Моё сердце.

Оно вытворяло невозможные для человеческого организма вещи.

Подпрыгивало, останавливалось и ускорялось; оно уходило в пятки и тут же оказывалось в горле, хотя всё это время моё тело оставалось неподвижным.

— Отведи меня туда.

— Белла, подожди… — сказала Рене, поднимая руку и по-прежнему слушая телевизор.

— Отведи меня туда, — снова потребовала я, приклеившись глазами к телевизору, где какие-то люди, прижимавшие ладони к ушам и кивающие головами, обезличенным голосом рассказывали об Эдварде.

«У нас есть сведения, что его родители прибыли в участок несколько минут назад. Чарли Свон, начальник полиции Форкса, даст пресс-конференцию, как только всё прояснится, но мы точно знаем, что Эдвард Каллен нашёлся и он жив».

«Кто-нибудь видел его, Энн? Есть ли какие-либо предположения по поводу его местопребывания в последние двадцать два месяца?»

«Нет, Дэн, но знаешь, редко когда пропавший человек объявляется живым и здоровым после такого долгого отсутствия. Пока же всё указывает на побег из дома», — сказала она.

— Нет, — ответила я. — Он этого не делал. Он этого не делал.

Он не бросал меня в этот ад почти на два года.

Он бы этого не сделал.

— Белла… — начала мама, взволнованно глядя на меня.

— Ни за что, — сказала я, стоя на дрожащих ногах. — Нет. Отведи меня туда.

В новостях опять показался наш удивительно знакомый город. Так странно было видеть его в национальных новостях.

Как они добрались до сюда так быстро? Они все уехали в тот день, когда Чарли прекратил поиски.

Как он оказался здесь после такого долгого времени? Очень, очень долгого.

В кадре показался Карлайл Каллен, который обнимал Эсми; они оба направлялись ко входу в участок, рядом с которым стоял Маркс, придерживая открытую дверь и крича собравшимся репортёрам: «Без комментариев!».

— Мы даже не сможем войти, Белла, — сказала мама, но в руках она сжимала ключи.

— Ты замужем за начальником полиции! — закричала я, плача и смеясь одновременно.

Тут зазвонил домашний телефон.

Я подпрыгнула и рванула к нему так, словно он звонил мне.

— Боже мой! — завизжала Джессика, как только я подняла трубку. — Боже мой!

— Что ты знаешь? — выдохнула я, тяжело дыша.

— Боже мой! — снова завизжала Джессика.

— Я ухожу, — сказала я и повесила трубку, но как только я это сделала, телефон снова зазвонил.

Повинуясь инстинкту, я ответила.

— Ты видела его? — спросила Роуз. — Ты видела его? Он очень изменился, но это он! Это он! Боже, Белла…

— Где ты его видела? — закричала я, бросившись к пульту, который лежал на диване.

— CNN, включи CNN сейчас же, — приказала она, и я бросила трубку.

— На каком канале CNN? — спросила я, уже щелкая кнопками.

— На двести шестьдесят седьмом!

Вот он.

Я приклеилась к экрану телевизора, на котором раз за разом показывали двухсекундный кадр с камеры наблюдения, установленной снаружи участка.

Качество было плохим, но это был он.

Он поднялся на три ступеньки, открыл дверь и исчез внутри.

Снова, и снова, и снова, и снова. Я всё продолжала нажимать на кнопку тридцатисекундной перемотки назад.

Его плечи казались шире, но опущенными. Ссутуленными.

А волосы были такими длинными!

Они были заправлены за уши и лохматыми. Такие длинные!

На нём была незнакомая мне куртка с опущенным капюшоном, из-за черно-белой съемки цвет был непонятен.

На шестом или седьмом просмотре я заметила: ботинки были теми же.

Я написала своё имя на подошвах, и на нём были те самые ботинки!

— Это его ботинки! — завопила я и хлопнула ладонями по лицу. — Мам! Его ботинки!

Я обернулась; Рене вытирала собственные слёзы, была в ней какая-то нотка задумчивости. Но она улыбнулась мне и взяла телефон.

Я сидела и пялилась в телевизор, не обращая ни на что внимание.

— Белла? Белла. Шелли сказала не приходить. Там творится самый настоящий хаос, а мы не хотим путаться под ногами. Не хотим испортить то, что они могли…

— Она видела его? — спросила я.

— Да. Это он, — ответила мама с неверующей улыбкой, а потом её лицо сморщилось. — Спасибо, Господи. Это он.

— К чёрту Шелли! Мы идём, — сказала я, направляясь к двери.

— Мы не хотим всё испортить, Белла! Ты же знаешь, что отец всегда говорил, что эти первые моменты решающие. Не стоит их отвлекать.

— К чёрту всё это, мам! Он дома! Это всё, что имеет значение!

Видите, я не думала о том, о чём думала мама.

Что это может вызвать негативные последствия.

Что, возможно, он сбежал, и если это так… простят ли его когда-нибудь?

Или, может, он не сбегал. Может, случилось что-то ужасное, и если это так… будет ли он вообще тем парнем?

И возможно, просто возможно, что его возвращение будет ещё более душераздирающим, чем его исчезновение.

Я позвонила единственному человеку, с которым абсолютно точно должна была поговорить, не считая Эдварда.

— Белла.

— Эммет.

— Белла, туда невозможно пробраться, это ненормально…

— Ты был там?

— Да, да, мы с Джаспером ходили. Я звонил тебе, но ты не брала трубку, и, Белла, там полный хаос. К участку невозможно приблизиться, повсюду чертовы камеры и люди. Полиция сдерживает всех… Сумасшедший дом.

— Он дома.

— Он дома, — повторил Эммет. — Просто невероятно.

— Да? — выдохнула я. — Я мечтала об этом тысячу раз, — я слабо рассмеялась и наклонила голову, пока волосы не скрыли меня и телефон.

— Серьёзно, — откликнулся Эммет; мы на минуту затихли, погруженные в свои – схожие – мысли.

И разразились смехом – облегчённым, вызванным адреналином смехом, от которого начинаешь дрожать, и если не шевельнёшься, то поперхнёшься накатывающей истерикой.

— Ты хочешь, чтобы я…

— Да-да, я буду снаружи, — сказал он.

Было такое чувство, что мы должны быть вместе. Все мы.

В ожидании Эммета я мерила шагами гостиную, сумка била по бёдрам, мама по-прежнему смотрела телевизор, но они не сообщали никакой новой информации: просто повторяли раз за разом одну и ту же чепуху – вздор, который проигрывался у меня в голове вот уже двадцать минут.

«Прости за вмешательство, Энн, но мы переключаемся на прямую трансляцию Шефа полиции Форкса Чарли Свона, который собирается дать пресс-конференцию».

Мама выпрямилась, преисполненная гордости и волнения, и неуклюже нажала на кнопку записи видеорегистратора.

На экране внезапно появился отец за маленькой трибуной, официальная фуражка на месте, форма в идеальном состоянии. Его присутствие в выпуске национальных новостей завершило день, который будет одним из самых запоминающихся в моей жизни.

«Сегодня днем, приблизительно в пять часов пятнадцать минут, пропавший Эдвард Каллен пришёл в полицейский участок Форкса для опознания, — сказал Чарли, потом сделал глубокий вдох. — Мы задержали подозреваемое в исчезновении лицо. На данный момент больше никаких комментариев по данному вопросу. Мы не будем на них отвечать, чтобы не навредить расследованию…»

Ему всё равно задали кучу вопросов, и Чарли потрясённо отклонился от микрофона.

— Я знала это! — радостно закричала я. — Я знала…

— Ш-ш-ш! — снова зашипела мама, махнув в мою сторону пультом.

«Шеф Свон, можете сообщить нам, нанесён ли ему сейчас физический вред?» — выкрикнул голос.

«В настоящий момент мистер Каллен находится под защитой полиции и осматривается сотрудниками Центральной больницы Форкса в целях предосторожности, но… по мне, он выглядит хорошо», — сказал Чарли и в первый раз улыбнулся толпе.

«Он встретился с семьёй?»

«Его родители не планируют отходить от него в ближайшее время», — подтвердил Чарли, и всё словно превратилось в головокружительное празднование, как будто в новостях передали что-то замечательное, и люди стали выше от смеха и беззаботности. Чарли склонил голову, в микрофоне раздался сдавленный смешок, и поднял её вновь. Может быть, если бы он не был моим отцом, я бы не заметила, но в его глазах стояли слёзы и эмоции, которые я вряд ли видела на его лице раньше.

«Мы очень счастливы, что он вернулся домой. Очень счастливы», — сказал Чарли под конец, развернулся и ушёл в сопровождении копов в форме полиции Порт-Анджелеса.

Эфир вернулся к ведущему программы новостей, который быстро выдал новую информацию, и вдруг всё снова понеслось с бешеной скоростью.

«…Шеф Свон, который сообщил, что держат под стражей подозреваемого. Мы получили пока не подтверждённые сведения, что подозреваемый – житель Ла-Пуш по имени Аро Вауч. Сейчас ко мне присоединится Кейт Кавана, которая расскажет нам об этом».

«Привет, Дэн, спасибо. Это правда, мы слышим, что, возможно, Эдварда Каллена всё это время держали в Ла-Пуш, который располагается рядом с Форксом. Подозреваемый – Аро Вауч, шестидесятидвухлетний житель Ла-Пуш с обширным списком сведений о привлечении к ответственности за разбойные нападения и работу с наркотиками».

«Чтобы всем стало понятно, Кейт: как близко Ла-Пуш к Форксу?»

На экране появилась карта, которую я проигнорировала, так как точно знала, на каком расстоянии от Форкса находится Ла-Пуш.

Он был там?

Всё время?

Он был так близко всё это время? Я могла доехать до него на чёртовом байке?

В дверь постучали, и вошёл Эммет, за ним тихо следовали Джаспер, Джесс и Роуз. Никто не произнёс ни слова. Они выстроились в линию позади дивана, и мы вместе уставились в телевизор.

Всё это время он был очень, очень близко.

Шок был слишком силён, чтобы пойти туда. Чтобы подумать, что любой из нас или мой отец, или его родители могли просто… побродить и найти его.

Чувство вины придёт. Оно должно прийти позже.

— Я знаю этот грёбаный дом! Я знаю этот дом! — закричал Эммет, тыча пальцем в телевизор, на экране которого показали старый, пожелтевший дом с прогнувшимся ПВХ, в окружении деревьев, по периметру который был затянут жёлтой предупредительной лентой.

Мама даже не вздрогнула от его выражения.

— Ты знаешь, кто там живёт? — спросила Джесс.

— Нет. Но дом! Когда мы были детьми, мы слонялись по лесу. Я был у этого места так много раз. Так много раз, — сказал Эммет, к концу предложения его громкий голос затих.

«Как только станет известна новая информация, мы тут же сообщим. А теперь вернёмся к ситуации в Боснии…»

«Но что насчёт ситуации в Форксе?» — подумала я, когда мама быстро переключилась на местные новости, где передавали то, что мы уже знали.

Снова они прокручивали кадры с Эдвардом.

— Взгляните на его волосы, — воскликнул Джаспер, качая головой. — Безумие. Это такое безумие.

И вот мы снова смеялись.

Мама ушла в кухню печь печенья. Потом пирог. Потом торт. Мы все сидели в кухне, не прекращая есть от волнения и радости, наполняя свои и чужие рты всем чем только можно.

Пиццу так и не доставили.

Оказалось, главную улицу перекрыли из-за СМИ, пытающихся прорваться к месту преступления.

Тот дом.

Той ночью Чарли не пришёл домой, но мы не ложились до рассвета, все собрались у меня и слушали план Розали и Джессики о вечеринке века.

Может быть, было глупо не думать о тяжёлых последствиях, а позволить воцариться счастью и облегчению, которые захватили нас с головой, словно он был прямо там с нами. Может быть, это было глупо. Но боже. Мы заслужили это легкомыслие.

Той ночью я забралась в кровать с телефоном в руке; сердце дрогнуло снова, когда кое-что пришло мне в голову.

Я могла позвонить ему… и была вероятность, что он ответит.

Впервые за два года вероятность стала реальной, и когда эта мысль пустила корни в голове, она разрослась, заполняя все мои мысли, пока они не свелись к одному пылкому решению.

Я должна позвонить ему.

Тяжело дыша, я открыла список контактов, его имя было там: ЭДВАРД – всё заглавными буквами. Он изменил шрифт, потому что, по его словам, ему нравилась идея, что мой телефон кричал всякий раз, когда ему нужно было поговорить со мной.

Я прикусила губу, сдерживая какой-то звук, который грозил вырваться из меня.

Я знала, что Эсми тайком от Карлайла каждый месяц клала деньги на телефон и что Чарли по дружбе вернул этот телефон Эсми, так как потерял веру в то, что он когда-нибудь понадобится в решении этого дела.

Я нажала зелёную кнопку вызова и прикусила уголок губы.

Прошло шесть гудков, но я не бросила трубку. Честно говоря, я звонила и раньше. Просто чтобы услышать его дружелюбное сообщение на автоответчике.

«Не сдавайся. Я перезвоню тебе», — гласило оно, на заднем фоне раздавалось моё хихиканье, оно было записано сто лет назад.

Седьмой гудок.

Пошёл восьмой гудок.

— Это ты?

Его голос был его голосом! Но другим. Что-то вроде… вроде голоса Эдварда, но без той нотки, которая делала его Эдвардом. Но всё равно. Всё равно.

— Боже мой, — выдохнула я и замерла. Это всё, что я смогла произнести. Я была ошеломлена своим неистовым пульсом, меня бросало то в жар, то в холод; как два слова, произнесенные давно не слышимым голосом, могли перевернуть мой мир – удивительно.

И тишина.

Так много тишины. В уме я отмечала каждую секунду двух прошлых лет; всё, что хотела сказать ему. Ничто из этого не вспомнилось, ничто не казалось важным, нет. Вдруг всё, что случилось за прошедшие почти два года, будто отошло на второй план моего существования, словно давно забытое воспоминание или амнезия; мне почти удавалось поймать мысль, но она ускользала сквозь пальцы. Я ждала этого момента, а теперь даже сказать ничего не могла, несмотря на вопросы, бушевавшие в голове и вертевшиеся на кончике языка.

— Ты не должен ничего говорить, — наконец сказала я.

— Хорошо.

От его голоса по щекам покатились слёзы, он продолжил молчать, но в сердце я возносила молитву, благодаря бога за этот момент.

Я научилась останавливаться. Слушать его дыхание. Находиться здесь и сейчас, в этот самый момент, и быть благодарной за это.