Горькая рабская доля (продолжение)
— Думаю, это был вор, — предположил мистер Паркинсон. Малфои и Паркинсоны сидели на скамейках в Лесном саду и обсуждали ужасную находку, потягивая чай или — как Люциус — вино под сенью золотой с янтарем листвы дубов и кленов и изумрудной сосновой хвои. — Я имею в виду, — продолжал мистер Паркинсон, — что тут есть тысячи привлекательных для воров вещей — картины, статуи…
— Не думаю, что им нужны ценности, — мрачно процедил Люциус, и все головы разом повернулись в его сторону, а голоса смолкли, так что тишину нарушал лишь легкий ветерок, покачивающий верхушки деревьев. — Преступник подкрался к дому, увидел потухший камин и решил, что дорога ему открыта. Он не знал, что в дымоход встроено проклятье
Инферно… «…и угодил прямо в пламя», — мысленно закончила фразу Гермиона, передернувшись. Она пряталась за кустами — достаточно далеко, чтобы Нарцисса ее не учуяла. К счастью, огромные чуткие эльфийские уши позволяли прекрасно слышать весь разговор.
— Он хорошо знал, на какой риск идет, вламываясь в мой дом, — продолжал Люциус, проводя пальцем по ободку своего бокала. — Так что он явно шел сюда не за статуями или картинами и не за драгоценностями из нашей гостиной.
— Т-тогда за чем же? — заикаясь, словно заранее боясь возможного ответа, произнес мистер Паркинсон.
— Я думаю, — тихий голос — почти шепот — Люциуса, тем не менее, прорезал тишину, словно нож, — что преступником двигали более серьезные мотивы.
Нарцисса судорожно вздохнула.
— Ты хочешь сказать, что кто-то пытался нас убить? — прошептала она, стискивая между большим и указательным пальцами кулон, висящий у нее на шее. Гермиона обратила внимание на то, как странно мерцает в полуденном цвете изящная безделушка. — Но почему?
— Тебе это трудно понять, дорогая, — небрежно заметил Люциус. — Как правило, это связано с престижем, шантажом и старинной враждой видных семейств магического мира.
Мистер Паркинсон судорожно проглотил комок в горле и быстро произнес, как будто торопясь выплеснуть свои слова:
— Мы, Паркинсоны, никогда не предаем своих, Люциус…
— Мы никогда бы не смогли причинить какой-нибудь вред нашим дорогим друзьям, — подхватила с нервным смешком миссис Паркинсон.
— Да уж, — ответил Люциус, и нотка подозрения, проскользнувшая между этими двумя словами, зловеще повисла в воздухе.
* * * Гермиона медленно брела к дому, погрузившись в свои мысли. Кто был тот человек из камина — вор? Что он — или она — хотел(-а)? Кто его послал? Имеют ли Паркинсоны какое-то отношение к этой истории?..
Вынырнув из своих размышлений, Гермиона обнаружила, что ноги сами собой привели ее в павильон с фонтаном — к той самой белой резной скамейке, на которой Драко оставил свою книгу. Более того, этот том в твердом черном переплете она сейчас держала в руках — видно, машинально подняла по дороге.
«Я и в самом деле ее подобрала, — подумала Гермиона, с отвращением глядя на книгу. — Как комнатная собачонка».
Гнев и отвращение исказили ее лицо, и она швырнула книгу в мраморный бассейн одного из многочисленных раззолоченных фонтанов, украшавших павильон, с чувством глубокого удовлетворения наблюдая за тем, как книга погружается в прозрачную воду и опускается на дно подобно кувшинке, а крохотные золотые рыбки скользят между ее страницами.
Гермиона с огромной гордостью несколько минут рассматривала дело рук своих, пока за ее спиной не раздался тонкий голосок:
— Извини… — Гермиона резко обернулась и увидела одного из эльфов, с которыми она вместе работала в Галерее. Эльф неуверенно продолжил: — Ты Гетти?..
Гермиона несколько раз открыла и закрыла рот, пока, наконец, не смогла выдавить из себя:
— Ты ничего не видел, ладно?..
— Не видел что? — еще более неуверенно спросил эльф.
— Неважно, — вздохнула Гермиона. — Да, я Гетти. А ты кто?
— Меня зовут Гилли, — поколебавшись мгновение, ответил домовик. — Топси рассказала
нам о тебе.
— Нам? — удивленно переспросила Гермиона.
— Домовым эльфам, — залпом выпалил Гилли. — Топси рассказала нам, что ты… что ты знакома с Добби, прежним слугой хозяина Малфоя.
— Да, конечно! — взгляд Гермионы моментально просветлел. — Он работает в Хогвартсе, где я… где я когда-то работала… на кухне, — сымпровизировала она на ходу. — Он так счастлив в Хогвартсе,
так счастлив… — Он и вправду… получает
зарплату за свою работу? — с содроганием вопросил Гилли.
— Да, — кивнула Гермиона, глаза которой загорелись. — И за эти деньги он покупает себе все, что хочет — еду, подарки друзьям…
— Одежду?.. — прошептал Гилли таким тоном, каким произносится нечто ужасающее.
—
Одежду, — подтвердила Гермиона.
— Ну-у … — тощий и растрепанный домовик поежился, как от внезапного порыва ледяного ветра, голос его дрожал так же, как и он сам. Постояв еще несколько мгновений, он внезапно развернулся и поспешно удалился, словно не мог больше выносить подобных разговоров. Но, убегая, он бросил на Гермиону задумчивый взгляд, говорящий о том, что ее слова не остались неуслышанными.
«И на том спасибо», — мысленно вздохнула Гермиона.
* * * Обед. Малфои и Паркинсоны восседали в обеденном зале под огромным канделябром, переливающимся всеми красками, как павлиний хвост, и под мелодичный перезвон хрустальных бокалов с превосходным вином вкушали утонченные яства тринадцати видов, накладывая их с золотых подносов на фарфоровые тарелки, а затем нарезая серебряными столовыми приборами. В то же самое время домашние эльфы столовались на кухне, в месте, о котором Гермиона потом говорила что-то вроде: «Затянуло бурой тиной гладь старинного пруда…»
Домовики теснились на узеньких скамейках из неструганных досок, поставленных в самой маленькой из четырех кухонь Поместья. Гермиона с отвращением посмотрела на грубую деревянную бадью, стоящую на столе, в которой бурлило что-то зеленое и непривлекательное. Зачерпнув это варево, Гермиона увидела, что оно ко всему еще и тянется за ложкой, представляя собой нечто среднее между помоями и ирисками.
Хозяева кормили домовиков раз в три дня — домовые эльфы вообще существа весьма выносливые. К своему удивлению, Гермиона вдруг осознала, что ничего не ела с приезда в Поместье, полностью сосредоточившись на единственной мысли — как сломать проклятье и выбраться отсюда. Однако, взглянув на предложенное домовикам блюдо, Гермиона ощутила желание попоститься еще несколько дней.
— И что, — в ужасе спросила она у Гилли, который сидел рядом и вяло ковырялся ложкой в бадье с неаппетитным варевом, — вы действительно едите эти отбросы?!.
— Это то, что нам дают хозяева, — кивнул Гилли. — Мы должны есть это или голодать, — и он впихнул в рот порцию зеленой кашицы. Гермиона готова была поклясться, что его лицо в этот момент стало еще зеленее, чем обычно. Проглотить ему удалось с большим трудом, и со слезами на глазах он зачерпнул следующую ложку.
— Отвратительно! — воскликнула Гермиона, ударив по столу кулаком. Конечно, крошечный кулачок не произвел много шума, но, тем не менее, резкое движение привлекло внимание Гилли и еще парочки домовиков, сидевших по соседству. — Они не могут кормить нас
этим! — горячо продолжала она, указывая рукой на бадью с варевом. — Это мерзко и унизительно!.. В конце концов, почему
они — там, наверху — наслаждаются всевозможными деликатесами, а мы нет?
На этом месте домовики, прислушивающиеся к речи пламенного оратора, начали было беспокойно ерзать на своих скамейках и отводить взгляды в сторону, но Гермиона представляла из себя такое зрелище, которое не могло не привлечь внимания зрителей. Завладев аудиторией, Гермиона продолжала еще громче и с большей страстью:
— Наши
хозяева обращаются с нами, как со
скотом, кормят отбросами, наряжают в лохмотья… Мы не должны терпеть этого больше!
— Гетти, — еле слышно прошелестела белая, как снег, Топси.
Гермиона не обратила на нее внимания. Она взобралась на скамейку и вдохновенно продолжала:
— Мы не скот! Мы не должны позволять, чтобы с нами обращались как со скотом!
Мы должны громко и четко заявить…
— Домовик Гетти? — раздался голос со стороны двери. Гермиона повернулась и в полутьме с трудом разглядела вошедшего в кухню молодого эльфа, который оглядывался по сторонам, пока, наконец, не увидел стоявшую на скамейке Гермиону, которая выделялась среди остальных домовиков, как маковый цветок на пшеничном поле. — Хозяин Драко приказал, чтобы Гетти пошла и зажгла его камин.
«Прекрасно!» — раздраженно подумала Гермиона и ответила высокомерным тоном:
— Скажи, пусть зажигает сам!
Все присутствующие изумленно разинули рты. Потрясенный этим замечанием эльф-посыльный отнюдь не горел желанием принести младшему Малфою такой ответ, прекрасно осознавая, что ожидает его за невыполнение хозяйского приказа. Глядя в его перепуганные глаза, Гермиона смягчилась.
— Ладно, — проворчала она и вышла из кухни, где после ее ухода сразу стало шумно: каждый эльф спешил поделиться с соседями своими соображениями.
— А знаете, Гетти в чем-то права, — заметил Гилли.
Топси не ответила — она в глубоком раздумье перебирала оборки на своем полотенце, покусывая нижнюю губу.
* * * Драко держал насквозь промокшую книгу над пламенем камина, что-то бормоча себе под нос. От огня и воды роскошный переплет скукожился и перекосился, и Драко понимал: шансов на то, что книга когда-нибудь снова станет такой, как раньше, практически нет. Он еще раз посмотрел на огонь, потом повернулся и метнул в Гермиону испепеляющий взгляд. Она сидела на одной из кушеток и заштопывала дыру в мантии Драко — сама невинность. Время от времени она поднимала голову и простодушно интересовалась:
— Ну, как там книжка?
— Прекрасно, просто прекрасно, — сквозь зубы отвечал Драко. — Кстати, — добавил он, — не странно ли, что она вдруг оказалась на дне фонтана, а, Грейнджер?
— Да, — с невинным видом согласилась Гермиона, — очень странно.
— Почему у меня такое чувство, что к этому была причастна ты?
— Не знаю, — Гермиона пожала плечиками, уселась поудобнее и вернулась к своему шитью, не обращая внимания на пронизывающие, как кинжалы, взгляды, которые метал в нее Драко.
Поведение Гермионы понемногу начинало раздражать Драко. Когда он вызвал ее из «обеденного зала домовиков», Гермиона влетела в комнату и поинтересовалась, с какой стати он прервал ее трапезу, таким тоном, что Драко едва не вручил ей носок — что на языке домашних эльфов означало увольнение. Они стояли друг напротив друга, обмениваясь яростными взглядами и взаимными угрозами, метая оскорбления, словно дротики… Драко начал всерьез подумывать, не избавиться ли ему от Гермионы. Неважно, что Люциус рассердится, главное — она
исчезнет. Но он внезапно вспомнил мысли Гермионы о нем, подслушанные днем, когда он копался в ее мозгах
Темным взглядом. Драко решил пока не выгонять ее — сначала надо понять, что же Гермиона имела в виду… Окончательно запутавшись в своих мыслях, Драко решил сменить тему.
— Скоро полночь. Я иду спать, так что мне придется пропустить увлекательное зрелище твоего превращения. Если хочешь, можешь послоняться по комнате в одиночестве. Спокойной ночи, — сказав это, Драко положил все еще влажную сморщенную книгу на каминную полку, сбросил мантию и забрался в постель, закрыв тяжелые бархатные портьеры как роскошный кокон. Через какое-то время по отсутствию движения и тишине, нарушаемой лишь слабым шорохом простыней, стало ясно, что Драко уснул, погрузившись в сладкие сны.
Гермиона вздохнула, отложила свое шитье и стала ждать.
* * * — Следи за снитчем. Это все, что ты должен видеть!.. — Драко снилось, что он завис в воздухе над квиддичным полем Хогвартса, а вновь назначенный капитан слизеринской сборной Юлиус Меллори проводит инструктаж перед очередной тренировкой. Сейчас он обращался к Драко: — Следи за снитчем и не выпускай его из виду ни на секунду. Гонись за ним так, как будто от этого зависит твоя жизнь!
Какая-то часть сознания Драко понимала, что это сон. Во-первых, поле было необычно ярким, как будто его посыпали светящимся порошком. Во-вторых, вместо привычного «Нимбуса-2001» он летал на древней «Падающей звезде», которая скрипела и тряслась от старости.
Юлиус закончил инструктаж и окинул команду тяжелым взглядом.
— Не разочаруйте меня. Мы должны выиграть Кубок квиддича в этом году, а если этого не случится — я попрошу профессора Снейпа, чтобы всех вас подвесили к потолку слизеринских подземелий. А сейчас — начнем!
Команда разлетелась на свои позиции, и Юлиус Меллори выпустил мячи. Драко увидел золотой снитч, сверкающий, как новенькая монетка, в неестественно ярких солнечных лучах, и устремился за ним.
Погоня снилась Драко до странности реалистично: он ощущал ветер, со свистом бьющий ему в лицо, ерошащий волосы и раздувающий полы его мантии. Снитч был совсем рядом, но вдруг скользнул в сторону и вниз, и Драко потянулся за ним, пытаясь схватить рукой маленький крылатый мячик.
Внезапно громадная тень закрыла солнце, набросив на Драко сумрачный полог. Он глянул вверх и увидел внушительных размеров крылатое существо с кроваво-красными горящими глазами. При каждом взмахе крыльев твари звучали громоподобные раскаты, но, видимо, ей это показалось недостаточным — и она присовокупила к ним такой неземной вопль, что у Драко захватило дыхание. Совершенно забыв про снитч, он спикировал к земле, спиной ощущая приближение быстро настигающего его чудовища, когти которого уже задевали спину Драко. Вопли крылатой твари сиреной звучали в его ушах. К ужасу Драко, его метла неожиданно рассыпалась на мелкие щепочки, и зеленый покров стадиона рванулся навстречу его съежившемуся в ожидании неминуемого удара телу.
Оглянувшись, Драко увидел, что небо посерело, и на его зловещем фоне чудовище, ухватившее в этот миг когтями его мантию, казалось абсолютно черным. Оно издало очередной вопль, от которого, казалось, должны растрескаться небеса. Только сейчас Драко осознал, что судьба вновь свела его с гиппогрифом — таким же, как тот, который чуть не убил его на третьем курсе, когда этот болван Хагрид притащил стаю гиппогрифов на урок ухода за магическими существами. Но перья этого гиппогрифа были угольно-черными, а клюв выглядел зазубренным лезвием ножа. Гиппогриф смерил Драко злобным взглядом и стал заносить голову для удара…
Драко проснулся и вскочил, обдирая горло криком.