Я мог почувствовать ее запах, так близко она была ко мне; дыхание ее тела просто накрыло меня с головой. Мои глаза, распахнувшись, уставились на ее силуэт в темной комнате. Должно быть, ей снова стало одиноко, и она пришла ко мне за компанией. Ее мягкие каштановые волосы спутались и не ровно подали ей на плечи, а одета она была в самый красивый топ и шорты для сна. Этот верх она носил еще в Финиксе, и он так отсвечивал ее розовую кожу с этим достаточно-тонким-чтобы-носить-в-жару-и-не-таким-тонким-чтобы-все-просвечивалось белым материалом.
Она улыбнулась мне:
- Привет, - и прошептала в темноту, забираясь ко мне в кровать. Но вместо того чтобы лечь рядом, как я ожидал, она села на колени и игриво посмотрела на меня, когда лукавая улыбка озарила ее полные губы.
«Привет и тебе», хотел я сказать, но меня подкосило то, как она закусила губу между своими зубками. Как же я любил этот жест и как же хотел, чтобы она делала это веками. Дрожь прокатилась по всему телу, едва она наклонилась, и ее волосы упали с плеч, словно шторы, закрывая нас от внешнего мира и не выпуская наружу их запах, наполнивший воздух. Я вжался в подушку, затаив дыхание.
- Вообще-то я хотела спросить тебя кое о чем, - ее голос был всего лишь тихим шепотом, но я едва ли мог различить из-за своего грохочущего сердца.
- Хмм? И что же? – проговорил я, пытаясь скрыть то, как повлиял на меня ее голос.
Буквально за сотую долю секунды она перекинула через меня свою ногу, а ее глаза сверкнули недвусмысленным намерением. Мое дыхание свистящим шепотом вырвалось из груди от желания, а глаза широко распахнулись от осознания невероятной удачи. Мои молитвы были услышаны. Все боги и богини объединились вместе, чтобы благословить меня. И теперь мне осталось выяснить, что такого великого я сделал, чтобы заслужить этот дар.
Черт. Я сплю.
Но по ощущениям это не похоже на сон, особенно то, как ее кожа прижималась к моей очевидной реакции на нее, как ее запах заполнил все вокруг, кружа мне голову и лишая рассудка. Улыбнувшись, она снова нерешительно закусила губу, не зная, что сделать, пока не осмелилась и не наклонилась ниже, целуя меня.
По сравнению с ее чмоком, которым она одарила меня в продуктовом магазине, этот был словно живительной влагой в пустыне, свежим дуновением воздуха и солнечным светом, которые чувствуешь впервые в жизни. Боже, как же я жил без этого раньше.
Ее губы мягко и настойчиво прижимались к моим, сжигая их своим теплом, от чего вся кровь начала приливать к совершенно неправильным местам. К моему паху, моим губам, кончикам пальцев, которые слегка поглаживали невероятно мягкую кожу под топом. Кровь полностью отлила от моей головы, а вместе с ней и напоминание, что это всего лишь сон. Я с удовольствие игрался со своим подсознанием.
Хихикнув, Белла взяла мою руку и помогла мне снять ее топик через голову. Откинувшись назад и открыв мне полную картину на ее тело, в серебряном свете луны она потянулась назад, чтобы расстегнуть застежку лифчика.
На один короткий момент я огорчился, потому что когда ее тело полностью вышло из сумрака на звездный свет, она еще больше стала похожа на богиню. Но когда ее лифчик упал с плеч, я изумленно вылупился на нее.
Пики ее грудей и темнеющие соски на фоне бледной кожи осушили мое горло. Я уже до невозможности был тверд, что это причиняло боль. Темные глаза Беллы сверкнули туда, на чем она сидела, а затем она дьявольски усмехнулась и толкнула бедрами на меня.
Мои руки незамедлительно оказались на ее бедрах, наслаждаясь их теплом даже через ткань:
- Еще, - охнул я, сам подаваясь вперед бедрами, тщетно стараясь оказаться внутри нее, не смотря на такое большого количества преград между нами.
Но это не остановило ее. Она снова толкнула бедрами, на этот раз сильнее, голова запрокинулась назад, и простонала мое имя. Лунный свет бликами танцевал в ее волосах.
Вот оно. Твердо схватив ее ногу, я перекатился, оказавшись сверху, и страстно впился в нее поцелуем, стягивая попутно ее шорты. Белла открыла для меня рот, я решил не упускать возможности исследовать его, пробуя на вкус ее естественную сладость и бархатистостью внутренней стороны ее рта.
Оттолкнув мои руки, она сама начала стягивать с себя одежду. А так как мои руки теперь тоже были свободны, я занялся тем же. Я делал то, чего она хотела. Ни слова больше. В комнате было слышно лишь шуршание одежды, летящей на пол и мое возбужденное дыхания.
Быстрее, быстрее, быстрее – крутилось у меня в голове. Все слишком хорошо, чтобы быть правдой, даже для сна.
Едва я избавился от последнего клочка ткани, который так же со свистом упал на пол, мне захотелось расплакаться от победы. Но дыхание сперло от осознания того, кто лежал подо мной. Прекрасная, потрясающая, великолепная, идеальная. Намного больше слов нужно, чтобы описать ее, даже если это всего лишь очертания тела в темноте. Надеюсь, рассвет уже близок, чтобы озарить ее и не позволить исчезнуть при этом.
Скользнув руками по ее бедрам, я обвел линию пупка и, склонив голову, хотел было попробовать ее. Если на вкус она лучше, чем на запах, я, наверное, умру от сенсорной перегрузки. Но вместо того, чтобы позволить мне взять то, чего я так желал, а это не просто наслаждение от плода моего воображения, она схватила мою руку и потянула за нее, так что я завис над ней.
Все стены, которые я выстроил против нее, рушились, словно на ветру.
- Я люблю тебя. Белла, я люблю тебя, ты единственное, что я когда-либо хотел в жизни, - проговорил я, и она улыбнулась, сверкнув зубами в темноте.
Я был так близко, всего один маленький толчок и я буду в ней. Всего один нежный толчок…
- Эдвард? Я хотела спросить тебя кое о чем. Помнишь? – послышался ее легкий смешок из темноты. Это определенно удар ниже пояса по моему мужеству, что она еще может не то что говорить, так еще и смеяться надо мной.
- Спрашивай меня о чем хочешь, - прошептал я, совершенно очарованный ее голосом, окутавшим меня в темноте.
Когда она заговорила, в ее голосе была улыбка:
- Ты выучил свой урок?
Выпрямившись, я сел прямо и заморгал, в то время как жужжание будильника возвещало о мягком утреннем свете, поднимавшимся из-за холмов за озером. Я застонал. Она мучает меня даже во снах. Выхода нет даже в беспамятстве и нет смысла бежать туда от реальности. Бьюсь об заклад, она будет преследовать меня даже после смерти.
Откинув одеяло с хмурым видом, я понял, денек сегодня будет ужасный. Я хотел Беллу и хотел ее сейчас же. Ей-богу, если бы я мог, я притащил бы ее назад, даже если бы она кричала и вырывалась. Я бы взял такси, поехал бы на автобусе или на самолете. Не важно как, но мне просто необходимо увидеть ее снова, поговорить с ней, чтобы она в который раз вынесла мне мозг, чтобы в него не лезли черт знает какие мысли. Я был так близок к этому, что даже чувствовал это на кончике языка.
Мое отчаяние, с примесью безысходности, поднялось из живота, оставляя за собой холод и тяжесть, с силой окутало мое сердце и затем эта скользкая змея, жестокая и бессердечная, проглотила его, сжимая мои легкие так, что каждый вдох давался с трудом.
Я боролся за жизнь. И мне было очень обидно, что мой союзник, единственная кому я мог доверить взять меня за руку и повести, та, которая захватила всю мою жизнь, перевернула ее и очистила от всего, кроме пульсирующей любви, забрала мой покой, просто исчезла.
И мне очень хотелось, чтобы этот поток едва сдерживаемой любви прекратил терзать мое исстрадавшееся сердце. Если я больше никогда не полюблю, я буду самым счастливым мужчиной на земле.
Только теперь, проходя мимо всех этих сладких парочек, мой взгляд тут же бросался к их переплетенным пальцам, безмолвному ответу на эту ужасную любовь. Они смеялись и улыбались, в то время как я нес это бремя в одиночестве, а не разделял его на двоих. Остановившись, я с камнем на сердце уставился на их счастье, в то время как мое было за многие мили далеко от меня, веселилась и, несомненно, наслаждалась собой.
Я застонал, понимая, что если не хочу, чтобы весь мир до меня докапывался, мне нужно всем улыбаться через силу и делать вид, что все хорошо, чтобы скрыть мои мысли.
Вдохнув полной грудью, сопротивляясь внутреннему давлению легких, я старался впустить столько воздуха, чтобы он дошел до кончиков пальцев. Но, надо признаться, что после выдоха мне сталось легче, и я смог улыбнуться и заставить мышцы работать.
Надо же, оказывается, мне нужно было только взглянуть на нее, чтобы понять, что она самая красивая девушка, которую я когда-либо видел.
Нужно было всего лишь получить от нее отказ, чтобы понять, что она та единственная, за кого я хочу бороться.
Нужно было только потерять ее, чтобы понять, что она та самая, кого я когда-либо хотел.
Собравшись, я снова утра пораньше пошел к Милли. Я постоянно на себе ее странные взгляды, которые она кидала краем глаза, не считая еще и простых взглядов рыжеволосой девушки, которая заняла место Беллы. Неужели то, что я провожу ее до класса, так разительно отличается от моего обычного поведения?
Я попытался вспомнить, как вел себя с Милли до того, как встретил Беллу? И тогда-то до меня дошло, что единственная причина, почему я провожаю ее до ее кабинета, это потому, что я хотел бы провожать так Беллу, просто чтобы проводить с ней как можно больше времени. Это была лишь одна часть моего обычного распорядка, который я выстроил рядом с ней.
И хотя это заняло некоторое время, я все-таки понял, что раньше я обычно держался от Милли так далеко, как только мог, даже не смотря на наши отношения, исключая моменты нашей общей потребности или когда мне было скучно и не хотелось ничего делать в своей комнате, что можно было сделать у нее. Улыбнувшись ей, настраивая мышцы, я взял Милли за руку.
У Беллы был какой-то план на счет урока и, видимо, Милли была ключом к нему. Или она просто намерена уничтожить последнюю крупицу вменяемости во мне.
Глаза Милли чуть из орбит не вылезли, когда она посмотрела на наши переплетенные пальцы. Но когда она подняла глаза на меня, они снова стали нормальными, только что-то в них все же было не так. Этот взгляд был надменным, а улыбку, которая появилась у нее на губах, удивительно точно можно было описать как кошачью, которая съела канарейку.
Я сжал челюсть. Ой, не нравится мне этот взгляд, будто она завоевала меня. Уверен, что в голове она всем уже предъявила на меня право собственности. Но я никогда не буду ничьей собственность.
По крайней мере, не ее.
Дойдя до ее класса, у меня появилась прекрасная возможность отпустить ее руку, что я и сделал с превеликим удовольствием.
Ногти Милли были длинными и заточенными, в отличие от Беллы, у которой они были короткими и мягкими. Она постоянно обкусывала их, за что получала от Элис, и всегда обрезала, когда она вырастали определенной длины.
Ногти Милли же царапали мне тыльную сторону руки всю дорогу, и хотя это было всего лишь прикосновения, - вряд ли там было что-то большее, - меня это беспокоило больше, чем нужно было.
Я знаю, что избегал Милли лишь потому, что она не была Беллой. И знаю, что это не справедливо. Точно так же и Милли могла ненавидеть меня, потому что я не Джек Джонстон. Или кто там ее любимый певец. Хотя, если честно, это еще одна вещь, которую я не хотел бы знать о ней. Даже спрашивать не хочу.
Я бездумно бродил из класса в класс, пока не настало время Английского. Это самый сложный для меня урок лишь потому, что я знал, как сильно его любит Белла.
Я тяжело упал на стул, роняя на него весь вес моего отчаяния. Если так и дальше будет продолжаться, к вечеру его будет около трехсот фунтов (~136 кг), и мне придется домой добираться ползком на локтях, таща его за собой. Уверен, кто-то обязательно извлечет из этого свою выгоду, например Джаред.
Да, и как я мог забыть, что у него теперь предостаточно времени, чтобы постараться вписаться в то место, что я подготавливал для себя в жизни Беллы.
Весь урок я сидел, уставившись на почти что пустой лист бумаги. И хотя это было не совсем так, рисунок был почти что закончен, не хватало лишь главной части, той единственной, что действительно имела значение для всего изображения.
Не было ангела.
Прям история моей жизни.
Я пытался сделать ее похожим на ангела, с крыльями, расправленными и блестящими, а выражение лица таким, будто она собиралась надрать кому-нибудь задницу на корте. Пытался сделать разрушающим ангелом, с победоносным лицом. Но это все не было тем, чем нужно, это не была Белла. Часть меня кричала, что это все не важно, это ведь всего лишь простое глупое задание, и какая разница, чего я хотел, так все равно не получится.
А другая часть, подавляющая, ничего не хотела знать, кроме как нарисовать все идеально, будто бы Белла сама по себе не позволяла мне сделать это задание просто так. И вот я смотрю на бесполезный клочок бумаги и мечтаю, чтобы мое вдохновение сидело сейчас рядом со мной, чтобы я мог кидать на нее взгляды и видеть, что делаю не так.
Даже когда раздался звонок, я продолжал витать в облаках. И каждый ученик знал, почему я такой подавленный, но не один из них не усмехнулся, не ткнул пальцем и не зашептался за спиной. Честно сказать, я этому даже удивлен. В нашей школе полно жаждущих свежей крови волков. Они должны были наброситься на меня, как на слабого зверя. Но они не сделали этого. Может это из-за моего социального статуса? А может все дело в том, что они все знают, что я убью каждого, кто хотя бы просто косо взглянет на Беллу.
А до Милли, либо все эти слухи еще не дошли, - хотя я в этом сомневаюсь, - либо, самое вероятно оправдание, она слишком уверена в себе, что не заботится о них. Уверенно взяв мою руку, она направилась на ленч и, подойдя к стойке в одном из ресторанчиков, заказала себе салат. Я же заказал огромный бургер, который еле помещался у меня в руках, ей на зло.
Но как только Милли увидела, что я заказал, то тут же выкинула салат в мусорку и, вернувшись обратно, взяла себе тоже самое.
Когда мы нашли свободный столик и сели за него, она, счастливо улыбнувшись мне, откусила от бургера. Булочка была настолько пропитана жиром, что казалась темно серой, хотя была сделана только что. Вздохнув, я оттолкнул свою тарелку в сторону Милли. У меня даже аппетит пропал.
Кинув на бургер извиняющийся взгляд, она словно решала, неужели пропитанный этим сэндвич стоил лишних пятнадцати фунтов. Я даже слегка удивился – первое чувство, что я испытал за всю свою депрессию. Темная туча, что кружила над моей головой, кажется, превратила все вокруг в нескончаемый поток времени, от чего день, когда должна вернуться Белла, стал казаться очень далеким и не важным.
Интересно, догадывается ли Милли о том, что прибавила в весе? Сомневаюсь. Она слишком мало внимания уделяет своему телу.
Странно, что я никогда не думал об этом раньше. По мне это так ужасно думать, что кто-то настолько не уважает себя. Тем более, что она знает, что я могу это увидеть.
Я прочистил горло, когда Милли прикончила свой бургер и уже потянулась к моему, по видимому, решив доказать мою теорию.
- Итак, как прошел твой день? – интересно, это есть в прайс-листе моей новой «работы». Но как бы мне не хотелось быть в данную секунду далеко-далеко, где-нибудь в космосе, подальше от Милли, и думать о чем-нибудь более интересном, сейчас мне нужно сосредоточить все внимание на ней.
Она пожала плечами:
- Нормально.
Я нахмурился. Если я буду и дальше так стараться преуспеть в этом нелегком деле, Белле определено по приезду нужно будет наградить меня за труды.
- Всего лишь нормально? – заставив мышцы лица двигаться, я оставил на нем некое подобие улыбки.
Ресницы Милли затрепетали, и она кокетливо опустила взгляд, притворяясь скромной в свете того, что, как она думала, было проявлением моего интереса.
Впустив в свои замерзшие легкие еще один глоток воздуха, я почувствовал, как кровь медленно начала перекачиваться по таким же замерзшим венам. Интересно, когда люди чувствуют себя настолько опустошенными, как они не взрываются? Почему не рассыпаются в пух и прах их пустые оболочки, оставляя все позади, когда они встают лицом к лицу с жизнью, которая повернулась к ним спиной.
- Да ничего особенного не случилось, - ответила она, захихикав. – Только я заснула на Английском. Так смешно было, учитель так разозлился. Постоянно кидал на меня сердитые взгляды через весь класс, - подняв глаза, ее улыбка медленно погасла. Я понял слишком поздно, что хоть как-то должен был отреагировать на эту информацию. И лучше в положительном направлении. Но то немногое, что я мог чувствовать, едва ли можно было назвать разочарованием. Все по тем же самым причинам.
Она просто напросто не Белла.
Я глухо рассмеялся:
- О, да, думаю, это его слегка добило.
Наконец Милли начала сопоставлять все факты и то, что я, очевидно, не присутствовал на уроке. По крайней мере мысленно. Невинно отведя взгляд, будто ничего не заметив, она продолжила рассказывать о своем дне:
- А потом я позависала с несколькими парнями на перемене. Один из них такой милашка, думаю, он запал на меня, - ее глаза сверкнули в мою сторону, следя за реакцией.
Я тут же начал подыскивать в голове адекватные в данной ситуации выражение, не желая, чтобы меня снова застали врасплох. Что бы я почувствовал, если бы действительно интересовался Милли? Обжигающий гнев или ревность? Или может все вместе?
В итоге мое выражение получилось, наверное, глупым. Но мне еще нужно что-то сказать, что соответствовало бы моему лицу. Что-то вульгарное.
- Черт.
Не то, дебил, попробуй еще раз.
- Осел.
Лучше. Я вздохнул, радуясь, что больше не надо выпрыгивать из кожи вон, потому что Милли выглядела вполне довольной. Подумав о своем дне, я вспомнил то, что должен был сказать ей.
- Я не приду сегодня на ночь, у меня футбольная тренировка, - почти что реальная улыбка озарила мое лицо. Каким-то странным образом я все ближе и ближе становлюсь к Белле, занимаясь тем, что ей нравится. Английский, спорт, книги.
Милли пробубнила что-то типа «хм», привлекая мой взгляд. Даже не встретившись с ней взглядом, я был почти что уверен, что она прожигает меня взглядом.
Ну и конечно так оно и есть.
- Ты и прошлой ночью не пришел ко мне. Ты изменяешь мне? – спросила она, прищуриваясь.
К сожалению, я настолько был поглощен мыслью, что мое ничего не говорящее выражение лица так достало ее, что взял воду и поднес ее к губам, пытаясь скрыть эту маску. Но когда она заговорила, я аж поперхнулся, отплевываясь водой на стол.
- Что? – закричал я. Наконец Милли вызвала во мне настоящие чувства, а не мелкую досаду, в чем, кстати, была ее вина. - Изменять тебе? Ты что дура?
Закрой свой рот! Закрой свой рот!
Выставив руки вперед, чтобы укрыться от неожиданного душа, она посмотрела на меня возмущенным взглядом. Будто я лгал. Будто не прикладывал всевозможные усилия, только чтобы не порвать с ней. Будто это безжизненное выражение на моем лице было ей на зло.
- Почему ты думаешь, что я изменяю тебе? – скорчившись от одной только мысли, спросил я. Чтобы потом отбиваться от двух девушек? Спасибо, мне и одной хватает.
Милли так же скривила лицо:
- Потому что ты ходишь со мной, вероятно, только по одной причине – из-за чувства вины.
Я уже открыл рот, чтобы начать оправдывать себя, чтобы сказать, что это не из-за чувства вины. Я уже почти что заговорил, но она быстро прервала меня, я даже не успел вставить и слова. Это и к лучшем, иначе она бы меня возненавидела, если бы я сказал правду.
- Ты вообще перестал заниматься со мной сексом, ты даже ни разу по-настоящему не поцеловал меня. Да это все просто так и кричит об измене. И ко всему прочему мне приходится иметь дело со всеми этими слухами о какой-то другой девчонке. Обычно я не верю слухам, но сейчас, когда ты ведешь себя так, будто на самом деле кто-то есть, я не знаю что и думать.
Это, вероятно, самая разумная вещь, что когда-либо я слышал от нее. Я даже удивлен, что она может собирать информацию по кусочками и составлять ее в единое целое. Какое-то время мы сидели, пожирая друг друга взглядом. А что я должен был ей сказать? «Нет, я не изменяю тебе», и «Да, я влюблен в кое-кого другого»? Уверен, она это воспримет как надо.
Что за гребаная ситуация.
- Нет, я не изменяю тебе, - честно ответил я и тот час же пожалел, что не могу звучать так же уверенно, как Белла, когда она говорила, что у меня нет другого выхода, чтобы поверить ей. И опять же, где моя способность лгать. – Просто, думаю, причина, почему мы расставались раньше, в том, что мы слишком торопились. В этот раз я хочу все сделать правильно, - и потом я улыбнулся, будто действительно думал об этом дерьме именно так.
- Чушь все это.
Не в силах сдержаться, я усмехнулся, а Милли сердито впилась в меня взглядом через весь стол. Честно говоря, то когда она злится, то становится еще тупее.
- Абсолютно согласен, - от души согласился я. Из этой пытки, что придумала для меня Белла, я понял одно: я не могу порвать с Милли. Но ведь она спокойно может отшить меня.
На мое заявление, она рассержено встала из-за стола.
- Если я застукаю тебя за изменой, ты очень сильно пожалеешь. Я на самом деле беспокоюсь о тебе, и это очень больно знать, что ты не испытываешь того же.
Если то, что он сказала – правда, я должен чувствовать себя не очень хорошо. Я должен быть очень разочарован в себе, что не могу сделать того, что от меня требуется, не могу сделать ее счастливой. Вздохнув, я понял, что и правда совершенно этого не делаю.
- Если ты так беспокоишься обо мне, то должна знать, какой мой любимый цвет?
Она закатила глаза, будто это было самой очевидной вещью:
- Красный, - проговорила она, садясь обратно на стул.
Я поморщился, когда она верно назвала цвет. Хотя, это только отчасти. Сейчас я больше склонялся к чему-то зеленому или коричневому. Тепло-карие глаза Беллы бледнели в моей памяти. И сейчас в них определено была связь с зеленым, коричневым… и возможно красным.
- Ладно, предположим, что это так, - признался я, скрепя сердцем. Быстро оглянув постепенно редеющий рой студентов, выстраивавшийся у ленты, чтобы взять картошки и бургера, я продолжил. – Какую музыку я люблю слушать?
Ее лицо слегка перекосилось, когда она поняла, что не знает ответа.
- Пас.
- Мое второе имя?
На этот раз она закусила губу, чувствуя себя еще более неуютно.
- Коллин?
Я отрицательно покачал головой, чувствуя, как в груди зарождается некое подобие радости. Я веду себя как хороший бойфренд (не то чтобы я делал свою работу плохо хоть когда-нибудь), но если она бросит меня, то я смог бы продолжить свой путь и плыть по течению жалости к самому себе.
- Ну а что на счет имени моей сестры?
Я, конечно, знал, что подыгрываю ей, но, может, она не знает чего-то настолько личного…
- Рози. Господи, я не настолько ужасна. Я помню твою сестру, - выдохнув, она покачала головой. – Следующий вопрос?
Я перебрал в голове несколько возможных, пытаясь найти что-нибудь полегче, но в то же время того, чего она бы не знала. Надо было спросить о чем-то важном.
- Чем я хочу заняться после школы?
Милли хмыкнула над моей формулировкой.
- Я начинаю думать, что ты пытаешься добиться жизни знаменитости, - я знал, что Милли просто тянет время. У нас всего три дисциплины, которые можно выбрать после школы: врача, психолога или адвоката.
Дрожь прокатилась по всему моему телу, возрождая надежду. Если она не знала даже этого, то она не понимает и того, чем я занимаюсь сейчас. А это значит, что просто нереально быть с тем, кто не знает ничего о тебе, не реально даже оставаться с ним из-за секса.
Я уже начал понимать, какой урок назначила мне Белла, когда Милли прервала мой мысленный процесс:
- Адвокатом, верно? Тебе нравится говорить заумными словами, - самодовольно ответила она, радуясь тому, что сказала и полностью уверенная в своей правоте.
- Нет, - я широко улыбнулся, и она прищурилась. – Врачом.
Медленно и идеально синхронно вверх поползли ее брови и уголки губ. Это было выше моих сил, я с силой стиснул зубы, чтобы не рассмеяться над ее синхронным движением мышц лица.
Думаю, именно так получается, когда постоянно торчишь перед зеркалом и перебираешь разные улыбки.
- То есть ты хочешь сказать, что я должна начать одеваться в маленькие халатики медсестричек? – скромно захихикала она, и несколько парней, который были в зоне нашей слышимости, обернулись так быстро, что чуть не крутанули за собой стулья.
- Нет, - ответил я так же сухо, каким было у меня в душе. Теперь я понимаю, почему девушки так раздражаются, когда на них давят из-за секса. Если это поможет, я надену пляс целомудрия, чтобы она не набрасывалась на меня.
Вздохнув, Милли опустила голову на руку и перевела взгляд на толпу, но так и не отстала от меня.
- Да что с тобой такое? Ты так пытаешься быть веселым?
Я пожал плечами, замечая знакомые коротенькие волосы, торчащие черным ежиком, обладательница которых как раз заказывала себе фри и салат. Я усмехнулся.
- Мне хорошенько врезали, от чего я быстро повзрослел.
И пока Милли думала над этим, я одними глазами пытался привлечь внимание Элис. Наконец, она почувствовала мой взгляд, повернулась и улыбнулась мне. Скользнув по пустым стульям, которые были за нашим столом, она подняла бровь, спрашивая разрешения. Я приглашающее улыбнулся, и она, усмехнувшись в ответ, направилась сквозь толпу к нашему столику.
На самом деле я приятно удивлен, как хорошо мы поладили с Элис. Хотя бы она знает меня таким, какой я есть. По крайней мере, до тех пор, пока я не делаю чего-то реально глупого.
- Но ты по-прежнему наезжаешь на меня.
Угрюмые слова Милли снова вырвали меня из моего мира. Пожав плечами, я просто сказал правду:
- Честно, я не знаю, зачем пришел тогда в субботу, - Милли отдернула голову от руки и шокировано уставилась на меня. В ее взгляде была боль. – Не обижайся, - быстро добавил я.
Видишь? Видишь? Вот поэтому тебе, черт подери, стоило заткнуться.
Глаза Милли увлажнились, и она отвела их. Я сразу понял, как облажался. Это были не те не настоящие слезы, которым она играла на моих чувствах в воскресенье. Это были настоящие слезы боли. Передо мной, более чем реальное, вспыхнуло разочарованное лицо Беллы, что я снова не смог сделать все так, как надо.
Мое тело отреагировало совершенно отдельно от сознания. И едва Милли встала, чтобы уйти, как я схватил ее за руку и, усадив к себе на колени, обнял. За это время я успел поймать пару странных взглядов, которые попытался игнорировать. Элис замерла там, где была, безмолвно интересуясь, нужно ли мне еще, чтобы она подходила. Я кивнул на один из свободных стульев, и она продолжила свой путь до места рядом с нами.
Милли сидела к ней спиной, но, уверен, слышала, как скрипнул стул об пол, когда Элис садилась на него. Молчаливые слезы Милли превратились в тихое рыдание, привлекающее еще больше ненужных взглядов.
- Шшш, Милли, все хорошо. Шшш, - пробормотал я ей на ухо, увертываясь от взглядов. Милли тоже должна была видеть их, но она слишком любила внимание, почти так же, как и Роуз. Только отличались они в том, что Рози может назвать разницу между плохим и хорошим вниманием, и она знает, как избежать одного и добиться другого.
Элис вскинула вверх свою тоненькую изогнутую бровку, но я лишь покачал головой. Тогда, проигнорировав меня, она заговорила:
- Что Эдвард сделал на этот раз? – когда Элис заговорила с ней, будто с ребенком, мне в буквальном смысле пришлось прикусить язык, чтобы не рассмеяться.
Милли пожала плечами, и я отметил, что ее тело, прижатое к моему, было очень теплым, но только вот я чувствовал холод, будто она откачивала себе весь жар из моего сердца:
- Ничего. Эдвард просто ведет себя как задница, - проговорила она и посмотрела на меня. Но первое, что я увидел, было совершенно не тем, что я должен был заметить. Я видел, как она распахнула свои глаза, от чего они стали еще больше, будто она старалась сделать их как у щеночков, ее лицо было мокрым, а кончик носа красным от слез. Следующее, что мне бросилось в глаза, это что слезы смыли слой ее пудры, открыв мне ее веснушки. – Ты это всерьез? То, что ты сказал до этого?
Я долго вглядывался в ее лицо, пытаясь решить, что лучше сказать: правду или ложь. Долго проспорив с собой, я решил дать ей право выбора.
- Сказать правду или солгать?
Глаза Элис неестественно расширились, и она, наверное, подумала, что я идиот. И я бы даже не поспорил с ней, если бы она озвучила это вслух.
- Соври, - прошептала Милли. И хотя она не была самой умной девушкой на земле, в любом случае, она не совсем же тупая.
И она уже знала правду.
Я прижал ее ближе к себе и принялся укачивать на коленях.
- Конечно, это все было не всерьез. Я просто пытался быть смешным; в голове у меня это звучало смешнее, чем когда я это высказал. Ты красивая, и, безусловно, я хочу тебя.
Закрыв глаза, она вбирала в себя слова, словно воздух. Надеюсь, они не будут ядом.
Переварив их, в своей голове Милли оживила эти слова, очевидно, придав им реальности. В какой-то степени она так же больна, как и я, может, поэтому я всегда возвращался назад к ней. Потому что мы оба обеспечивали друг друга признаниями, принимая нас такими, какие мы есть. Но сейчас я изменился, теперь я был связан по рукам и ногам, и буду болен до тех пор, пока не вернется мое лекарство. А до пятницы еще целая вечность. Я мог бы прожить еще вечность, если бы мог хотя бы просто увидеть ее. И я найду способ, как это сделать.
Я всегда его находил.