Глава 48. Джеймс. 16 апреля.

В этом году я хотел пропустить Пасху.
Я хотел провести ее, лежа на диване в трусах, попивая огденское и ничего не делая. Или развлекаясь с Кейт. Тоже бы подошло. Я просто хотел пропустить это все и никого не видеть. Но здесь Кейт. И у нее есть эта раздражающая привычка заставлять меня делать «взрослые поступки». Так что из-за нее я сижу на упомянутом диване полностью одетый, без огневиски и жду, пока она закончит собираться и мы направимся в ад.
Ну, или в Нору, знаете ли.
Нет, не поймите меня неверно. Я ничего не имею против Норы или против моих бабушки с дедом. Я имею кое-что против остальной моей семьи, которая будет там со всей своей колоссальной раздражающестью. И мои родители, конечно, которые будут прикидываться, что не ненавидят друг друга и своих детей. Может быть, я ожесточен, но к черту. Мои родители разве что не отправили мне сову с сообщением, что я причина того, что они оба несчастны. Ну, или, знаете, мама сказала это вслух, папа же просто так подумал, уверен. Это было три недели назад, и определенно им на меня совершенно насрать, потому что они даже не попытались все это поправить.
Так что на хер их.
Не нужно и говорить, что я не в восторге от перспективы заявиться на пасхальный ужин и посмотреть им в глаза. Особенно потому, что, уверен, они будут притворяться, что ничего не случилось. Они сделают это, конечно, чтобы казаться нормальными и притворяться, что у нас не настолько дисфункциональная семья, как на самом деле есть. Они не могут скрыть сумасшествие Лили, потому что она выставила это на всеобщее обозрение, когда призналась, что она самая большая сука на земле, в вечер перед дядиными похоронами. Но они прекрасно могут скрыть собственную ненормальность и притвориться, что они вовсе не такие уж и ебанутые.
Кстати о Лили, полагаю, она дома на пасхальных каникулах, хотя я и не слышал этого. Надеюсь, что она там, потому что мне многое надо ей сказать. И я не куплюсь на всю эту рыдающую хрень. Эта девчонка – сука, и кто-то должен ей это сообщить. Я рад, что Роуз выбила из нее дерьмо тем вечером, они должны были позволить сделать ей даже большее. О, точно, может, я смогу Роуз на это подговорить. Ее недолго надо уговаривать, когда требуется побыть злобной мегерой. И раз уж меня тащат на этот ужин, то я могу и поразвлечься немного.
Появляется Кейт. Наконец-то. На ней новые платье и туфли, и ее волосы идеально лежат на плечах. Она выглядит прекрасно. Но она всегда прекрасно выглядит. Иногда я действительно отвлекаюсь, глядя на нее, что довольно смешно, учитывая, что я вечность ее знаю. Но, думаю, так было всегда. Я имею в виду, я много раз смотрел на нее, когда мы сидели на уроках, и от этого кое-какие аспекты переходного периода казались тогда не слишком веселыми. И потом я смотрел на нее и думал, как же сексуально она выглядит даже в школьной форме. И теперь я смотрю на нее, совершенно отвлекаясь от важных занятий. Вроде вставания с дивана.
– Что-то не так? – спросила она, странно на меня глядя.
Ее слова вырывают меня из ступора, и я качаю головой.
– Ничего.
– Нам надо идти, – она выжидающе смотрит на меня, но я хватаю ее за руку и усаживаю себе на колени. Она легко падает и пытается казаться раздраженной. – Нам нужно, – медленно говорит она, – идти...
– Ты такая горячая, ты это знаешь? – тихо спрашиваю я, прикасаясь губами к ее уху. Я протягиваю руку так, чтобы коснуться кожи на ее бедре под платьем.
– Хватит пытаться меня отвлечь, – говорит она, все еще притворяясь, что раздражена. Она вяло отталкивает мою руку.
– Тебе не стоило быть сексуальной, – говорю я, беззаботно пожимая плечами, в то время как моя рука скользит к внутренней части ее бедра и там и остается. Она хмыкает, но она тоже уже отвлеклась, и когда мои губы касаются точки под ее ухом и начинают передвигаться к шее, она начинает улыбаться, несмотря на все старания. – Давай просто забудем о Пасхе и на весь день останемся в постели... – моя рука начинает скользить дальше по ее бедру, но ей хватает всего двух секунд, чтобы собраться с мыслями, оттолкнуть мою руку и встать.
– Нет, – резко говорит она. – Мы идем. Теперь вставай.
Я еще немного ворчу, но в итоге делаю, как она говорит, и встаю. Когда я это делаю, она улыбается и тянется, чтобы поправить волосы, как ей кажется, лучшим образом.
– Все будет хорошо, – уверенно говорит она. – Кроме того, это я должна быть в ужасе.
Она говорит это, потому что это первый раз, когда она встретится с большей частью моей семьи. У нас с Кейт странная ситуация, потому что мы женаты, но серьезно, мы недолго встречались. Я знаю, что из-за этого мы кажемся поспешившими и незрелыми, но мне плевать на чужое мнение. Мы поженились, потому что влюблены и потому что нет смысла оттягивать неизбежное, когда никогда не знаешь, что случится завтра. Конечно, многие не так это видят, и уверен, у каждого есть свое мнение о том, что мы оба парочка детишек, которые сбежали и сделали глупость. И то, что кроме моей прямой семьи и парочки кузенов, которые были со мной в Хогвартсе, большая часть родственников в глаза ее не видела, ситуацию не исправляет. И в первый раз они увидят ее спустя месяц после того, как мы поженились.
– Ты не должна бояться, – говорю я ей. – Они тебя полюбят. А если нет, то и хер с ними.
– Ты действительно думаешь, что я им понравлюсь?
– Какая разница? – тихо говорю я, обхватывая ее за талию и притягивая к себе поближе. – Ты мне нравишься... – я многозначительно на нее смотрю, и мои руки скользят вниз с ее талии.
– Хватит, – смеется она, вырываясь и отходя от меня подальше.
– Слушай, – говорю я, театрально вздыхая. – Ты нравишься Роуз, так? А она всех ненавидит... Кроме Скорпиуса и Лэндона. Так что раз уж ты ей понравилась, то и с остальными справишься.
– Ты должен быть добрее к Роуз, – твердо говорит она. – Она милая.
Я фыркаю, и ничего не могу поделать, когда из меня вырывается громкий смех. Кейт просто приподнимает брови, и мне требуется секунда на то, чтобы собраться.
– Извини, – говорю я, все еще хихикая. – Ты серьезно это сказала.
– Джеймс, – она встает руки в боки и сурово смотрит на меня. Это на самом деле очень сексуально, но я этого не говорю, потому что она определенно твердо намерена избежать этого.
Мне приходится очень напрячься, чтобы снова не расхохотаться.
– Роуз не милая, – серьезно говорю я. – Когда мне было десять, она меня чуть не убила, – лицо Кейт дергается, и я вижу, что она сама пытается не рассмеяться. Я же серьезен и заканчиваю историю. – Я был в ее доме, и я даже не знаю, где она это нашла, но она положила на меня гигантского паука, и никто мне даже не мог помочь, потому что единственным взрослым в доме был ее отец, а он боялся пауков и скорее позволил бы мне умереть, чем прикоснулся бы к нему. Так что мне пришлось заорать и стащить с себя всю одежду, а она стояла там и ржала!
Кейт долго на меня смотрит, а потом уже больше не может это выносить. Она смеется даже сильнее, чем Роуз, когда это происходило, и я с неверием смотрю на нее.
– Джеймс, – говорит она, изо всех сил стараясь, чтобы ее слова прорвались сквозь ее хохот. – Джеймс, это был паук, милый, – говорит она, строя рожицу фальшивого сочувствия, берет меня за руку и гладит ее. – Она не «почти убила тебя».
– Если бы он оказался ядовитым и укусил меня, я бы умер! – тут же спорю я.
Кейт просто продолжает ухмыляться, а потом поджимает губы и качает головой.
– Ну, я рада, что ты все еще жив, – говорит она с фальшивой серьезностью.
Но я это принимаю.
– Спасибо.
Когда мы добираемся до Норы, дом уже наполняется. Думаю, мы немного опоздали, и там просто совершенный хаос, когда мы прибываем. Первое, что я вижу, это бегущая ко мне Дора; она бежит так быстро в моем направлении, что я даже не сразу осознаю, что случилось, когда она врезается в меня, пока секунду спустя я инстинктивно не хватаю ее за руку, чтобы она не упала.
– Может, хочешь притормозить? – спрашиваю я, вопросительно глядя на нее, а она смотрет на меня полуобалдело.
– Я пытаюсь спрятаться, – высокомерно говорит она. Потом она замечает Кейт и с любопытством смотрит на нее. – А ты кто?
– Это Кейт, – отвечаю я за нее. – Моя жена.
Дора строит ужасную рожу и перепуганно смотрит на Кейт.
– Ты вышла за него? Фу, гадость!
Кейт просто смотрит на нее, уверен, в шоке, но Дора снова убегает, не добавляя ни слова. Я закатываю глаза, когда она исчезает.
– Это Дора, – тихо говорю я Кейт. – Первая ошибка Тедди и Виктуар.
Она немного смеется, но тут же себя останавливает и пытается притвориться, что ей не смешно. Вместо этого она вежливо улыбается бабушке, которая идет к нам. Она обнимает меня и говорит:
– А это должно быть Кейт, – таким бабушкиным милым тоном.
– Приятно с Вами познакомиться, – говорит Кейт, и я вижу, что она нервничает, не смотря на то, что говорит она спокойно и продолжает улыбаться.
– Кейт, это моя бабушка, – без особой нужды представляю я ее. И так видно, что это моя бабушка.
– Молли, – представляется она сама. Она улыбается, но видно, что она устала и все эти события начинают на ней сказываться. Она больше не молода, и после всего того, что случилось, уверен, она полностью вымотана.
Когда бабушка уходит, чтобы поприветствовать остальных гостей, я наклоняюсь к уху Кейт и шепчу:
– Один готов, осталось еще пятьсот.
Несмотря на то, что я был уверен, что многие за нашими спинами будут незаметно переговариваться о нашем браке, почти всем Кейт понравилась, что неудивительно, потому что, ну что тут может не нравиться? Она дружелюбная, веселая, совершенно земная. Она очень отличается от тех девчонок, которые у меня были раньше, и некоторые из них приходили на семейные сборища. Но это утомительно: ходить вокруг и всем ее представлять. Кажется, что она немного расслабилась, хотя видно, что она совершенно выбита из колеи. Не могу ее винить: семья у меня большая, и сегодня здесь собрались почти все.
За одним заметным исключением: нет моего отца. Моя мама здесь вместе с Лили (которая действительно приехала из школы, выглядит злой на весь мир и ни с кем не разговаривает). Ал заявляется минут на десять, а потом уходит. Но папы нет. Если б я разговаривал с мамой, я бы спросил ее, где он, но я не разговариваю. И она тоже не пыталась со мной заговорить. Кроме того, кто знает, знает ли она, где он? Насколько я знаю, они снова разошлись. И на этот раз мне плевать.
И этот праздник, хоть и пришли на него почти все, все равно кажется немного не таким. Конечно, это потому, что это первый раз, когда вся семья собралась вместе после похорон. Все изо всех сил стараются делать все как можно нормальнее, но трудно забыть, когда каждый раз, когда я вижу мою крестную, она выглядит так, будто ее ударили под дых. Конечно, вокруг нее все время кто-то, и люди все возятся с ней и постоянно носят ей чай или кофе и все остальное, и иногда она даже вымучивает фальшивую улыбку. Но потом улыбка пропадает, и она снова выглядит грустной.
Все ее дети здесь, и Хьюго ведет себя так же странно, как Лили. Они точно не разговаривают, и мне интересно, что у них происходит там, в Хогвартсе. Явно видно, что им не хватило сердца и души понять и простить (не то чтобы у Хьюго был на это повод), но от этого дома все как-то неуютно. Хьюго хотя бы разговаривает с другими. Ему было бы трудно этого не делать, потому что люди так же волнуются за него, как и за его мать. Боже, это так бы меня раздражало.
После обеда нас хватает Роуз и вместе со Скорпиусом вытягивает нас наружу. Кейт, кажется, вздохнула с облегчением, и я не думаю, что могу ее за это винить, потому что должно быть облегчением наконец-то поговорить с людьми, которых ты знаешь, после того, как долгое время знакомилась с кучей новых людей и пыталась уложить их имена и лица в памяти.
– Ну, – тихо говорю я Роуз, когда мы усаживаемся за стол на улице, – я хочу, чтобы ты надрала Лили зад.
Но Роуз лишь приподнимает брови.
– Я не трону Лили. Я даже разговаривать с ней не буду. Я пообещала маме, что не буду.
– Ну, твой брат не кажется слишком дружелюбным.
– Нет, и надеюсь, он каждый день доводит ее до слез, когда они в школе, – честно отвечает она. – Но не здесь. Он тоже пообещал маме.
Черт. Я действительно рассчитывал, что кто-нибудь поставит ее на место. Роуз бесполезна.
Но ей, кажется, плевать, и она обращает свое внимание к Кейт.
– Ну, ты уже спятила?
– Тут столько людей... – признается Кейт, немного хмурясь.
– Ну, большинство из них не имеют значения, – пожимает Роуз плечами. – Большую часть из них ты будешь видеть дважды в год, и тогда ты их заинтересуешь, только если залетишь или подашь на развод.
Кстати о...
– Ты не знаешь, где мой отец?
Роуз пожимает плечами.
– Неа. Не видела его несколько дней.
Она начинает болтать о какой-то фигне, которая мне ни капли не интересна. Скорпиусу тоже безумно скучно, но Кейт кажется развлеченной. Так что я сижу тут и ничего не говорю. Я провожу некоторое время, глядя в окно кухни, на людей, которые туда входят и выходят, все они, наверное, предлагали помощь, но всех в итоге оттуда прогоняет бабушка, которая настаивает, что будет готовить сама. В конце концов она замечает, что я смотрю, и машет мне, чтобы я подошел.
– Бабушка зовет меня, – перебиваю я Роуз на середине какой-то долгой истории бог знает о чем. Она останавливается на достаточно долгое время, чтобы я мог взглянуть на Кейт, которая кивает и улыбается, подавая знак, что она не против остаться здесь и выслушать болтовню Роуз. Наверное, она ей почему-то нравится – это выше моего понимания.
Я вхожу внутрь, и в кухне никого, кроме бабушки.
– Не достанешь мне ту банку наверху? – просит она, когда я закрываю за собой дверь. – Если я призову ее, она, скорее всего, опрокинется и все рассыплется.
Я делаю, как она сказала, и достаю банку с сахаром, до которой она не могла дотянуться.
– О, спасибо, – говорит она, когда я протягиваю ее ей.
– Конечно, – пожимаю я плечами. – Еще помощь нужна?
– О, нет, – говорит она, никого тем не изумив. – Я в порядке. Просто не так высока, как должна бы, – она смеется, и я улыбаюсь. – Можешь идти обратно к этой чудесной юной девочке, что ты привел, – она сыплет сахар в один из горшков и машет над ним палочкой, чтобы тот закипел. – Она очень красива.
Я наклоняюсь над столом и кладу подбородок на руки, глядя в окно на Кейт, которая все слушает, как Роуз болтает и болтает.
– Да, она такая, разве нет?
– Тебе повезло, что ты нашел такую хорошенькую девочку, – продолжает бабушка. – И она кажется умной.
– Она очень умная.
– Куда лучше, чем те глупые девчонки, что ты приводил раньше, – она осуждающе качает головой, но она несерьезно. Ну, насчет глупости она серьезно, но она не серьезно меня за это осуждает.
– Твоя мать думает, что ты слишком быстро принял решение, – она продолжает носиться по кухне и отправляет морковь нарезаться.
– А что ты думаешь? – осторожно спрашиваю я.
– Я думаю, что твоей матери лучше думать о своих делах, – ровно отвечает она.
У меня едва хватает времени улыбнуться, потому что дверь открывается, и упомянутая мать заглядывает в кухню.
– Мам, тебе помочь? – спрашивает она, прежде чем замечает, что тут стою я.
Бабушка никак не дает понять о разговоре, что только что тут был.
– Нет, дорогая, – ласково говорит она. – Мне помогает Джеймс.
Тут мама меня замечает, и она долго смотрит на меня, прежде чем собирается с мыслями и кивает:
– Ну, тогда хорошо.
Но тут в голову бабушки, кажется, приходит великолепная дьявольская идея, и она вытирает руки о юбку.
– Вообще-то мне нужно ненадолго сбегать наверх. Джинни, присмотришь за едой?
Мама уже предложила помощь, поэтому теперь она не может отказаться. Она входит на кухню, как раз когда ее собственная мать выходит. На секунду повисает напряженная тишина, а потом она говорит:
– Нам надо поговорить.
Я игнорирую ее, удивляясь, как она такое может серьезно полагать. Прошел почти месяц. Месяц, и она ни слова мне не сказала. Я даже не удостаиваю ее ответом, просто закатываю глаза и отворачиваюсь.
– Джеймс, – говорит она, и ее тон немного резче. – Я с тобой разговариваю.
– О, теперь даже так?
– Не пререкайся.
Я останавливаюсь и разворачиваюсь к ней.
– Ты серьезно? – недоверчиво спрашиваю я.
– Да, – отвечает она, даже не моргнув. – Я с тобой разговариваю, и я жду, что ты меня выслушаешь, не отворачиваясь и не сбегая.
– Ты не говорила со мной месяц, – медленно говорю я. – Я не знаю, с чего тебе вздумалось притворяться, что тебе не плевать, раз вокруг люди собрались.
– Это ужасно, так говорить, – говорит она, даже не слушая, что я сказал. – И ты знаешь, что это не правда.
– Нет, я наконец-то знаю, что это правда, – отвечаю я.
Она выглядит недовольной, и ей нужно несколько секунд, чтобы сформулировать свою следующую мысль.
– Я сказала что-то, что не должна была. И я знаю, что ты на меня сердишься...
Я обрываю ее.
– Я не зол, мам. Мне плевать, – ее это тревожит, но я продолжаю. – Я всегда знал, ты просто это подтвердила.
– Что знал? – требует она.
– Знал, что ты винишь меня в том, что я сломал тебе жизнь, – говорю я и даже не вздрагиваю при этом. Я настолько смирился с этим, что меня это даже больше не тревожит.
– Это неправда, – твердо говорит она. – Я ни в чем тебя не виню.
– Нет, винишь, – пожимаю я плечами. – Но все в порядке. Все есть, как есть. Но ты не будешь все еще вести себя со мной, будто я ребенок, и принимать за меня решения.
– Я не пытаюсь принимать за тебя решения, – говорит она, полностью игнорируя первую часть моей фразы. – Я просто не хочу, чтобы ты сделал что-то, о чем потом пожалеешь.
– Я не стану об этом жалеть, – говорю я. – Я не ты, понятно? Я женился не потому, что мне пришлось.
Она открывает рот, словно для того, чтобы сказать, что она вышла замуж не из нужды, но она должно быть понимает, что я знаю, какая это на самом деле куча дерьма, так что она снова закрывает рот.
– Я люблю ее, – ровно продолжаю я. – Она любит меня. Вот почему мы поженились.
– Джеймс...
– Мне не нужно твое разрешение, – я даже не даю ей и слово вставить. – Я знаю, ты думаешь, что я еще ребенок, которым ты можешь командовать, но это не так. Я могу делать все, что я, нафиг, захочу. А ты или принимай это, или иди на хер.
Она в бешенстве, я знаю. Она даже не знает, что сказать, и ее рот несколько раз открывается и закрывается, прежде чем я наконец закатываю глаза и ухожу. На этот раз по-настоящему.
Я не иду наружу. Вместо этого я иду к двери, что ведет в дом, и я удивляюсь, когда едва не сталкиваюсь с тетей Гермионой, которая идет к кухне.
– Джеймс! – она тоже кажется удивленной, что столкнулась со мной. – Я весь день тебя не видела.
– Не хотел тебя беспокоить, – тихо говорю я. Я оглядываюсь на кухню. – Моя мать там.
Не знаю, зачем я это сказал, то ли чтобы отговорить ее туда ходить и встретиться с моей мамой, то ли мне хотелось поделиться с кем-то своим настроением.
Это срабатывает, потому что она больше не делает попыток туда пойти. Вместо этого она вздыхает и отворачивается.
– Я сказал ей идти на хер, – с чего-то вдруг говорю я, и я даже представления не имею, зачем я это говорю. Тетя Гермиона смотрит, приподняв брови, и я почти жду, что она отругает меня за грубость. Но она этого не делает, и я продолжаю. – Я был не прав?
– Нет, – медленно говорит она, качая головой. – Но она твоя мать. Это было неуважительно.
– Ну, она вела себя неуважительно со мной! – спорю я. – Она врала мен в лицо, говорила, что ни в чем не обвиняет, – не знаю, почему она пытается ее защищать, после всего того ужасного, что моя мать ей сказала.
Я рад, что рядом никого нет, потому что я не хочу никому объяснять, о чем этот разговор. Тетя Гермиона с секунду ничего не говорит.
– Она пытается помириться, – но я вижу по ее лицу, что она не в настроении мириться.
– Она лгунья, – твердо говорю я. Потом смотрю на тетю и вижу, как внимательно она меня слушает, несмотря на то, что, уверен, ужасно себя чувствует. – Ты единственная, кому на меня не насрать.
– Джеймс, это не правда, – говорит она, и мне кажется, что я заставил ее почувствовать себя неудобно. – Я люблю тебя, конечно. Но... – ее голос немного затихает, – твои родители тоже.
– И они потрясающе это показывают, – саркастически бормочу я.
А затем, словно плевок от бога судьбы, раздается громкий хлопок из гостиной. Мы с тетей оба оборачиваемся, чтобы посмотреть, кто это, и я удивляюсь при виде своего отца. Он ни на кого не обращает внимания и идет прямиком ко мне и тете Гермионе.
– Мне нужно с тобой поговорить, – медленно говорит он, и он даже не замечает меня. Вместо этого он берет тетю Гермиону за локоть и пытается увести.
Она его останавливает и вырывает руку.
– Гарри, что случилось? – твердо спрашивает она, и несколько родственников смотрят на нас из другого конца комнаты.
Папа оглядывается на любопытствующих, а потом на меня. Он колеблется некоторое время, прежде чем сказать. Но потом он говорит. И весь дом погружается в тишину.
– Мы его арестовали.