22 апреля 1813

Лорд Малфой знал, что жена его уже не спит. Она пришла в себя несколько дней назад. Знал, что она слышит его. И был уверен: даже если Гермиона не желает его присутствие рядом, ей придётся смириться.

Приходивший с визитом целитель сообщил, что жизнь её вне опасности. Горничная теперь помогала ей принимать ванну, меняла постельное бельё и одежду. Как-то Гермиону даже решили навестить друзья, но она в это время дремала, и её не стали беспокоить.

«Она не спит, так что пришёл мой час. Пожалуй, я вёл себя несколько бесцеремонно, усевшись прямо на кровать, но мы всё же муж и жена, так что ей придётся стерпеть и это».

Малфой погладил её руку, и Гермиона наконец взглянула на него.

— Я помню тот день в лесу, во время войны, — начал он.

Драко больше не смотрел на неё. Но, даже не сводя глаз со стены напротив, он чувствовал: Гермиона наблюдает за ним. Взгляд её, казалось, прожигал насквозь, касаясь измученной души.

— Вы пребывали в одиночестве, потому что Поттер и Уизли отправились разыскивать один из крестражей. Я не надеялся найти вас, но так уж случилось. Вы были поражены этой встречей не меньше моего, — внимательно взглянув на неё, спросил он: — Вы помните?

Наконец, после нескольких дней безмолвной, мучительной агонии, дней, когда Драко желал только одного: чтобы жена открыла глаза и заговорила с ним, она ответила. Голосом таким тихим, что он походил скорей на шёпот:

— Я не хочу вспоминать о вас.

Опёршись левой рукой о подушку, на которой покоилась её голова, лорд Малфой наклонился к самому лицу Гермионы и так же тихо шепнул в ответ:

— А я не хочу вспоминать о том, что вы меня так долго ненавидите… Однако, думаю, пришло время нам вместе кое-что воскресить в памяти. К тому же в данный момент вы не вольны решать: остаться здесь или покинуть это место, так что вам придётся выслушать меня.

---

30 июня 1812 года. Спустя несколько дней, в галерее английского поместья

— Скандал, просто скандал! Абсолютно неприлично! — негодовала Флёр, в то время как все присутствующие разглядывали картину, висевшую в галерее одного маггловского поместья, которое они удостоили визитом. — Женщина в такой откровенно вызывающей позе и ни намёка на хотя бы какой-то клочок одежды!

— Жаль, что она не может двигаться, как это делают изображения на волшебных портретах, — отозвался её шурин Джордж, многозначительно подтолкнув локтём свою невесту Кэти Белл.

Стараясь скрыть улыбку, Гермиона осторожно покосилась на него. Джордж довольно подмигнул ей, предложил невесте руку, и парочка, хихикая, удалилась прочь.

Мисс Грейнджер не считала картину неприличной. Она казалась ей чудесной и на самом деле представляла собой шедевр.

Вся их компания прибыла в это большое поместье на экскурсию, которая включала в себя и обширную галерею. В ней были выставлены статуи, бюсты, портреты и пейзажи. Гермиона неторопливо осматривала экспонаты и остановилась, чтобы полюбоваться на один из пейзажей. Этот жанр изобразительного искусства оказался ей особенно близок. Когда она была маленькой, ей нравилось придумывать разные истории к пейзажам, которые в беспорядке стояли и висели в коридорах поместья, принадлежавшего её семье. Особенно ей нравилось представлять себя внутри какой-нибудь картины: спрятавшейся за деревом, лежащей на холме или в долине, полной лилий. И придумывать истории…

Услышав в отдалении смех, Гермиона обернулась и ещё успела заметить, как Джордж и Кэти покидают галерею. Теперь она осталась в полном одиночестве, как и мечтала.

Хотя это огромное имение и находилось во владении магглов, многие маги и ведьмы часто приезжали сюда, поскольку Джастин Финч-Флетчли, сын нынешнего хозяина, графа Уэстлейка, учился вместе с Гермионой в Хогвартсе. В мире магглов он был известен под именем виконта Корнуэльского. Его отец часто открывал дом для посещения представителям магического мира, а в этот знаменательный день здесь должно было проходить обручение Джастина с ещё одной их однокурсницей — Хизер Норт. Гостей ожидали обед и гуляния в саду поместья с последующим балом вечером того же дня.

Таким образом, вся семья Уизли прибыла в Северный Камберленд с целью посетить бал. Они остановились в местной гостинице «У дикого вепря» вместе с Гарри и ещё несколькими однокурсниками. Почти поголовно Уизли были озабочены тем, что на балу будут присутствовать не только волшебники, но и магглы. Гермиона же радовалась тому, что находится здесь, потому что вскоре должны были пожаловать отец с мачехой, а она не видела их с тех пор, как уехала в Лондон.

Гермиона продолжала одиноко брести вдоль широкой белостенной галереи, и единственным звуком, эхом разносившимся по большой зале, был стук её каблуков по мраморному полу. Она сняла с головы шляпку, повесив её на руку, где та и раскачивалась на лентах-завязках в такт шагам. Гермиона остановилась возле ещё одного огромного пейзажа, на котором на фоне пурпурного восхода солнца было изображено поле фиолетовых цветов, а на заднем плане лиловели горы.

Мисс Грейнджер склонила голову набок и на несколько шагов отступила назад, почувствовав, что теряется перед этой грандиозной картиной. Она снова попыталась представить себя ребёнком и подумала, где могла бы спрятаться на этом полотне. Если бы она была лесной нимфой, то укрылась бы среди деревьев, если бы феей — в цветах, а русалкой нырнула бы в водопад.

Она оказалась настолько охвачена глубокой задумчивостью, что не заметила, как кто-то приблизился. Мужской голос, произнёсший за спиной:

— Слишком много фиолетового, как по мне, — буквально вырвал её из грёз наяву.

Потрясённая, она обернулась, вскинув руку к сердцу. Ленты развязались, и шляпка упала.

— Лорд Малфой? — ахнула она вместо приветствия. — Вы тоже приехали на свадьбу Джастина и Хизер?

— Ну, уж точно не для того, чтобы разглядывать здешние произведения искусства, — довольно сухо отозвался он.

Драко наклонился, но вместо того, чтобы вернуть головной убор хозяйке, снова завязал ленты и повесил шляпку себе на руку. Другую же любезно предложил мисс Грейнджер, и та вежливо опёрлась на неё.

— Замечательная художественная галерея, — заметила Гермиона, когда они двинулись дальше.

Где-то глубоко внутри она чувствовала некоторую обеспокоенность тем, насколько интимно её ладонь касалась его руки, ведь они оба были без перчаток.

«Однако он сам предложил… Я не могла отказаться — это было бы неприкрытой грубостью, так ведь?»

Они остановились, желая подробнее рассмотреть большой бюст какого-то довольно некрасивого мужчины. Драко не удалось подавить короткий смешок, что побудило Гермиону предположить:

— Надеюсь, он выполнен не с натуры.

Насмешливо взглянув на неё, лорд Малфой ухмыльнулся.

— Как бы ни хотелось мне надеяться на то же самое, полагаю, что всё именно так и есть. Слишком заметно семейное сходство с виконтом.

Гермиона попыталась скрыть усмешку, но, не сдержавшись, улыбнулась.

— Нос. У Джастина точно такой же нос. Должно быть, это какой-то его дальний родственник.

Отпустив её руку, Драко подошёл ближе к висевшему рядом портрету. Он наклонился вперёд, чтобы рассмотреть его ближе, и дотронулся до богатой золочёной рамы. Побарабанив по ней пальцами, изрёк:

— Ну, вот ещё один образчик скверной мазни.

Гермиона, приблизившись, встала рядом, и лорд Малфой чрезвычайно остро почувствовал, что их обнажённые ладони соприкоснулись. Упрямо вздёрнув подбородок, она возразила:

— На этот раз я с вами не согласна, сэр. Это чудесная картина. Смотрите, вдалеке виднеется домик... Думаю, там живёт девочка. Одинокая, но счастливая.

— Вот как, мисс Грейнджер? — он взглянул на неё, приподняв бровь. — А что вы скажете о тех странных невнятных тенях справа от коттеджа? Признайте же: они уродливы.

— Полагаю, эти «тени» называются деревьями, лорд Малфой, — снисходительно пояснила она. — Возможно, за одним из них прячется друг той девочки. Он ждёт, когда можно будет подойти к дверям и позвать её на улицу, играть. Но он должен дождаться, пока мачеха отлучится на организованный в их парке приём.

Драко удивлённо рассмеялся.

— И вы придумали эту историю, лишь взглянув на картину? Мне кажется, это больше похоже на сказку, чем на описание произведения искусства. Должно быть, вы любите сказки?

Он намеренно использовал слово «сказки», несмотря на то, что не был уверен, почему сделал это… Хотя нет, Драко знал… Ему хотелось, чтобы Гермиона догадалась: он и есть тот самый разбойник с большой дороги…

«Хотя зачем бы мне желать чего-то подобного, если в то же самое время я всячески пытаюсь скрыть этот факт от неё?»

— Да, у вас получилась очень милая сказка.

— Я всего лишь высказала предположение, сэр, — возразила она, пожимая плечами.

— Ах, да, вы хороши и в том, и в другом, — загадочно отозвался лорд Малфой.

Мисс Грейнджер повернулась, чтобы бросить на него хмурый взгляд, и он тут же уточнил:

— Я только хотел сказать, что вы слишком быстро строите предположения, которые в итоге оказываются ближе к сказкам, чем к реальности.

— Ну, разве не приятный у нас получился тет-а-тет? — саркастически поинтересовалась Гермиона.

Он чуть развернулся, собираясь отойти от картины, пропустил её вперёд и пояснил:

— Не поймите меня неправильно, сударыня. Мне очень понравилась эта история. Однако, ваши предположения — как раз то, без чего я всегда мог обходиться.

— Я решила игнорировать вас, поэтому вы вольны покинуть меня прямо сейчас, не стесняйтесь, — перебила мисс Грейнджер, останавливая его взмахом руки: не собиралась она спорить с этим мужчиной о чём-то, что касалось прошлого.

Вскоре они наткнулись на ещё одну огромную картину, изображавшую пастбища в жёлтых и золотистых тонах. Гермиона остановилась рассмотреть её подробней и как всегда склонила голову набок.

Лорд Малфой встал за её спиной. Он и раньше наблюдал за ней издали и в очередной раз отметил, что она всегда подобным образом изучает интересующие её объекты. Он стоял совсем близко, поэтому, опустив взгляд, заметил, что кудри её собраны в небрежную причёску, а несколько локонов выбились и свисали вдоль стройной обнажённой шеи. Одна особенно длинная прядь легко касалась плеча. Этот вырвавшийся на свободу завиток гипнотизировал Драко: хотелось протянуть руку и коснуться его, накрутить на палец…

На ней было белое муслиновое платье и кружевная шаль, державшаяся на сгибах локтей и ниспадавшая красивыми складками почти до пола. Мисс Грейнджер указала на что-то на картине и начала болтать какую-то чепуху о цветах и оттенках, но Малфой словно оглох. Он не слышал ни слова: взгляд его был прикован лишь к ней. Драко уже собирался сказать, что самый великолепный экспонат этой галереи меркнет в сравнении с её красотой, как вдруг очнулся от наваждения и невероятным усилием удержал язык за зубами. Вместо этого он закрыл глаза и вдохнул её аромат… Она пахла божественно...

Гермиона ощутила, как шеи коснулось его дыхание. Закрыла глаза и почувствовала приятный запах одеколона и чего-то ещё. Лорд Малфой стоял слишком близко. Настолько близко, что ей захотелось развернуться и положить руки ему на грудь. Пристально посмотреть в глаза. Увидеть, как он улыбается: по обыкновению насмешливо и чуть свысока.

«Чего он добивается? Как мне следует себя вести? Почему чувства, которые я так долго подавляла, вспыхнули с новой силой? И, наконец, почему он находится здесь и сейчас, в этой галерее, со мной?»

Она почувствовала, что шаль соскальзывает вниз, и только успела повернуть голову, как увидела, что Драко уже наклонился и подбирает её с пола.

Накинув шаль ей на руку, он скользнул пальцами по обнажённой коже, надёжно укладывая ткань в изгиб локтя. Изумлённо развернувшись, мисс Грейнджер взглянула на него: он всё ещё держал её шляпку. К ещё большему удивлению Гермионы, лорд Малфой протянул руку и, коснувшись плеча, смахнул выпавший из причёски локон. Она задохнулась от подобной фамильярности и так растерялась, что смогла лишь смущённо промямлить:

— Можете вернуть мою шляпку, сэр.

Он задумчиво покачал ею взад-вперёд.

— О, я не так уж и устал нести эту вашу вещицу, сударыня. Хотя, наверное, всё-таки стоит взять с вас плату за столь тяжёлую ношу.

Гермиона тут же пришла в себя и раздражённо закатила глаза.

— Неужели?

— Да, я требую платы за то, что работаю вашим вьючным мулом. Думаю, извинения будет достаточно, — лукаво заявил он. — Вы ведь уже произносили его на балу прошлой ночью, но потом отказались от своих слов. Могу добавить: несправедливо отказались. Вероятно, вы приберегли его для подходящего случая? Так вот… Этот случай наступил. Я хотел бы получить то, что заслужил.

— Ах, да… Извинение… — медленно повторила она. — Как вы уже сказали, я произнесла его в тот вечер, а потом справедливо забрала назад. Всё это случилось, и я не вижу никаких весомых оснований изменить своё решение и повторно извиниться.

Кинув укоризненный взгляд, мисс Грейнджер отошла от него и, чтобы отвлечься, стала разглядывать статую женщины в греческом платье, опиравшуюся на низкую колонну. Она протянула руку, чтобы прикоснуться к прохладному мрамору. Ниспадающее замысловатыми складками платье было выполнено столь реалистично, что Гермионе пришлось коснуться его: хотелось убедиться, что оно и в самом деле изваяно из камня.

— Я сразу должен был догадаться, что вы откажетесь от своих извинений. Вы ведь часто меняете предпочтения и чувства, не так ли, сударыня?

Услышав столь бесстыдное заявление, очерняющее её моральные устои, мисс Грейнджер возмущённо уставилась на него и заявила:

— Чтобы доказать вам, сэр, что у меня имеется характер, и что я не отступаю от своих принципов, вновь приношу вам свои извинения. Те, которые забрала ранее. Я хотела извиниться за то, что мы неподобающим образом закончили наши отношения два года назад. Я сурово отнеслась к вам и, возможно, поспешила, несправедливо осудив.

В волнении она обогнула статую, касаясь её рукой. Теперь мраморная фигура стояла между ними, словно отделяя друг от друга.

Бесстрастно глядя на неё, лорд Малфой холодно спросил:

— И чем же я обязан столь резкой перемене? Если память меня не подводит, в последний наш серьёзный разговор два года назад вы, дорогая леди, назвали меня трусом. Вы полагали, что я предал вас, сдал в руки тётушке и Тёмному Лорду. Что же, скажите на милость, заставило вас изменить своё мнение? Я бы очень хотел знать. С чего вы вдруг вздумали извиниться в тот самый первый раз, на балу?

Он вдруг показался Гермионе чрезвычайно разозлённым, хотя она знала: именно ей следовало возмущаться! Он не просто явился в эту же галерею, но ещё и задавал провокационные вопросы!

Она не хотела признаваться, что подслушанная в дамской комнате сплетня переменила её чувства к этому мужчине. Потому что и сама не была совершенно уверена в том, что именно это послужило причиной. Гермионе даже показалось: подобное изменение скорей всего вызвано тем, что её голова и сердце в последнее время непозволительно часто были заняты мыслями о лорде Малфое. А подобные раздумья были прямым результатом её нынешних чувств ещё к одному мужчине: разбойнику в маске.

«Сама себя не понимаю и вряд ли смогу что-то объяснить ему… Слишком много всего смешалось и переплелось в моей жизни, став единым целым».

Она промолчала, а Драко продолжил:

— Я помню, сударыня, как два года назад упрашивал вас верить мне, но вы сказали, что не поверите ни единому моему слову.

— И я припоминаю, сэр… Вы не столько просили меня подумать о чувствах и верить вам, сколько молили о прощении! Именно это и убедило меня в том, что вы виновны! — заносчиво возразила она.

Фальшиво рассмеявшись, лорд Малфой процедил:

— Мы, кажется, помним одни и те же события совершенно по-разному.

— В любом случае, — начала Гермиона, — теперь я снова хочу забрать мои извинения, сэр. Я вдруг решила, что это вы должны извиниться передо мной!

Запрокинув голову, он издевательски расхохотался, а затем стремительно обогнул статую и, оказавшись совсем близко, пренебрежительно взглянул на Гермиону сверху вниз.

— И за что же, позвольте спросить, я должен извиниться перед вами, сударыня?

— За те слова, что говорили обо мне друзьям на балу! — напомнила она.

— Вы имеете в виду — за ту правду, что я сказал им? Ту, о которой вы узнали, потому что подслушивали? За эти слова? Я никогда не извиняюсь за правду, Гермиона.

— Нет, сэр! — выкрикнула она, бросаясь навстречу. — Не думаю, что вы имеете право употреблять в одном предложении моё имя и грубые, жестокие слова, что вы говорили! Вы всегда были высокомерным снобом и до сих пор таким остались! Я принесла извинение по доброте душевной, и вот как вы приняли его?

— Вы имеете в виду то извинение, в котором просто отказались от своего собственного ужасного мнения обо мне? Второй раз, прошу заметить! Это вы считаете извинением?.. Кроме того, кто сказал, что я принял его, леди? Ничего подобного, уверяю вас!

И он развернулся, чтобы уйти прочь из этого опостылевшего места, а Гермиона растерянно застыла на месте.

«Этот мужчина бесит меня! Почему он вдруг так разозлился? Я же извинилась! И за то, что нагрубила ему, и за то, что ошибалась на его счёт, а он, похоже, лишь разозлился ещё сильней, потому что я не поверила ему ещё тогда, два года назад! Но я ведь сказала, что верю ему сейчас, что же его не устраивает?»

По какой-то причине перестук его сапог по полу настолько разозлил её, что она, не сдержавшись, выкрикнула:

— Беру назад свои извинения! Я окончательно утвердилась в первоначальном мнении о вас! Вы трус, сэр! Вам не хватило смелости ни принять мои извинения, ни признать то, что сами должны извиниться! Вы ужасный, отвратительный человек! Мне, видимо, стоит поучить вас хорошим манерам!

Лорд Малфой развернулся и настолько быстро бросился назад, что мисс Грейнджер испугалась и, стремительно оббежав вокруг статуи, снова укрылась за ней. Остановившись перед мраморной фигурой, он ткнул в сторону Гермионы пальцем и выпалил:

— Вы, леди, последняя женщина на земле, которую я когда-либо попрошу научить меня чему-нибудь, будь я проклят!

Её затрясло. От негодования, не от страха!

«Отчего вдруг его гнев вспыхнул так быстро? И почему этому мужчине быстрей кого бы то ни было удаётся вытащить из меня всё самое худшее?»

Драко медленно начал обходить статую, пытаясь приблизиться к ней, она так же медленно отступала, пятясь к стене, пока не оказалась под тем самым огромным пейзажем, выполненным в фиолетовых тонах. Он приблизился, тяжело дыша, гневно раздувая крылья носа и плотно сжимая губы в тонкую линию.

Гермиона смотрела на него снизу вверх, но дерзко задрав подбородок и всем видом выказывая открытое неповиновение. Он же, нарочито медленно прикрыв веки, поднял руку. Быстро отвернув лицо, она зажмурилась, и Малфой оказался потрясён, когда открыл глаза.

— Решили, что я хочу ударить вас, сударыня? Невысокого же вы обо мне мнения. Я бы никогда не ударил женщину, тем более вас!

От возмущения у него перехватило дыхание, и Гермиона медленно повернулась к нему.

«Как я могла позволить себе испугаться его? Как он смог заставить меня почувствовать страх?»

Драко попытался вернуть самообладание и заявил:

— Ваше извинение — всего лишь ложь и притворство. Вы попросили прощения не потому, что поверили моим словам, а потому, что эгоистично желали успокоить собственную совесть. Вы сделали это, чтобы облегчить своё бремя, не моё.

Она снова прикрыла глаза: казалось, слёзы выжигают их изнутри. Услышав его глубокое дыхание, Гермиона почувствовала, как оно касается её лица… Малфой оказался вдруг слишком близко…

Наконец, она решилась взглянуть на него. Его рука всё ещё висела в воздухе, но Драко тут же опёрся ею о стену возле головы Гермионы (собственно это он и собирался сделать с самого начала). Пальцами второй он вновь коснулся непослушного локона.

Секунды шли, а он по-прежнему не отводил взгляда. Рука его слегка потянула вьющуюся прядь, затем отпустила, и Малфой наконец заговорил напряжённо и глухо:

— Ваше извинение напомнило мне, что я хотел просить о том же. Но не из чувства вины. Что бы вы обо мне ни думали, знайте, я никогда не прошу прощения только лишь из-за вины перед кем-то. Если мои слова, сказанные друзьям прошлым вечером, задели ваши чувства, тогда я искренне сожалею. Я солгал, Гермиона. И эту ложь вызвали вы. Тем, что причинили мне боль. Найдите смелость признать свою долю вины… Хотя я всё равно сожалею…

Он снова коснулся завитка волос и туго накрутил его на палец.

— Вы просите прощенья за те слова, что сказали друзьям? Или сожалеете о том, что я их услышала? Или, что ещё хуже, извиняетесь за то, что действительно так обо мне думаете? За что именно я должна вас простить? — отважилась спросить Гермиона.

Изо рта его вырвался напряжённый смешок.

— Вы так безжалостны, мисс Грейнджер… — упрекнул он, хотя гнев его несколько поутих, а на губах появилась слабая, вымученная улыбка. — Вы жестоки оттого, что, как никто другой, видите меня насквозь. Настоящего. Даже когда отказываетесь признать правду, стоящую прямо перед вами. Я создавал себе репутацию в течение нескольких лет. И за ней никто никогда не сможет разглядеть меня настоящего. Но вы видите меня так ясно, что моя маска разлетается на миллион осколков. Вы правы во всех трёх предположениях, сударыня. Повторюсь: вы всегда отличались тем, что видели меня насквозь. А я этого просто не выношу.

Повелевавший им ранее гнев теперь, когда Драко смотрел в эти бездонные, вопрошающие, золотисто-карие глаза, постепенно истаивал.

Он только сейчас понял, что всё ещё держит в руке её локон, и выпустил его из пальцев, хотя и с сожалением. Он снова опёрся обеими руками о стену поблизости от её лица. Склоняясь всё ниже, Малфой прикрыл глаза и вдохнул так глубоко, как только смог.

— Почему? Почему даже ставшая для всех привычной маска не мешает вам узнать меня, если никому другому это не под силу? Зачем вам это?

Он оторвал правую руку от стены и скользнул большим пальцем по её лицу, очертив линию подбородка, а раскрытую ладонь прижав к шее. Затем опустил голову ещё ниже, и его губы скользнули по мягкой коже ниже челюсти, там, где неровно и часто бился пульс.

Тело её трепетало… Сражённая непозволительной близостью и интимностью прикосновений, Гермиона дрожала как в лихорадке. Он потянулся к ней, замер, уже почти касаясь губами губ, и, вдохнув её пьянящий аромат, легко прижался к вожделенному рту. Измученный воспоминаниями, Драко страстно желал целовать эти губы снова… Он так долго мечтал об этом одинокими ночами и наполненными безысходностью днями…

Оттолкнувшись от стены второй рукой, он обвил ею талию мисс Грейнджер. И сделал это вовремя: у неё подкашивались ноги. Оборвав то, что нельзя было назвать даже поцелуем (ведь всё закончилось, толком не начавшись), он прошептал:

— Простите все мои грехи, Гермиона. Это всё, чего я когда-либо действительно хотел... Вашего истинного, искреннего прощения…

В изнеможении качнув головой, мисс Грейнджер из последних сил упёрлась руками в широкую, твёрдую грудь. Как будто не расслышав просьбы, она оттолкнула его и метнулась к ближайшему выходу.

Малфой уткнулся лбом в стену рядом с картиной и заметил, что её шляпка по-прежнему висит на его руке. Тогда он выпрямился и кое-что решил для себя:

«Два года назад я отпустил её слишком легко. Хотя должен был заставить её поверить мне. Но больше я не повторю ошибки. В этот раз я не отступлюсь, и у неё не будет другого выхода, кроме как сдаться на милость победителя».