Положив ногу на ногу, Гермиона нервно задёргала ступнёй вверх-вниз.

— В чём причина столь сильного волнения? — невозмутимо поинтересовался Малфой.

— Я умру. Умру очень скоро и, по-видимому, весьма болезненно… А тут ещё вам как-то удалось незамеченным пробраться мимо моих охранных заклинаний. И вообще… Вы же сейчас должны находиться под домашним арестом!

— Значит ли это, что вы расстроены тем, что я нахожусь здесь?

— Это значит, что я удивлена тем, что вы находитесь здесь, — раздражённо всплеснула она руками.

— Знаете… Так трудно сказать вам правду, но я всё же попытаюсь, — заявил Люциус.

Крайне заинтересованная внезапным признанием, Гермиона повернулась к нему, ожидая продолжения.

— Я солгал вам о том, что смерти, предсказанной артефактом, нельзя избежать. Мне удалось обмануть старуху с косой. Я лишил её своей компании, изменив будущее, которое показал мне шар. И вы сможете сделать то же самое. Это трудно, но вполне возможно. Правда, в вашем случае будет особенно тяжело, поскольку вы не видели лица того, кто вас убивал.

— Странно, — протянула Гермиона. — Если даже оставить в стороне новость о моём предстоящем убийстве… Зачем понадобилось лгать мне? Неужели вы испытали счастье оттого, что почти сокрушили меня этой новостью? Или получили удовольствие, причиняя мне боль? — закипая от негодования, она вдруг вскочила с дивана и, указав на него пальцем, словно обличая преступника, заявила: — Да вы просто испорченный, больной… Извращенец!

— Может, вы и правы, но ваш диагноз не имеет никакого отношения к теме нашего разговора, — улыбнулся Малфой. — Послушайте, — добавил он и тоже встал, — правда вот в чём: если Министерство или Поттер узнают, что я посмел применить тёмный артефакт к самой известной в мире грязнокровке, я точно вернусь в тюрьму. Поскольку мне всеми силами хочется избежать этого, считаю целесообразным предложить вам свою защиту, чтобы помочь избежать смерти. Я выручу вас, вы — меня, и будем квиты. Моё желание помочь подстёгивает ещё и то, что меня тянет к вам с каждым днём всё сильней и сильней.

Смерив его недоверчивым взглядом, Гермиона устало спросила:

— Как это «вас тянет ко мне»?

— Вы же умница, вот и подумайте об этом, — протянул Люциус и снова уселся на диван. — Думаю, я собираюсь спасти вам жизнь независимо от того, хочу ли я этого или нет. И даже независимо от того, хотите ли этого вы. Насчёт охранных заклинаний вокруг дома… Если вы забыли, напомню: в своё время я был Пожирателем Смерти и могущественным магом. Ваши пустяковые заклинания для меня — незначительная помеха, вроде так называемого «домашнего ареста». Клеймо, наложенное на меня Министерством, достаточно легко оказалось нейтрализовать.

— Я должна сказать об этом аврорам… Или Гарри…

Малфой снова поднялся и, потянув Гермиону за запястье, подтащил вплотную к себе, что одновременно и напугало её, и взволновало.

— Я всего лишь хотел доказать вам, что способен на многое. Теперь вы не считаете меня неспособным защитить одну маленькую упрямую магглянку?

Люциус пристально наблюдал за ней из-под полуприкрытых век, сдерживая неровное дыхание. Инстинктивно она попыталась оттолкнуть его одной рукой, в то время как вторую Малфой по-прежнему удерживал в плену.

Всё ещё упираясь ладонью в его грудь, Гермиона насторожённо спросила:

— Зачем вам это?

— Самосохранение, — честно признался он. — Я не вернусь в тюрьму… Не стоило использовать проклятый шар на вас. А если серьёзно, вам не кажется, что лучше изучить этот артефакт, чтобы иметь возможность остановить его действие?

— Гарри сможет остановить его…

Свободной рукой Люциус обхватил её затылок, медленно вплёл в густые локоны пальцы и, крепко стиснув кулак, сильно и властно потянул за волосы, вынуждая её запрокинуть голову ему навстречу, невольно изогнуться так, что мягкие, упругие полушария вжались в его грудь. Жёсткость, почти жестокость его по-хозяйски уверенных действий потрясла Гермиону.

Глядя на неё сверху вниз, Малфой твёрдо велел:

— И думать об этом забудьте… Клянусь, что никому не позволю причинить вам боль, но и вы ничего не расскажете Поттеру. Больше я в тюрьму не вернусь. Нет.

— О-отпустите меня… Вы… Вы стоите слишком близко… — вырвалось у неё вдруг.

Люциус всё так же неторопливо расслабил пальцы, высвобождая шелковистые пряди, и, спустившись ладонью ниже, огладил шею. Отпустив запястье, поднялся рукой до её плеча и притянул Гермиону вплотную к себе.

— Вы сказали «слишком близко»? — эхом отозвался он.

— Ну да… Вы… Вы весьма близки… — спотыкаясь на каждом слове, пролепетала она.

— А вы, мисс Грейнджер, весьма красивы, — заметил он, опьянённый близостью, и, прищурившись, заявил: — Знаете… Вам следовало бы выйти замуж за чистокровного.

— Каким образом это касается темы нашего разговора? И в любом случае это не важно, потому что я никогда не выйду замуж, — ощетинилась Гермиона.

— Остыньте… Я неточно выразился. Вам рядом нужен мужчина, который был бы ровней по интеллектуальному уровню — вот что я имел в виду.

Люциус почувствовал, как твёрдые соски, дерзко торчащие сквозь тонкий хлопок пижамы, трутся о его мантию, и, потянувшись, кончиками пальцев правой руки коснулся её щеки, а затем спустился к шее, угнездив ладонь над ключицами.

— Обещаю, что смогу защитить вас.

Он склонился так близко, что губами почти касался её губ, Гермиона даже могла чувствовать горячее дыхание на своём лице.

— Почему ты использовал эту тёмную дрянь на мне? — спросила она.

Малфой снова обласкал её подбородок кончиками пальцев и отозвался:

— Как иначе я мог узнать, что ты не собираешься умереть девяностолетней девственницей?

— Я не девственница, — возразила Гермиона.

— И как это можно проверить? — последовал игривый вопрос.

— Придется поверить мне на слово.

Он улыбнулся, и Гермиона обнаружила, что эта улыбка одновременно и пугает её, и неимоверно возбуждает!

Малфой почувствовал, что встрепенувшийся под мантией член пришёл в боевую готовность, затвердев словно каменный. Мисс Грейнджер стояла сейчас совсем рядом, прижатая к его груди, с запрокинутой назад головой, чтобы смотреть ему прямо в лицо (ведь он был гораздо выше). Благодаря этой позе алые губы оказались в опасной близости от его рта, и Люциусу захотелось тут же сорвать с упрямицы скудную одежонку, вылущить желанное тело из яркой шелухи полосато-красной пижамы…

«Интересно… Ощутила ли Гермиона, что у меня встал? Может, стоит чуть подвинуть её и тогда…»

Он слегка переместил её тело влево, и глаза у мисс Грейнджер стали круглыми, как блюдца. Люциус едва не расхохотался: она наконец-то оценила… «масштаб» его желания.

Довольно долгое время они так и стояли, нелепо замерев и прижавшись друг к другу, когда Гермионе вдруг стукнула в голову мысль:

«Любопытно, что он почувствует, если я запущу руки под мантию и потрогаю его тело? Или попробую вкус его языка, проникнув в рот?.. Он всё ещё мужчина в полном расцвете сил… Экземпляр, заслуживающий восхищения… Каково это — ощутить его член внутри себя?..»

— Ты ведь знаешь, что я очень опытный лигиллимент, правда? — невинно поинтересовался Малфой.

Гермиона резко опустила глаза и дёрнулась прочь от него.

— О, нет… Я не использовал легиллименцию, но ты точно думала о чём-то неприличном, глядя на меня: ведь покраснела так, что стала почти одного цвета с пижамой, а уж какое виноватое у тебя сейчас выражение лица! — он засмеялся и отпустил её.

Гермиона отскочила к противоположной стене комнаты и запальчиво уколола его:

— Кому уж как не тебе на собственном опыте знать, что такое вина?

— Ты права, мне это хорошо известно, — покладисто согласился Люциус. — Так мы договорились?

— Но как мы узнаем, что мою смерть точно удалось предотвратить?

— Просто доверься мне, — заявил он. — Я тебя в беде не оставлю. Хочешь, даже схожу с тобой на завтрашнюю свадьбу? Надеюсь, это не вызовет никаких порочащих слухов в Министерстве? Могу получить специальное разрешение.

— Пожалуй, отвечу тебе «нет», — через силу выдавила из себя Гермиона и отвернулась.

Проблема состояла в том, что ей совсем не хотелось отказывать. На самом деле она страстно желала сказать «да». Узнать его получше, провести с ним время. Просто хотела… его.

Погружённая в раздумья, Гермиона не заметила, как приблизился Малфой. Не почувствовала, что он стоит за спиной, совсем рядом, пока сильная рука не обвилась вокруг её талии, заставляя внутренности скрутиться в подрагивающую жаркую спираль. Она несколько раз прерывисто вздохнула, слушая щекотнувший ухо шёпот:

— Из чувства долга или так называемой порядочности ты ответила мне «нет», но на самом-то деле хотела сказать «да». Хотела согласиться на многое, что я могу тебе дать. Но продолжаешь бороться с собой, скованная привычной пуританской моралью…

Люциус прижался к её щеке своей, опустил взгляд и упёрся им в широкое декольте. Ткань на высокой груди натянулась так плотно, что он мог различить очертания темнеющих ареол и выпирающие вершинки сосков. Передвинув руку так, чтобы умостить её между маленьким топом и короткими шортами, на том островке бархатистой кожи, что восхитил его ранее, он задался вопросом: надето ли у Гермионы что-нибудь под этими шортиками?

— Сколько мужчин у тебя было? — выдохнул он хрипло ей на ухо.

— Это так важно?

Вопреки всему Гермионе хотелось таять от его прикосновений.

Тяжёлая ладонь покоилась на её животе, опаляя обнажённую кожу, а пальцы второй легко и неторопливо скользили вверх-вниз по её руке. Спиной она опиралась на крепкую, сильную грудь Малфоя, в ягодицы жёстко упирался напряжённый член, а его запах… Ни от одного знакомого мужчины Гермиона не чувствовала такого дурманящего, кружившего голову запаха. Происходящее казалось ей неправильным, даже в высшей степени предосудительным, но… её это не волновало.

«Мог ли он использовать на мне что-то более тёмное и порочное, чем тот гадкий артефакт?.. Или эта близость — именно то, что мне нужно сейчас?»

— Я тебя знаю, Гермиона Грейнджер. Ты не из тех женщин, которые готовы переспать с первым встречным. И даже не представляешь, как это возбуждает меня, — шепнул Люциус и скользнул по пылающему ушку языком.

— Я не собираюсь спать с тобой… Если и соглашусь на что-то, то только на твою защиту и помощь, а не на постельные игрища, — пробормотала она.

Однако, вопреки произнесённым словам, голова её безвольно откинулась на его плечо, и Гермиона из-под полуприкрытых век взглянула ему в глаза. Они горели каким-то тёмным, зловещим огнём.

«Он определённо опасен…» — только и успела подумать она, как почувствовала: губы его мягко касаются шеи, а нежные, опьяняющие поцелуи ласкают ставшую необыкновенно чувствительной кожу, и прикрыла отяжелевшие веки.

— А я думаю иначе. Готов поспорить, ты наслаждалась бы каждой секундой нашей близости, — тихо возразил Малфой и продолжил дразнить её, неторопливо, томительно сладко целуя и посасывая шею.

Она задрожала, ощущая, как внутри тугой пружиной скручивается желание.

«Что случится, если я дам волю этому чувству? Мой привычный мир будет разрушен, а мосты сожжены?.. Пусть! К чертям все правила! Я скорей всего скоро умру, так что ничего страшного не произойдёт, если я его просто поцелую… Один поцелуй, ничего более… Всего разочек…»

Тем временем Люциус поднёс её ладонь к лицу и нежными влажными прикосновениями двинулся от кончиков пальцев к плечу. Его ненасытные чувственные губы требовали большего, и сердце у Гермионы бешено забилось о клетку рёбер, словно желая вырваться наружу. Малфой зашипел, не в силах выносить мучительное желание, но, достигнув ключицы, принялся по-прежнему неторопливо и настойчиво посасывать нежную кожу. Внутри Гермионы, воспламеняя все нервные окончания, вскипала жаркая волна, от которой соски затвердели ещё сильней, а низ живота потянула сладкая, пульсирующая боль, которой она никогда не испытывала раньше.

«Да, это точно влияние тёмной магии… Чем ещё можно объяснить этот жидкий огонь, что лижет внутренности?..»

— Ты боишься меня? — спросил Люциус, разворачивая её лицом к себе.

Гермиона просто кивнула. Она не была с мужчиной с того дня, как умер Аллен, а до него встречалась всего-то с двумя молодыми людьми. Рядом с Малфоем — этим греческим богом, концентрированным воплощением сексуальности — она чувствовала себя неопытной и ужасно неуклюжей.

— Обещаю не причинять тебе боли и не обижать. Ты сама сказала, что честь моя всё ещё при мне, и я постараюсь доказать это. Никогда не сделаю тебе ничего плохого и никогда не заставлю тебя делать то, чего тебе не хочется.

Люциус поднёс её руку ко рту и снова поцеловал запястье. Языком почувствовал бешеное биение пульса и лизнул подрагивающую кожу.

Положив ладони ему на грудь, Гермиона нервно вцепилась в одежду. Он тихо предложил:

— Давай просто избавимся от этого, — и скинул мантию с плеч, оставшись в чёрных брюках и чёрной же шёлковой рубашке.

Ей нестерпимо хотелось почувствовать, как их тела соприкасаются кожа к коже, поэтому, хотя и с некоторым колебанием, но она начала расстёгивать его рубашку. От волнения у Гермионы дрожали пальцы, и Люциус, накрыв её руки ладонями, коснулся каждой лёгким поцелуем и попросил:

— Позволь мне, — а затем сам расстегнул рубашку и отбросил её на пол.

Оказалось, что у Люциуса Малфоя тело мужчины вдвое моложе его, во всяком случае, грудь у него крепкая и мощная с сильными, чётко очерченными мышцами. Гермиона понимала, что неприлично так открыто пялиться, но, как ни старалась, взгляда отвести не смогла.

Притянув её к себе, Малфой поднялся поцелуями от ладони к плечу, посылая почти болезненный разряд вдоль позвоночника, обласкал ключицу и вернулся к шее.

«Почему он ни разу не поцеловал меня в губы?»

— Боишься, что тебя вырвет, если поцелуешь меня в губы? — с безжалостной прямолинейностью спросила она.

Люциус запрокинул голову и ласково и немного снисходительно рассмеялся.

— Ты такая глупышка! Я просто оставляю самое вкусное напоследок. Это называется заниматься любовью, моя дорогая, и скорость процесса здесь не главное. Торопливость тут только во вред, необходимо «побродить» вокруг да около. На прелюдию требуется время… Думаю, я всё же получил ответ на мой предыдущий вопрос. Ты ведь не очень опытна в подобных делах, правда?

Гермиона уязвлённо прикусила нижнюю губу и, отскочив от него, заявила:

— Ничего между нами не будет! — а затем ринулась наверх, в спальню, где тут же заперла дверь.

Бросившись на кровать и накрыв подушкой голову, она только собралась закричать от досады и неудовлетворённости, как услышала, что зазвонил телефон. Гермиона приподнялась и сняла трубку, но не успела произнести ни звука, потому что оказалась просто ошарашена: с параллельного аппарата отвечал Люциус!

— Резиденция Гермионы Грейнджер.

— А… Это… А Гермиона… где? — спотыкаясь на каждом слове, спросил Гарри Поттер, попутно ломая голову:

«Что за… мужчина? И голос какой-то знакомый!..»

Гермиона швырнула трубку на место и рванула вниз по лестнице.

— Она, как мне кажется, заперлась в спальне. Могу я спросить, кто звонит? — вежливо распространялся между тем Малфой.

Она кинулась к телефону, но Люциус, ухватив её за талию, развернул и крепко прижал к себе свободной рукой.

— Кто это? — оторопело спросил Поттер.

— Мне кажется, я первый спросил, — укорил его собеседник.

— Отдай трубку! — зашипела Гермиона.

— Ты… Люциус Малфой?! — завопил Гарри.

— Да, а ты Гарри Поттер. Теперь, когда мы узнали друг друга, могу я принять сообщение? — хладнокровно поинтересовался Люциус.

Гермиона продолжала тянуть его за руку и требовать:

— Отпусти меня и отдай трубку!

— Где Гермиона? — продолжал допрашивать Гарри: — И какого хрена ты у неё? Ты же должен сидеть под домашним арестом!

— Всё меняется, Поттер. А мисс Грейнджер совсем рядом: извивается и ёрзает в моих руках, пока мы с тобой разговариваем. Передаю трубку.

Люциус наконец отпустил Гермиону и протянул ей телефон. Метнув в него убийственный взгляд, она прикрыла микрофон ладонью и прошипела:

— Ты — воплощение зла!

— Одна из моих лучших черт, — самодовольно протянул он, усаживаясь на диван и надевая рубашку.

— Привет, Гарри, — выпалила Гермиона, стараясь придать голосу железобетонную твёрдость, словно и не она здесь несколько минут назад чуть не занялась сексом с человеком, который одно время был правой рукой Волдеморта.

— Что происходит, Гермиона? — поинтересовался друг. — Ты, рыдая, записываешь на автоответчик сообщение, в котором умоляешь перезвонить в любое время дня и ночи. А когда я выполняю твою просьбу, оказывается, что у тебя там Люциус Малфой гостит!

— Мы просто работаем… Дома… Мне показалось, так будет удобней…

Люциус укоризненно поведал с дивана:

— И это меня она называла лжецом.

— Гермиона! — голос друга звучал настороженно.

— Гарри, ничего страшного не случилось! Правда-правда! Я звонила, чтобы узнать: не хотел бы ты поужинать со мной завтра, но только что вспомнила, что завтра иду на свадьбу Марка, а значит, встретиться не получится. Прости, давай перенесём… Ладно, до свидания…

Она повесила трубку и взглянула на Люциуса. Он по-прежнему лежал на диване, закинув руки за голову, в рубашке, застёгнутой только на две пуговицы, и в брюках, на которых до сих пор явственно оттопыривалась порядочная выпуклость.

Гермиона указала на неё пальцем и сухо поинтересовалась:

— Это когда-нибудь рассосётся?

— Я знаю способ, который помог бы ему рассосаться, — улыбнулся Малфой и протянул Гермионе руку.

— Почему ты ответил на звонок? Не удивлюсь, если Гарри с минуты на минуту появится здесь.

— Он не сможет пройти сквозь мои охранные заклинания, — сказал Люциус, всё ещё держа руку на весу.

— Твои… что? — удивлённо переспросила Гермиона.

— Я установил новые охранные заклинания, прежде чем постучать в твою дверь.

— Но у тебя же нет палочки! — воскликнула она.

— Может быть, нет, а может и есть… — он снова улыбнулся и, сгибая ладонь, поманил её к себе. — Ну, давай же, вернёмся к тому, что на самом деле важно…

— Важно, чтобы я всё-таки осталась жива! — завопила Гермиона. — Но тебе, пожалуй, надо всерьёз озаботиться собственным выживанием, потому что я очень близка к тому, чтобы убить тебя прямо сейчас! — она вытянула перед собой руки, соединяя их и кровожадно сжимая пальцы, словно стискивала чью-то шею.

Малфой хладнокровно пожал плечами, проронив:

— Хорошо. Я сплю здесь, а ты отправляйся в спальню, — и прикрыл глаза.

Но внезапно широко распахнул их, когда почувствовал, что, метнувшись к дивану, она набросилась на него, одной рукой обхватив голову, а второй слепо шаря по его груди. А потом поцеловала голодно и неистово. Ни одна женщина никогда не целовала его с такой жаждой! Развернувшись и уложив Гермиону под себя, Люциус опёрся на согнутую в колене левую ногу, чтобы не обрушить на неё весь свой вес.

Ощущение крепкого тела рядом, приятная тяжесть, вдавившая её в подушки — всё это подарило Гермионе не просто комфорт, но и необыкновенный покой, который, однако, вызывал некоторую подспудную тревогу. Она не успела разобрать, что именно было не так, потому что язык его затанцевал у неё во рту, а умелая рука пробралась под рубашку и с удобством устроилась на груди. Гермиона знала, что сама всё это начала, но сейчас пришла в полную растерянность и лежала совершенно неподвижно, не зная, как следует вести себя дальше.

Малфой, задыхаясь, шепнул ей на ухо:

— Поцелуй меня, Гермиона… Люби меня…

Её пронзила мысль о том, что Люциус Малфой — этот сильный, волевой, опытный мужчина просит ослабить оборону и принять его. Он продолжал ненасытно целовать Гермиону, едва давая время отдышаться, словно пытался поглотить её, всю без остатка. И, постепенно оттаивая, она начала отвечать ему тем же, особенно когда Люциус сорвал с неё топик, и жаждущий рот впился в её грудь.

Гермиона всхлипнула, а он продолжил ласкать сначала одну грудь, затем вторую, и лишь когда она, переполненная эмоциями, уже едва дышала, спросил:

— Пожалуй, закончить нам стоит наверху?

И она смогла лишь кивнуть в ответ.