Белле 16 лет, Эдварду 18

– Да ладно тебе, Белла. – Майк завел меня обратно в кладовую и дернул цепочку от лампочки, погружая помещение в полумрак. Он толкнул дверь, пока она почти не закрылась; неяркий свет отражался от металлической полки позади него, что по-прежнему позволяло нам видеть друг друга. – Я замечу, если твой папа вернется, – прошептал он, обвивая свою руку вокруг моей талии так, что его ладонь почти касалась моей задницы. Чем дольше мы были вместе, тем больше он лапал меня там.

– Ты уверен? – спросила я, стараясь не смеяться.

– Мы не будем заходить далеко, – прошептал он около моего ушка, заставляя меня задрожать всем телом. –Я просто хочу поцеловать тебя немного. Например, здесь, потому что твои глаза очень красивы, – сказал он, тихонько целуя мои веки.

– И здесь, – выдохнул он, когда его губы коснулись моей щеки, – потому что всякий раз, когда я говорю тебе комплименты, они приобретают розоватый оттенок.

– Ты всегда хвалишь меня, – сказала я мягко, целуя его подбородок.

– Это потому, что я люблю тебя. – Он протянул руку к моей шее и коснулся медальона с симпатичной рукописной ‘Б’ на нем, что Майк подарил мне на Рождество. Впервые он сказал мне это как раз в тот момент, когда застегивал золотую цепочку с этим медальоном на моей шее. Я до сих пор не ответила на его признание, но когда-нибудь – я точно знала это – я ответу на его чувства.

Поскольку я не могла сказать ему то, что, как я знала, он хотел бы услышать, то просто накрыла своими руками его и, привстав на цыпочки, поцеловала его. Он улыбнулся мне в ответ и рассмеялся, когда я потянула его за волосы. Ему всегда нравилось, если я делала так. Иногда я чувствовала, что не все делаю правильно, но в такие моменты, когда он смеялся и притягивал меня ближе к себе, я начинала думать, что не настолько плоха во всем этом все-таки.

Я не должна была быть плоха, это уж точно. Майк и я практиковались почти везде. Его машина, мой грузовик, его крыльцо, мой диван, под трибунами в школе. Майк предложил мне встречаться на нашем первом свидании в субботу после того, как нам исполнилось шестнадцать, и с тех пор мы были неразлучны, за исключением того времени, когда папе фактически приходилось отрывать нас друг от друга, как он это сделал в тот день, когда Майк подарил мне мой первый поцелуй прямо на моем крыльце.

– Ты собираешь улизнуть и придти ко мне сегодня после вечеринки? – спросил Майк, перемещая свой рот на место перехода моей шеи в плечо. Он никогда не говорил, но я была уверена, что это было его любимым местом – он целовал там немало раз, пока мы были вместе.

– Будь осторожен, – захихикала я, когда его губы меня пощекотали. Я чувствовала, что это место было охвачено огнем – его рот был таким теплым на моей коже. – Мой папа сойдет с ума, если заметит один из них.

– Не хочу сердить Шерифа, – сказал он словно в шутку. Я улыбнулась, рассмеявшись, и поцеловала его прежде, чем он меня.

Я провела пальцами по его волосам, они всегда были такими мягкими и пахли так хорошо. Я бы хотела, чтобы это никогда не заканчивалось.

– Иди, – повторил он снова, хотя это больше походило на мольбу. Он держал меня так крепко, что я не различала, где мой пульс, а где его.

– Я не хочу прогневать Шерифа. Ты помнишь, что произошло в прошлый раз, когда я солгала своему отцу? – я отстранилась от него, сглатывая комок, что застрял в моем горле. Даже сейчас, целый год спустя, вспоминая тот момент, мне хотелось плакать. Это была ночь, изменившая все. Я была бы под домашним арестом навечно, и папа не позволил бы нам вновь увидеться.

– Я не хочу этого, – выдохнул он, накручивая на палец прядь моих волос.
– И я не хочу, – сказала я, целуя свое любимое местечко над его ухом.
– Беллз? – позвал папа с противоположной стороны двери, и я почувствовала, что дыхание Майка участилось напротив моей щеки.

– Спрячься, – немного громко прошептала я, задвигая парня в темный угол прежде, чем вернуть свет на место.

– Ой! – металлически стеллажи лязгнули, когда Майк врезался в них.

– Тшш!

– Беллз? – голос отца приближался.

– Я здесь, пап! – прокричала я, хватая первую попавшуюся на глаза вещь с полки напротив.

– Выходи через несколько минут. Притворись, что был в ванной или… или уйди через заднюю дверь и пройди к передней, – прошептала я прежде, чем, открыв дверь в кладовку, вышла в коридор и притворила ее за собой.

– Эй, папа, – нервно сказала я, почти врезаясь в его грудь в нескольких футах от двери.

– Что ты там делала? – спросил папа, кладя руки на мои плечи и смотря поверх моей головы. Я знала это выражение на его лице: он был уверен, что я что-то скрываю.

– Я ходила за этим, – я приподняла руку, держа в ней то, что взяла из кладовой.

– Свекла? – спросил он, приподнимая брови так высоко, что я была уверена – он мне не поверил.

Свекла? Черт. Почему я не могла схватить персики или что-то подобное?

– Да, э-э… – я изо всех сил старалась придумать оправдание своему поступку, но не должна была при этом размышлять слишком долго, иначе отец понял бы, что я что-то скрываю. – Джаспер поспорил с Эмметом, что тот сможет съесть целую. Мы не часто их используем, поэтому я подумала…

– Вы, дети, похоже, действительно нуждаетесь в развлечении сегодняшним вечером, – пробормотал он, отодвигая меня в сторону, чтобы пройти к кладовой.

Я чувствовала, что мое сердце готово выскочить из груди.

– Ты не поможешь мне открыть? – спросил я, молясь, чтобы этого времени оказалось достаточно для того, чтобы Майк успел скрыться через заднюю дверь.

Отец скептически посмотрел на меня.

– Слишком странный консервный нож, – продолжала я, надеясь, что отец не заметил моей паники. – Мне требуется половина времени только на то, чтобы понять, как все работает.

– Хорошо, – он подбросил нож в воздухе и поймал его другой рукой. Я последовала за ним по коридору обратно на кухню; мое сердце, наконец, возвращалось в свой привычный ритм.

Несколько минут спустя, когда с чашей полной свеклы я и мой папа, наконец, вышли из кухни, я вернулась к нашему столику в углу столовой. Майк сидел на том же месте, что и прежде, и я облегченно улыбнулась от того, что он смог уйти, не пойманный моим отцом.

– Ешьте, – сказала я, ставя перед Джаспером тарелку перед тем, как сесть рядом с Майком. Он обернул свою руку вокруг моей талии и придвинул стул так, чтобы наши бедра соприкоснулись. Он проследил мелкий рисунок на моем плече, наклонившись и поцеловав меня в щеку.

– Я скучал, – прошептал он.

– Почему я должен это есть? – спросил Джаспер с отвращением на лице. Мы рассмеялись, потому что звук, который издал парень, больше походил на свист.

– Потому что, если ты не сделаешь этого, я расскажу всей школе, как ты сломал передние два зуба, – ответила я, указывая на его рот, и сама немного поморщилась от того, как подло это прозвучало. Я полагаю, что это была расплата за то, что они с Элис заставили меня вытерпеть в течение последнего года, учитывая, что они все еще были парой, хотя Элис и проводила большую часть времени с Тайлером Кроули.

– Ты поступишь ужасно, если скажешь, Белла, – сказал он, присвистывая, и взял вилку, лежащую рядом с ним.

– Все знаю, что вы не катаетесь зимой на роликовых коньках, идиот, – парировала Роуз, просовываясь под руку Эммета. Он согнул ее, чтобы держать девушку крепче. На его руке красовался огромный шрам, который он получил в драке с Росом Кингом ночью в центре Порт-Анджелеса, когда тот вопил на Роуз в переулке. – Что люди подумают о вас, когда узнают правду о том, как ты сломал себе зубы? Ешьте.

– Заткнись, Роуз, – он отправил вилку свеклы в рот с таким выражением лица, словно его кто-то бил. – Не могу дождаться похода к стоматологу и установки протезов.

– В свекле много бета-кератина, – заметил Эрик Йорк, похлопав Джаспера по плечу в тот момент, когда тот жевал. Эрик всегда был слабаком, но сегодня вечером он выглядел особо хилым. Где-то должен был быть специальный магазин для ботаников, в котором он смог бы делать покупки, потому что в Форксе я не знала ни одного магазина, который продавал бы столь длинные подтяжки или брюки, что подошли бы Эрику.

– Думаешь, двойная порция кератина зафиксируют мои зубы? – спросил Джаспер с набитым ртом.

– Нет, не поможет. Бета-кератин помогает твоему организму вырабатывать витамин А, – сказал Йорк с таким видом, словно сейчас зачитает нам статью из Мировой Книжной Энциклопедии. Он вытащил стул и сел. – Бета-кератин…

– Блять, закрой рот, Йорки! – рассмеялся Эммет. – Разве ты не можешь выключить зануду на несколько минут? Если ты собираешься сидеть с нами, конечно. В противном случае тебе придется присоединиться к моему брату.

– Эдварду? – спросила я, чувствуя, что дыхание сперло. Мой желудок пытался найти выход из тела. Я не видела Эдварда и не думала, что он решит придти на вечеринку.

– А у меня есть другой брат, Белла? – Эммет смотрел на меня, как на идиотку.

– Перестань быть задницей, – произнесла Роуз, пихнув его локтем в живот. Она подмигнула мне и указала на столик в противоположной стороне комнаты, где сидел Эдвард, уставившийся вниз. Его голова покоилась на скрещенных руках.

Когда я увидела, что он сидит рядом с Джессикой, то обе мои руки сжались в кулаки. Я хотела ударить по ее лживому непривлекательному личику… сучка.

– Ты должна пойти и поговорить с ним, – прошептала Роуз, наклонившись так, чтобы Майк не могу услышать ее слова. Я не была уверена, зачем она делает это. Майк знал, что мы с Эдвардом друзья. Ну, Эдвард был моим другом, не уверена, что сейчас он им оставался.

– Нет, – отрицательно покачала я головой. – Я не пойду туда, пока она рядом с ним.

Роуз смотрела на меня с секунду, а затем покачала головой.

– Я даже не знаю, почему он сидит с ней. Он ненавидит ее, особенно после того, что она пыталась сделать с тобой.

Я думала, Джессика была мне подругой, но пришлось на горькой опыте убедиться, что это не являлось правдой. Иногда я задавалась вопросом, а была ли она вообще когда-нибудь мне другом, поскольку, если кто-то заботиться о вас, то он никогда не поступит так, как поступила она в прошедший Новый год. Это она позвонила моему папе и рассказала ему про Майка из-за того, что она не могла проводить с ним время. Она не была единственным другом, которого я потеряла в ту ночь.

– Девушки, вы говорите о Джесс? – спросил Майк, наклонившись ко мне для большего удобства при участии в разговоре.

– Ммм-хмм, – пробормотала Роуз в свой стакан воды. – Очаровательная девушка.

Я знала Майка достаточно хорошо для того, чтобы предугадать его последующие действия: он никогда не упускал возможности рассказать смущающую историю про Джессику.

– Девчонки, разве вы не знаете, что однажды она нарисовала себе такую же, как у Синди Кроуфорд, родинку на лице? – поинтересовался Майк, потирая свою челюсть. Он всегда так делал с того момента, как начал бриться. Я думаю, ему нравилось, что щетина ощущается пальцами. Интересно, это что, заставляет его чувствовать себя настоящим мужчиной?

- Это было летом. Она выбралась со мной и несколькими парнями в Порт-Анджелес, чтобы посмотреть фильм…

Я ненавидела слушать подобные истории, поскольку папа никогда не отпускал меня, и чувствовала, что пропускаю слишком многое, особенно, когда услышала, что не увидела Джессику с нарисованной родинкой. Видимо, Майк почувствовал, как я напряглась, потому что резко прервался и придвинулся поближе ко мне, утыкаясь в мои волосы носом прежде, чем поцеловать меня в щеку и продолжить рассказывать.

– Во всяком случае, я думаю, она баловалась с карандашом. Наверное, она потерла лицо руками, поскольку, когда мы шли к машине из кино, на ее лице были хорошо различимы коричневые полосы.

Я рассмеялась громче, чем нужно было, Роуз просто согнулась пополам, а Эммет просто посмотрел на нас так, словно мы сошли с ума.

Я обвела взглядом комнату. Я не была уверена, зачем делаю это, но у меня сложилось такое впечатление, что Эдвард смотрит на меня. Не просто в нашу сторону и на нашу компанию, а именно на меня. Я улыбнулась ему, но он не улыбнулся в ответ – смотрел на меня несколько секунд, после чего опустил глаза вниз, на стол.

– Каллен странный, правда? – спросил Йорк, пододвигая к себе бутылку кока-колы. Он, должно быть, видел, что я смотрела на Эдварда, все ведь заметит, кретин. – Он всегда наблюдает за людьми из углов и все время делает загадочные пометки, – голос Йорка звучал, словно ему кто-то зажал нос. – Вероятно, он собирает кончить точно так же, как тот парень из ‘Молчания ягнят’, – он рассмеялся над своей глупой шуткой. – Парень, который носит маску и…

– Заткнись, Йорки, – оборвал его Майк, садясь на свой стул. – Не стоит высмеивать людей. Эдвард хороший парень, просто тихий. И он смог бы надрать тебе задницу.

– Я реально сомневаюсь насчет этого, Майк, – сказал Йорк, закатив глаза, и рассмеялся, как идиот.

– Что ж, я готов помочь ему, – хрустнул Майк суставами и протянул руки на стол, словно только и ждал драки. Я ненавидела эту сторону Майка и была рада, что мне приходилось видеть ее не слишком часто.

– Остынь, хорошо? – взмолилась я, действительно не желая драки здесь, в ресторане моего отца. Последнее, что ему было нужно, это проблемы со страховкой из-за сломанной мебели и подростковой драки.

– Ты не спешил бы защищать его, если бы видел, как он был с Би…

– Достаточно, Йорки, – сказал Эммет. И, встав, расставил руки на столе так, чтобы всем телом нависать над Эриком. – Убирайся отсюда, пока я тебя не вышвырнул.

– Ухожу, ухожу, – Йорк, рассмеявшись, поспешно встал и щелкнул своими подтяжками, поправляя.

– Не дерись с детьми, Эм. Твоя рука только-только зажила, и ты должен убедиться, что она не заболит перед концертом в следующие выходные, – голос Роуз звучал взволнованно, но я знала ее слишком хорошо. Хотя я и не могла видеть ее лицо, но была уверена, что сейчас она смотрит на Эммета взглядом, от которого вода бы в лед превратилась.

– Где Джаспер? – спросила я, заметив пустую миску из-под свеклы, что стояла рядом с Эмметом.

– Не знаю, – Эм пожал плечами. – Он или в ванной... блюет после того, чем вы его накормили, или где-то с моей сестрой. Ты же в курсе, что им приходится прятаться после того, как моя мама обнаружила тот отпечаток ладони на груди футболки Hypercolor (П. переводчика: Hypercolor - фирма, выпускающая футболки, цвет ткани которых теряется при соприкосновении с теплом, в том числе с ладонями) Элис, когда она как-то застукала их обжимающимися после уроков. – Эммет рассмеялся, и Роуз тоже. Он никогда и не собирался дать Элис жить спокойно.

– Хотите пересесть и поговорить с парнями? – спросил Майк, указывая на стол, за которым сидели некоторые его друзья.

Я представила его неотесанных друзей и их разговоры о девчонках, спорте и о том, кто сможет отрыгать весь алфавит.

– Нет, – я покачала головой, – но ты иди.

Майк поцеловал меня в щеку, прежде чем встал: – Ты уверена?

– Я уверена. Думаю, я пойду поговорю с папой, а затем выйду на улицу подышать, – я чувствовала, что воздух был слишком спертым из-за того, как холодно Эдвард смотрел на меня несколько минут назад. Он не походил на того Эдварда, которого я знала.

– Я скоро тебя увижу, – прежде, чем уйти, Майк взъерошил мои волосы.
Как только он ушел, я посмотрела за стол Эдварда, но он там больше не сидел. Эта подражательница Синди Кроуфорд и моя экс-подруга с лицом крысы – Джессика Стенли – была одна. Я хотела пойти туда, накричать на нее и ударить ее по голени. И когда я уже дошла до такого момента, когда не могла ручаться за свои поступки, то решила выйти на улицу и получить порцию свежего воздуха. Мое лицо горело так, точно я была какой-то двуличной изменщицей, и я подумала, что морозный зимний ветерок поможет мне почувствовать себя лучше.

Я пробралась сквозь толпу и сделала глубокий вдох, как только вышла на крыльцо закусочной. Я подошла к перилам и перегнулась через них, позволяя волосам касаться выцветших сколов древесины. Я посмотрела через несколько минут на стоянку и поняла, что автомобили заполонили всю улицу.
Там сидел Эдвард, прижимаясь своими волосами безумного цвета к окну со стороны водителя потрепанного, ржавого Вольво, которое принадлежало его маме. Я не знаю, что на меня нашло, но в одну секунду я стояла на крыльце, а уже в следующую – была на стоянке и стучалась в стекло со стороны пассажира.

Я не знала, видел ли Эдвард, что я приближаюсь, но, казалось, он совсем не был удивлен моим появлением. Он протянул руку, отпер дверь и легко распахнул ее. Петли заскрипели, когда я открывала ее шире. Сев, я тут же ее захлопнула.

Я потерла руки друг о друга, когда оказалась в салоне машины: холодный металл двери неприятно обжег руки. Я сложила их вместе, поднесла поближе ко рту и подула на них, думая, что мое дыхание сможет их согреть. Автомобиль скрипнул, когда Эдвард стал двигаться, но я боялась смотреть на него, разглядывая рисунок обивки перед моими глазами – вперед и назад, назад и вперед – до тех пор, пока не почувствовала что-то теплое на своих коленях. Это была кожанка Эдварда.

Ничего не говоря, я подняла руки и, заведя их назад, накинула куртку. Кожа заставила меня почувствовать тепло почти сразу же, и я подтянула воротник поближе к лицу, вдохнув. На несколько минут я перенеслась в те дни, когда мы были на поляне или танцевали на вечеринке в прошлом году.

Я клянусь, что не хотела плакать, но, сидя тут, я вдруг поняла, сколько неправильных вещей мы сделали. Я не разговаривала с ним, и он не говорил со мной, и все, о чем я могла думать - это борьба, которую мы вели последние месяцы. Я вопила и кричала, сказала ненавистные, ужасные вещи ему лишь из-за того, что думала, что это он сдал меня папе. К тому времени, когда я узнала, что это была Джессика, уже было слишком поздно, и я сделала слишком много вещей, которые не могла забрать обратно.

Я почувствовала его теплую руку на своем лице, но она исчезла так быстро, что я засомневалась, не почудилось ли мне.

– Мне так жаль, Эдвард, – заплакала я, вытирая лицо манжетами рукава. – Мне так жаль из-за того, что я сделала и что сказала. Я не хотела ничего из этого, я клянусь. Я была не в себе, ты знаешь? Я думала, ты… Я не знала, что Джессика сделала это, и… Я знаю, ты не хочешь говорить со мной, и я тебя понимаю, я сама себя ненавижу.

– Просто… Я скучаю по тебе, Эдвард. Ты единственный, с кем я могу быть сама собой и кому могу рассказать абсолютно все. У меня столько всего, что хочется рассказать, но нет того, кому бы я могла все поведать... и это все так неправильно. Я никогда не говорила спасибо за то, что ты был там для меня, потому что ты всегда делал все правильным. И теперь больно… эта боль, - плакала я, гладя свою грудь поверх его куртки там, где билось сердце. Оно твое, и сейчас оно пусто, потому что тебя нет рядом и мы больше не друзья. И мне больно, Эдвард. Чувствуешь ли ты это? Разве тебе не больно?

Я сидела в машине и не могла смотреть на него. Я не хотела видеть его лица, поскольку знала, что он не скажет того, что я хочу услышать. Он был тих точно так же, как я и предполагала. Я ударила по слезам на своих щеках – моя кожа была горячей и пульсирующей. Я скинула его пиджак с плеч так быстро, как могла, поскольку мне срочно нужно было выйти на воздух. Все это было слишком…

Я возилась с замком, и, когда, наконец, он открылся, я выставила ногу, моя обувь хрустнула по гравию, когда я проскользила, чтобы выйти из автомобиля. Эдвард схватил меня за запястье, когда я уже отвернулась от него, и заговорил со мной, пожалуй, впервые за этот год.

– Я чувствую это, Би, – сказал он тихо; его голос был гораздо глубже, чем я помнила. – Мне тоже больно.

Я вновь почувствовала ту часть сердца, которая скучала по нему все это время, когда он произнес эти слова и потянул меня за запястье ровно настолько, чтобы показать мне свое желание. Он хотел, чтобы я вернулась обратно в машину. А я хотела, чтобы мы вновь были просто Беллой и Эдвардом, поэтому сделала то, что он хотел.

Как только я села обратно в салон и закрыла дверь, он вновь передал мне свою куртку. – Пожалуйста, надень, я не хочу, чтобы ты замерзла.

– Хорошо, – сказала я, сопя, пока засовывала руки обратно в рукава.
Мы просидели несколько минут в тишине, глядя на свои руки – куда угодно, но не друг на друга. Я не знала, что сказать и как сказать, поэтому я сказала самое простое, что должна была сказать уже давно.

– Мне так жаль, – прошептала я. – Я знаю, что ты видишь во мне лишь друга своей младшей сестры, но я…

– Остановись, – он провел пальцами по своим волосам. – Прошу, не надо. Я не думаю о тебе в таком плане… Я думаю… Черт, я даже не знаю, Би. Я в колледже, и теперь все иначе, и я не знаю, что делать дальше…

– Той ночью, – произнесла я, наконец-то решив все объяснить, поскольку он не позволял мне этого раньше. – Я была так зла… Папа так поблагодарил тебя за внимательность ко мне… Ты говорил по телефону и сказал, что сделал кое-что, о чем хотел мне рассказать. Я думала это…

– Ты думала, что я сознательно причиню тебе боль, – он не спрашивал, он знал точно. Именно по этой причине мы не разговаривали.

– Да, – я больше говорила со своими руками, чем с ним, из-за сильного смущения, что не давало мне посмотреть Эдварду в глаза.

– Видишь это, Белла, – он сделал паузу, держа пальцы у подбородка, когда выглянул в окно. – Я не могу представить, как ты подумала обо мне такое. Все, что я делал, я делал, удостоверившись, что тебе ничто не причинит боли. Я пытался сделать тебя счастливой, стать тебе другом. И в течение прошлого года все, что я мог – это избегать тебя, потому что…

– Я причинила тебе боль, – сказала я, наконец, понимая его поведение. Не только от ужасных, слов, которые я кричала, но и от того, что я считала, будто он может сделать нечто такое, чем бы их заслужил.

– Да, – согласился он, глядя на меня. – Я боюсь, что ты сделаешь мне больно снова, и я не знаю, смогу ли… – он замолчал, и я уже было решила, что он не продолжит. – Ты больше, чем просто подруга Элис, Би… Я надеюсь, ты не думаешь, что я позволяю тебе бродить рядом из-за нее. Ты гораздо больше, чем это. Я…

– Господи! – мое сердце застряло где-то в горле, когда кто-то постучал в мое стекло. Я положила руку на грудь, словно это могла вернуть его туда, где оно должно было находиться. `

Я потянулась к кнопке, чтобы опустить окно вниз, правда, оно немного застряло на полпути.

– Майк? – спросила я, когда он просунулся в окно.

– Я искал тебя, – ответил он, посматривая на Эдварда.

– Привет, чувак, – поздоровался Майк, кивая в его направлении.

– Привет, – отозвался Эдвард.

– Здесь все в порядке? – поинтересовался Майк, улыбаясь. – Ребята, вы, наконец, помирились?

– Да, – ответила я. – Мы в порядке. Ну, я думаю, будем в порядке, – я хотела посмотреть на Эдварда, но не сделала этого.

– Тогда я вас оставлю, – Майк нежно поцеловал меня, а затем посмотрел на Эдварда перед тем, как высунуть голову наружу. – Вернись в ближайшее время, ОКей?

Я чувствовала, как мои щеки покрылись румянцем, что было немного странно, ведь я закрыла окно.

– Он хороший парень, – немного разочарованно заметил Эдвард. Я не совсем уверена, почему он был разочарован.

– Да, хороший, – я села ровнее, чувствуя, что горжусь своим парнем по непонятной причине.

– Ты счастлива? – спросил Эдвард, расправляя складки на своих джинсах.

– Теперь, когда мы вновь разговариваем, да.

– Нет. Я имею в виду… это хорошо, но… Я хотел бы знать, знаешь ли, счастлива ты с ним? – Эдвард продолжал разглаживать джинсы, хотя складок на них давно не было.

– Счастлива ли я как его девушка? – переспросила я, смущаясь.

– Ну да, я имею в виду, он хорошо к тебе относится? – Эдвард потер рукой затылок.

- Майк замечательный, и он делает меня счастливой, - Майк не был совершенством, но он, казалось, подходит мне… большую часть времени. Трудно было объяснить, и я надеялась, что Эдвард не попросит меня этого делать.

Эдвард молчал какое-то время, поглаживая ладонями руль. – Хорошо, – сказал он тихо. – Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Все, чего я когда-либо хотела, это чтобы ты была счастлива.

– Я хочу, чтобы и ты был счастлив, – призналась я, поскольку чувствовала себя прекрасно и хотела, чтобы и Эдвард был счастлив. Он всегда казался таким одиноким. Папа сказал, что это было потому, что он был ранимым музыкантом, но я не могла понять, как кто-то, кто так хотел поделиться своей музыкой с окружающим, когда-нибудь желал бы быть одиноким.

Эдвард ничего не ответил, лишь полуулыбнулся, но глаза его оставались печальными.

– Мне, вероятно, стоит вернуться, – сказала я, стягивая его куртку.

– Хорошая идея, – моя рука отклонила его, когда я возвращала ему куртку. – Би?

- Да?

– Ты знаешь… Я собирался сказать тебе, что я, Эм и Джас записали на музыкальный фестиваль той ночью. Я хотела, чтобы ты узнала первой.

Мое сердце упало. Они заняли второе место на фестивале в апреле. Я пошла посмотреть, но никогда не говорила Эдварду, что видела, как они играют.

– Мне действительно очень жаль, что я не дала тебе времени, чтобы сказать той ночью все, что ты хотел. Я чувствую себя особенной потому, что ты хотел сказать мне первой, – я сглотнула комок, стоящий в горле.

Он что-то пробормотал, но я не смогла расслышать что, открывая свою дверь.

- Ты идешь?

– Я все еще должен спеть твою песню, не так ли? – его лицо сияло.

Там. Была улыбка, которую я ждала.

Я улыбнулась в ответ, поскольку это все, на что я была способна, когда он так смотрел на меня.

– Ты все еще хочешь это сделать?

– Конечно, хочу, – сказал он, поворачиваясь ко мне на своем месте. Это наше дело, помнишь?

Наше дело.

– Я помню.

– Я выберу песню сегодня вечером, хотя, – он рассмеялся, – точно никакого Bon Jovi или Ричарда Маркса.

– Черт, – я щелкнула пальцами, словно была разочарована, хотя это и не было правдой. Когда я вышла из машины, то наклонилась в последний раз перед тем, как захлопнуть дверцу. – Я увижу тебя внутри?

- Да, мне просто нужно несколько минут.

Я кивнула и побежала по гравию обратно к закусочной. Там было так тепло, что мне показалось, что я шагнула к духовке.

– Все в порядке? – спросил Майк. Он ждал меня у самой двери, и я подумала, уж не наблюдал ли он за мной и Эдвардом все это время.

– Да, – отозвалась я, обнимая его за талию. Я повернула голову, чтобы поцеловать его. – Все хорошо.

– Я рад, что вы двое помирились, – и это звучало так, словно он на самом деле так считал.

– Я тоже.

Несколько минут спустя Эдвард прошел мимо, в то время как я и Майк разговаривали с моим отцом. Через его плечо висела гитара, и он остановился в нескольких метрах от нас.
– Как вы относитесь к тому, чтобы я занял на несколько минут вашу сцену, Шериф? – Эдвард был вежливым и дружелюбным.

– Конечно, сынок, – улыбнулся папа, показывая бутылкой пива на сцену в другом конце комнаты. – Это все твое.

Мы втроем подошли ближе, чтобы лучше видеть, и остановились прямо в дверях, где папа и я стояли, когда Эдвард впервые пел для меня. Начало нашей традиции.

– Этот паренек в один прекрасный день станет знаменитым, – сказал папа, ни к кому в частности не обращаясь.

Я ничего не ответила, но впервые позволила себе задуматься, что, возможно, только возможно, мой папа был прав.

Отец, засунув два пальца в рот, оглушительно засвистел. Все замолчали, когда Эдвард подбежал к микрофону и проиграл несколько пробных аккордов на своей гитаре.

Он начал играть песню, которую я никогда не слышала прежде, и даже при том, что никто из детей, казалось, также не признали ее, родители сделали это. Они начали хлопать прежде, чем Эдвард начал петь.

– Когда ты подавлена, встревожена и нуждаешься в помощи…

Я прислонилась к груди Майка и, вслушиваясь в слова песни, которую исполнял Эдвард, понимала, что он выбрал ее специально для меня. Он использовал чужие слова, чтобы сказать это, но, как только песня закончилась, я поняла, что это было лучшим решением в нашей ситуации. Мы не были таким же, как прежде, и, возможно, никогда не будем. Но мы разговаривали, и это уже кое-что.

В тот вечер, когда часы пробили полночь, Майк подарил мне первый новогодний поцелуй. И к концу вечеринки у меня вновь был и мой лучший друг.

Если первые минуты что-нибудь значили, то этот год обещал быть довольно хорошим.