- Посмотрите на меня, мисс Белли! Я – самолет!
Белла рассмеялась, когда Кенни побежал вокруг площадки, широко раскинув руки.
- Да, так и есть, Кенни. Какого ты вида самолет?
- Я огромный большой самолёт!
- Куда ты собираешься в этот раз? В Диснейленд?
- Нет!

Угадывание того, куда он полетит, являлось частью новой игры Кенни. Одним из его подарков на день рождения была географическая компьютерная игра, которой он любил заниматься. Игра представляла собой интерактивный паззл карты Соединённых Штатов, и Кенни должен был перетаскивать кусочки разделённых штатов на нужные места. Каждый раз, когда он ставил кусочек в правильное место, тот превращался в маленького человечка, который прыгал вверх-вниз и радовался за него. Затем маленький человечек мог показать Кенни занимательные вещи о штате, такие как самый большой развлекательный парк или лучшие пляжи, прежде чем лечь и снова стать кусочком паззла. Он играл в эту игру всё время, легкомысленно смеясь, когда перемещал штат в правильное место, и Белла пыталась вспомнить места, о которых он говорил.
- Хм, гора Рашмор*?
- Нет!

- Хм, Большой Каньон? Это прямо здесь, в Аризоне. Помнишь, ослы перевозили людей вниз по этой тропе в каньон?
- Нет! Я направляюсь далеко, далеко отсюда!
- Хм, далеко отсюда, а? Как насчёт Нью-Йорка? Помнишь девочек в длинной очереди, которые танцевали и поднимали высоко ноги? Помнишь Статую Свободы?
- Нет!
- Окей, как насчёт… Нового Орлеана?
Кенни остановился и посмотрел на Беллу с минуту, будучи озадаченным.
- Это какой?

- Новый Орлеан в штате Луизиана, в том, который похож на ботинок. Помнишь Марди Гра и костюмированный парад? Помнишь десерт с бананами и мороженым, который греют на огне? – Он снова начал бегать, смеясь, что она вновь была неправа.
- Хм, что насчет… Калифорнии? Припоминаешь пляжи и большой знак Голливуда, где делают фильмы? Помнишь, в Сан-Франциско есть кривая улица* и тюрьма на острове*?
- Нет, нет, нет. Но ты действительно близка.
- Я близка? Окей. Ты уверен, что не собираешься в Калифорнию? Не собираешься в Диснейленд?
- Нет, нет, нет, нет. Не Микки! Не Микки! Вверх! Вверх! Вверх! Вверх!
- Хм… Вверх, ты сказал? Значит, на север. Что к северу от Калифорнии? Хм. О. О, Кенни. Ты собираешься в Вашингтон?
- Да! Да! Да! Да! Я возьму вас в Вашингтон, так что не буду по вас скучать, пока вы проводите время со своим папочкой!

Белла никогда серьезно не задумывалась о том, чтобы когда-нибудь иметь детей, но если у неё они когда-нибудь будут, она надеялась, что они станут похожи на Кенни.
- Фуканье! (Примечание: фырканье (насмешка))
Белла подняла взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как четырёх… нет, простите, большой пятилетний самолет направился к ней. Смеясь, она подхватила его на руки и покрутила прежде, чем забрать футболку мальчика и фукнуть в его живот.
- Думаю, наступило время для того, чтобы маленький самолет поужинал.
- Оу. Я не голоден. Я хочу кататься на качелях!
Воспользовавшись тем, что он уже в ее руках, Белла усадила Кенни на свое бедро и направилась обратно к дому.

- Ты уже катался на качелях. Почти время ужина. Мы можем поесть на террасе и наблюдать за закатом.
Кенни сложил свои маленькие ручки и надул губы.
- Я не голоден.
- Не голоден, да? Ну, это очень плохо. Твоя мама сказала, что там есть мороженое с шоколадным печеньем*, чтобы съесть после ужина. Знаю, это твое любимое, но если ты не голоден, уверена, ты ничего не захочешь. Я съем это Все... В… Одиночку.
В его темно-карих глазах отражалась борьба, что шла в голове этого маленького мальчика: Остаться В Парке против Идти Домой И Съесть Мороженое. Со всей серьезностью общего планирования своего следующего шага Кенни спросил:
- Есть посыпка?
- Разных цветов.

- Может быть, я немного голоден.
Два часа спустя Кенни тер свои глаза и обнимал Франклина*, когда Белла читала ему. Он только что вышел из ванны, будучи мягким и теплым, пах мылом и был одет в пижаму Аризона Даймондбэкс*, которую получил от Фила и ее матери на день рождения вместе со своими любимыми ночными тапочками Франклина.
Серьезно, даже Кенни… Что такое с этим бейсболом?
- Ты устал, сладкий? Что насчет того, чтобы мы пошли наверх, в постель?
Он зевнул и покачал головой.

- Я хочу дождаться мамочку и папочку.
- Мамочка и папочка придут очень скоро, милый. Мы просто поднимемся наверх, и ты сможешь лечь в постель, ожидая их там. – Белла не стала дожидаться ответа Кенни и подняла его, когда он снова зевнул. Мальчик заснул почти сразу же после того, как девушка его уложила.
Соня сказала, что они освободятся не очень поздно. Карлос закончил со своими бумагами, и, чтобы отпраздновать это, они отправились на свободный от детей ужин и на фильм без единого анимированного персонажа. Вернувшись вниз, Белла включила телевизор, понизив звук, чтобы услышать, если проснется Кенни. Телевизор служил только прикрытием на то время, когда вернутся Соня и Карлос; она не смотрела его. Девушка получила другое письмо от Эдварда днем и взяла его с собой. Улыбнувшись, она вытащила последнее послание из сумочки, чтобы читать его снова и снова.

«3 июля 1918 года

Моя дорогая Белла,
Я чувствовал себя, словно находился в тумане последние четыре дня, и только сейчас нашел свой путь. Мне было сложно смириться с тем, как велико между нами расстояние. Я думал, это только несколько лет, но следовало понять, что это не тот случай, когда ты сказала, как отличается твой мир от моего. Как я могу чувствовать такую сильную связь с тобой, когда мы разделены почти столетием?

Я не могу даже представить мир, в котором ты должна жить… мир, способный находить остатки корабля на дне океана. Теперь ты сама можешь захотеть присесть, моя дорогая Белла. Я и моя семья брали билеты на Титаник. Однако мать была не в восторге. Она очень грозная женщина, и я помню, как использовала каждое имеющееся в ее арсенале оружие, чтобы убедить отца сменить планы и вместо этого купить билеты на Мавританию*. Она чувствовала, что заявление того, что корабль практически непотопляем, было вызовом Богу.

Моя мать старшая из пяти детей. Она была очень близка со своей сестрой Мэри, которая младше ее на два года. Тетя Мэри умерла, когда мне исполнилось два. Она, ее муж и трое их детей погибли в огне в театре «Ирокез», который был открыт только пять недель и являлся известным как «абсолютно защищенный от пожара». Из приблизительно двух тысяч человек, находившихся там в этот день, шестьсот два погибли. Моим кузенам было всего девять, семь и шесть лет. Моя мама все еще оплакивает их. Неожиданная, ужасная природа их смерти до сих пор преследует ее, даже после всех этих лет. Мой отец и я боимся, что она никогда полностью не оставит позади эту потерю.

Здание было вновь открыто как «Колониальный театр» через некоторое время, неуважительно быстро по нашему мнению. По сей день мама не может вынести даже того, чтобы пройтись мимо него, и я обещал ей, что никогда не ступлю внутрь.

Как ты можешь не любить бейсбол? Я не могу понять, как кто-нибудь может не любить эту игру. Я считаю своей обязанностью научить тебя понимать все тонкости бейсбола. Это американская забава все-таки. (Если она будет таковой не долго, пожалуйста, не говори мне, я не хочу знать). И это не «все просто долго стоят и ждут, пока что-нибудь произойдет». Это напряжение. Это предвкушение. Нет ничего лучшего, чем то, когда твой питчер бросает мяч отбивающему, а тот выбивается в аут. К тому же удивительно, когда в этот момент все игроки находятся на базах к концу иннинга, или когда твоя команда побеждает в конце девятого иннинга.

Моя команда победила. Я играю за центрфилдера в школе, потому что очень быстрый. Аутфилдеры* должны быть быстрыми, чтобы бегать за мячом. У нас имелось недостаточно игроков для полных команд, так что мы играли только с питчером, тремя бэйсменами и двумя аутфилдерами, и одним игроком из команды подающих, занимающим место кэтчера. Я играл за правого филдера. Мяч попал прямо в угол. У них был человек на второй базе, и он не думал, что я смогу поймать мяч, так что он побежал и попытался набрать очки. А я вот поймал его. Он находился так далеко от третьей базы, что я легко опередил его, бросив мяч. Как ты видишь, когда мяч летит, раннеры не могут покидать свои базы, пока мяч не будет пойман или не упадет на землю. Если он это сделает, и мяч окажется пойман, то должен вернуться на базу прежде, чем другая команда бросит мяч. Если он отбил мяч, он в безопасности. Если мяч обошел его, он в ауте. Это называется дабл-плэем, потому что команда на поле получает два аута… у отбивающего и у раннера. Это будет сегодняшним уроком. Сделай заметки. Будет проверка.

[П\Б: Эдвард, ты сумасшедший. Мой мозг взорван. Я никогда не пойму бейсбол.]

Они сделали из «Волшебника из страны Оз» и «Машины времени» ваши говорящие фильмы? Книги о стране Оз никогда не выступали моими любимыми, когда я был ребенком. Я всегда предпочитал Г. Дж. Уеллса или Жюля Верна. Я прочитаю твою Агату Кристи, когда ее опубликуют.

Тебе нравится Шерлок Холмс? Ты читала «Дракулу» или «Франкенштейна»? Я наслаждался «Приключениями Тома Сойера», но я не оказался заинтересован «Принцем и нищим» и никогда не был способен преодолеть больше шестидесяти или семидесяти страниц «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура». Они все еще популярны в твое время?
Мне вообще не нравится «Грозовой перевал». Тебе придется объяснить свою точку зрения.
Какой из романов Джейн Остин твой любимый? «Гордость и предубеждение», как правило, считается самым известным ее романом, я думаю, по крайней мере, в этом времени, но я всегда предпочитал «Доводы рассудка». Я всегда думал, что у Энн Эллиот и капитана Уэнтуорта была лучшая история любви, чем у Элизабет Беннет и мистера Дарси. Энн очень молода и убеждает себя отказаться от мужчины, которого любит, но она растет, становится сильнее и отказывается от предложения мужчины, которого не любит. Ее отец и сестры полностью игнорируют ее, но ее значимость общепризнанна для других, и почти для всех она является предпочтительнее, чем ее отец и сестры. Капитан Уэнтуорт хочет написать девушке и попросить ее руки снова, как только оказывается в лучших условиях, но, будучи слишком гордым, чтобы сделать это, он намеревается забыть Энн. Уэнтуорт убеждает себя в том, что сделал это, все еще оставаясь неосознанно верным ей, никогда не любя другую и никогда даже не рассматривая другую, как равную ей…

Я помню изучение сонетов Шекспира в школе. «Не допускаю я преград слиянья Двух верных душ! Любовь не есть любовь, Когда она при каждом колебанье То исчезает, то приходит вновь. О нет! Она незыблемый маяк, Навстречу бурь глядящий горделиво»*.
Энн Эллиот и капитан Уэнтуорт всегда напоминают мне о нем. Их любовь так истинна, так сильна, она не меняется и не гнется, она может трястись, но переживает бурю.
Да, Тусон. Я прошу прощения. Ответь быстро, Белла, что является столицей Иллинойса? Не заглядывая в свою компьютерную штуку.

Могу я спросить, что значит «сидеть с детьми»?
Знаю, я уже говорил тебе это, но хочу повторить. Мне не важно, что твои родители разведены. Жаль, конечно, но я понимаю, что ты живешь в мире, отличающемся от моего. Так же сильно как я верю в нерушимость брачных клятв, я являюсь и реалистом. Если двое людей не могут сделать друг друга счастливыми, и их окружение позволяет им развестись, а женщина способна обеспечивать себя, кажется бессмысленным для них оставаться вместе. Таким образом, я все еще
Твой друг,
Эдвард».

Белла все еще читала, когда услышала, как подъехала машина семьи Руйз, и быстро сунула письмо обратно в свою сумку. Ее начало заполнять ужасное чувство, пока она читала послание и думала о Кенни, спящем наверху.
- Мы вернулись, Белла. Как он себя вел?

- Кенни всегда хорошо себя ведет. Он съел ужин и был примерным, принимая ванну. Ваш сын хотел дождаться вас, но я уложила его около часа назад, и он мгновенно заснул.
Они поговорили еще несколько минут, прежде чем Карлос заплатил девушке, и она ушла. Когда Белла вернулась домой, ее мама и Фил смотрели фильм по телевизору. Она посидела вместе с ними несколько минут, но не обращала внимания на фильм; всем, о чем она могла думать, был Эдвард.

«… Как я могу чувствовать такую сильную связь с тобой, когда мы разделены почти столетием?..»
Он чувствует сильную связь со мной. Белла не могла придумать ничего, что сделало бы ее счастливее, чем сделало это предложение, но тягостные мысли, которые пришли в ее голову, пока она ждала Соню и Карлоса, чтобы пойти домой, не оставляли ее в покое. Моя жизнь впереди. Но жизнь Эдварда закончена. С его точки зрения его жизнь тоже впереди… но в действительности, в моей действительности, во всяком случае, все кончено. Он уже жил. Он уже установил свои связи с людьми из своего времени, из своего мира. Может, я мешаю ему?
- Ты поговорила со своим отцом о твоих билетах, чтобы приехать на Пасху, Белла?
Что если он не встретит девушку, на которой должен жениться, из-за меня?
- Белла?

Что если вместо того, чтобы однажды пойти куда-нибудь, он останется дома, чтобы написать мне, и это будет тот день, когда он бы встретил ее? Я бы могла так просто изменить курс его жизни. Вещи, благодаря которым Эдварду предназначено было приобрести опыт… Места, где ему было предназначено побывать… Люди, с которыми ему предназначено было встретиться… Что если… Что если я уже предотвратила что-то, что он должен был сделать? Что-то, что он должен был сделать прежде, чем я написала ему? О Боже… Что я наделала?
- Белла?

Почему мысль о его женитьбе пугает меня так же сильно, как мысль о том, чтобы случайно предотвратить это?
- Белла!
Белла подпрыгнула и посмотрела наверх, когда услышала, что ее мама выкрикивает ее имя. Рене и Фил, оба смотрели на нее и усмехались.
- Что?
Рене рассмеялась и сказала, что звала дочь по имени три раза.
- Что это такое, о чем ты думала?
- Никто. Ничего! Я имею в виду, ничего. Ничего.
Ее мать и Фил переглянулись и самодовольно улыбнулись, прежде чем повернулись обратно к Белле.
- Никто это кто?
О, дерьмо. Оставьте это, оставьте это, оставьте это, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, оставьте это.
Девушка пожала плечами и постаралась выглядеть настолько обычно и естественно, насколько это было возможно. Что она могла сказать? О, ничего важного. Я просто размышляла о возможности того, что разрушила чью-то жизнь. Так, о чем фильм?

- Думаю, я просто замечталась. Наверное, я пойду в душ и лягу спать.
Но то, о чем она мечтала, выступало явно неправильной отговоркой, потому что Рене наклонилась вперед, ее глаза были широко раскрыты, и она смотрела на дочь, словно тигрица, ждущая момента, чтобы атаковать.
- Мечтала? О ком?
Белла попыталась отшутиться, но она действительно была ужасной актрисой, и начала чувствовать, что ее немного тошнит.
- Перестань, Белла! Кто он? Как его зовут? Он симпатичный? Как выглядит? Он умный? Забавный? Спорю, он умный.
Эдвард. Его зовут Эдвард, и я понятия не имею, как он выглядит, но думаю, он великолепен.

Посмотрев вниз, Белла сглотнула комок в горле. Она действительно, действительно хотела побыть одна. Фил, должно быть, понял что-то по ее лицу, потому что, как рыцарь в сияющих доспехах, пришел девушке на помощь и спас ее. Обняв Рене, он утешительно улыбнулся Белле.
- Оставь бедную девочку в покое, дорогая. Ты смущаешь ее.
Рене оттолкнула мужчину в сторону, не отступив.
- Не будь глупым. Девочкам нравится говорить о парнях.
Фильм закончился, и Фил выключил его, вставая и поднимая свою невесту на ноги, чтобы обхватить ее своими руками.
- Со своими подружками, любимая. Не с матерями.

Фил повел Рене, которая еще протестовала, прочь из комнаты и подмигнул Белле через плечо.
Господи, она действительно могла привыкнуть к его присутствию.
Будучи удрученной, Белла была готова быстро принять душ, поэтому в одно мгновение отрегулировала воду. Когда та стала правильной температуры, девушка вошла в душевую кабину и встала под струи, позволяя воде обрушиваться на ее спину. Эдвард. Она не могла поверить, как сильно действует на нее мысль только о его имени. Эдвард. Но пока Белла сидела с Рене и Филом и думала о Соне с Карлосом, видя две пары вместе и зная, что незначительное постороннее вмешательство могло помешать им встретиться, она приняла решение. И не важно, каким болезненным оно казалось. Девушка знала, что оно было правильным. Для Эдварда. Прошла всего неделя. О Боже, как это может причинять такую боль? Эдвард… мне жаль. Я не могу… Я не могу делать это. Это несправедливо. Несправедливо по отношению к тебе. Ты должен… Ты заслуживаешь жизни, которая тебе предназначена. Жизни, которая у тебя уже есть. Я не могу рисковать, вмешиваясь, и принимать это от тебя. Я не буду. Мне жаль. Мне так жаль.

ooOoo.. ..ooOoo.. ..ooOoo..

Эдвард с родителями прибыли на пикник четвертого июля в Линкольн Парк, где игры были организованы на лужайке у Консерватории, а сам молодой человек отправился на поиски своих друзей. Когда его родители направились к столам с закусками, чтобы купить билеты на обед, Элизабет заметила доктора Каллена поблизости и повела мужа к нему.
- Доктор Каллен, я так счастлива видеть вас здесь. Я начала бояться, что вы никогда не покинете госпиталь. Пожалуйста, позвольте мне представить моего мужа, доктор Карлайл Каллен, мистер Эдвард Мейсен.
Мужчины пожали друг другу руки.

- Очень приятно познакомиться с вами, доктор Каллен. Мои жена и сын не могут перестать говорить о вас только хорошее.
- Это мне очень приятно, мистер Мейсен. Миссис Мейсен и Эдвард оказывают большую помощь госпиталю. Вы должны гордиться ими обоими.
- Я горжусь, сэр, действительно горжусь. Вы были очень добры, позволив Эдварду одолжить ваши книги и журналы. Он сидит и читает их часами.
- Очень приятно слышать это. Я верю, что у Эдварда есть огромный потенциал в качестве доктора.
Миссис Мейсен пригласила Карлайла присоединиться к ним, и они вместе направились к столам с закусками, чтобы взять немного лимонада. Столы и стулья стояли здесь и там, и они сели вместе, разговаривая, пока Эдвард не подбежал к ним с Лилиан Стивенсон, следующей за ним.
- Здравствуйте, доктор Каллен, приятно видеть вас здесь, сэр. Не работаете сегодня?
- Нет, нет. К счастью для меня. Сегодня один из моих свободных вечеров.

Эдвард представил доктора Каллена Лилиан и обратился к родителям:
- Игра скоро начнется. Они сформировали смешанные команды из шести человек, так что мы идеально составляем команду. Мистер Стивенсон и Каррингтоны там.
- Мы вскоре присоединимся к ним, Эдвард.
Он и Лилиан направились обратно к Консерватории, и его родители с доктором Калленом вскоре последовали за ними. Большая группа людей окружала поляну, где будет проводиться игра, и несколько групп по три человека начинали выстраиваться на другой стороне поляны, находясь в сорока или пятидесяти ярдах друг от друга. Их маленькая группка (имеется в виду родители Эдварда и Карлайл – прим. переводчика) заметила Эдварда и его друзей как раз тогда, когда крупный мужчина, одетый в красное, белое и с синей лентой, перекинутой через плечо, шагнул на подиум на другой стороне поляны.

- Добрый день, леди и джентльмены! Добрый день и добро пожаловать на ежегодный Пикник четвертого июля в Линкольн Парке. Прежде чем мы начнем, я бы хотел воспользоваться моментом, чтобы напомнить всем о поддержке наших смелых молодых людей, сражающихся за рубежом. Я бы хотел попросить вас о том, чтобы вы посетили стенды, установленные рядом со столами с закусками, где наш клуб Львов будет продавать акции Либерти до начала концерта.
Сейчас, я считаю, все команды готовы. Нашей первой игрой будет эстафета. Бегуны должны нести апельсин под подбородком вот так, - он продемонстрировал это, поместив апельсин под свои многочисленные подбородки и эффектно размахивая руками по сторонам, словно фокусник после распиливания женщины пополам. – Они должны добежать до своих товарищей по команде и передать апельсин без помощи рук. Любая команда, пойманная на том, что использовала руки или уронила апельсин… Будет дисквалифицирована. – Когда мужчина говорил, то положил руки на трибуну и наклонился к толпе, переводя взгляд с одного человека на другого, и принял очень серьезную, строгую позу, которая не казалась правдивой из-за веселого тона его голоса. – Первая команда, которая финиширует, будет награждена красной, белой и синей лентами. Бегуны, вы готовы?

Виолетта, Ирэн и Лилиан выстроились на другой стороне поляны от Джо, Уилла и Эдварда, и они побегут в этом порядке. Виолетта стартует первой и передаст апельсин Джо.
Мужчина за трибуной поднял маленький стартовый пистолет.
- Бегуны, на старт! Приготовились! Начали! – Он выстрелил из пистолета, и участники сорвались с мест.

Для человека, не являющегося особо спортивным, Виолетта бежала на удивление хорошо, подбадриваемая своей командой, участники которой безумно кричали и визжали. Всего было около пятнадцати команд, и три из них вылетели до первой передачи апельсина. Виолетта и Джо справились с передачей, не уронив апельсин, и Джо бросился назад к Лилиан и Ирэн, которые подпрыгивали, радостно смеясь и призывая Джо быть более быстрым. Перед ними имелось около четырех команд, однако одна из них уронила свой апельсин. Джо и Лилиан быстро обменялись фруктом, и Лилиан побежала обратно к Уиллу. У них возникли небольшие трудности с передачей апельсина, но они справились с ними, и Уилл рванул к Ирэн. Перед ними все еще были три команды, когда они делали передачу. Уилл передал апельсин Ирэн, и она заторопилась к Эдварду. Они совершили обмен, и молодой человек стартовал. Одна из команд, что опережала их, оказалась поймана на использовании рук при передаче и была «Дисквалифицирована!», оставив двух бегунов впереди Эдварда. Но он на самом деле обладал довольно быстрой реакцией, поэтому легко перегнал их на финишной черте.

Мужчина за трибуной объявил победителей, и молодая команда подошла к трибуне, чтобы забрать свои ленты, когда их родители и доктор Каллен с гордостью аплодировали.
После эстафеты они также приняли участие в беге в мешках, жмурках и игре в подкову.
Следом за игрой в жмурки девушки присоединились к своим родителям, а Эдвард убедил доктора Каллена присоединиться к нему и его друзьям, чтобы получить четыре человека для игры в подкову. Эдвард и доктор Каллен объединились против Джо и Уилла, умело разгромив их со счетом сорок-двадцать восемь.

После игры компания присоединилась к остальным и нашла хорошее место, рядом с которым группа маленьких детей играла в drop the handkerchief*, а не так далеко должен будет проходить концерт перед сумерками, сопровождаемый фейерверками, как только станет темно. Все семьи принесли одеяла, постелили и сели на них. Элизабет оказалась рада, что доктор Каллен принял ее приглашение стать частью их маленькой группы, и попыталась сделать так, чтобы он чувствовал себя желанным среди них.
- Вы бросали очень хорошо, доктор Каллен.
Карлайл совершил рукой круговые движения, массируя плечо, и немного поморщился, но улыбнулся, когда заговорил:
- Спасибо, я не играл много лет. Боюсь, что буду расплачиваться за это завтра. Иногда я забываю, что уже не так молод, каким был когда-то.

В группе сохранялось молчание несколько мгновений перед тем, как доктор Каллен вновь заговорил:
- Думаю, концерт сегодняшним вечером будет достаточно хорошим. Я с нетерпением этого жду.
Эдвард был удивлен, как тихо себя ведут его обычно дружелюбные и разговорчивые друзья и их родители этим вечером, поэтому его разочарование и смущение от их поведения быстро росли.
Остальные, за исключением его матери, его самого и даже изредка отца, не предпринимали попыток поговорить с доктором Калленом или, на самом деле, говорить вообще. Он быстро отреагировал, пытаясь сохранить натянутую беседу.

- Вы любите музыку, доктор Каллен?
- О, да, конечно. Я часто наслаждаюсь музыкой. Я посещаю концерты Чикагского Симфонического Оркестра так часто, как это позволяет мой график.
- Вы играете?
- Нет, боюсь, я никогда этому не учился, но недавно купил новый патефон, и у меня есть достаточно обширная коллекция записей.
Элизабет находилась в смятении из-за необычно смиренных манер своего мужа и очень гордилась стараниями своего сына ввести молодого доктора в их маленькую компанию, тепло ему улыбнувшись прежде, чем повернуться обратно к доктору.

- Вы должны прийти и поужинать у нас в один из вечеров, доктор Каллен. Эдвард может сыграть для вас. Он очень талантлив и прекрасно играет на фортепиано, по моему мнению.
Эдвард мягко рассмеялся и покачал головой на похвалы матери.
- Моя мать преувеличивает, доктор Каллен. Она очень предвзято судит.
Их разговор с тремя участниками продолжался в течение пикника, на котором подавали жареную курицу, вареную фасоль и картофельный салат, и Эдвард испытал огромное облегчение, когда начался концерт, ибо больше не нужно было говорить.
Честно, что со всеми не так сегодня? Они не видят, как грубо себя ведут? Поведению Виолетты я не удивился, она только познакомилась с доктором Калленом, ее застенчивость естественна и ожидаема, но остальные? Даже отец?

Концерт и в самом деле оказался хорошим, как и ожидалось, и фейерверк, следующий за ним, привлек множество благодарных «ахов» и «охов» ото всех. В конце вечера Эдвард снова смутился из-за своих друзей и их родителей, которые быстро пожелали им спокойной ночи и поспешили уйти. Молодой человек размышлял над тем, что нашло на всех, когда он и его родители шли к машине после того, как попрощались с доктором Калленом.

Утром после пикника Эдвард боялся увидеть доктора Каллена в госпитале и надеялся, что тот не взял другую дополнительную смену, но если врач и заметил необъяснимое поведение друзей юноши и их родителей, которое, Эдвард знал, он должен был заметить, то, конечно, не показал этого. Фактически, к большому удивлению Мейсена-младшего, Карлайл говорил о пикнике, словно тот был лучшим днем, что он проводил, за долгое время, и первым, что он сказал Эдварду утром, явилось то, как сильно он наслаждался этим. Позже, когда сын Элизабет делал свои заметки о проведенном с мужчинами утре, они перешли от дискуссии о концерте к дискуссии о Чикагском Симфоническом Оркестре, а также о возвращении Фридриха Стока как дирижера. Плюс затронули тему и о том, будет ли замена музыки немецких композиторов, таких как Вагнер, служить цели не провоцировать больший гнев по отношению к немцам со стороны американцев, или только подольет масла в уже неконтролируемый огонь.

По утрам доктор Каллен все еще находился в госпитале, когда Эдвард приходил в течение следующей недели, и они продолжали свои разговоры, переходящие на другие темы. Сегодня было утро пятницы, и Карлайл все еще находился в госпитале после того, как подменял другого врача. Они с Эдвардом обсуждали предоставление прав женщинам, что поддерживали оба мужчины.
- Я очень рад слышать, что ты разбираешься в теме, Эдвард. Приятно видеть столь молодого человека, который интересуется миром, окружающим его.
За то короткое время, что он был знаком с ним, Эдвард стал смотреть на молодого доктора как на наставника, почти как на друга, и был доволен его одобрением.
- Вы знакомы с моей матерью, доктор Каллен?! Вы бы осмелились сказать ей, что есть что-то, что она, являясь женщиной, не может делать?
Доктор согласился, рассмеявшись.
- Я думаю, бороться с разъяренной рысью будет проще.

- Что вы думаете, доктор Каллен? Считаете, Сенат последует за палатой Парламента и примет закон?
Доктор Каллен выглядел задумчивым несколько мгновений, прежде чем ответить:
- Думаю, это неизбежно. Несколько лет назад за это голосовали в Парламенте, но проиграли, сейчас, в январе, закон прошел, но с перевесом лишь в один голос. Я думаю, это неизбежно; только не уверен, что его примут, пока война не выиграна.
При упоминании о победе в войне мысли Эдварда снова вернулись к Белле. Она никогда не покидала его мысли на долгое время. Если бы кто-то до получения ее первого письма сказал ему, что он станет так сильно заботиться о ком-то благодаря нескольким письмам, не обещавшим шанса на встречу, то молодой человек посмеялся бы над этим. Но он заботился. Конечно, если бы перед получением первого послания Беллы кто-нибудь сказал ему, что он будет обмениваться письмами с девушкой, которая не родится даже в следующие семьдесят пять лет, он бы решил, что этот кто-то невменяем. Но Эдвард обменивался.

Прошло больше недели с того момента, когда он слышал что-то от нее, и отчаяние молодого человека росло. По нескольку раз каждый день он искал и надеялся найти письмо, и каждый день становился все более и более разочаровавшимся. Эдвард не знал, что думать.
Она больна? Что-то случилось?
Юноша непрерывно беспокоился о двух женщинах, живущих в одиночестве в таком большом городе; один миллион шестьсот тысяч человек, как сказала она.
Она больше не хочет писать мне? Я сказал что-то, что оскорбило ее?
Эдвард снова думал над тем, что написал, но не мог найти ничего оскорбительного или неприятного. Но тогда… что это могло быть?
Если она больше не хочет быть моим другом…

Острая боль, исходившая из груди Эдварда, распространилась по всему телу, а его сердце сильно застучало при этой мысли. Несколько раз он спрашивал себя, что интересного для девушки, живущей в мире, способном на путешествия на дно океана, мире с чудесами, которые он с трудом мог только вообразить, но которые были обычным явлением для нее, может быть в развитии дружбы с ним, но всякий раз ее слова эхом отражались в его сознании.
«Твой друг, Белла».
Если она больше не хочет быть его другом – он едва мог выдержать мысль об этом, – Эдвард знал, что ему придется принять ее решение. Он никогда бы не стал пытаться навязать свою компанию девушке, которая не хочет этого. Но инстинктивно юноша не мог не чувствовать, что дело было не в этом. Была какая-то другая причина. Что-то было не так.
- Эдвард? Ты слышал, что я сказал?

Взглянув наверх и почувствовав глубокое смущение из-за того, что не обращал внимания на доктора Каллена, Эдвард быстро извинился:
- Пожалуйста, простите меня, доктор Каллен. Я… задумался о… друге.
Доктор Каллен мгновение рассматривал его, прежде чем ответить:
- Глядя на выражение твоего лица, я сказал бы, что то, что ты беспокоишься о своем друге, будет ближе к истине. Я надеюсь, что все в порядке. Это один из тех твоих друзей, что были на пикнике?
Эдвард пробежался рукой по волосам и расстроено вздохнул.
- Нет. У меня есть… друг… она живет на западе с матерью, в Аризоне. Ее родители… в… разводе. Я ничего не слышал от нее некоторое время, и я, я волнуюсь за нее. Мне не нравится идея о двух женщинах, живущих в одиночестве.
Доктор Каллен откинулся в своем кресле с серьезным выражением лица.
- Понимаю. Я понимаю твою настороженность. Эта молодая леди… Поправь меня, если я ошибаюсь, но, подозреваю, твои родители не осведомлены о вашей… дружбе?
Эдвард уронил лицо на руки.
- Нет, они не знают.
- Могу я спросить, как ты встретил эту молодую леди?

Эдвард грустно рассмеялся в свои руки.
На самом деле мы не встречались. Мы никогда не сможем встретиться. Видите ли, она еще не родилась, и я буду мертв задолго до того, как она родится.
Доктор Каллен может спокойно относиться к его странным вопросам, но это… это… Эдвард не мог даже представить реакцию другого человека на правду.
- Мы не встречались. Она, она кое-кто, кому я написал… через общих знакомых.
Доктор Каллен не отвечал, и Эдвард поспешил дать лучшее объяснение:
- Здесь нет ничего… неправильного, ничего… непристойного. Мы просто… мы просто пишем друг другу. – Он грустно продолжил: - Я знаю, нет ни одного шанса, что между нами когда-нибудь будет что-либо большее, чем дружба. Мы пришли из… очень разных миров. Я просто... Я просто хочу узнать, что с ней все в порядке.

Доктор Каллен заговорил очень мягким, успокаивающим и почти музыкальным голосом:
- Ты неправильно меня понял, Эдвард. Я никогда не сомневался в том, что ты достойно себя ведешь. Твое беспокойство о друге замечательно. Меня заботило лишь твое благополучие. Мне не нравится видеть тебя страдающим. – Он сделал паузу, прежде чем слегка улыбнулся и продолжил: - Для того, у кого бы ни было никаких шансов, ты еще слишком молод, Эдвард. Когда ты вырастешь, то поймешь, как похожи могут быть очень разные на вид миры. Я узнал, что люди в большинстве своем одинаковы независимо от того, в какой среде они родились.
Это не «в какой среде», если бы дело было всего лишь в этом, я бы сел на первый поезд до Аризоны и нашел бы ее. Это «в каком веке», и у меня нет машины времени. И, наконец, один я не мог стать частью этого.
- Как давно ты слышал что-то от этой молодой леди в последний раз?
Эдвард вздохнул.
- Больше недели назад.

Доктор Каллен был так удивлен, что ему пришлось подавить маленький смешок при следующем ответе. Он осознавал, что время идет по-разному для остальных, в отличие от него, особенно для кого-то такого же возраста, как и Эдвард, но предполагал, что причиной подавленности его молодого друга является большее количество времени.
- Неделя? Эдвард, неделя это ничто.
Не так давно Эдвард бы согласился, но теперь… теперь он знал, какой долгой может быть неделя и сколько всего может случиться с человеком за этот промежуток времени.
Доктор Каллен посмотрел в окно и на мгновение показался испуганным.

- Мне ужасно жаль, Эдвард, но я должен уйти. Я только что вспомнил о назначенной встрече, и должен поторопиться, а иначе опоздаю. – Он заметил потерянное выражение на лице Эдварда и пожелал, чтобы был какой-нибудь способ поднять его настроение. – Не бойся, Эдвард. Уверен, ты скоро услышишь что-нибудь от своего друга. Возможно, что почта просто задерживается по какой-то причине.
Юноша согласился, зная, что дело не в этом.
Когда он подошел к медсестринскому пункту, то увидел свою мать, уже ждущую его там.
- О, Эдвард, хорошо. Я собиралась искать тебя. Мы должны идти, дорогой. Ты закончил? Секретарь твоего отца только что звонил. Эдвард внезапно заболел, и Фрэнк Каррингтон отвез его домой.

Его удивление перевесило все остальное, поэтому Эдвард передал медсестре Денисон свои утренние заметки и вместе со своей матерью повернул по коридору, направляясь к выходу из госпиталя.
- Мистер Каррингтон везет его домой? Это едва ли выглядит необходимым. Не могу поверить, что отец мог согласиться на такое.
Солнце пробивалось сквозь облака, когда они вышли наружу, и это оказалось приятное зрелище. Этим летом была худшая погода, хуже которой никто не помнил; хоть и было угнетающе жарко, казалось, что каждый день становился серым и мрачным.
- Согласна, это выглядит необычным. Я могу только представить, как, должно быть, протестовал твой отец.

Она оживленно зашагала к ближайшей «L» станции*, и Эдвард рассмеялся преуменьшению.
- Я не думаю, что «протестовал» это правильное слово, мама. Больше подходит на генеральное сражение полного масштаба.
Когда они приехали домой, то встретились в дверях с очень обеспокоенной Мэгги, и все вместе вошли в холл, где находился не менее обеспокоенный Фрэнк Каррингтон. Элизабет начала благодарить его, но остановилась, когда полностью разглядела выражение их лиц. Она нервно смотрела назад и вперед, перемещая взгляд между ними двумя, и потянулась к руке своего сына.
- Что такое? Что случилось? Что не так?
Эдвард тоже заметил их озабоченные взгляды и шагнул вперед, беря мать за руку.
- Мистер Каррингтон, в чем дело?

Фрэнк Каррингтон протер лоб платком и посмотрел между матерью и сыном.
- Я не доктор, но должен предупредить вас обоих, прежде чем вы увидите его. Думаю, он очень болен. Я говорил с Эдвардом в его кабинете примерно в середине утра о деле, которое должно было обсуждаться на встрече днем, и мы договорились встретиться и обсудить дело после ланча, перед встречей. Он отлично выглядел тогда. Прошло едва ли два часа, когда я вернулся в его кабинет в полдень и нашел сильно кашляющим и горящим в лихорадке. Он жаловался на головную боль, боль в горле, в руках, в ногах и на металлический привкус ко рту. Я позвал его секретаря в офис и попросил ее отменить все его назначенные встречи, заявляя, что мистер Мейсен очень болен, и я забираю его домой. У него кружилась голова, и я помог ему подняться.
Мистер Каррингтон сделал паузу, перевел дыхание и снова вытер лоб. Его рука дрожала.
- Когда мы поднялись, я заметил, что его щеки… стали немного побитыми. Ваша служанка измерила его температуру, когда он устроился в постели. Было 103,2 (приблизительно 39, 4 по Цельсию) градуса. Элизабет, я никогда не видел, чтобы человек заболевал так быстро. Я настоятельно рекомендую вам сразу послать за доктором.

Элизабет и Эдвард были безмолвны, пока медсестринские инстинкты женщины не вылезли наружу, и она не взяла контроль на себя. Шагнув вперед, миссис Мейсен взяла обеими руками руку Фрэнка Каррингтона.
- Да. Да, конечно. Спасибо тебе, Фрэнк. Я не могу в полной мере отблагодарить тебя за помощь. Эдвард, проводи мистера Каррингтона к двери. Мэгги, Vick's VapoRub*, аспирин и воду, пожалуйста.
Элизабет начала подниматься в спальню с Мэгги, следующей позади.
- Мистер Мейсен уже принял аспирин, мэм.
- Хорошо, очень хорошо. Принесите, пожалуйста, миски с холодной водой и уксусом и полотенца. Мы должны справиться с его лихорадкой.
- Да, мэм.

Походка Элизабет стала неровной, и ее и так растущее беспокойство возросло при звуках беспощадного кашля ее мужа, когда она подошла к их спальне. Используя весь свой опыт, женщина не могла вспомнить, чтобы кто-нибудь издавал такие звуки ранее. Это не было обычной болезнью.
Эдвард бросился вверх по лестнице, как только мистер Каррингтон ушел, и с осторожностью подошел к матери.
- Мама?
Элизабет повернулась и посмотрела на сына, положив руку ему на плечо, чтобы сохранить равновесие.
- Эдвард, пожалуйста, позвони доктору Кларку.
- Нелли делает это прямо сейчас.
Его мать не ответила, а лишь кивнула головой перед тем, как выпрямить спину и повернуться обратно к двери.

Ничто не могло подготовить семью к тому, что их ожидало. Эдвард-старший дрожал так сильно, что почти бился в конвульсиях. Его ужасный кашель не утихал, а уши приобрели синий оттенок. После мгновения, в течение которого они оба стояли парализованные ужасом, сын и мать бросились в сторону отца, в то время как Мэгги и Нелли пришли с Vick's VapoRub, мисками с холодной водой и уксусом с полотенцами.
Нелли заламывала руки и выглядела испуганной.
- Мне жаль, миссис Мейсен. Доктор Кларк сейчас не в офисе, но ожидается, что он скоро вернется. Я сказала его секретарше, что это срочно, и попросила, чтобы он позвонил сразу же, как вернется.

Элизабет начала втирать Vick's VapoRub в грудь мужа и сделала глубокий вдох, останавливая свои действия, чтобы дать инструкции Нелли. Несмотря на весь опыт, ее руки дрожали так же, как и у Фрэнка Каррингтона. Женщина заставила себя оставаться спокойной.
- Спасибо тебе, Нелли. Мы должны давать ему жидкости. Пожалуйста, сделай крепкий бульон с добавлением большого количества толченого чеснока. Также вари целый лимон с палочкой корицы в течение пятнадцати минут в маленькой кастрюле, налив туда воды так, чтобы она покрывала лимон. После того, как он сварится, выжми из него сок, процеди и добавь горячей воды. После полчашки меда и большую порцию бренди. Эдвард, смочи полотенце в воде и помоги мне раздеть отца. Мы должны побороть его лихорадку.
В течение следующих тридцати минут Эдвард с Элизабет работали и ждали звонка от доктора, пока, наконец, не раздался мягкий стук в дверь.
- Миссис Мейсен, мэм. Доктор Кларк в пути.
Элизабет с облегчением вздохнула.
- О, хвала небесам.

- У меня есть горячий лимон с медом для мистера Мейсена, мэм, и бульон кипит.
Едкий запах чеснока уже чувствовался в спальне.
- Очень хорошо, спасибо тебе, Нелли. Пожалуйста, принеси их сюда. Эдвард, посади его.
Нелли принесла поднос с чайником и чашкой и поставила его на маленький прикроватный столик, бросив испуганный взгляд на постель, прежде чем выйти из комнаты.
Эдвард пытался посадить отца, когда его мать наполняла чашку горячим лимоном и медом. Ее волосы выбились из пучка, а руки все еще немного тряслись.
- Эдвард, нам нужно заставить его выпить столько, сколько это будет возможно. Жидкости жизненно важны.
- Да, мама.
Эдвард сидел на постели, а его отец наполовину лежал на подушках и наполовину прижимался к нему. Кашель прекратился на мгновение, но юноша был напуган тем, как высок оказался жар его отца. Было некомфортно прикасаться к нему, даже через одежду.
- Эдвард, дорогой, тебе нужно выпить это. Пожалуйста. Выпей это.
- Пожалуйста, отец.

Эдвард-старший лежал, откинувшись на подушки и тело своего сына, и невидящим взглядом осмотрел комнату, казалось бы, будучи не в силах понять, где он находится. Элизабет держала чашку у его губ и умоляла мужа попить.
- Эдвард, пожалуйста, послушай меня, тебе нужно попить, пожалуйста.
- Мама, попробуй ложкой. Дай мне чашку и попытайся напоить его с помощью ложки.
Элизабет передала сыну чашку и смогла влить из ложки небольшое количество жидкости в рот его отца. Работая таким образом, им удалось заставить мистер Мейсена выпить целую чашку по одной ложке, когда они услышали Мэгги с доктором в холле и обменялись взглядами, наполненными чистым облегчением, когда врач вошел в комнату.
Элизабет встала и подошла к нему.
- Доктор Кларк, спасибо, что пришли.

Доктор Кларк кивнул им и подошел к своему пациенту.
- Миссис Мейсен, Эдвард. – Эдвард аккуратно выскользнул из-под своего отца и после этого осторожно уложил его, встал рядом с матерью в стороне от кровати и подал ей руку, которую она мягко сжала.
Доктор Кларк быстро осмотрел пациента, прежде чем повернуться к Элизабет и Эдварду и спросить у них, что произошло. Нервное состояние Элизабет взяло верх над ней; оно начало одолевать ее теперь, когда она больше не была медсестрой своего мужа, и внезапно прислонилась к своему сыну, не способная ответить. Эдвард обхватил ее руками и ответил доктору:

- Он был найден заболевшим в полдень в своем офисе его другом, Фрэнком Каррингтоном, который отвез отца домой. Мистер Каррингтон сказал, что, когда они говорили в середине утра, он чувствовал себя прекрасно. – Эдвард остановился и посмотрел на отца, который заснул очень беспокойным сном. Его уши все еще имели ужасный синий цвет, а щеки были словно в синяках. Сделав глубокий вдох, Эдвард продолжил: - Мистер Каррингтон сказал, что он сильно кашлял, жаловался на головную боль, боль в горле и металлический привкус во рту. У него кружилась голова, и он нуждался в помощи, чтобы попасть в комнату после прибытия домой. Когда отец приехал домой, его температура была 103,2 градуса. Мы пытались снизить ее, протирали его руки и ноги полотенцами, смоченными холодной водой и уксусом.
Дыхание Эдварда перехватило, и потребовалось мгновение перед тем, как он снова смог заговорить.

- Но он чувствует… он такой горячий, его уши… его уши были… синими… и его щеки, будто побитые… все время, что мы находились здесь.
К Элизабет вернулся голос, когда Эдвард начал терять свой.
- Нам удалось напоить его небольшим количеством жидкости, доктор. Он принял аспирин, и я натерла его грудь VapoRub. Его кашель… когда я и Эдвард пришли, доктор Кларк, его кашель был таким свирепым… Это было ужасно. Я никогда не слышала такого прежде. Он не говорил, и он… он не… он, кажется, не… узнает нас.
Доктор Кларк снова склонился над своим пациентом, измерил его температуру, прослушал грудь и сердце и проверил пульс.
Эдвард шагнул назад от кровати, потянув мать с собой, и, пока доктор работал, в комнате сохранялась тишина.

По прошествии нескольких минут врач отстранился, проверяя термометр.
- Вы сказали, после полудня его температура была 103,2 градуса?
- Да.
Доктор Кларк повернулся, глядя очень серьезными серыми глазами на Эдварда и Элизабет.
- Миссис Мейсен, Эдвард, мне не нравится говорить, что состояние пациента лучше, чем на самом деле, их родственникам. Это не помогает. Думаю, мистер Мейсен подхватил очень тяжелую форму гриппа, которая, боюсь, быстро переросла в пневмонию. Мне не нравится, как быстро появляются симптомы, и они ухудшаются. Сейчас температура мистера Мейсена поднялась до 103,8 градусов, и его грудь очень стеснена. Думаю, будет лучше доставить вашего мужа в госпиталь, где его возьмут под строгое наблюдение.
Глаза Элизабет, устремленные в сторону мужа, наполнились слезами.
Доктор Кларк подошел к ней и взял ее за руку.

- Ну, ну, миссис Мейсен. Пожалуйста, не слишком расстраивайтесь, моя дорогая. Ваш муж не молод, но он силен. Я уверен, через несколько дней он полностью восстановится.
Эдвард поблагодарил доктора и проводил его вниз для звонка в госпиталь, оставив мать с отцом наедине. После того, как врач завершил звонок, то возвратился наверх, а Эдвард позвонил братьям отца в Филадельфию и Нью-Йорк и коротко переговорил с Мэгги и Нелли на кухне.
Когда он поднимался по лестнице, то услышал, что отец снова кашляет, и поспешил в его комнату. Доктор готовил шприц, когда Эдвард вошел в спальню и направился прямо к матери, которая находилась у кровати, держа его отца за руку, пока тот кашлял. Она повернулась и посмотрела на сына, когда тот подошел.
- Доктор Кларк сделает твоему отцу инъекцию морфия, чтобы помочь ему отдохнуть.
Он встал рядом с ней и положил руку на ее плечо.
- Я говорил с тетей Джозефиной и с тетей Луизой.

Элизабет кивнула, снова смотря на мужа. Она подняла руку и сжала ладонь Эдварда, лежащую на ее плече.
К тому времени, как приехала скорая, Эдвард-старший уже крепко спал благодаря морфию, и Эдвард отвез мать в госпиталь вслед за медицинской машиной.
Через несколько часов они сидели у постели его отца в больнице, когда пришел доктор Баксли.
- Эдвард? Мне сказали, что ты здесь. Как твой отец?
Эдвард сидел, подавшись вперед на своем стуле и положив голову на руки, когда пришел доктор Баксли. Он провел рукой по лицу, когда юноша встал. Элизабет задремала некоторое время назад, и двое мужчин отошли, чтобы не разбудить ее.
- Не хорошо, доктор Баксли. Ему сделали инъекцию морфия, и он хорошо спал какое-то время, но проснулся полубессознательный и в смятении из-за лихорадки. Отец не узнает нас и не осознает, что находится в госпитале. Он периодически впадает в беспокойный сон, а когда просыпается, ужасно кашляет, и его трясет озноб.

Эдвард посмотрел на отца, который беспокойно спал в данный момент. Когда он просыпался в последний раз, было особенно плохо. Без кашля его дыхание становилось неглубоким, напряженным и быстрым, будто он задыхался. А также Мейсен-старший глядел на часы на стене, будто боялся их.
Выдохнув и по-прежнему смотря на отца, Эдвард безнадежно продолжил:
- Каждый раз, когда он просыпается, хуже, чем предыдущий.
Доктор Баксли перевел взгляд на юношу и произнес слова утешения, которые Эдвард едва слышал. Оба знали, что не находилось слов, которые могли бы помочь. Оба осознавали, что состояние его отца являлось довольно серьезным и что оно быстро ухудшается. Синеватый оттенок сейчас был виден вокруг губ мистера Мейсена так же, как и на ушах.
Доктор Баксли остался еще на несколько минут и предложил свои услуги, если имелось что-то, что он мог сделать для него и его матери перед тем, как вернуться к своим обязанностям на четвертом этаже.

Несколько мгновений Эдвард стоял неподвижно, глядя на своих родителей. Его отец метался и ворочался, как если бы испытывал боль даже во сне, а мать дремала на своем неудобном металлическом стуле, положив голову на согнутые в локтях руки, лежащие на столике около кровати мужа. Никогда раньше в своей жизни Эдвард не чувствовал такой беспомощности и одиночества. Он вернулся на свой стул по другую сторону кровати отца и снова сел, подперев голову руками, чтобы продолжить молиться.



От автора:

Ну, все шло довольно гладко, вы так не думаете? Никому не нужен платок? Это была отчасти моя цель, потому что я плакса. Бедный Эдвард, это произошло как раз, когда он нуждается в Белле больше всего…

Я старалась быть как можно более точной с симптомами Испанского Гриппа Эдварда-старшего. Испанка ударила тремя волнами, первая была самой мягкой из трех, вторая безоговорочно худшей. В этот момент они даже не знают, что существует эпидемия. Однако некоторые люди имели некоторое представление, что грипп в этом году особенно суров. Филадельфийское бюро Общественного здравоохранения в июле 1918 года издала бюллетень, но это, казалось, пошло в глухие уши и осталось незамеченным. Конечно, будучи честной, к этому времени госпитали не были укомплектованы врачами и медсестрами из-за усилий на войне. В Филадельфии, в соответствии с PBS сайтом «Более четверти городских врачей и большая часть медсестер предоставляли свои таланты национальным военным действиям. 75% медперсонала госпиталя Филадельфии находились за границей». Так что оставалось много работы, чтобы обращать внимание на нечто большее. Вот почему я решила сделать Элизабет бывшей медсестрой и помогающей в госпитале, и сделала Эдварда – желающего стать врачом – присоединившимся к ней после окончания учебного года. Я хотела дать Элизабет шанс провести немного времени с Карлайлом, и дать последнему достаточно времени, чтобы сблизиться с Эдвардом.

Я немного наркоман Титаника, так что семья Эдварда должна была плыть на нем. И, конечно, сегодня исполняется 100 лет со дня его потопления.

Пожар в театре Ирокез, где погибли родные Эдварда, был настоящим. У этого бедствия и у Титаника имелось так много сходств, что я не могла не включить его в рассказ. Театр был открыт лишь пять недель на момент пожара, и по сей день он является самым смертоносным пожаром здания в истории США. Он длился всего 15-20 минут, но за это время погибло 602 человека. Театр был известен как «Самый пожаробезопасный» не глядя на то, что во время экскурсии редактора из Fireproof Magazine было выявлено несколько нарушений, в том числе и недостаточное количество выходов. Кроме того, капитан Чикагского департамента пожаров за несколько дней до открытия отметил отсутствие огнетушителей, системы пожаротушения, сигнализаций, телефонов и проведения воды, только противопожарное оборудование, являющееся шестью банками сухого химиката под названием «Killfyre», который обычно использовался для борьбы с огнем дымоходов в жилых домах. У них была «огненная завеса», но когда они попытались опустить ее, она запуталась в структуре освещения. Ее испытали после пожара, и оказалось, что она сделана в основном из древесной массы и асбеста, и была бы абсолютно бесполезна. Пожарные выходы скрывались драпировкой. Другие двери открывались внутрь, и их заклинило, когда люди бросились к ним.

В результате пожара строительство и нормы пожарной безопасности изменили, и все выходы должны быть теперь четко обозначены, а двери иметь возможность открываться наружу, но эта практика не работала на национальном уровне до пожара в Коллинвудской школе в 1908 году. Пожар в «Ирокезе» послужил причиной широкого внедрения «panic bar» (вы видели это тысячу раз, перекладины по ширине дверей, на которые нажимают, чтобы открыть дверь вместо ее выбивания). Panic bar были разработаны в Соединенном Королевстве в 1883 году после катастрофы, произошедшей там, и массовое производство в США началось после пожара. Теперь они входят в требования для строительства мест, где будет находиться много людей. – Из Википедии.

Примечания переводчика:

* гора Рашмор - гора в горном массиве Блэк-Хилс, юго-западнее города Кистон в Южной Дакоте, США. Гора известна тем, что в ее гранитной горной породе высечен гигантский барельеф высотой 18,6 метра, который является скульптурными портретами четырех президентов США: Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Теодора Рузвельта и Авраама Линкольна.
* кривая улица – самая кривая в мире улица, расположенная на Русском холме в Сан-Франциско. Называется Ломбард-стрит. 27% процентов занимают уклоны, а ограничение скорости составляет 8 км в час.
* Алькатрас – остров в заливе Сан-Франциско, который с 1861 по 1963 использовался как тюрьма. В настоящее время является музеем.
* http://en.wikipedia.org/wiki/Chocolate_chip_cookie_dough_ice_cream
* Аризона Даймондсбэк – бейсбольная команда, базирующаяся в Фениксе.
* Франклин – маленькая черепашка, персонаж мультсериала «Франклин и друзья».
* «Мавритания» (англ. RMS Mauretania) — британский пассажирский лайнер, принадлежавший компании «Кунард Лайн». В 1907 году лайнер установил рекорд скорости, завоевав «Голубую ленту Атлантики».
* Аутфилдеры – игроки в бейсболе. Всего их три: центральный, правый и левый.
* Сонет 116 – перевод М. Чайковского.
* drop the handkerchief – детская игра, заключающаяся в том, что дети садятся в круг, и один из них (не сидящий в кругу) ходит вокруг сидящих спиной к нему детей и в какой-то момент бросает платок за спиной одного из них. После этого он должен пройти/пробежать круг до этого человека, а тот должен его перегнать, когда заметит платок у себя за спиной. В случае если водящий успевает добежать первым, он занимает свободное место, а тот, кому он подкинул платок, становится водящим.
* Chicago 'L' – система подземного транспорта, обслуживающая Чикаго и семь из окружающих его пригородов.
* Vick's VapoRub – ментоловая мазь.