут в себе силы не открещиваться, а примут её с благодарностью,… ведь они столько ждали друг друга.
Последний истошный крик на пике удовольствия. Один глубокий, обжигающий легкие сладостью вдох и медленный, расслабляющий тело выдох.
- Люблю тебя, - словно малышку убаюкивая, шепчет он.
Она в ответ лишь улыбнулась, прижавшись к его груди.
И дождь напевал ей колыбельную, пока она не забылась сном.