Англия, 1553

Многие думали, что герцог Эдвард Каллен сошел с ума после смерти его жены. Конечно, его поведение породило волну слухов, ведь он распустил большинство слуг и закрыл двери для посетителей. Его особняк оставался практически пустым. Парадный зал, который раньше наполнялся смехом и музыкой менестреля во время еженощных пиров, сейчас отдавался эхом его одиноких шагов.
Очень странной была его привычка ходить. Арендаторы сообщали, что видели его во всех точках его земель, одного, на ногах. Уже то, что член титулованного дворянства ходил повсюду без сопровождения, было странным, но на ногах? Он не ходил на охоту, не осматривал свои владения, а просто бесцельно бродил, приковав глаза к земле и затерявшись в мыслях, которые терзали его.

Эдвард не был сумасшедшим, его вынуждали. Когда воспоминания набрасывались на него как злые птицы, защищая свое гнездо, ему оставалось только ходить.
Он потерял жену Мэри два года назад во время родов. Они поженились незадолго после ее пятнадцатилетия, а это был редкий в то время брак по любви. Он знал с самого раннего возраста, что просватан Мэри, и, увидев ее в первый раз, на свадьбе, понял, что будет любить эту женщину до самой своей смерти. Свыше десяти счастливых лет они прожили вместе; единственным темным пятном была невозможность Мэри подарить ему наследника. Он смирился с тем, что у них не будет детей, что Эммет и другие дети, которые у него есть, унаследуют титул.

Мэри страдала от постоянных выкидышей. Он видел, как они ослабляют ее, и старался воздерживаться от посещения ее постели, но Мэри была любящей и… убедительной женщиной. И вот, чудо из чудес, ее последняя беременность удержалась. Наконец, они были благословлены наследником. Сейчас его радость была горьким воспоминанием. Ему следовало бы никогда не прикасаться к ней.
Через два дня после рождения дочери Мэри скончалась от горячки, как и его сердце.
Это была девочка, а Эдвард удостоился огромного сострадания. То, что его жена умерла, было печально, но хуже всего было то, что ребенок, от рождения которого она умерла, был девочкой. Девочка была ничтожеством, обузой для семьи, которую надо одевать согласно месту и снабдить приданым, чтобы выдать замуж. Единственное преимущество для семьи – замужество девочки могло принести полезные знакомства.

Эдвард держал дочь на руках в первое время после похорон и уговаривал ненавидеть ее, обвинять ее в смерти матери, но попросту не мог. Элизабет была такой милой и красивой. Она была похожа на Мэри, но вместо светлых волос матери или рыжеватых волос Эдварда у маленькой Элизабет были каштановые вьющиеся волосы, унаследованные, наверное, от ее бабушки, как и в случае с Эмметом. Ее пеленали в полотняные простынки, туго оборачивая конечности, дабы убедиться, что она вырастет с прямыми ногами; поэтому он мог видеть лишь ее маленькое личико, точную копию лица своей матери. Как он мог не любить ее?
Дворецкий Эдварда Джеймс уже нашел кормилицу для ребенка. (Даже будь она жива, Мэри не стала бы кормить грудью свое собственное дитя.) Часто люди посылали ребенка жить с няней, пока он не подрастет достаточно, чтобы отлучить его от груди, но Эдвард отверг это предложение.

Розали вышла из хорошей семьи, она была дочерью младшего лорда, который проиграл в карты все свое состояние и довел семью до нищеты. Муж и новорожденный сын Розали погибли в охваченном огнем доме, она осталась бездомной и бедной и поэтому глубоко благодарной за возможность позаботиться об Элизабет. Эдвард думал, что именно она ему и нужна, особенно потому, что ее ребенок был мальчиком. Говорили, молоко женщины, у которой родился мальчик, полезнее.
Но что-то пошло не так. Бедная маленькая Элизабет цеплялась за своего отца, когда тот приходил навестить ее в детскую. Розали по характеру не была матерью, и Элизабет истосковалась по ласке.
Ему следовало снова жениться. Его младший кузен, король, пытался подобрать партию Эдварду, пока не умер в прошлом месяце. Эдвард был состоятельным, близким к трону по крови мужчиной, но без наследника; эта ситуация не могла продолжаться и дальше. Но Элизабет нуждалась в матери, и он не получит ее от династического брака по холодному расчету.
Вчера он получил известие о том, что младшая сестра короля Мэри сместила Джейн Грей. Этого события Эдвард ожидал. Люди не знали Джейн, поэтому у нее была слабая поддержка. Многие люди полагали, что Мэри – законная наследница и молодому королю не следовало и пытаться лишить наследства своих сестер и отдать трон кузену. Покойный молодой король беспокоился, что Мэри отметит все его Протестантские реформы, и он оказался прав. Но у него не было законного права называть Джейн своей наследницей, так как его отец Генри VIII закрепил права престолонаследия парламентским актом, который не мог быть опровергнут одним желанием. Несмотря на тот факт, что люди с подозрением относились к рьяному католицизму Мэри, они думали, что у нее есть моральное право на трон и сумели поддержать ее, когда она пошла войной на Лондон с армией вооруженных вилами и косами крестьян.

Эдвард вздохнул. Ему нравилась Джейн. Когда-то ее пророчили ему в жены, но мать Джейн хотела для нее более титулованного жениха, нежели герцог. Джейн была тихой и прилежной, с глубокими протестантскими взглядами, и поэтому молодой король стремился передать свой трон ей, а не своей сестре. Она не была наделена особым чувством юмора, но жизнь немного посмеялась над Джейн Грей. Ее родители, в частности ее мать, были жестокими, и, по убеждению Эдварда, таким же был и новый муж Джейн. Они заставили ее надеть корону, но не ожидали того, что Джейн, приняв ее, отстоит свою независимость, отказав своему мужу в короне.
Сейчас она была заключена в Башне в качестве узницы Мэри. Та же написала Эдварду, что у нее не было намерений казнить Джейн, потому что она достаточно хорошо понимала, что предательство девушки было вынужденным. Она держала ее в Башне, пока все не улеглось, а потом тихо выпустила, чтобы та вернулась в деревню к своим излюбленным книжкам.

Эдвард осторожно спустился по крутой тропинке к морскому берегу – одному из его любимых мест в имении. Было что-то в этой сильной, непослушной морской стихии, успокаивающее его душу. Люди суетятся, беспокоясь о своих мелких бедах, а море не заботится ни о чем. Оно было здесь задолго до его рождения, и будет существовать еще тысячи лет, все так же омывая волнами берег.
Он замер, когда услышал странный звук. Он поднял голову. Да, опять. Звук смеха. «Пираты?» – задался он вопросом. Пираты и контрабандисты были вечной проблемой его части побережья. Эдвард опустил руку к ремню и сжал украшенную драгоценными камнями рукоять ножа.
Он последовал за тихим звуком. Маленький полуостров с высокими скалами в центре вдавался здесь в воду. Эдвард проскользнул вперед и огляделся. От шока его челюсть упала, и он замер на месте.
Две обнаженные женщины нежились на скалах, а их кремовая кожа мерцала под лучами теплого солнца. Эдвард не мог отвести взгляд от этого завораживающего зрелища. Он никогда даже не видел свою жену полностью раздетой. У меньшей были длинные темно-каштановые волосы, которые расчесывала другая женщина.

Пока он наблюдал за этим, из воды вынырнул серый тюлень, его неуклюжее тело забралось на камни рядом с женщинами. К удивлению Эдварда, животное трансформировалось, и появилась еще одна обнаженная женщина.

Шелки - [Мифические существа из шотландского и ирландского фольклора, морской народ, люди-тюлени. – Прим.пер.]

Конечно, Эдвард слышал истории, но никогда и не думал, что встретит кого-то из них. Родись он на несколько сотен лет позже, Эдвард бы задался вопросом о здоровье своей психики, но он жил в те года, когда существование ведьм, демонов, морских монстров, привидений и фей было приемлемо.
Предполагалось, что царство шелки находится отсюда далеко к северу, в холодных морях Ирландии и Дании. Они были оборотнями; одни говорили, что это морские волшебницы, другие – что это души утопленников. По преданию, они были бессмертными и никогда не старели. Их шкуры обусловливали их трансформацию. Если она вдруг потеряется или повредится, то шелки застрянет в человеческом обличии, а если ее украдут, они будут обязаны своему захватчику, пока тот не вернет ее по собственному желанию. Говорят, когда они находятся в человеческом обличии, то запросто соблазняют смертных. Полагали, что мужчины являлись невероятными любовниками – ответ на молитвы многих неудовлетворенных жен и одиноких старых дев, - которых вызывали, уронив семь слезинок в море. По слухам, женщины были великолепными женами и матерями из-за их мягкой натуры, но и для мужчины, и для женщины их первой любовью останется море, и они могут зачахнуть, если продержать их на земле слишком долго.
Странно, подумал он, что создания, которые могут жить вечно, умирают от тоски. Время и болезни не могли одолеть их, но эмоции были в состоянии.

У новоприбывшей были серебристые волосы, покрытые черными крапинками, которые походили на те, которые были на шкуре, когда она обращалась в тюленя. Шкура свисала с ее руки, когда она подошла к другим женщинам. Он видел, как она аккуратно сложила шкуру и спрятала ее в расселину в скале.
Женщины обнялись, взволнованно треща о чем-то. Та, что с темными волосами, откинула назад голову с мечтательным выражением на лице. Эдвард был очарован ее красотой, ее роскошной фигурой и темными соболиными волосами, которые устлали камень под ней. Одна женщина указала на пляж и помахала остальным, который вскочили на ноги и побежали за ней, чтобы поиграть на краю прибоя, такие невинные и беззаботные в своей наготе, будто Адам и Ева перед Грехопадением.
В голове Эдварда эхом отразилась мысль. Великолепные жены и матери. Он затаил дыхание. Вот и решение. Он мог поймать себе в жены шелки, чтобы она позаботилась об Элизабет, и ему больше не надо будет придумывать способы, чтобы вежливо отказывать брачным предложениям. Когда Элизабет подрастет, он выпустит шелки и заявит, что она умерла, вновь превратив его во вдовца. Его сердце взволнованно забилось.

Он подполз поближе к тому месту, куда женщина с серебристыми волосами спрятала свою шкуру, краем глаза наблюдая за резвящимися девушками, чтобы они не поймали его. Эдвард обнаружил расщелину и вытащил оттуда серую шкуру. Что-то внутри него надеялось на то, что он нашел шкурку, которая принадлежит темноволосой девушке, и под самым низом заметил шкуру похожего соболиного цвета. Она была удивительно легкой, маленькой и теплой, будто живая. Он не мог перестать поглаживать мягкие шелковистые волосы своими пальцами. Такая маленькая вещь – не намного больше столовой салфетки. Как она ее натягивает? Магия, предположил он, магия фей.
Эдвард положил остальные шкуры обратно, а темную спрятал к себе в камзол. Он аккуратно сполз с камней и присел на песок, чтобы понаблюдать за их играми. Он завидовал им. Им была присуща беспечная невинность детей, которые играют в лучах заходящего солнца. Когда последний раз он искренне чем-то наслаждался? Он не припоминал, даже будучи ребенком, он чувствовал вес ответственности.

Женщины гонялись и брызгались друг в друга, со смехом ныряя в серые волны. Кружили над водой чайки, умоляя поиграть и с ними. Темноволосая женщина подпрыгнула и поймала одну, со смехом отпустив ее, когда та развалилась в ее руках. Птица снова взвилась в небо, чтобы развернуться и броситься вниз на нее. Она скрылась под водой, окатив ее брызгами, вынырнула, а затем свернув с курса в последнюю секунду, снова со смехом вернулась в воду. Какой приятный звук.
Солнце опускалось, когда они, наконец, устали и вернулись на скалы, чтобы забрать обратно свои шкуры. Одна женщина заметила Эдварда и ахнула. В один миг они вытащили шкурки из их укромного места и надели их. Два тюленя нырнули в море, а темноволосая женщина осталась позади. Она неистово искала свою шкуру, похлопывая по расселине и проверяя под камнями; ее огромные темные глаза с опаской наблюдали за тем, как он подходил. Голова тюленя высунулась из-под воды несколькими ярдами далее, издав душераздирающий вопль, замечая, что подруга все еще стоит на скалах; на лице девушки отразилась паника.
Эдвард медленно приближался, его руки вытянулись по бокам. – Не бойся, Шелки. Я не причиню тебе зла.

Она заскулила и еще яростнее начала поиски, ее руки перерывали камни, будто где-то там появится безопасное место.
- Твоя шкура у меня, - заявил он.
Она села так, словно ее колени подогнулись. – Прошу, - прошептала она. – Пожалуйста, отдайте ее мне. – Ее огромные темные глаза умоляли его.
- Нет, думаю, нет. – Один миг он рассматривал ее.
- Я сделаю все, о чем вы попросите, - сказала она. – Пожалуйста, только отдайте ее.
Он покачал головой, и в ее глазах появились слезы. – Мне нужна ты, - заявил Эдвард.
Девушка рассматривала его камзол, будто могла разглядеть под ним свою шкуру, но даже он знал, что она не может забрать ее. Когда та украдена смертным, шкурку можно вернуть только по желанию того, кто ее взял.
- Как твое имя?
На момент она растерялась. – У меня нет имени.
Как они могли общаться без имен, удивился он. – Я буду звать тебя Беллой, - заявил Эдвард; за красоту дикой морской стихии, из которой она явилась. Изабеллой звали мать Королевы Кэтрин, вспомнил он. Ему просто следует объявить, что она итальянка или испанка.
- Иди за мной, - приказал он. Эдвард отвел девушку к подножию утеса и снял камзол, показывая широкую белую льняную рубашку. Она всхлипнула, когда заметила свою шкурку, но он крепко держал ее, а затем передал ей камзол. – Надень его, Белла. – Он не мог привести обнаженную женщину к себе домой. Она растерянно уставилась на него, поэтому он взял и накинул камзол ей на плечи, засунув ее руки в рукава и застегнув его спереди. Камзол доходил ей до бедер, и каким-то образом девушка стала выглядеть еще более раздетой, чем без него. Ее руки утонули в рукавах, а стоячий воротник доходил до подбородка. Она выглядела как напуганный ребенок, и он почувствовал странный укол вины, от которого поспешно отмахнулся.

Эдвард снова направился к дому, скрывая свою новую жену шелки за деревьями, воротами и телегами в попытке остаться незамеченным для жителей. Он открыл служебную дверь и легонько подтолкнул ее внутрь, проверяя, есть ли кто-нибудь на дороге. Эдвард провел шелки по узким ступенькам, дергая ее за руку, когда она сбавляла темп, чтобы посмотреть на незнакомые предметы. «Она была когда-нибудь в домах?» - задался вопросом мужчина.
Он провел ее в дамские покои, которые занимали комнаты его жены. Темные, пыльные и заброшенные покои выглядели так, будто никто сюда давно не заходил. Он подошел к сундуку, который стоял в углу, и снял ключ с пояса, чтобы открыть его. Ему пришлось глубоко вздохнуть и на секунду закрыть глаза, когда он увидел любимое платье Мэри, лежащее сверху. Оно было сшито из темно-зеленого вельвета, лиф его был расположен ниже, чем это было принято по моде, но это была вынужденная мера, пока он не мог как следует приодеть Беллу. Эдвард спрятал отстегивающиеся рукава обратно в сундук. Она не была леди, чтобы ожидать от нее навыков шитья, а у него и мыслей не было сделать это самому.
- Надень, - приказал он, передав платье ей в руки. Открыв второй сундук, в котором лежали сорочки, корсеты и чулки, Эдвард повернулся к Белле спиной, потакая ее скромности. Под платьем на ней ничего не будет, но он не хотел ошеломлять ее или становиться горничной, чтобы помочь ей.

Через пару минут он развернулся и увидел, что она надела платье задом наперед и с гримасой натягивала тесную одежду на грудь. Он вздохнул. – Засунь руки внутрь, - сказал он и прокрутил на ней платье, пока то правильно не село. Мэри была крупнее Беллы, и платье было широко ей, спадая на пол у ее ног.
- Оставайся тут, - сказал он. – Ничего не трогай.
Она кивнула, слезы вновь появились в ясных темных глазах. Эдвард снова почувствовал иррациональную волну вины, которая заставила его при выходе громко хлопнуть дверью. Он направился на поиски своего младшего брата Эммета, надеясь, но не ожидая, найти его дома. Обычно в это время дня Эммет уходил, чтобы выпить и пораспутничать. Эдвард вздохнул. Было кое-что, что он действительно был обязан решить, но попросту не имел сил. У Эммета всегда были буйные периоды, но со времен смерти Мэри и последующего пренебрежения со стороны брата поведение Эммета стало намного хуже.
Он обрадовался, когда Эммет открыл дверь своей спальни после стука Эдварда, но радость поутихла, когда он обнаружил, что Эммет покачивается на ногах от алкогольных паров. – Я должен тебе кое-что показать, - произнес Эдвард.
- А? – ответил Эммет безо всякого интереса. Он притворил за ним дверь, когда Эдвард зашел в прихожую.

- Я нашел кое-чт… кое-кого, - изрек Эдвард, исправившись в середине предложения. – Девушку.
Теперь Эммет проявил интерес. – Рад видеть, что ты возвращаешься к своему старому облику, - прокомментировал он. – Я беспокоился за тебя.
- Это не то, о чем ты подумал, - нетерпеливо заметил Эдвард. – Я собираюсь жениться на ней.
Эммет моргнул. – Поздравляю. Кто она? Дочь Графа Хейла? Я знаю, что он подталкивал тебя к ней.
- Нет, она… - Эдвард замялся. – Она шелки.
Эммет разразился смехом. – Ты почти убедил меня. Рад слышать, что ты снова шутишь. Я уж начал беспокоиться, что ты похоронил свое чувство юмора вместе со своей женой.
- Я серьезно.
Эммет прищурился. – Возможно, тебе следует начать с самого начала.
Эдвард рассказал ему об обнаружении обнаженных женщин на пляже. – Не мудрено, что тебе нравится там гулять, - сказал Эммет голосом того, кто раскрыл раздражающую тайну.
- Я впервые их увидел, - ответил Эдвард. Он вытащил шкуру из-под камзола и протянул ее брату. Эммет все вертел ее в своих руках, и Эдвард почувствовал дикий всплеск ревности, который он тут же грубо подавил. – Похоже на обычную шкуру, - прокомментировал Эммет.
- Да, еще и маленькую к тому же, - подтвердил Эдвард. – Хоть я и видел все своими глазами. Другие женщины надели свои шкуры и обратились в тюленей прямо передо мной. А эта принадлежит Белле.
- Белле?
- Так я зову ее. У нее нет имени, по крайней мере, она так говорит.
Эммет задумался. – Я слышал, волшебный народ не любит называть свои имена, говорят, они имеют какую-то силу над ними.
Это имело смысл. Бедная девушка уже находилась в его власти, поэтому, возможно, она побоялась сказать что-нибудь, что может подчинить ее. – Что ты знаешь о шелки? – спросил он брата. Они шли по коридору, направляясь к дамским покоям; Эммет все еще пошатывался из-за чрезмерного употребления эля.

- Говорят, они добросердечные и из них получаются замечательные супруги, - продекламировал Эммет. – И они наделены силой, прельщающей мужчин к их телу.
Эдвард задумался. Конечно, его влекло к ней еще до того, как он показался перед ней. И если она намеренно сконцентрирует эту силу на нем… Он отметил, что был не так уж и против этой идеи, и немного удивился. Он не испытывал мужского желания со смерти Мэри.
Открыв дверь в покои, он обнаружил, что Белла стоит там же, где он и оставил ее; она обнимала себя руками. Девушка дрожала, хотя в комнате было не холодно. Белла перевела взгляд с него на Эммета, ее глаза стали еще шире, когда она посмотрела на его брата. Эдвард знал, что вид Эммета иногда дезориентирует. Его размеры пугали, еще даже не учитывая шрама, который пересекал его щеку. Эммет с осторожностью смотрел. Он привык не обращать внимания на первоначальную реакцию людей на его появление.
- Белла, это Эммет, мой брат, - сказал ей Эдвард. – Если меня не будет, ты будешь слушаться его, как слушалась бы меня.
- Ты не можешь оставить ее здесь, - оповестил Эммет, осматривая мрачную комнату. – Здесь надо убраться и проветрить.

Эдвард разозлился. Значит, ей нужно будет остановиться в его комнате, которая была не готова к принятию гостей. Все проходило не так гладко, как он рассчитывал. – Пошли, - сказал он Белле и направился к своей комнате. Она застыла в дверном проеме, округлив глаза. – Шевелись, - приказал он, показывая ей войти.
Она покачала головой, рука ее потянулась к горлу.
- Она боится, - бросил Эммет.
- Я не причиню тебе боли, - Эдвард взял ее руку (какая мягкая у нее кожа!) и попытался втащить ее внутрь. Белла обхватила руками дверной косяк и отказывалась сдвинуться с места; ее глаза были похожи на глаза оленя, которую он подстрелил во время последней охоты. – Что не так? – спросил он.
Она уставилась на камин. Он пытался понять, что ее так напугало, но для него все было нормально.
- Огонь! – произнес Эммет, захлопав в ладоши, когда нашел ответ. – Шелки боятся огня. Я забыл.
- Он в камине, - нетерпеливо сказал Эдвард. – Он не причинит тебе вреда. – Мужчина приобнял ее и затащил внутрь. Мягкое и теплое тело Беллы, извивающееся напротив него, пробудило желание, которое он не чувствовал несколько лет, поэтому быстро отпустил ее. Она мгновенно подошла к двери. – Боже! – проворчал Эдвард. И что ему делать? Привязать ее к постели? (А это интересная перспектива, которую он раньше не рассматривал.)

- Не волнуйся, маленькая шелки, - весело протянул Эммет и схватил кувшин с водой, вылив все содержимое на огонь. Комната погрузилась в темноту, и Белла заметно расслабилась.
- Тебе надо привыкнуть к огню, - предупредил Эдвард. – Эти старые каменные башни замка ночью остывают, и я не буду жить в темноте, потакая тебе.
- А может, будешь, - прыснул Эммет, понизив голос, чтобы его слышал только Эдвард. – Чем больше стрессовых ситуаций будет в ее новой жизни, тем сильнее она будет изнывать по морю. Она может умереть.
- Ваша Милость? – Розали, няня Элизабет, появилась в дверях. – Ужин по… - Она замолкла, уставившись на новоприбывшую.
- Это Леди Каллен, - резко произнес Эдвард. – Моя новая жена.
Розали прищурилась.
- Да, мы поженились очень неожиданно, - пробормотал Эдвард, пытаясь на ходу придумать ложь. – Я ждал, когда она приедет со своей родины, чтобы объявить о нашем браке.
- Ваша Милость, - сказала Розали, опустившись в реверансе.
Белла уставилась на нее.
- Она… эм, у них были другие нравы, отличные от наших, - объяснил Эдвард.
Розали ничего не сказала.

- Она, эм, она из Нового Света, - изрек Эдвард, стремительно придумывая историю, - приплыла на одном испанском корабле. В тех землях она принцесса. – Последнее предложение было вспышкой вдохновения. Он не хотел, чтобы его новая жена становилась объектом для насмешек, а если люди узнают, что она благородных кровей, то избавится, по крайней мере, от какой-то их части. В то время, когда требовалось несколько месяцев, чтобы письмо нашло своего адресата, было трудно, если вообще возможно, опровергнуть его историю. Были случаи, когда люди годами прикидывались членами королевской семьи, прежде чем их разоблачали, и Эдвард намеревался прятать свою новую жену шелки от людских глаз как можно дольше.
- Пойдемте ужинать, а? – проговорил Эдвард, протягиваю руку Белле. Она приняла ее, робко поглядывая из-под ресниц на Розали. Довольно странно, но казалось, что Розали испугала ее сильнее, чем Эммет.
- Ваша Милость?
Эдвард посмотрел на Розали, которая многозначительно уставилась на оголенные руки Беллы.
- О! Да, возможно, тебе следует помочь Ее Светлости.
Розали не испытывала от этого счастья, но взяла рукава, когда Эдвард достал их, и быстро прикрепила, что-то бурча о возмутительном отсутствии нижнего белья у Беллы. Обращать внимание на бормотание прислуги было ниже достоинства герцога, и Розали зачастую пользовалась этим, высказывая свое мнение. Белла все еще стояла как статуя. Эдвард думал, что она и не дышит вовсе. Как только Розали закончила, то отошла к Эдварду, словно он сможет защитить ее.

Высокий стол в парадной столовой был сервирован, как и в любую другую ночь – с гостями или без, – лучшим серебром Эдварда. Рядом с его тарелкой стоял золотой кубок, который был свадебным подарком от его дяди Генри VIII. Место по его правую руку было сервировано любимым кубком Эммета, который Эдвард поспешно передвинул налево, - почетное место предназначалось новой жене Эдварда.
Он отодвинул Белле стул и жестом показал ей присесть. Она подчинилась, но с виду ей было так неудобно, будто она не привыкла пользоваться такой странной мебелью. Девушка в изумлении смотрела на центральное украшение стола – гору цветов, на которой возвышалась позолоченная клетка с двумя живыми птицами. Белла сочувствовала их положению.
Слуги подали первое блюдо, телячье бедро, которое всю ночь пропитывалось солью и специями. Оно было покрыто сладким гранатовым соусом с сочными сливами. Одно из любимых блюд Эдварда. Также подали пирог из угря, жареного павлина, который был покрыт чем-то золотистым, что отлично имитировало отсутствующие перья, и жареного цыпленка, фаршированного голубем, который в свою очередь был набит жаворонком. У Эдварда был прекрасный резчик, который мог умело подать к столу блюдо из трех птиц.
- Ммм, бесподобно, - заявил Эммет, когда подали блюдо из тонко нарезанного мяса, приправленного корицей. – Тебе лучше поесть сейчас, - посоветовал Эдвард Белле. – Эммет, как известно, съедает все блюда сам.

За три смены блюд было подано более двадцати кушаний. Титулованные лица пробовали лишь малую часть их любимых блюд, остальные оставались нетронутыми. Когда семья заканчивала трапезу, первоклассным слугам доставались остатки еды, и так происходило, пока не поест весь дом, а объедки распределялись среди бедняков, которые выстраивались у кухонной двери в надежде получить пищу.
Вынесли огромную рыбу в голубом бульоне, ее чешуя сверкала, а рот был набит инжиром. Слуга поставил блюдо на стол перед Беллой, на лице которой медленно проступал ужас. Она испустила приглушенный вопль, прикрывая руками рот. Слезы хлынули из глаз. Она вскочила, подхватила рыбу с блюда и бросилась к двери. Слуги с удивлением уставились на нее, а затем, склонив головы, что-то зашептали. Эдвард скрипнул зубами. Вот поэтому он сократил количество прислуги.
Эммет разразился смехом. – Может, это ее друг, - хватая ртом воздух, сказал он.
- Это не смешно, Эммет, - бросил Эдвард, поднимаясь, чтобы направиться за своей странной маленькой невестой. Вина вернулась вместе с желанием защитить это бедное создание от страданий. Он причинил достаточно вреда, оторвав ее от своей жизни и семьи. Ужасная мысль пришла ему в голову: а что, если у нее был муж шелки? Дети? Он не спросил.
Но почему это должно его волновать? Она не человек. Наверное, у нее даже нет души. Конечно, она не христианка, потому что христианки не играют нагишом на пляже. Он должен это исправить и быстро. Королева Мэри непременно вернет Англию обратно к католической церкви и уничтожит всю ересь.

Он шел за Беллой по крутой узкой тропинке, ведущей к пляжу. Она стояла на коленях, рыдая и закапывая жареную рыбу в песок. Эдвард присел рядом с ней, когда она похлопала по песчаному холмику, обозначавшему маленькую могилу. – Белла, можешь объяснить мне, почему ты так расстроена?
- Все эти мертвые вещи, - прошептала она. – Мертвые предметы повсюду. Они служат украшениями. И вы собирались съесть их.
- Ты не ешь мясо?
Она покачала головой.
- Конечно, ты встречала морских созданий, которые поедают других.
Она пристально вглядывалась в водную гладь с сильным желанием в глазах. – Да, это жизнь, но они не… наряжаются и не выставляют напоказ бедолаг.
Он видел, что она изо всех сил старается подобрать правильные слова, чтобы объяснить, что ее так встревожило: жуткие торжественные подношения блюд, декорированные перьями птицы и набитые в их рты фрукты.
- Я скажу кухарке, чтобы она готовила для тебя вегетарианские блюда, - заявил Эдвард. – Я сожалею, что тебя это встревожило, но к этому ты просто должна привыкнуть. Я герцог. Ты понимаешь, что это значит?
- Немного.

- Ну, это влечет за собой огромное великолепие, даже когда я обедаю с семьей. Кроме того, за каждым движением людей благородного происхождения следит огромное количество людей. Ты не можешь совершать нечто подобное снова, Белла. Люди простят небольшую странность, так как верят, что ты из далекой страны с другими нравами, но ты должна попытаться привыкнуть к своей новой жизни.
- Ты не отпустишь меня, - сказала она тихим голосом, ее глаза все еще были прикованы к морю.
- Нет. Ты мне нужна. У меня есть дочь Элизабет, которая крайне нуждается в матери, поэтому я взял тебя в свои жены. – Вина вернулась и заставила его сконфузиться. – Я… Я попытаюсь стать тебе хорошим мужем, попытаюсь сделать тебя счастливой, - предложил он. – Я не заставлю тебя… то есть я не буду угнетать тебя своим… эм… вниманием.
- Но ты отпустишь меня? – настаивала она.

- После того, как Элизабет подрастет и перестанет нуждаться в матери, - согласился он.
- Ты клянешься? – спросила она. Ее взгляд оторвался от моря и встретился с его, он почувствовал, что это не обычное обещание. Она связывала его обетом. По позвоночнику Эдварда прошелся предупреждающий зуд. Обещание, данное волшебным созданиям, следует воспринимать всерьез.
- Клянусь, - сказал он и почувствовал, как сильный ветер взлохматил его волосы.