Гермиона, сколько себя помнила, любила писать письма. В основном из-за того, что, сочиняя их, могла быть красноречива ровно настолько, насколько этого хотелось ей. Только от неё зависело, до какой степени письмо будет длинным, страстным, интересным и выразительным. И главное — никто не пытался прервать её на самом интересном месте! Она могла раскрасить свою историю в сказочно-яркие цвета, а могла подать её в чёрно-белых тонах суровых реалий жестокого мира.

Больше всего Гермиона любила излагать свои мысли прозой. Описывать разные предметы, нагнетать напряжение, поддразнивать, увлекать читателя интересными «лакомыми кусочками» в тексте. Каждый абзац можно было сотворить ещё более красочным, чем предыдущий. Её истории чем-то напоминали картины Малфоя. Драко показывал суть вещей при помощи красок, Гермиона открывала эту же суть посредством хитросплетения слов.

Однако её глубокая увлечённость не ограничивалась письмами. Она любила сочинять стихи, рассказы, очерки, тексты песен, статьи. Всё это ей нравилось и существовало в непосредственной близости с всепобеждающей тягой к чтению.

Гермиона не зарабатывала на стихах и прозе денег, но это не мешало ей сочинять длинные, интересные письма друзьям и близким. Именно такие послания она отправляла Гарри, начиная с первого курса, каждое лето и по сей день. Тот редко отвечал на них, но это уже не имело значения. Гермиона продолжала регулярно писать ему просто потому, что ей очень нравилось это занятие.

Тем не менее записка, которую Гермиона отравила Гарри несколько дней назад, очень сильно отличалась от её обычных писем. Она буквально черкнула пару строк, чтобы оправдать свой поступок, объяснить, что Драко Малфой и его друзья (имена которых она не решилась озвучить) решили помочь с реализацией списка. Гермиона даже несколько лицемерно съязвила: «Правда, это очень мило с их стороны?», но о подробностях распространяться не стала, укоротив историю как можно сильней. Она сделала всё, что было в её силах, чтобы произошедшее казалось обычным, неинтересным, даже немного скучным событием.

И тем самым допустила грубую ошибку.

Гарри знал подругу слишком хорошо. Он помнил её склонность к подробным, длинным рукописным историям. Поэтому, получив какую-то несчастную писульку, состоящую из пары предложений о Драко Малфое, его дружках и её списке, Поттер моментально пришёл в состояние повышенной боевой готовности. Он сразу понял, что Гермиона что-то не договаривает, преуменьшая значимость происходящего.

И он тут же написал ответ.

Гермиона очень любила получать письма, даже больше чем сочинять. Но то, которое пришло от Гарри, встревожило её. Она нашла его на коврике перед дверью, когда собралась пойти прогуляться.

К этому времени Гермиона успела принять душ и накормить котёнка. Блейза в квартире уже не было (он видимо ушёл ещё ночью). Вспомнив о нём, Гермиона улыбнулась, потому что Блейз, видимо, тоже имел некоторую склонность к рукописному творчеству. Перед уходом он оставил на подушке короткую, но милую записку:

«Я переименовал котёнка в Калигулу. У тебя закончилось молоко. Увидимся позже. Блейз».

Гермиона уже начала открывать входную дверь, когда заметила на коврике письмо от Гарри. На ходу открыв его, она начала читать, медленно спускаясь вниз по лестнице, а потом села передохнуть на каменной скамейке в заросшем садике на заднем дворе дома. Друг хотел знать во всех подробностях, что с ней происходит, и почему в это дело оказался замешан Драко Малфой и кто-то ещё посторонний. Требовал немедленных разъяснений. Даже завуалировано пригрозил что, если не получит интересующие его ответы от Гермионы, найдёт у кого выяснить все детали.

Гермиона аккуратно сложила короткое послание лучшего Гарри в конверт и вздохнула.

«Придётся сочинять ответ…»

Она не была уверена, что именно напишет, но одно знала точно: правду говорить нельзя. До этого момента Гермиона никогда не лгала своему верному другу, однако сейчас понимала, что для его же спокойствия некоторые тонкие моменты лучше опустить.

Вытащив из кармана волшебную палочку, она призвала из квартиры ручку и пергамент и теперь сидела за столом, на котором разложила всё необходимое. Гермиона не могла придумать правдоподобную причину, чтобы оправдать себя. Впервые в жизни в её голове не нашлось ни одной идеи. Она понятия не имела, как всё объяснить Гарри. И подсказок ждать было неоткуда.

Впрочем, несмотря на все неурядицы и проблемы, утро по-прежнему шло своим чередом, плавно переходя в день, поэтому, чтобы не терять времени зря, Гермиона начала записывать всё, что ей только приходило в голову. Она сочинила несколько стихотворений. Потом написала небольшое эссе о мыслях и чувствах, которые испытывала, о тревогах и страхах, беспокоивших её. Ближе к полудню Гермионе пришла в голову идея составить завещание.

В середине дня старые железные ворота, прячущиеся в дальнем углу заросшего сада, отворились, и во дворик вошёл Эдриан Пьюси. Отвлёкшись от своего занятия, Гермиона кивнула ему и улыбнулась.

— Привет, старый друг.

Она собрала разбросанные по столу листы пергамента, сложила их стопкой и перевернула текстом вниз, а сверху аккуратно пристроила ручку, которой писала.

— Как твоё «ничего»? — приторным голосом спросила Гермиона.

— Как моё «ничего»? Странное приветствие… И когда это я успел стать «старым»? Ты имела в виду мой возраст? — поинтересовался Эдриан в ответ, с обеспокоенным выражением лица трогая её лоб. — У тебя лихорадка? Или хорошее настроение?

Она нетерпеливо оттолкнула его руку.

— А почему у меня не может быть хорошего настроения? И ты, по сравнению со мной, действительно старик. Три года разницы всё-таки.

— Вообще-то всего два с половиной, но меня сейчас больше интересует, отчего ты такая счастливая? — вернулся он к волнующей теме и уселся с другой стороны скамьи.

Внимательно глядя на него, Гермиона поинтересовалась:

— А почему бы мне не быть счастливой?

Эдриан не ответил на вопрос, но придвинулся ближе.

— Что пишешь? Надеюсь, ты не добавляешь новые пункты в список?

— При всём желании у меня просто не хватит времени завершить их, — легкомысленно ответила она. — Нет. Я хотела написать письмо Гарри в ответ на то, что он прислал мне. Но не могла придумать, как правильно объяснить, почему змеёныши взялись помогать мне, не давая ему поводов для беспокойства. Тогда я подумала, что сначала надо написать Рону, а затем уже Гарри. А раз уж вспомнила про Рона, значит надо черкнуть пару строк Чарли и Биллу, а потом… ну… мне пришло в голову ещё кое-что, что надо было срочно записать…

— Неужели ты сочинила письмо мне? — решил поддразнить её Эдриан.

— Зачем мне это, старик? Нет. В итоге я решила не писать никому. А в качестве альтернативы сотворила нечто совершенно другое.

Порыв ветра всколыхнул её волосы, отбросив один локон прямо на глаза. Гермиона подняла руку, чтобы поправить непослушный завиток, и столкнулась пальцами с Эдрианом, наклонившимся, чтобы сделать то же самое. Он неловко отдёрнул ладонь и только тут заметил маленького коричневого котёнка, спрыгнувшего со стола на землю рядом с ними.

— Смотри, как бы Тео не узнал, что по его саду гуляет кошка… Он, правда, уже довольно давно его забросил и не ухаживает…

— Да? А почему? — поинтересовалась Гермиона, потянувшись вниз и подбирая котёнка на колени.

— Он терпеть не может кошек, — Эдриан забрал у неё пушистый клубок. — Тебе лучше не привыкать к нему. Тео не позволит держать его здесь, — опустив котёнка на землю, он сказал: — Уноси ноги, кот.

Гермиона огляделась кругом.

— Вообще-то я спрашивала про сад. Он весь зарос и выглядит так, словно хозяин его ненавидит. Странно, что человек, чей дом выглядит аккуратно, словно в нём никто никогда не жил, и который очень бережно относится к вещам, настолько запустил принадлежащее ему имущество. Я удивлена, это совсем не похоже на мистера Нотта.

Ей показалось, что Эдриан хотел что-то сказать в ответ, но он помолчал, а затем спокойно произнёс:

— Маркус Флинт попросил передать, что обманул твои ожидания на сегодняшний вечер.

— Жаль… А почему?

Вопреки сказанному, Гермиона почувствовала некоторое облегчение. Хотя она с нетерпением ожидала свидания с Маркусом, именно сегодня ей не хотелось бы встретиться с Блейзом лицом к лицу.

Она продолжила делать записи на листе пергамента.

— Ему предложили исполнять обязанности судьи на турнире в Шотландии, и Маркус не мог отказаться, потому что ему нужны деньги. Но он пообещал компенсировать сегодняшнюю неудачу. Встреча перенесена на вечер субботы.

Гермиона взглянула на него и решительно оборвала, нахмурившись:

— Он не обманул мои ожидания, а просто перенёс их на субботний вечер, потому что ему пришлось работать. Иногда так бывает, ты в курсе?.. Конечно же, нет…

Дописывая что-то на пергаменте, она закончила:

— Я и забыла. Ты не нуждаешься в деньгах и работаешь, чтобы не заскучать, — положив пергамент рядом с собой на скамью, Гермиона поинтересовалась: — Ты с хорошим настроением ходишь на работу, Эдриан? Как у тебя с удовольствиями, скажем так, последний год?

Он помрачнел, услышав шпильку, относящуюся к работе.

— А ты с удовольствием выпускаешь свои коготки, кошечка? Если нет, тогда, пожалуйста, спрячь их и помни, что я тебе не враг. Маркус передал тебе ещё кое-что. Цитирую: «Скажи гриффиндорской малышке, что у неё впереди целая жизнь, и она всегда успеет напиться в стельку». Конец цитаты, — Пьюси снова уселся на противоположном конце скамьи.

Гермиона принялась подпинывать носком туфли камешек, валяющийся на земле. Она загнала его между двумя большими плитами, бывшими скорей всего частью заросшего патио.

— И что ты на это ответил? — спросила она, не поднимая глаз.

— А что я мог ответить? — Пьюси скованно пожал плечами, и Гермиона всё-таки взглянула на него. — Хотя, наверное, стоило ему объяснить, что на самом деле именно благодаря мне у нашей прелестной, маленькой, домашней питомицы осталось всего шесть месяцев жизни, так что лучше не затягивать с выполнением заданий по списку.

Гермиона подхватила стопку пергаментов, лежащую рядом с ней, и принялась раздражённо перекладывать листы. А когда нашла нужный, начала быстро и яростно что-то в нём строчить. Эдриан устало отклонился на спинку скамьи, сложив руки на коленях.

— Что пишешь?

Гермиона проигнорировала его. Как обычно. Поднявшись, Пьюси сел рядом с ней и, не спрашивая разрешения, заглянул через плечо. Оторопев, он прочёл вслух заголовок: «Завещание Гермионы Джин Грейнджер». С отвращением фыркнув, добавил:

— Ты серьёзно? Скажи, что всё это шутка.

— Серьёзней не бывает, — укоризненно ответила она, всё ещё не отрывая глаз от пергамента. — И я вычёркиваю из него Маркуса.

Эдриан рассмеялся, решив, что это какая-то игра, но потом заметил, что Гермиона всё ещё продолжает что-то писать.

Выхватив пергамент и игнорируя возмущённые протесты, он встал со скамьи, внимательно разглядывая документ.

— Какого чёрта, Грейнджер! — завопил он возмущённо. — Тут же почти весь лист исписан! Ты весь день его составляла, что ли?

Молча прочитав несколько абзацев, он спросил:

— Ты оставляешь мне кого-то по имени Боб? Кто этот чёртов Боб и почему ты завещаешь мне какого-то человека?

— Это не человек, глупый ты орангутанг! — крикнула Гермиона, стукнув его по руке стопкой пергаментов, которую держала. — Это тот коричневый котёнок, которого ты видел. Тео и Маркус подарили мне его в начале недели на новоселье. Поскольку это твоя вина, что я умираю (ты так красноречиво подтвердил это несколько минут назад), я подумала, что ты и должен позаботиться о нём, когда меня не станет! — взглянув в его карие глаза, она уже спокойней добавила: — По-моему, ты больше других подходишь для этого.

Скомкав завещание, Эдриан гневно швырнул его в Гермиону. Смятый лист отскочил от её груди и упал на землю.

— Кто в своём уме называет кота «Боб»?

— Я называю!

Наклонившись, она подхватила скомканный пергамент и начала расправлять его, бережно разглаживая ладонями.

— Это самое глупое имя из всех, которые я когда-либо слышал!

— Ну, уж во всяком случае, лучше, чем Данте, Нерон или Калигула!

— Согласен, но я сейчас не о них говорю, — раскинув руки в стороны, Эдриан поднял глаза к небу и попросил: — Пожалуйста! Дай мне сил не прикончить её!

— Ну, ты бы точно смог! — огрызнулась Гермиона.

Она швырнула на скамью сначала стопку пергаментов, сверху кинула палочку, а потом развернулась и толкнула его так сильно, как только смогла. От неожиданности попятившись, Эдриан плюхнулся на своё прежнее место на скамье, а Гермиона нависла над ним, вся дрожа от ярости. Ткнув пальцем ему в грудь, она рявкнула:

— Будь счастлив, что я намерена завещать котёнка тебе! Я могла оставить тебя вообще ни с чем! Ты вполне этого заслужил!

— Я бы предпочёл твою коллекцию чернильниц, чем какого-то кота.

В отчаянии он попытался перевести зарождающийся конфликт в шутку, не понимая, как в считанные минуты между ними всё стало настолько плохо.

— Их получит Перси Уизли, — серьёзно отрезала Гермиона, возвращаясь на своё место за столом.

Тяжело вздохнув, Эдриан встал со скамьи.

— Гермиона, я думаю, тебе надо кое с кем повидаться.

Она тяжело подняла взгляд, медленно проследив его фигуру от пяток до макушки.

— Прямо сейчас я вижу тебя.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Что-то я не наблюдаю здесь ни целителя, ни ликвидатора заклятий. А если ты имеешь в виду какого-нибудь эксперта по тёмной магии или невыразимца, то я прямо сейчас взвою. Я закончила со всем этим. Оставь меня в покое. К тому же, ты мне больше не начальник, — подхватив со скамейки стопку пергаментов и ручку, Гермиона указала ему на калитку в дальнем заброшенном углу сада: — Убирайся.

— Нет, я не уйду! Ты от меня так легко не отделаешься! — всё больше распаляясь, выкрикнул Эдриан. — Ты отлично поняла, о ком я говорю. Думаю, тебе надо сходить к психологу. Ты неадекватно воспринимаешь ситуацию. Да ты просто не в своём уме! То ты себя ведёшь, словно огонь, воду и медные трубы прошла, а в следующий момент кидаешься писать завещание… Это неправильно! К чёрту, да это просто ненормально!

Гермиона в ярости подскочила к нему и снова ткнула пальцем в грудь.

— Ты-то откуда знаешь, что нормально, а что нет? Это ведь не тебе осталось жить всего полгода! И что ты мне можешь предложить, правильный Эдриан Пьюси? Рыдать, не просыхая? Думаешь, я не плакала? Что тебе известно об этом? Сосчитать невозможно, сколько слёз я пролила! Реки, нет, океаны… Они ничего не изменили, но я всё равно радуюсь каждому дню! И не сдамся, пока во мне теплится хотя бы искорка жизни!

— По крайней мере, расскажи парням правду о том, что происходит! — прошипел Эдриан. — Ты врёшь им, забавляясь их чувствами и привязанностями. Они имеют право знать!

— Какое право? — огрызнулась Гермиона, но тут же, сражённая обвинением, еле сдержалась, чтобы не отшатнутся от него. — Я их не обманываю! И уж тем более не играю чувствами!

— Вот именно, что играешь!

— Думаешь, что всё в этой жизни знаешь? — взорвалась она. — Полагаешь, стоит тебе подёргать за нужные ниточки, и все сломя голову побегут выполнять твои указания? Ну, так для тебя есть новость, Эдриан: ты НЕ бог! Даже рядом с ним не стоишь! Ни одного известного мне божества не зовут Эдриан Пьюси! Более того — ты даже не можешь заставить кого-либо поступать так, как тебе возжелается! Поэтому я буду делать то, что хочу и когда хочу!

Развернувшись, Гермиона уже собралась уйти от него прочь, когда Пьюси схватил её за руку и решительно возразил:

— Делай, что хочешь, но только не с моими друзьями. Я этого не позволю.

— Ты — тот, кто привёл меня сюда! Ты, а не кто-то другой, уговорил Тео пустить меня жить на третьем этаже, а ведь он не хотел этого! Ты рассказал мне про клуб змеёнышей, пусть даже и не очень много! Такое чувство, что у тебя был какой-то важный план, ради которого всё и затевалось!

Начиная говорить свою обличительную речь, Гермиона почувствовала, что из глаз неудержимо катятся слёзы. Она сама не понимала, почему плачет, но остановиться уже не могла, и сквозь рыдания кое-как выдавила:

— Теперь ты требуешь, чтобы я перестала лгать твоим друзьям? Почему бы тебе не поделиться с ними всей правдой, тогда и я тоже признаюсь!

— О какой правде ты говоришь? — спросил Эдриан сдавленным шёпотом.

— Объясни им, почему ты послал в эту треклятую экспедицию меня! Скажи правду о том, почему мне осталось жить всего полгода! Когда ты это сделаешь, тогда и я раскрою свою тайну.

— Ты же знаешь, что я никогда не желал, чтобы ты или кто-то другой были прокляты!

— Вот как? Неужели? — огрызнулась Гермиона, пытаясь вытащить руку из его хватки.

Пьюси ухватился за неё крепче прежнего.

— Ты действительно думаешь обо мне настолько плохо?

— Всё, что я о тебе думала, я честно сказала. А теперь отпусти меня! — прошипела она.

— Нет. Пока не согласишься получить помощь специалиста, я тебя не отпущу.

— Ты не имеешь права заставлять меня!

— Ты согласна?

— Да!!! Согласна, что ты сошёл с ума!

— ТЫ СОГЛАСНА?

— ОТПУСТИ МОЮ РУКУ!

Их вопли вынудили Тео открыть заднюю дверь дома. Он не вышел на улицу, лишь остановился на самом пороге и произнёс:

— Эдриан, отпусти руку мисс Грейнджер.

Прислонившись к косяку с непринуждённостью, которой на самом деле не чувствовал, он скрестил руки на груди, потому что с того момента, как он увидел из окна верхнего этажа, как друг схватил Гермиону за руку, его так и подмывало достать палочку и воспользоваться ей. Даже со своего места он слышал их спор, но продолжал молча наблюдать за неожиданно развернувшейся перед ним бурной сценой. Только когда стало очевидно, что Эдриан не собирается отпускать руку мисс Грейнджер, а та ни за что не уступит первая, Тео решил спуститься и прервать затянувшийся конфликт.

Оглянувшись, Пьюси метнул в Теодора быстрый взгляд.

— Тео, не мешай, пожалуйста. Зайди в дом. Это частный разговор, не так ли, Гермиона?

— Я считаю до трёх, и если ты не отпустишь мою руку, я хорошенько пну тебя под зад. Мне даже палочка для этого не понадобится, — спокойно ответила та. — Один, два…

Прежде чем она досчитала до трёх, Эдриан отпустил её. Схватив исписанные листы, маггловскую ручку и палочку, Гермиона рванула вверх по лестнице к входной двери. Всё произошло настолько стремительно, что она не заметила, как один пергамент вывалился из стопки, упав на землю. По-прежнему не двигаясь с места, Тео следил за удаляющейся фигуркой, пока та не скрылась за закрытыми дверями.Тогда он повернулся к другу и, вонзив в него взгляд, спросил:

— Что это было?

Пьюси, как будто не расслышав вопроса, наблюдал за листом бумаги, к которому неуклюже подбежал маленький коричневый котёнок, забавно плюхнувшись сверху. Эдриан поднял обоих, быстро просмотрев содержимое пергамента, положил его на ту каменную скамью, где Гермиона сидела несколько минут назад, а пушистому зверьку сказал:

— Надо дать тебе какое-нибудь солидное имя. Думаю, Зевс — то, что надо. Он был греческим богом, если ты не в курсе.

Опустив котёнка погулять, он наконец повернулся к Тео.

— Хочешь знать, что здесь произошло? Тогда почему бы тебе не подойти сюда и самому не выяснить всё, прочитав эту бумажку? Ой, я совсем забыл: ты ведь даже кончиком пальца не можешь ступить в собственный сад… Правда?.. Мерлин всемогущий, как меня достали эти душевные травмы и секреты… Сам не знаю, почему я продолжаю об этом беспокоиться…

Пьюси уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг, словно о чём-то вспомнив, вытащил палочку. Простым заклинанием он пришпилил пергамент к скамье и повернулся к Нотту.

— Знаешь, надоело облегчать тебе задачи. Без моего вмешательства ты мог бы воспользоваться простым Акцио и призвать лист… Но… Если тебе так нужен этот пергамент — иди сюда и возьми его. Если ты хочешь Гермиону, тебе тоже придётся её добиваться. Она, правда, стоит потраченных усилий… Ах, да… напомни ей, что Маркус зайдёт в субботу в восемь вечера, — и он спокойно удалился через заднюю калитку.

Напряжённо уставившись на кусок пергамента, лежащий на скамейке, Тео негромко выдохнул:

— Эдриан, чёртов ты ублюдок…

Вздохнув всей грудью, словно ему не хватало воздуха, Теодор сделал крохотный шажок, переставив ступню с порога на заросшую тропинку, ведущую от двери к каменному патио, что уютно расположился под кронами садовых деревьев… но тут же замер… Ноги словно приросли к земле… Он ненавидел себя за трусость и слабость, но не мог заставить двигаться дальше и подойти к скамейке: слишком много плохих воспоминаний грозило обрушиться на него в этом случае…

«Может, мне удастся аппарировать?.. Точно! Стоит попробовать…»

Он ещё постоял какое-то время, собираясь с силами и нерешительно покусывая губу, но потом всё-таки отважился и аппарировал в самый центр маленького патио.

Оказавшись возле каменного стола, в окружении таких же каменных скамеек, Тео почувствовал, что задыхается. Прошло уже больше года с тех пор, как он последний раз выходил в этот проклятущий сад. Крепко зажмурившись, Теодор рухнул на скамью и несколько раз сглотнул, пытаясь перебороть тошноту, которая вот-вот грозила вырваться наружу и захлестнуть его.

Из змеёнышей только Пьюси был в курсе причины, по которой Нотт не появлялся в этом чёртовом заднем дворе. Только Эдриану было известно, какой Тео на самом деле трус. Остальные знали какие-то обрывки его душераздирающей истории. Знали, почему он никогда снова не станет целым, не сможет полюбить и доверить кому-то своё сердце. Но только Пьюси было известно, почему Тео не может находиться в ЭТОМ МЕСТЕ.

И тем не менее именно Эдриан вынудил его вернуться сюда.

«Ну… вынудил — громко сказано. Ведь Эдриан не заставлял меня интересоваться тем, что написано на листке, выпавшем из стопки пергаментов, которую уносила Гермиона».

Просто Тео обращал внимание на всё, что было связано с магглорождённой принцессой. Хотя он до сих пор не мог поверить, что обыкновенного любопытства оказалось достаточно для того, чтобы заставить его плюнуть на собственные страхи и тревоги и вернуться сюда… На «место преступления» так сказать.

Ну, да теперь и неважно… Теодор уже сидел на скамейке и мог прочитать то, что написано на чёртовом пергаменте. В конце концов, это может оказаться чем-то важным. Может пролить свет на то, что Эдриан Пьюси знал такого о Грейнджер, чего не знали все остальные, или хотя бы дать Теодору подсказку.

Он начал читать.

Мое сердце умирает.

Да, мое сердце почти что замерзло
Бьётся пульсацией рваный мотив
Песни, допетой. Рыдать уже поздно,
В холоде лютом мольбу затаив.

Пульс едва слышен, одна в этом мире
Я ведь почти умерла. Как же так?
Боль мечет в сердце иголки как в тире.
Свет и любовь обратив в тьму и мрак

Мгла и печаль затопили мне душу
Плачу от страха и небо молю –
Жизни остаток дожить я не струшу.
Только за что я бесцельно сгорю?

Сердцу во мне биться меньше осталось
Нет, не ропщу – лишь хочу рассказать:
Страшно, но хочется самую малость –
Спойте меня, чтобы не забывать.*

Тео прочитал стихотворение дважды, а затем, напрочь забыв собственные страхи и опасения, пошёл по мощёному камнями дворику к лестнице, ведущей в квартиру Гермионы. Ему нужны были ответы, и он хотел получить их прямо сейчас.

___________________________________________________________________
* - замечательное стихотворение, сотворённое для этой главы читательницей Uka-zluka. За что огромное ей спасибо!

Если кому-то интересен первоначальный, не облагороженный стихотворным размером вариант, вот он:

Сердце моё остыло
И бьётся в рваном ритме песни,
Которую знаю только я.
Вокруг леденящий холод,
А я одна, и едва слышу пульс,
Ведь я почти умерла.
Больно сердцу моему
Без любви и света
Тонуть во мраке и печали.
И от страха я плачу,
Ведь остаток жизни моей
Бесплоден и одинок.
Сердце моё бьётся всё реже,
Но я не жалуюсь.
Хочу рассказать, как мне страшно,
Хочу, чтобы песню мою спели другие
И вспоминали обо мне, когда уйду навсегда.