_______________________________________________________________________________

Утро воскресенья (на следующий день):

Я проснулась от звука кардиомонитора, так и не прекращавшего свое пиканье, Эдвард был теплым и до сих пор неподвижным. Я чувствовала себя просто отвратительно. Все лицо было липким от соленых слез, во рту были ужасные ощущения, и ко всему прочему мой разум как будто заволокло туманом. Как будто на самом деле я не должна была сейчас просыпаться, или как будто что-то было не так, но я не могла понять что.
Все было тихо, а из окна было видно, как грозовые тучи полностью заволокли небо, не давая пробиться солнечному свету. И впервые в жизни, я не возражала. Я не хотела бы сейчас видеть залитый солнцем город. Это казалось каким-то неправильным. Зачем нужно яркое солнце? Когда рядом нет самого главного человека в твоей жизни. Быть может, дождь вернет мне его.
Я, глубоко дыша через нос, медленно села на кровати, потягивая затекшее, ноющее тело. Рука Эдварда тяжело плюхнулась на простынь. Я несколько минут тупо сидела, не отрывая взгляда от руки. Затем аккуратно положила её ему на живот, чтобы это выглядело хоть чуточку более естественно, а не так мертво. Нервы были ни к черту. Я не знала, хочу ли видеть его в этом положении, которое больше напоминало человека, подготовленного к гробу, чем к больничной койке.
Я хотела поцеловать его, но не могла. Ну, во-первых, я действительно отвратно себя чувствовала. Мое утреннее дыхание явно не предполагало никаких поцелуев. И, во-вторых, я не знала, хорошая ли это идея. Знать, что он не ответит взаимностью – вот если бы он спал, я могла разбудить его легким касанием своих губ. А целовать мужчину, который без сознания… даже если он был моим… это просто не укладывалось у меня в голове. Я даже себе-то этого объяснить не могла. Но знала точно, что в губы целовать его пока не могу.
Так что я выбрала его лоб. Приблизившись и убрав рукой упавшие ему почти на глаза волосы, я легко коснулась губами открывшийся мне участок его нежной кожи.
- Я скоро вернусь, - прошептала я, вставая, и вышла из комнаты.
Как бы мне этого не хотелось, но я собиралась зайти домой. Мне необходимо было принять душ и расчесаться. Если бы не личная гигиена, я бы осталась тут, я бы вообще отсюда не выходила, даже не смотря на то, как это место начинало разъедать меня. Мое сердце пропустило удар.
Я смотрела на одиноко стоящую Вольво, на том месте, где мы её и оставили. Ключи звенели в моей трясущейся руке, пока я осматривала машину затуманенным взглядом, а случайный прохожий увидел бы на моем лице полное отсутствие каких-либо эмоций. Мне показалось странным садиться в его машину, особенно без него. Формально, на бумаге, она теперь была нашей общей, но он все равно оставался единственным её водителем. Я была за рулем всего несколько раз, которые можно пересчитать по пальцам одной руки, и он определенно не был очень уж рад этому. Сидя на пассажирском сидении в каждой из той поездок, он пыхтел от негодования, нервно оглядываясь по сторонам, в попытках заранее предотвратить аварию с участием его малышки. Но в этом не было необходимости – хоть я и была ужасным водителем, он хорошо оснастил свою S60R различными защитными устройствами. Не доверяя даже жене. Эта мысль заставила бы меня рассмеяться в любой другой ситуации, но только не сейчас. Сейчас, когда я буду одна.
Хотя все-таки нет. Он всегда был со мной, куда бы я ни пошла. В каждой моей мысли, в каждой клеточке моего тела. И я не буду одна, если просто поверю в него. Но я не могла притворяться, что тепло, которое раньше всегда было со мной, внутри меня, удерживая меня и шепча мое имя, сейчас отсутствовало. Я никак не могла прекратить эту боль.
Вздохнув, я нажала кнопочку на брелке, разблокировав машину , открыла дверь и села на водительское место. Мне пришлось настраивать кресло, так как ноги Эдварда определенно были длиннее моих, и я не доставала до педалей а, пододвигая сидение вперед, я чувствовала себя как ребенок, впервые берущий машину родителя.
Маленький ребенок…
Вчера я никому не рассказала о моем грандиозном открытии. Моем знании, что я ношу под сердцем еще одно живое существо, еще одну душу.
Интересно, как они все отреагируют, когда придет время рассказать им?
Интересно, как отреагирует сам Эдвард?
Захочет ли он становиться отцом? В этом я была более чем уверена. Захочет ли он девочку или мальчика? Не то, чтобы это имело для меня самой какое-либо значение, но ответ на этот вопрос мне бы все равно хотелось знать. Скоро меня начнет тошнить. И это была довольно странная реальность – не ужасная, но все же, я не думаю, что до меня до конца дошла вся серьезность этой ситуации. Что же будет? Остановленная красным светом светофора, я посмотрела на свой еще плоский живот и не могла представить, что там может быть что-то еще кроме тех кусочков фруктов, которые мне удалось запихнуть в себя ранее.
Заехав на подъездную дорожку возле нашего дома, я тут же почувствовала страх. В любой другой день это был бы теплый, светящийся добротой и заботой дом. Два этажа, классическая современная облицовка, очень миленько. Это место, где я работала над своими статьями для разных газет и журналов, где прокручивала идеи для своего романа. Конечно, ничего такого, что заслуживало бы наград, но я к этому стремилась. Это было место, где я готовила ужин и смотрела телевизор. Место, где ждала возвращения Эдварда из школы, где он учил глухонемых детишек; оно и понятно, он всегда мечтал об этой работе. Конечно, сейчас он был в отпуске.
Но сегодня этот дом просто давил на меня, а темное, грозное небо придавало ему еще более зловещий вид, и всем этим своим видом он просто бросал мне вызов зайти в него. И половина меня желала завести Вольво и уехать отсюда куда подальше.
Вздохнув, я выключила двигатель и вышла из машины и, не поднимая головы, пошла к входной двери, быстро открыла её и проскользнула внутрь.
Свет не горел нигде, а из-за отсутствия солнечного света на улице повсюду были только темные серые тени. Я еле волочила ноги, все же стараясь произвести как можно меньше шума, когда поднималась по лестнице, дабы не нарушить эту звенящую тишину дома. Меня даже посетила неожиданная мысль о том, что хорошо было бы иметь зверушку, которая сохраняла бы «жизнь» этого дома.
Я сразу прошла в ванную, прилегавшую к нашей спальне, никуда особо не смотря, а особенно на большую, теплую, мягкую кровать, которая манила своей комфортабельностью. Прошла ночь была одной из худших моих ночей, и одной из причин определенно была жесткая больничная койка, на которой я её провела. Но я бы все равно не стала спать далеко от Эдварда, если бы могла это предотвратить. И поэтому сейчас я старалась не смотреть мягкую кровать, которая заставила бы мои веки сомкнуться, едва я коснусь её.
С огромным удовольствием я избавилась от неприятного вкуса во рту, почистив зубы не один раз. Чистка зубов заставляла меня чувствовать себя как будто чище, свежее, даже не смотря на всю остальную грязь. Но грязь я могла убрать, а волосы без промывки так просто в порядок не приведешь.
Ступив в душ, я почувствовала себя если не в раю, то определенно очень близко к нему, потому ничто сейчас не могло бы подарить мне настоящий рай, кроме, конечно, одного. Но я почувствовала себя куда лучше, чем до этого. Немного более спокойной даже. Истерика уже утихла.
Но все равно я была сломлена. В больнице я все же не до конца отпустила себя. Оставила в себе свой внутренний стержень, эту частицу, которая помогала осознавать, где я, что происходит и все остальное.
А здесь, закрытая в этой стеклянной кабине, окруженная столбом пара, который оставлял дорожки стекавших по стеклу капелек – точно таких же, что катились по моему телу, смывая с меня двухдневный слой пота и грязи, - я, наконец, отпустила себя. Хотя по началу это было безумно трудно для меня, отпустить все свои комплексы, выпустить хоть немного страданий, несмотря на собственную сдержанность.
Но моё тело словно не оставляло мне выбора. Положив руки на кафельную стену, я подставила голову обжигающим струям воды, которые смешивались с моими слезами, стекавшими по лицу, унося их с собой.
Казалось, прошло несколько часов, прежде чем я закончила, но в реальности это длилось намного меньше. Все, что я знаю, что к тому времени, когда я закончила, я уже сменила положение, присев на пол душевой кабины, обхватив свой живот, а голову устроив на коленях. Вода к тому времени стала холодной, приятно освежая раскрасневшуюся от жара кожу.
У меня заурчал живот, напоминая о том, что теперь питание для меня стало намного важнее, чем когда-либо. Но в действительности я не хотела есть. Я вообще ничего не хотела делать до тех пор, пока Эдвард не очнется. Более не подходящего для беременности времени и не придумаешь.
Конечно.
Как же это произошло? В какую из ночей мы не предохранялись? После того как я узнала о беременности, я попросила у врачей информацию о том, на каком я сроке. И мне сказали два месяца, значит, это было около двух месяцев назад…
Я вытащила из холодильника йогурт, пакет апельсинового сока, и миску салата с моим любимым итальянским соусом, выбирая с чего бы начать. Все, над чем можно было поразмышлять, отлично отвлекало. Но я собиралась вернуться в больницу, как только мне это удастся.
Стоя за барной стойкой и смотря на кухонный стол невидящим взглядом, я механично поглощала салат. И когда я оглядывала гладкую поверхность стола, меня осенило.
- Ооу! – у меня расширились глаза, и я ударила себя по лбу, - Ну точно! – шептала я, качая головой.
По крайней мере, этот момент я прояснила. Я на некоторое время перестала принимать противозачаточные, будучи слишком ленивой, чтобы забежать в аптеку, когда они закончились. И тогда ночью у нас определенно не заботили такие вещи как презервативы. Я вздохнула, обиженно глядя на стол, хотя на самом деле не было ни обиды, ни сожаления.
______________________________________________________________

Двадцатипятилетняя девушка смотрела, – просто потому, что она очень любила наблюдать за ним – как её муж подошел к холодильнику и открыл его, пока она мыла посуду, оставшуюся после ужина.
Он нагнулся, чтобы лучше изучить содержимое, заставляя девушку улыбнуться, и встал уже с бутылкой Bacardi Razz в руке. (прим. переводчика: это ром, крепостью около 40%, чаще всего используемый в приготовлении коктейля «Мохито») Он посмотрел на жену, вопросительно подняв одну бровь, и показал на бутылку в руке, спрашивая тем самым, присоединится ли она.

Она только закатила глаза, и насмешливо поглядывала на него, пока заканчивала мыть посуду.
Я тебя умоляю. Я не пью эти сладенькие девчачьи напитки, как ты. Предпочитаю настоящий алкоголь.
Он наморщил нос, как он делал каждый раз, когда она начинала называть его спиртное «сладенькими девчачьими напитками», а она подошла к шкафу рядом с холодильником, там у них располагался бар.
Они не часто пили. Только по праздникам или вот по таким редким вечерам, как сегодняшний. Поэтому, почему бы не иметь заполненный бар, они же не алкоголики в самом то деле.
Когда она начала доставать бутылку Jack Daniels и сок лайма, Эдвард фыркнул. Она вопросительно глянула на него, приподняв одну бровь. (прим. переводчика: думаю, пояснения не требуются, но все же J.D. - это виски, также крепостью около 40%, считает одним из лучших и одним из самых дорогих напитков в своей категории.)

Ох, ну да, начал он с сарказмом, Кислое виски. Это, конечно, куда менее «девчачий напиток», чем мой.
Она снова закатила глаза, слезая со шкафа. Это же только для начала, сообщила она ему. К тому же виски намного более выдержанный напиток нежели… она поморщилась, кивая в сторону его бутылки, которую он поставил на стол, Это.
Он потянулся, чтобы пихнуть её в бок, но она, смеясь, отпрыгнула от него, и унеслась в другую часть кухни, попутно доставая мараскиновые вишенки для коктейлей, бокал для мартини и шейкер.
Уже через пять минут они сидели за столом, рядом друг с другом. Эдвард внимательно осматривал напиток в её руке, который она потихоньку пила.
Знаешь… Он остановился, прежде чем широко улыбнуться ей. выглядит очень аппетитно. Может сделаешь и мне один?
Она возмущенно выдохнула, с треском ставя стакан на стол. А раньше ты сказать, не мог? яростно показывала она ему.
Он непринужденно пожал плечами. Раньше мне не хотелось.
Она с минуту сверлила его грозным взглядом, затем, раздраженно качая головой, встала, и, пнув напоследок стул, на котором он сидел, пошла к барной стойке, где оставила ингредиенты. Он рассмеялся ей вслед.
Усиленно встряхивая шейкер, она почувствовала руки, обхватывающие её талию, и губы у себя на шее. Оглянувшись, она увидела, что он невинно улыбаясь, хлопал ресницами, глядя ей прямо в глаза, заставив её рассмеяться. Он умел её рассмешить всегда и везде. Она в очередной раз закатила глаза и пихнула его локтем в живот, хотя улыбка не сходила с её лица. Черт его подери.
В течение следующего часа они сидели за кухонным столом, пили различные коктейли, пробуя все новые комбинации, разговаривали и шутили. К концу их посиделок, они уже были изрядно опьяненными, и знаки показывали все реже и реже.
Белла не была уверена, как это случилось, но она очутилась на коленях у Эдварда быстрее, чем успела об этом подумать, он уткнулся носом в её шею, в то время как она поглаживала его руки. Его волосы восхитительно пахли, и почему-то это показалось ей безумно забавным. Она тряслась от неконтролируемого смеха, пока он посасывал чувствительную кожу на её шее.
Что? выпрямляясь, спросил он. На его лице также играла беззаботная улыбка, а глаза, казалось, были немного затуманены, пока он пытался сконцентрировать взгляд на её лице. Хотя выражение её лица мало чем отличалось. Она покачала головой и просто нагнулась поцеловать его в губы. Конечно, это был влияние алкоголя, но ей безумно захотелось укусить их. Она не заметила, как снова начала хохотать, и сейчас она хотела его как никогда в жизни.
Такая нежная… показывал он, целуя доступные ему участки кожи на её шее и ключице, которые были открыты, благодаря её топику.
Ей в голову пришла весьма озорная идея и, улыбнувшись, она забралась на стол позади себя. Она ухмыльнулась, приподнимая одну бровь, тем самым, бросая ему вызов этой сменой места действия.
Он тут же подчинился её воле и забрался сверху на нее, впиваясь страстным поцелуем в её губы.
- О… Эдвард, - выдохнула она ему в рот, мягко улыбаясь от того удовольствия, которое он приносил ей всего лишь позволяя прикасаться к этим мягким, теплым губам, которые, казалось, были сделаны специально для нее.
Она приподняла одну ногу и закинула ему на бедро, трясь внутренней стороной бедра об него, а вскоре закинула и вторую ногу, обхватив его с двух сторон и сильнее прижимая к себе, заставляя упасть на нее. Обычно он старался удерживать свой вес на руках, но ей нравилась чувствовать твердость его тела, упирающегося в нее, когда не оставалось пространства даже, чтобы вздохнуть.
- Белла, - простонал он, отрываясь от её шеи, и начал сильнее прижиматься к ней бедрами, пытаясь создать больше трения.
Не выдержав этих ощущений в таком количестве одежды, Белла одним резким движением стянула с него футболку. Он приподнялся, чтобы помочь ей, все еще касаясь друг друга нижними частями тела. Затем потянулся к её топику, который на радость Беллы был со специальным внутренним лифом, так что одним слоем было меньше.
Она застонала, когда их обнаженные груди соприкоснулись, а Эдвард продолжал тереться об нее и покусывать её шею. Она думала, что умрет прямо там, на столе, от такого количества удовольствия, которые создавали его рот, берда, его твердая плоть, трущаяся об нее через грубую джинсовую ткань.
Она приподнялась над столом, желая чувствовать его еще ближе, и именно это движение было последней каплей. Эдвард с рычанием первобытного самца быстро привстал и буквально сорвал с неё штаны. Шелковое трусики было следующим на очереди, и одним быстрым движением они уже лежали на полу. Она смотрела из-под прикрытых век, как он, расстегнув ремень, одновременно спустил джинсы вместе с боксерами.
Ей в голову закралась мысль, что стол придется хорошенько помыть перед следующим применением, если конечно они вообще соберутся когда-нибудь за ним кушать, но эта мысль улетучилась также быстро как и появилась, когда она почувствовала его возле своего входа. Ей еще показалось, что она о чем-то забыла, но как ни старалась, она не могла вспомнить, что это было...
А затем ничто уже не имело значения, потому что он решил не возиться и начать с высоких скоростей. Она кричала, чувствуя его, такого толстого и длинного, внутри её маленького пространства, и эти ощущения возносили их на небывалые вершины, туда, где люди бывать попросту не могут, вершины, за которые люди готовы бороться, чтобы хоть на мгновение почувствовать это блаженство.
Он входил в нее быстро и глубоко, его дыхание сбилось, перемешиваясь со стонами и рычанием. Их тела быстро покрылись потом, и Белла лизала и целовала его плечи, наслаждаясь солоноватым вкусом его тела. От испытываемого наслаждение у нее закатились глаза, и она чувствовала все нарастающее давление внизу живота, как сжатая пружина, готовая распрямиться, как только её отпустят.
Твердая столешница казалась слегка прохладной под её разгоряченным телом, и край с одной стороны неудобно задевал затылок. Но ничто не имело значения – она едва могла ощущать посторонние раздражители. Единственным, что было реально, был он, каждая его частичка, накрывающая её тело, проникающая в самую суть её существа, делая её своей.
- Белла, - наполовину простонал, наполовину прорычал он возле её шеи, впиваясь пальцами в её бедра.
Её ноги, обернутые вокруг его него, напряглись, и её мир взорвался, её тело билось в конвульсиях оргазма. Она только крепче обхватила его, доводя до пика сразу после нее. Он кончил в нее горячей струей семени, заставляя её глаза закатиться и закрыться.
Это была жизнь. Просто он и она, плывущие вместе по волнам этого наслаждения, оставляя мир и все свои тревоги позади. Почти как в сказке.
______________________________________________________________

Как жаль, что я только что приняла отравленное яблоко.

--

Вечер вторника той же недели:

Пип. Пип. Пип.
Сломано. Сломано. Сломано.
Мое. Мое. Мое.
Сердце. Сердце. Серд-
Песенка, которую я напевала про себя, была прервана звуком шагов, говорящих о том, что кто-то вошел палату и стоял позади меня. Я оторвала взгляд от лица Эдварда, но продолжала поглаживать его руку, которую держала в своих руках, большими пальцами.
Это был Карлайл. Не удивительно. За последние пару дней каждый из членов нашей семьи побывал в этой палате как минимум один раз. Иногда получалось собраться всем вместе, иногда всего несколько человек, а иногда это была только я. Я уходила домой только для того, чтобы принять душ и переодеться. Зубную щетку я теперь носила с собой в сумке. Это продлевало время моего пребывания с ним. И как бы плохо мне не было здесь, не быть тут, было бы намного хуже. Особенно, если я думаю о ситуации обратной этой. Где бы был Эдвард, если бы это я лежала на этой кровати? Безусловно, в этом самом кресле, которое мне иногда приходиться покидать.
- Привет, - тихо сказала я, поворачиваясь обратно к Эдварду. Но у меня внутри все бурлило, нервы были на пределе.
Я до сих пор никому не сказала о беременности, о которой сама узнала всего четыре дня тому назад. Я знала, что должна уже сделать это. Не было даже причины, по которой мне нужно было это скрывать. Я просто не знала, как начать этот разговор. Мне все казалось, что сейчас время не самое подходящее. Но когда-то же это придется сделать. И я бы предпочла рассказать кому-то одному, чем всем сразу. Это было бы слишком для меня. Так почему не сейчас? Тогда, возможно мой свекор сам распространит новость, и мне не придется с этим возиться.
А возможно, быть молодой мамочкой это как раз наоборот, было бы клевым секретом, который ты должна хранить, пока ты не соберешь всех родственников и друзей сразу и с восторгом не обрадуешь их этой новостью. И может при других обстоятельствах, я бы даже захотела так сделать. Но сейчас мне вообще ничего не хотелось делать. Восторг? Что это вообще такое… теперь мне знакомы только недомогания.
- Привет, - мягко ответил мне Карлайл, присаживаясь с другой стороны кровати. Я на секунду встретилась с ним взглядом и тут же перевела взгляд обратно на Эдварда. Я сделал один глубокий вдох.
- Карлайл, Я-
- Белла, Я-
Мы оба остановились, и удивленно посмотрели друг на друга.
- Что такое? – с едва заметным любопытством в голосе спросила я.
- Нет, ты первая.
- Просто скажи мне, пожалуйста.
Он тоже сделал глубокий вдох и снова встретился со мной глазами, прежде чем отвел их и посмотрел на потолок. Это было странно. Я нахмурилась. Карлайл никогда не «отводил глаза». Он просто такого не делал. Это встревожило меня еще сильнее.
- Просто… - он не закончил и снова глубоко вдохнул – Я знаю, через что тебе сейчас приходится проходить. И я не хочу напугать тебя еще больше, чем есть. Но… Я думаю, мне нужно… предупредить тебя о возможности…
- Какой? – спросила я, высоким голосом, в котором были нотки подступающей истерики, - Какой возможности…?
Он облизал пересохшие губы.
- Иногда… когда люди выходят из комы, они ничего не помнят. Иногда это просто минутное помутнение рассудка, иногда это на всю жизнь, а иногда этого и вовсе не происходит. Я просто хочу сказать… что, если Эдвард оч-
- Когда, - грубо перебила его я.
- Верно, - понуро ответил он. – Когда Эдвард очнется… тебе нужно подготовить себя к тому, что у него может развиться некоторая форма амнезии. А может и не случится этого, помни это. Но… если все же случится. Тебе просто нужно быть подготовленной, - он покачал головой, - А теперь, когда мы с этим разобрались, что ты хотела мне сказать?
Но от его слов у меня закружилась голова. Я на минуту даже забыла, что же такого я хотела сказать, но затем это ко мне вернулось, но мне было слишком страшно произнести это.
- О, уже ничего, - прошептала я, крепче сжимая руку Эдварда.

--

Неделя первая. Вечер четверга:

Я все еще никому не сказала. Потому что до сих пор не могла забыть то, что сказал мне Карлайл.
- Ничего не будет помнить, - прошептала я, утыкаясь в плечо Эдварда, как и в первую раз, я лежала рядом с ним, положив его руку себе на плечо, и не выпуская её из своей руки. Это стало моей рутиной.
Неужели это действительно возможно? Что он не вспомнит меня? Ничего не вспомнит? Ничего из того, что нам пришлось пережить, всю нашу жизнь… и там будет пустота?
Это все может быть стерто. Все, что у нас было. Стерто из его памяти.
И я. Беременная его ребенком.
Я уже сейчас могу себе это представить, и эта мысль вызывает у меня тошноту, настолько сильную, что я опять бегу в туалет.
Эдвард очнется. И я буду стоять здесь рядом с ним, ожидая, что он прошепчет мое имя и откроет свои глаза. И я буду улыбаться, лелея надежду, что все мои мечты осуществятся. Он посмотрит на меня, медленно сядет, и просто будет пялиться. Просто продолжать изучать меня своими красивыми глазами. «Он просто собирается с духом», - буду повторять я себе. «Просто собирается с духом».
И затем он начнет показывать. Ведь обычно, люди вышедшие из комы с амнезией, все равно помнят, как нужно говорить, и он будет помнить свой способ общения. А я задержу дыхание, сгорая от волнения.
Кто ты? спросит он, и тогда мое сердце разобьется. Где я? его прекрасные брови нахмурятся, его зеленые глаза будут непонимающе осматривать комнату.
Я... Я твоя жена, отвечу я ему, и на моем лице будет отражен весь тот шок и страх, который охватит меня в тот момент.
Могу только представить, каково будет его выражение лица. Его расширившиеся глаза. Такой напуганный и задающий вопрос, а кто же он такой, уже забывая меня.
Но я останусь. Мое решение только окрепнет, и я научу его жить заново.
Но сможет ли он снова меня полюбить? Тот ли факт, что мы почти всю свою жизнь прожили друг с другом, делает нашу связь такой непоколебимой? Непоколебимее прочих.
А уже через пять месяцев после этого, у меня будет громадный живот, и я все еще буду пытаться учить его жить, и даже буду пытаться узнать, полюбил ли он меня. Но никакой реальной верности, никакой реальной любви… и вот тогда я упаду и сломаюсь.
Вся моя жизнь до того момента исчезнет. И может быть, я тоже исчезну. А он уйдет, попытавшись жить жизнью, которая должна была быть его, но уже ею не является. Уйдет, чтобы начать новую жизнь, с чистого листа, и ничто из прошлого его уже не удержит.
А я буду в своем хрустальном гробу. Ни семьи, ни друзей – они уйдут, и не будут пытаться снова меня разбудить. Ведь я не захочу покидать того места.

--

Неделя вторая. Понедельник:

Неделя и два дня. Никто до сих пор не знает. Он до сих пор не очнулся.
Но я должна рассказать. Я не могу позволить этому страху уничтожить меня. Несмотря ни на что. Но с кем поговорить? Может с девушкой, сидящей у меня на коленях.
- Элис, - тихо сказала я, целуя руки Эдварда. Я, наконец, собралась с духом. Не важно насколько плохим может оказаться будущее, я буду надеяться на лучшее, но и буду опасаться худшего. Невзирая ни на что, он будет моим будущем, и я справлюсь со всем, что выпадет на мою долю. Все будет ради него, не смотря на то, что может случиться. Я не брошу его.
Худшее, что может случиться, он меня бросит, и я, надеюсь, не буду его останавливать, если это будет действительно то, чего он захочет. Но всеми фибрами моей души я надеюсь, что он вспомнит меня, и все будет хорошо.
- Да, Белла? – пустым голосом спросила Элис. Она обнимала меня за шею, положив голову мне на плечо, и сидела, свернувшись калачиком у меня на коленях. Рукой я обнимала её за пояс, той, что не держала руку Эдварда. Для некоторых людей эта картина могла показаться странной. Просто мне было посрать на все. Обычная поза для двух утешающих друг друга друзей.
- У меня затекла нога.
- Я не могу иначе, - отрезала она, - А Джаспер на практике. Так что тебе придется потерпеть.
Я закатила глаза, но положила свою голову сверху на её макушку с мягкими черными торчащими волосами. И мы обе смотрели, как отдыхает ангел.
- Я должна тебе кое-что сказать, - неожиданно заявила я, зная, что мне нужно рассказать кому-то пока у меня не сдали нервы.
Элис замерла, вероятно, отреагировав на изменения в моем голосе.
- Да? – аккуратно спросила она.
- Так, хорошо, только ты никому больше не должна говорить, поняла? Пока это только между нами. Я еще не готова поделиться этим со всеми остальными.
Элис ахнула и тут же села прямо, задев меня локтем по лицу, когда спрыгивала с моих колен, и, развернувшись, в шоке уставилась на меня.
- Белла… - сказала она голосом, в котором были испуг и восторг одновременно, - Ты не… так ведь?
- «Не» что? – вопросом на вопрос ответила я.
Она все еще пребывала в шоке, с широко распахнутыми глазами и приоткрывшимся ртом. Вдруг, в её серых глазах зажегся радостный огонек.
- О Белла!, - закричала она и бросилась обнимать, очевидно, пытаясь задушить меня в своих смертельных объятиях, - Это же просто идеально! Наконец, хоть небольшой лучик света в этой непроглядной темноте! Я так рада за тебя! Я ведь буду крестной, да? Да??
- Элис, - строго сказала я, обескураженная её реакцией, - В каком же месте эти новости хорошие? А что если Эдвард очнется еще не скоро? Что мне делать с ребенком на руках без него? Ты об этом не подумала?
Она закусила губу, обдумывая сказанное. Она отстранилась и через некоторое время снова заговорила.
- Я не думаю, что так будет, - медленно проговорила она, - У меня просто чувство такое.
- А что, если он не вспомнит меня? – прошептала я, - Может у тебя и об этом есть «чувство»?
- Да, - просто сказала она, - Он вспомнит. Ты слишком важная часть его жизни, чтоб он так легко тебя отпустил. Я не думаю, что он позволит чему-либо случиться с его памятью, особенно о тебе, - фыркнула она, - Я больше боюсь, что он забудет меня или кого-нибудь еще. Но ты в безопасности.
Я закатила глаза, привалившись к спинке стула.
- Да уж, - сказала я с сарказмом, - И запомни, только между нами, хорошо?
Она театрально застегнула себе рот, выбросив при этом ключик. Я улыбнулась одним уголком губ.
- И да. Ты можешь быть крестной.

--

Неделя вторая. Утро пятницы:

Шторм уже давно прошел, а я все также лежала рядом с Эдвардом, смотря в окно. Был рассвет, и солнце только-только начало подниматься, озаряя город своим красноватым светом.
Я уже привыкла к чувствам, которые поселились во мне. Смятение. Тошнота. Усталость. Беспокойство. Поражение. Слезы. Безысходность. Все они были моими постоянными спутниками. Я вздохнула и снова взглянула на Эдварда.
Он был идеален. Его волосы, несмотря на все то время, что я потратила, расчесывая его, все равно были в беспорядке, спадая на лоб, почти доставая глаза, иногда задевая щеки по бокам. Его кожа была бледной и красивой. Его волевой подбородок, прямой нос, его мягкие аппетитные губы…
Я все еще не целовала их. Я просто… я не знаю, чего я боялась. Скорее всего, отсутствия у него какой-либо реакции. Но к этому я уже практически привыкла. И это меня убивало.
Ко мне в голову пришла совершенно идиотская мысль и я горько усмехнулась. И с поцелуем сладким принца, очнется та, что спит в гробу хрустальном. Затем принц с принцессою своей ускакали на закате в далекую даль, и жили они долго и счастливо. Да, как же. Тупые сказки.
Но… может это, конечно, на меня так ранние часы влияли, но вдруг захотелось проверить эту теорию. Я присела и тщательно всмотрелась в его лицо, приблизившись настолько, что мои губы были в паре сантиметром от его губ. Я уже было начала закрывать глаза, но резко остановилась.
Господи, что я делаю? Это определенно не нормальное поведением, или мысли, если уж на то пошло. Когда, все маленькие девочки мечтали быть Диснеевскими принцессами, я хотела быть вампиром. Когда все маленькие девочки мечтали о своем идеальном «долго и счастливо», я фантазировала о своей идеальной волшебной трагедии. Братья Грим единственные приемлемые для меня авторы сказок.
А что еще я могла сделать? Я же ничего такого не ожидала. Тут меня кроме разочарования ничего не ждет, ничего нового точно. Как будто у меня всегда с собой нескончаемый запас отравленных яблок, которые не только отравляют всю мою жизнь, но и с моей то удачей еще заставят меня подавиться.
Но все же…
Я закрыла глаза и приблизилась к любимому.
Его губы все такие же мягкие и теплые, какими я их запомнила. Сначала я очень легко прикоснулась к нему губами, но затем немного надавила и продолжала, до тех пор, пока не почувствовала, что достаточно. И, Боже, как я скучала по нему… Его губы так и остались неподвижными против моих. Горестно вздохнув, я скорее отстранилась, спрыгивая с кровати. Небольшая слезинка скатилась вниз по моей щеке, вытерев её, я пошла к двери. Сейчас как раз самое время пойти позавтракать.
И когда я схватилась за дверную ручку, я услышала это. Тихий, едва различимый стон, раздавшийся позади меня. О Боже Мой…
Я повернулась на месте с широко распахнутыми глазами, как раз когда Эдвард медленно открыл свои.