Глава 8. Неприятности

Не потребовалось много времени, чтобы найти Эдварда. Он стоял один-одинешенек в углу комнаты, казалось, впиваясь взглядом в каждого, кто проходил мимо. Должна признаться, что сплетни, вроде бы, оставались в рамках допустимого. Во всяком случае, никто не осмелился подойти к нему.

Благодаря неизменной поддержке Алис я заметила, что девушки уже не так заметно боялись Эдварда, они всегда передвигались группками, выбирая одного за другим ничего не подозревающих юношей. Составляя планы в отношении будущих мужей, намечая жертву в зависимости от того, сколько денег, по их мнению, этот молодой человек стоил. Красивое лицо было их единственным требованием при обдумывании интрижки – украденный поцелуй или, вероятно, большее, в зависимости от храбрости конкретной девицы. Для наиболее безрассудных даже семейное положение молодого человека мало что значило. И после того, как Алис успокоила опасения, я увидела в их глазах заинтересованную оценку Эдварда, когда они случайно бросали на него взгляды и хихикали со своими поклонниками. Больше для них не имело значения, что его признали виновным в убийстве.

Это не имело значения для тебя.

Это совсем другое дело...

Почему для тебя не имело значения?

Не успел внутренний монолог совсем выйти из-под контроля, как рядом со мной оказался Эдвард.

– Готов уйти? – поинтересовалась я.

– Скоро, ты вроде бы обещала мне танец.

Я притворилась раздраженной:

– Ничего подобного!

Он усмехнулся:

– Что ж, приношу свои извинения, но я настаиваю. – Я принялась трясти головой.

– Изабелла! – через всю комнату крикнул кто-то.

Я повернулась, увидела спешащего к нам Деметрия и тихонько застонала.

Эдвард склонился и прошептал: – Кто это?

– Деметрий Камков. Его отец – русский дипломат, а мать – парижская аристократка. Хорошие друзья с Аро. Несколько лет назад они приехали из Парижа. Помнишь, я тебе рассказывала о так называемых распутных господах?

Эдвард улыбнулся и кивнул.

– Ну, он их король.

Я видела, что Эдвард пытался скрыть свою веселость, когда до нас наконец дошел Деметрий.

– Изабелла! Как замечательно увидеть вас! – воскликнул он, слегка поклонился и поцеловал мне руку. Конечно же, не обошлось, в первую очередь, и без тщательного изучения моей груди.

Мне хотелось закатить глаза. Краем глаза я заметила, как нахмурился Эдвард.

– А кто же этот великолепный джентльмен? – сказал пришедший, наклоняя голову в сторону Эдварда.

– Деметрий, это Эдвард Каллен, мой муж. Эдвард, это Деметрий Камков. Гм... друг семьи, – протараторила я.

Эдвард ничего не упустил и стрельнул в меня взглядом. В отличие от Деметрия, он почувствовал ложь.

– Месье Каллен, приятно с вами познакомиться, – голос сочился презрением и ревностью.

– Месье Камков, – Эдвард ответил Деметрию обычным спокойным тоном и легким поклоном по этикету. Фактически в приветствии не было ничего неправильного, но оно, безусловно, лишено дружелюбности.

Деметрий, казалось, на мгновение опешил от лаконичности Эдварда, в осанке появилась напряженность, а в глазах мелькнул вызов, однако быстро замаскированный. Вдруг на его губах появилась лукавая улыбка.

– Мне интересно, могу ли я похитить Изабеллу на танец? Мы с ней всегда проводили такое... приятное время вместе.

Я ощутила, что мои щеки начали краснеть. Не от смущения из-за его намеков, но от гнева. Как ты смеешь, Деметрий, заставлять Эдварда поверить, что между нами что-либо было!

– Что ж, почему бы вам не спросить ее? – снова тихо сказал Эдвард, тщательно контролируя тон.

Деметрий прищурился. Я понимала: он надеялся, что Эдвард стал бы настаивать, чтобы я потанцевала с пригласившим. Большинство мужей так и поступили бы. Это было вежливым, социально приемлемым.

Но Эдвард не похож на большинство мужей.

– Ну раз так, Изабелла, вы окажете честь потанцевать со мной? – Слова были правильными, но тон нет. Не спрашивая, потребовал, чтобы я с ним танцевала. Но я же не какая-то овца, чтобы куда бы то ни было следовать за мужчиной.

– Нет, благодарю, Деметрий, – просто ответила я.

– Ах, но, ma choute¹, вы же не откажете мне в танце! Я настаиваю, – заявил он, и впервые в его голосе появился намек на угрозу, подразумевая, что, если не соглашусь, то каким-то образом пожалею.

После этого небольшого изменения в тоне Эдвард, казалось, решил, что пришла пора вмешаться.

– На самом деле, Деметрий, Белла как раз собиралась разделить танец со мной². Конечно, вы понимаете желание мужа держать в объятиях свою жену, – спокойно, но твердо сказал он.

– Ах, но Эдвард, у вас есть привилегия все время наслаждаться обществом Изабеллы. Для вас единственно верное в подобном случае решение: поделиться ее компанией.

– Ах, ну, не взыщите, если я не соответствую стандартам, приличествующим этикету званого ужина. Видите ли, в течение последних трех лет я находился в тюрьме. За убийство. Возможно, во время этого танца моя очаровательная жена поможет мне освежить манеры. Простите нас.

Я была в восторге. Мне потребовались все силы, чтобы удержаться от улыбки. Я знала, что Эдвард никогда не причинил бы Деметрию вреда, но позаботился, чтобы тот дважды подумал, прежде чем снова меня побеспокоить.

Под руку мы продвигались через толпу к танцевальной площадке. Уверена, Эдвард был вполне доволен собой. Сейчас, конечно же, я не могла отказаться от приглашения на танец. После того, как мы добрались до центра бальной залы, он взял левой рукой мою правую, а другой крепко обнял меня за талию. Его прикосновение казалось... таким собственническим, но я быстро отбросила эту мысль как смехотворную и напомнила себе, что Эдвард просто очень хорошо играл свою роль. Смущенная направлением появившихся мыслей, я положила левую руку ему на плечо и посмотрела на ниточку на его рукаве.

Начали медленно, наши ноги скользили по полу, постепенно мы погружались в ритм мелодии на «раз, два, три» и в замысловатые повороты танца. Всё вокруг нас, казалось, исчезло, когда мы вальсировали. И вопреки своей превосходной рассудительности, я подняла глаза и взглянула на Эдварда.

Он улыбался мне, и вдруг это почудилось слишком реальным. Его настроение оказалось заразным, его радость делала меня счастливой. И невозможно сие остановить: я чувствовала, как это ощущение распространялось по моему телу и спешило прямо к отчаянно забившемуся сердцу.

От порыва испытываемых эмоций у меня закружилась голова, и я боялась, что упаду в обморок, поэтому сделала единственное, что могла придумать, чтобы не допустить подобного: положила голову ему на грудь³.

Это так безмятежно. И этот момент ощущался, словно мы, вопреки действительности, не находились в затруднительном положении. Мы не танцевали, потому что обманывали. Мы танцевали, потому что желали этого, потому что хотели быть рядом друг с другом.

Это была фантазия, которую я никогда не должна была поддерживать.

Я уже слишком глубоко погрузилась в это. И теперь, узнав, каково это: находиться в его объятиях, положить голову ему на грудь, услышать его быстро бьющееся сердце, понимала, что никогда не буду прежней.

Я даже не заметила, что музыка остановилась и гости аплодировали музыкантам. Эдвард отступил от меня, а я нервно опустила взгляд.

Он протянул руку и повел меня с танцевальной площадки, где нас встретил Аро.

– Добрый вечер, мадам Каллен, – поздоровался тот с притворным добродушием.

– Добрый вечер, – коротко ответила я.

– Наслаждаетесь? – спросил он.

– Да, но сейчас я не очень хорошо себя чувствую. Немного болит голова. Мы с Эдвардом направляемся домой, – сказала я.

– Очень жаль это слышать, но рад видеть, что вы придерживаетесь условий сделки.

Его притворство исчезло, и с удвоенным рвением вернулся угрожающий чиновник:

– Ни на мгновение не считайте, что сможете меня перехитрить. Созданный вами фасад простоит недолго. Этот человек опасен, малышка Белла, в конце концов, он предаст вас. И в этот действительно печальный день мы увидим ваше красивое личико в очереди на мою виселицу, – сказал он, его голос так и сочился ядом.

Во время речи Аро я почувствовала, как сжимается ладонь Эдварда на моей руке.

Я улыбнулась надзирателю:

– Пожалуйста, не беспокойтесь за меня, Аро. Я могу о себе позаботиться.

Тот покачал головой: – Храбрая, красивая... но глупая. Ц-ц-ц, какое расточительство.

– Наслаждайтесь остальной частью вашего вечера, – мило сказала я, не желая подавать вида, что его слова влияли на меня, по крайней мере, публично.

Попрощавшись с Алис, мы пошли домой. Мы не говорили: думаю, оба были слишком взвинчены. Мы справились. У Аро не было никаких оснований приходить к нам... пока.

Я заметила, что Эдвард резко оглядывался по сторонам, казалось, что-то высматривая. Понятия не имела что, но это заставило меня нервничать. Походило на то, что, по его мнению, нас преследуют. Я сделала все возможное, чтобы выкинуть эти мысли из головы, пока мы приближались к дому.

– Белла? – спросил Эдвард, не сбавляя шага.

– Да? – ответила я.

– Мне интересно... Деметрий назвал тебя капустой?

Я хихикнула.

– Что?! – воскликнул он, – Разве «ma choute» не значит «моя капуста»? Или моему французскому потребуется больше тренировки, чем я думал?

– Да, это то и значит.

– И какой же, бога ради, в этом содержится смысл? – поинтересовался он, слегка качая головой.

– Этот термин выражает нежность. Предполагаю, он не очень хорошо переводится. Думаю, эквивалентом этому является слово «душенька».

– Хм, ты права. Это совсем не очень хорошо переводится, особенно в твоем случае.

Я посмотрела на него.

– Если бы я сравнивал тебя к каким-нибудь растением, то сказал бы, что ты гораздо больше похожа на розу, чем на капусту. Капуста грязная, растет низко к земле, ее шинкуют и употребляют в пищу. Розы тянутся ввысь, впитывая солнце. Им поклоняются, их уважают, и если ты не осторожен, можешь уколоться о колючки.

– Ты говоришь, что у меня есть шипы? – не могла успокоиться я.

Он усмехнулся:

– Я говорю, что ты знаешь, как о себе позаботиться. Оказываешься в труднейших обстоятельствах, но... процветаешь.

– Спасибо, – тихонько поблагодарила я, удивленная сделанным открытием, что он, казалось, понял, насколько трудно женщине успешно жить самостоятельно.

Я делала все возможное, чтобы игнорировать тот факт, что он сравнил меня с самым красивым цветком в моем саду.

– Белла?

– Да, Эдвард?

– Верю, что ты можешь позаботиться о себе, но я должен спросить... Камков. Он когда-нибудь вел себя с тобой неподобающе?

– Ну, он пытался. Один или два раза сумел загнать меня в уединенный угол.

Эдвард остановился, повернулся, взглянул на меня и взял за руки.

– Белла, ты говоришь... Он коснулся тебя? – в его голосе звучала паника.

– Нет, Эдвард. Правда, ничего подобного, я не дала ему ни шанса. Вообще-то я очень хорошо уклоняюсь, и всегда была слишком быстрой для него.

Мой спутник закрыл глаза и запрокинул голову. Глубоко вздохнул, открыл их и посмотрел на меня. Тень улыбки приподняла уголок его рта, а затем снова незамедлительно исчезла.

– К тебе не должны относиться подобным образом. Никогда.

Мы снова пошли, и я ответила:

– Знаю. Но для таких мужчин, как Деметрий, я представляюсь легкой мишенью. У меня нет семьи. Я одна, поэтому они считают, что не будет никаких последствий, если отнесутся ко мне так.

– Белла. Теперь у тебя есть семья. По крайней мере, технически. У тебя есть я.

Я затрепетала от его слов, прежде чем меня придавила их тяжесть. Да, сейчас у меня есть Эдвард, но не совсем. Он был моим мужем, но никогда не будет моим по-настоящему.

В поле зрения появился дом. Я почувствовала, как ёкнуло сердце. Уверена, Эдвард вернется к себе в комнату, а я в который раз останусь одна. Ощутив бремя этой грусти, мне захотелось уйти, пока Эдвард не распознал подобного.

Благополучно оказавшись внутри, я без лишних слов извинилась и отправилась спать.

На переодевание ушло время. Мои нервы практически звенели и от тревоги, и от облегчения. Облегчение, потому что мы и в самом деле справились с нашим представлением. Тревога, потому что завтра нам придется проделывать то же самое снова.

Удобно устроившись в постели, я принялась думать о том, как долго мы сможем продолжать это. Аро прав, мы не продержимся вечность. Даже если Эдвард сдержит слово и останется со мной, от чего-то придется отказываться, чтобы у кого-то из нас когда-либо снова появилась нормальная жизнь.

Меня сильно расстроило, что не было никаких ответов.

Пролежав без сна некоторое время, я поняла, что уснуть не удастся, спустила ноги с кровати, натянула халат и направилась к библиотеке отца. Он часто читал мне, когда я не могла спать, и обнаружила, что даже сейчас чтение одной из его любимых книг успокаивало и помогало заснуть.

С улыбкой на губах я вошла в знакомую комнату. Зажгла несколько ламп и взяла с одной из полок случайную книгу. Села на большой мягкий диван и начала читать. Книга оказалась на итальянском, и я нахмурилась, изо всех сил стараясь справиться с некоторыми словами. Определенно, я потеряла навык. В ближайшие дни мне бы не забыть выполнить несколько упражнений, чтобы освежить память.

Прочитав одну или две главы, услышала скрип половиц в коридоре. На мгновение занервничала, но решила, что довольно быстро могла бы успокоиться.

– Эдвард? – тихо позвала я.

Он появился в дверях. Свет ламп бросал тени на его лицо. В тот момент мужчина выглядел таинственно и... невероятно притягательно. Он все еще оставался одетым в брюки, но снял фрак, и теперь на нем была только белая рубашка навыпуск.

– Почему ты до сих пор не спишь? – спросила я.

– Не мог уснуть. Решил попить воды и увидел свет. Надеюсь, не побеспокоил тебя... – он замолчал.

– Нет, ничуть, – сказала я.

– Могу ли я присоединиться к тебе? – негромко поинтересовался он.

Я даже не пыталась сдержать улыбку:

– Конечно, прошу, – указала я на кресло напротив себя.

Он медленно подошел к нему и сел, не встречаясь со мной взглядом.

– Э-э... – глубокомысленно заявила я, – доволен приёмом?

– Да.

Ладно, тупик... придумай что-то еще, Белла, не сиди тут как пень! Я пристально уставилась в свою книгу, но не читала. Мне так сильно хотелось, чтобы он поговорил со мной, но становилось все труднее и труднее придумывать безопасные темы для бесед. Я услышала, как он тяжело вздохнул, казалось бы, отчаявшись. Подумала, что, может быть, ему так же трудно отвечать на мои вопросы, как и мне спрашивать. Я ожидала, что он встанет и вернется в постель.

Он этого не сделал.

– А ты? – спросил он.

Я взглянула на него, а он, наконец-то, смотрел на меня. Вдруг почувствовала неловкость. Я одета только в ночную рубашку и халат. Волосы распущены и волнами спускались по плечам и спине. Но он, похоже, не заметил.

Я улыбнулась ему, молчаливо благодаря за попытку вести беседу.

– На самом деле, да. Странно для подобного приёма. Редко мне приходилось иметь дело только с Деметрием. Обычно несколько, прости за вольное использование термина, джентльменов подходили и приглашали на ужин или предлагали, чтобы их слуги приехали и помогли с уборкой моего дома. Однажды кто-то даже спросил, может ли он «спасти меня от одиночества, потому что женщина в окружении книг должна быть одинокой». Он думал, что поступал по-рыцарски. Действия Деметрия, конечно же, не оригинальны.

Эдвард улыбнулся:

– Никто не понимает, не так ли? Что женщина может быть умной и счастливой?

– Я рада, что тебе ясны мои соображения. Какая-то доля правды в его заявлении была. Я одинока, но это не имело ничего общего с эрудированной... высокомерной свиньей, –пробормотала я.

Ожидала, что он засмеется, но вместо этого взгляд Эдварда погрустнел:

– Почему ты чувствуешь себя одинокой?

Я откинулась на спинку. Это был провокационный вопрос из всех когда-либо слышанных. Многое вызывает у человека чувство одиночества. Я начала с очевидного.

– Ну, с тех пор, как умерли мои родители, я находилась в этом большом и старом доме одна. Также мне приходится самостоятельно его содержать. Я не возражаю, но кое-что вызывает у меня трудности. Никогда не пробовал подняться в платье по приставной лестнице и покрасить ставни?

Эдвард снова усмехнулся и покачал головой: – Думаю, нет.

Я вздохнула и закрыла книгу.

– У меня есть Алис и ее семья. Они всегда были добры ко мне. Но когда я здесь, в этом доме... я все время по ним скучаю. И когда остаюсь одна, я думаю... и размышления вызывают беспокойство, а оно превращается в панику. И то, что у меня нет никого, кто бы позаботился о моих проблемам... только усиливает ее.

– О чем ты так беспокоишься? Кроме домашних забот, – спросил он, уголки его рта изогнулись в полуулыбке. Я на какое-то время забыла, что же меня волновало в первую очередь. Когда не сразу ответила, Эдвард понял мое молчание. Его улыбка исчезла, и он спросил: – Так плохо?

Забота и печаль в голосе вырвали меня из транса. Я глубоко вдохнула и преодолела себя.

– Мой отец оставил мне немного денег, но их не хватит навсегда. Полагаю, осталось еще шесть месяцев, прежде чем мне на самом деле придется беспокоиться, но... в конце концов, что-то предпринимать будет нужно. И, честно говоря, это меня пугает. Все, что я знаю: книги и учеба. Работа на фабрике до конца дней моих точно не способствует этому образу жизни. И... когда такое случится... мне не хватит на содержание дома.

– Что? – спросил Эдвард.

– У меня будет достаточно средств, чтобы только прокормить себя и, может быть, оплатить небольшую комнату. На содержание дома ничего не останется. И не смогу стоять и смотреть, как он разрушается. Я бы предпочла продать его тому, кто будет поддерживать в хорошем состоянии. Мне бы хотелось, чтобы переехала другая семья, чтобы еще один ребенок мог жить здесь, как я, это было бы приятно.

– Мне жаль, что у тебя проблемы, Белла. Правда, жаль.

– На самом деле я смогу еще кое-что сделать. Продать кое-какие вещи, но это лишь отсрочит неизбежное.

– Сколько тебе требуется на его содержание? – Я не совсем поняла тон его голоса: задумчивый и расчетливый.

– Не уверена, Эдвард. Больше, чем у меня есть, это точно.

Он задумчиво кивнул и откинулся на спинку кресла.

– Я обойдусь тем, что имеется. Как и всегда, – сказала я.

Его взгляд стал более пронзительным:

– Ты не должна, – прошептал он.

Я почувствовала, как зарделось мое лицо, как уже неоднократно бывало в присутствии этого мужчины, и по его голосу поняла, что он имел в виду.

Все это чересчур и слишком быстро. Я поднялась с дивана.

– Должно быть, уже очень поздно, – пробормотала я, положив книгу на край стола. – Мне пора в постель.

– Да, мне тоже, – сказал он, доброжелательность в его голосе исчезла не полностью.

– Спокойной ночи, Эдвард, – торопливо сказала я и поспешила к двери и вверх по лестнице.

Не уверена, но мне показалось, когда уходила, что услышала раздавшееся позади меня тихое: – Сладких снов.

---

¹ ma choute – (франц.) моя капусточка (здесь и далее – примечание переводчика).
² Описана довольно странная ситуация. По бальному этикету того времени дама, отказавшая пригласившему кавалеру, не имела права принимать приглашение другого мужчины. Исключение – если танец уже обещан. Белла же отказала без объяснения причин, хотя это тоже не по этикету. Дамам рекомендовалось объяснить причину отказа. В принципе, их всего несколько: кавалер не представлен; кавалер без перчаток; она уже танцевала с ним прошлый танец или 3 танца за вечер; не знает танец; устала или плохо себя чувствует; обещала его другому.
³ Вся танцевальная часть моей души протестует против этой сцены, но из песни слов не выкинешь. Пара танцует вальс середины 19 века, следовательно, Белла никак не могла положить голову на грудь Эдварду. Во-первых, и это самое простое, кринолин в описываемый период представлял собой присборенную куполообразную юбку, ее форма поддерживалась многочисленными нижними юбками. До 1856 года под верхней юбкой носили еще шесть нижних, по большей части ручной работы, весьма сложной, но уже входили в моду кринолины, представляющие собой обручи. Во-вторых, пресловутый этикет. Внутри пары обязано оставаться расстояние (практика показывает, что это сантиметров 15-20, за которое отвечает дама, давая кавалеру «сопротивление» (упирается в плечо рукой, которую держит достаточно жестко), что в некоторых фигурах просто необходимо). В-третьих, танцевальный этикет. Вот цитата балетмейстера того времени господина Целлариуса: «Только в некоторых случаях и при использовании сложных элементов, характерных для вальса в два па, и только для дам допускается изменять обычную позицию и подниматься на полупальцы […]. Но следует помнить, что это исключение, а во всех движениях вальса тело не должно изменять естественное положение, гарантирующее одновременно элегантность осанки и легкость исполнения шагов.» [Cellarius, 1849, гл.VII]. И хотя он говорит о подъеме на полупальцы при вальсе в два па, опять же, мой танцевальный опыт подсказывает, что при быстрых вальсах удобнее танцевать именно на полупальцах, тогда с легкостью успеваешь за музыкой, а при опускании на полную стопу можно опоздать, сбиться с ритма и нарушить фигуру. В-четвертых, больше чем уверена, что вальс был в «три па», то есть каждый «шаг» разбит на три движения ног. При этом типе вальса осью пары попеременно являются то кавалер, то дама, а само движение осуществляется фактически зигзагом (если описывать образно, то при первом «вальсовом шаге» кавалер является Землей, а дама – Луной, при втором – наоборот). А теперь попытайтесь стоять на полупальцах в пышной юбке в 15 сантиметрах от партнера, двигаться по кругу с лежащей у него на груди головой, чтобы в оконцовке подвергнуться осуждению присутствующих.

---

Огромное спасибо за проверку и редактирование главы amberit.

Поделиться своими впечатлениями вы можете на ФОРУМЕ.

Так же на форуме разыгрывается ВИКТОРИНА, участвуя в которой вы можете получать маленькие сюрпризы, а, набрав больше всего правильных ответов, выиграть и главный приз - последнюю главу перевода раньше всех остальных читателей.