– Агрх, она ничего не знает о машинах, – простонала Розали, сейчас, когда речь зашла о её машине, она уделяла больше внимания рассказу.

- Это БМВ, - он закатил глаза, не глядя на меня, стараясь выехать, не передавив кого-нибудь из энтузиастов-автолюбителей. Я кивнула – такую марку я знаю.
- Ты все еще злишься? – спросил он, осторожно маневрируя в потоке машин.
- Именно.
Он вздохнул:
- Ты простишь меня, если я извинюсь?
- Возможно…если ты сделаешь это искренне. И если пообещаешь не делать так больше, - настояла я.

– Ни за что, – рассмеялся Эдвард.

Он быстро сообразил.
- Как насчет этого – я искренне извинюсь, и я соглашусь доверить тебе руль в субботу? – все равно не желает соглашаться.

– Агрх, это ужасно, но все равно лучше альтернативы, – вздохнул Эдвард.

Я поразмыслила и решила, что это лучше предложение, на которое я могу рассчитывать.
- Договорились.
- Тогда мне очень жаль, что я расстроил тебя, - его глаза одно долгое мгновение буквально лучились искренностью – мое сердце в этот момент перестало биться, – а затем снова стали хитрыми. – И я буду у твоего порога ясным ранним субботним утром.
- Эм-м, ситуация с Чарли явно не улучшится, если на подъездной дорожке окажется неизвестно откуда взявшийся «вольво».

– Как будто мне он нужен, – сказал Эдвард с издевкой.

Его улыбка стала снисходительной.
- Я не планировал брать машину.
- Как…?
Он прервал меня.
- Не волнуйся насчет этого. Я буду там, без машины.
Я не стала расспрашивать. У меня был более интересный вопрос.
- «Позже» уже наступило? - многозначительно спросила я.

– Ей всегда нужно поднимать щекотливые темы? – простонал Эдвард.
– Она любопытная, – сказал Эммет. – И это мне в ней нравится.
– Я знаю, что нравится, – Эдвард свирепо посмотрел на брата.

Он нахмурился.
- Полагаю, что да.
Я сделала вежливое выражение лица, ожидая продолжения.
Он остановил машину. Я обернулась, удивленная – конечно мы уже были у дома Чарли, припарковались прямо за пикапом. Ездить с ним вместе было легче, если только смотреть по сторонам уже после того, как приедем.

– Значит, мне придется отвлекать ее всегда, когда мы будем ездить вместе, – улыбнулся Эдвард.

Когда я повернулась к нему, он испытующе смотрел на меня.
- Ты все еще хочешь знать, почему ты не можешь смотреть, как я охочусь? – он казался крайне серьезным, но мне показалось, что в его глазах я заметила искорки смеха.
- Ну, - с облегчением сказала я, – больше меня интересовала твоя реакция.
- Я напугал тебя? – да, он точно смеялся.
- Нет, - солгала я. Но он на это не купился.
- Я извиняюсь за то, что напугал тебя, - настаивал он с легкой улыбкой. Но затем все подколки исчезли – он стал серьезен. – Просто одна только мысль о том, что ты будешь там…когда мы охотимся, - он сжал зубы.
- Плохая?
Он говорил сквозь зубы.
- Чрезвычайно.
- Потому что…?
Он сделал глубокий вдох и посмотрел в окно на густые серые тучи, которые почти осязаемо придавливали к земле.
- Когда мы охотимся, - он говорил медленно и неохотно, - мы отдаем себя под контроль собственных инстинктов, ощущений. Особенно это касается нашего обоняния. Если ты будешь где-либо рядом со мной, когда я потеряю контроль…, - он потряс головой, все еще угрюмо глядя на тяжелые облака.
Я контролировала выражение своего лица, ожидая, что скоро последует быстрый взгляд его глаз, чтобы судить о моей реакции. Мое лицо ничем меня не выдавало.

– Это раздражает, – сказал Эдвард. – Каким образом я узнаю, что она думает, если она никак не реагирует.
– Думаю, в этом вся цель, – рассмеялась Элис.
– Знаю, – сказал Эдвард. – Но… это все равно раздражает.

Но наши глаза встретились, и тишина стала еще глубже – и изменилась. Разряды электричества, которые я уже успела почувствовать сегодня, начали заряжать воздух между нами, пока он неотрывно смотрел в мои глаза. Это продолжалось до тех пор, пока моя голова не начала кружиться – и я поняла, что не дышу.

– То, как она на меня реагирует, не очень полезно для её здоровья, не так ли? – спросил Эдвард.
– Не совсем, но сомневаюсь, что тебя это остановит, – улыбнулась Элис.

Я судорожно вдохнула, разрушив тишину и неподвижность. Он прикрыл глаза.
- Белла, я думаю, что тебе пора идти в дом, - его низкий голос прозвучал резко, он снова смотрел на облака.
Я открыла дверь, и волна ледяного воздуха, ворвавшаяся в салон, привела меня в чувство. Боясь споткнуться в этом одурманенном состоянии, я осторожно вышла из машины и закрыла за собой дверь, не оглядываясь. Тихий шум автоматически открывающегося окна заставил меня обернуться.
- И, Белла? – позвал он меня, как ни в чем не бывало, склонившись к открытому окну с неуверенной улыбкой на губах.
- Да?
- Завтра моя очередь.

– Отлично, наконец, я узнаю ее лучше, – сказал довольный Эдвард, явно горя желанием узнать о ней все, и чем скорее, тем лучше.

- Твоя очередь для чего?
Он улыбнулся шире, сверкнув белоснежными зубами.
- Задавать вопросы.
И уехал. Машина на полной скорости проехала вдоль по улице и исчезла за углом прежде, чем я смогла собраться с мыслями. Я улыбалась, пока шла к дому. Очевидно - он планировал увидеться со мной завтра, если, конечно, ничего не случится.
Эдвард снился мне в ту ночь – как и обычно. Однако теперь в моем подсознании тоже все изменилось. Сон был наполнен тем же электричеством, которым был заряжен день, и я дергалась и ворочалась, часто просыпаясь. Было уже раннее утро, когда я, совершенно измучившись, наконец, смогла погрузиться в сон – без сновидений.
Проснувшись, я все еще чувствовала усталость – и вместе с тем нетерпение. Я натянула коричневую водолазку и неизбежные джинсы, вздыхая о своих майках и шортах.

– В действительности ей этого не хочется, – уверенно сказал Эммет.
– Кажется, что хочется, – сказал Эдвард, сбитый с толку глупой ухмылкой брата.
– Но тогда бы ей пришлось отказаться от тебя Эдди, а мы все знаем, что она этого никогда не сделает, – рассмеялся Эммет, а Эдвард закатил глаза.

Завтрак прошел как обычно тихо, как я и ожидала. Чарли жарил для себя яичницу, я съела миску хлопьев. Интересно, помнит ли он о моих планах на эту субботу. Он ответил на мой невысказанный вопрос, когда встал из-за стола, чтобы положить тарелку в раковину.
- Насчет субботы…, - начал он, открывая кран.
Я вздохнула.
- Да, пап?
- Ты все еще собираешься в Сиэтл?
- Так планировалось, - я поморщилась, надеясь, что он не станет уточнять, и мне не придется говорить полуправду.

– Она должна сказать ему, – сказали Эдвард и Эсме одновременно.

Он вылил немного моющего средства на тарелку и начал мыть ее губкой.
- И ты уверена, что не успеешь вернуться, чтобы успеть на танцы?
- Я не иду на танцы, пап, - я бросила на него сердитый взгляд.
- Тебя никто не пригласил? – спросил он, пытаясь спрятать беспокойство, сосредоточенно споласкивая тарелку.

– Несколько парней пригласило, – рассмеялся Эммет, вспоминая те моменты.

Так, минное поле я прошла.
- Приглашают девушки.

– Умно, – сказал Эммет, все еще усмехаясь.

- О, - он нахмурился, вытирая посуду.
Я сочувствую ему. Должно быть, это трудно – быть отцом: жить в страхе, что твоя дочь встретит парня, который ей понравится, и волноваться, если этого не происходит. Как это было бы ужасно, с содроганием подумала я, если бы у Чарли появилось хотя бы малейшее представление о том, кто понравился мне.

– Было бы весело, – снова усмехнулся Эммет.

Чарли ушел, помахав на прощание, и я поднялась наверх, чтобы почистить зубы и собрать свои книги. Когда я услышала, как отъехала патрульная машина, я знала, что ждать мне нужно не больше пары секунд, прежде чем выглянуть в окно. Серебристая машина уже была там, на месте, где Чарли обычно парковал свою машину. Я вприпрыжку сбежала вниз по лестнице и выскочила за дверь, думая о том, как долго будет продолжаться эта странная рутина. Не хочу, чтобы она заканчивалась.

– Тогда убедись, чтобы она не закончилась, – сказал повеселевший Эдвард.

Он ждал в машине, и, кажется, не смотрел, как я хлопнула входной дверью, не потрудившись запереть ее на замок. Я подошла к машине, немного повозилась, прежде чем смогла открыть дверь, и села внутрь. Он улыбался, был расслаблен и – как и всегда, - идеален и красив до такой степени, что не смотреть на него было почти мукой.
- Доброе утро, - голос был бархатным. – Как ты себя чувствуешь сегодня? – его глаза внимательно изучали мое лицо, как будто его вопрос был чем-то большим, чем просто вежливость.
- Хорошо, спасибо, - я всегда чувствовала себя хорошо – намного больше, чем хорошо, – когда была рядом с ним.
Его взгляд остановился на кругах под моими глазами.
- Выглядишь усталой.
- Не могла уснуть, - призналась я, автоматически перебрасывая волосы через плечо, чтобы обеспечить себе что-то наподобие укрытия.
– Как и я, – улыбнулся Эдвард.
- Как и я, - поддразнил он, заводя мотор. Я начала привыкать к тихому урчанию двигателя. Уверена, что рев моего пикапа напугает меня, когда я снова сяду за руль.

– Еще причины для того, чтобы забирать ее по утрам, – кивнул сам себе Эдвард.

Я рассмеялась.
- Похоже, что это так. Полагаю, я спала лишь чуть больше, чем ты.
- Готов поспорить, что это так.
- Так что ты делал прошлой ночью?
Он засмеялся.
- Бесполезно. Сегодня моя очередь задавать вопросы.

– Мне кажется, что это не главная причина, почему мне не хотелось отвечать на ее вопрос, – сказал Эдвард.
– Что ж ты тогда делал? – хитро ухмыльнулся Эммет. – Ничего неприличного, надеюсь.
– Может и делал, – ответил Эдвард, уголки его губ дрогнули. – Хотя конечно, я не уверен.

- О, верно. Что ты хочешь знать? – я нахмурилась. Не могу представить хоть что-либо касающееся меня, что могло бы его заинтересовать.

– Мне интересно все, что касается ее, – возразил Эдвард.

- Какой твой любимый цвет? – спросил он с серьезным лицом.

– Такой простой вопрос, – вздохнул Эммет. – Неинтересно.
– Наверное, он пытается помочь ей расслабиться, перед тем, как спрашивать важные вопросы, – сказала Элис.
– Нет, я хочу знать о ней все, – уверенно заявил Эдвард. – Хотя, возможно, в какой-то мере Элис права.

Я закатила глаза.
- Он меняется каждый день.

– Не совсем простой ответ, – усмехнулся Эммет. – Возможно, у нее выйдет сделать эти вопросы развлекательным процессом.

- Твой любимый цвет сегодня? – он был непроницаем.
- Наверное, коричневый, - как правило, я одеваюсь под настроение.
Он фыркнул, отставив всю серьезность.
- Коричневый? – скептически спросил он.
- Конечно. Коричневый – теплый. Я скучаю по коричневому. Все, что должно быть коричневым – стволы деревьев, камни, земля – здесь покрыто какой-то зеленью, - пожаловалась я.

– Очень развлекательно, – рассмеялся Эммет.

Похоже, моя тирада его впечатлила. Он раздумывал пару секунд, глядя мне в глаза.
- Ты права, - решил он, снова посерьезнев. – Коричневый – теплый.
Он протянул руку, все еще колеблясь, и перебросил мои волосы назад через плечо.

– Молодец, братишка, – сказал Эммет, ударяя Эдварда кулаком в плечо.

Мы уже были у школы. Аккуратно припарковавшись, он снова повернулся ко мне.
- Какая музыка у тебя сейчас в плейере? – спросил он. Его лицо было мрачным, как будто он просил меня покаяться в убийстве.
Я поняла, что так и не вытаскивала тот диск, который подарил мне Фил. Когда я сказала название группы, он коварно улыбнулся с каким-то странным выражением в глазах. Он открыл бардачок под cd-плейером в машине, вытащил один из 30 (или около того) дисков, который теснились в маленьком пространстве, и протянул его мне.
- Дебюсси ради этого? – он приподнял бровь.
Это был точно такой же диск. Я рассматривала знакомую обложку, не поднимая глаз.
Все продолжалось в том же духе до конца дня. Пока он провожал меня на литературу, когда встречал меня после испанского, в течение всего ленча, он неустанно расспрашивал меня о любой, даже самой незначительной детали моего существования.

– Агрх, она не будет говорить о них в книге, – простонал Эдвард. – Я хочу услышать вопросы и ответы!
– Ой, у нашего малыша Эдди приступ гнева, – проворковал Эммет.
– Заткнись, – злобно прорычал Эдвард.

Фильмы, которые мне нравятся, и которые я ненавижу, несколько мест, где я была и множество мест, куда хотела бы поехать, и книги – бесконечное множество книг.
Я не могла вспомнить последний раз, когда говорила так много. Даже больше, чем всегда, я чувствовала себя смущенной, уверенная в том, что ему это скучно. Но абсолютная заинтересованность в его лице, и еще этот бесконечный поток вопросов заставляли меня продолжать. Большая часть вопросов были простыми, только лишь несколько из них заставили меня слегка покраснеть. Но когда я краснела, это вызывало новый круг вопросов.
Как в тот раз, когда он спросил мой любимый полудрагоценный камень, и я сболтнула топаз, не подумав.

– Почему она от этого покраснела? – спросил озадаченный Эдвард.
Спустя несколько секунд Элис рассмеялась и сказала с трудом, – Это цвет твоих — ну, наших — глаз после охоты.
– О, – нелепо улыбнулся Эдвард.

Он придумывал вопросы с такой скоростью, что я чувствовала себя так, будто прохожу один из психотестов, когда нужно говорить первое слово, которое придет в голову. Я была уверена, что он бы продолжил задавать вопросы из одному ему известного списка, если бы я не покраснела. Покраснела я потому, что до совсем недавнего времени моим любимым камнем был гранат. И было невозможно, глядя прямо в его глаза цвета топаза, не вспомнить причину этой перемены. И, конечно же, он бы не успокоился, пока я не призналась, что меня смутило.
- Скажи мне, - наконец скомандовал он, после того, как все его уговоры оказались тщетны (только потому, что я старательно избегала смотреть ему в лицо).

– Черт, она знает, как избежать моего принуждения, – надулся Эдвард.

- Это цвет твоих глаз сегодня, - сдаваясь, вздохнула я, глядя вниз и наматывая на палец прядь волос. – Думаю, если бы ты спросил у меня пару недель тому назад, я бы назвала оникс. – Я сказала больше, чем следовало в приступе честности, и теперь переживала, что спровоцирую странный гнев, который вспыхивал всякий раз, когда я оступалась и чересчур ясно давала понять, насколько сильно схожу по нему с ума.

– Гнев? Мне приятно! – усмехнулся Эдвард.

Но он раздумывал совсем недолго.
- Какие цветы ты предпочитаешь? – выпалил он.
Я с облегчением вздохнула, и сеанс психоанализа продолжился.

– Хотя бы скажи мне цветок, – снова простонал Эдвард.
– Сочувствую, брат – усмехнулся Джаспер.

На биологии снова начались сложности. Эдвард продолжал свой допрос до прихода мистера Баннера, который снова принес с собой видеосистему. Когда свет погас, я заметила, что Эдвард отодвинул свой стул чуть дальше от меня. Не помогло. Как только комната погрузилась в темноту, я почувствовала те же электрические искры, то же неумолимое желание протянуть к нему руку и коснуться его холодной кожи, как и вчера.
Я опустила голову на скрещенные руки, пальцы вцепились в край столешницы, пытаясь перебороть одолевающее меня безотчетное страстное желание. Я не смотрела на него, боясь, что если он посмотрит в ответ, контролировать себя станет намного труднее. Я честно пыталась сосредоточиться на фильме, но к концу урока не имела понятия, что только что смотрела. Когда мистер Баннер включил свет, я наконец-то смогла вздохнуть с облегчением и посмотрела на Эдварда. В его глазах было какое-то противоречивое выражение.
Он молча встал и замер, ожидая меня. Мы шли к спортзалу в тишине, как и вчера. И, как и вчера, он, не говоря ни слова, коснулся моего лица – в этот раз тыльной стороной своей холодной руки, от виска до подбородка – прежде чем развернулся и ушел.
Физкультура прошла быстро, пока я наблюдала за одиночным выступлением Майка по игре в бадминтон. Он не говорил со мной сегодня, то ли из-за отсутствующего выражения моего лица, то ли из-за нашей вчерашней размолвки. Где-то в дальнем углу подсознания меня это расстраивало, но я сосредоточиться на этой мысли не получалось.

– Тебе вообще не следует о нем думать, – пробормотал Эдвард.

После занятия я заторопилась в раздевалку, вздыхая от облегчения, зная, что чем быстрее я соберусь, тем быстрее снова встречусь с Эдвардом. Спешка делала меня еще более неуклюжей, чем обычно,

Эммет широко улыбнулся.

но, в конце концов, я выскочила за дверь, и почувствовала невероятное, опьяняющее ощущение свободы, увидев его снова. Широкая улыбка автоматически появилась на моем лице. Он улыбнулся в ответ, прежде чем снова преступить к своему перекрестному допросу.
Вопросы теперь изменились, но ответить на них было отнюдь не легче. Он хотел знать, по каким именно вещам я скучаю, потребовал подробные описания того, что не было ему знакомо. Мы сидели перед домом Чарли часами, пока продолжало темнеть небо, и затем хлынул шквалом дождь.
Я пыталась описать множество совершенно невероятных вещей, таких, как запах креозота – горький, слегка смолистый, но все равно приятный, высокий, пронзительный стрекот цикад в июле, распускающиеся почки на деревьях, бесконечное бело-голубое небо, простирающееся вдоль линии горизонта, низкие горы, покрытые пурпурной вулканической породой. Труднее всего было объяснить, почему все это казалось мне таким прекрасным – доказать красоту, которую не портит редкая, колючая растительность, большую часть времени кажущаяся полумертвой; красоту, больше связанную с уязвимым, незащищенным земным ландшафтом с неглубокими чашами долин среди отвесных холмов, омываемых солнцем. Я заметила, что много жестикулирую, пытаясь описать ему все это.

– Кажется, ей и вправду нравится Феникс, – вздохнул Эдвард, зная, что если она будет с ним, то никогда не сможет туда вернуться.

Его спокойные, деликатные вопросы позволили мне говорить свободно, в тусклом (из-за шторма) свете я совершенно забыла о своем смущении из-за того, что «монополизировала» разговор. В конце концов, когда я закончила описывать свою комнату дома в Фениксе, он продолжал молчать, вместо того, чтобы задавать следующий вопрос.
- Ты закончил? – с облегчением спросила я.

– Едва ли, – сказал Эдвард. – Я никогда не закончу.
– Ты так говоришь, потому что в действительности не слышал и слова из сказанного? – усмехнулся Эммет.
– Нет, – быстро ответил Эдвард.

- И близко нет – но скоро приедет твой отец.
- Чарли! – я неожиданно вспомнила о его существовании и вздохнула. Я взглянула на темное от дождя небо, но так и не смогла сориентироваться. – Сколько сейчас? – вслух спросила я, глядя на часы. Я была удивлена тем, что уже так поздно – Чарли, должно быть, уже едет домой.
- Сумерки, - пробормотал Эдвард,

– Лучшее время дня для нас, – улыбнулся Эдвард.

глядя на запад, на неясную из-за туч линию горизонта. Его голос был задумчивым, как будто его мысли были где-то далеко-далеко. Я смотрела на него, пока он невидящим взглядом глядел прямо перед собой. Затем, неожиданно, его взгляд обернулся на меня.
- Это самое безопасное для нас время дня, - сказал он, отвечая на невысказанный вопрос в моих глазах. – Самое простое время. И одновременно, самое печальное

– Эрр… я думаю, что оно самое печальное? – переспросил Эдвард, сбитый с толку тем, что только что сказал книжный Эдвард.
– Думаю, она повлияла на твое восприятие мира, сын, – улыбнулся Карлайл. – Рядом с ней, время снова имеет для тебя значение.
– Наверное, – задумчиво сказал Эдвард.

…конец еще одного дня, возвращение ночи. Темнота так предсказуема, не находишь? – он грустно улыбнулся.
- Мне нравится ночь. Без темноты мы бы никогда не увидели звезд, - нахмурилась я. – Хотя, здесь их и так нечасто видно.
Он засмеялся, и его настроение внезапно улучшилось.
- Чарли будет здесь через несколько минут. Так что, разве что если ты хочешь сказать ему, что проведешь субботу со мной…, - он приподнял одну бровь.

– Неа, – ответила Элис.

- Спасибо, но нет, - я собрала книги, постепенно осознав, что от долгого сидения у меня затекло все тело. – Значит, завтра моя очередь?
- Разумеется, нет! – он явно веселился, поддразнивая меня. – Я же сказал тебе, что еще не закончил, разве нет?
- О чем же ты еще хочешь знать?
- Завтра узнаешь, - он протянул руку, чтобы открыть мне дверь, и от его близости мое сердце забилось с бешеной скоростью. Но его рука застыла на полпути.
- Нехорошо…, - пробормотал он.
- Что случилось? – я была удивлена, увидев, как сжались его челюсти, взгляд стал обеспокоенным.
Он смотрел на меня одно короткое мгновение.
- Все усложняется, - мрачно сказал он.

– Что это? – сказал Эдвард, выглядя взволнованным.

Он открыл дверь одним быстрым движением, а затем отодвинулся, почти отпрянул, отодвинувшись подальше от меня.
Вспышка фар сквозь пелену дождя привлекла мое внимание, пока темная машина тормозила всего в нескольких метрах от нас.
- Чарли за углом, - предупредил он, глядя сквозь ливень по другую сторону машины
Я выскочила наружу, несмотря на мое замешательство и любопытство. Дождь стал лить еще сильнее.
Я попыталась различить очертания силуэтов на переднем сидении другой машины, но было слишком темно. Я заметила, как Эдварда осветило вспышкой фар другой машины. Он все еще смотрел вперед, его взгляд остановился на чем-то или ком-то, чего я не могла увидеть. На его лице застыло странное выражение – смесь разочарования и вызова.

– Агрх, волки, – прорычал Эдвард.
– Расслабься Эдвард, они ничего не могут сказать, – попытался успокоить сына Карлайл.

Затем он завел двигатель, и шины заскрипели по мокрому покрытию. Через считанные секунды «вольво» исчез из виду.
- Привет, Белла, - позвал знакомый хриплый голос со стороны водительского сиденья маленькой черной машины.
- Джейкоб? – спросила я, вглядываясь сквозь дождь. И тут же из-за угла вырулила патрульная машина Чарли, ее фары осветили сидевших в машине передо мной.
Джейкоб уже почти вылез из автомобиля, его широкая улыбка была видна даже в темноте. На пассажирском сидении был человек намного старше, плотный мужчина с запоминающимся лицом – щеки почти касались плеч, глубокие морщины рассекали кожу, как на старой кожаной куртке. И удивительно знакомые глаза, черные, которые одновременно казались слишком молодыми и слишком мудрыми для этого широкого лица. Отец Джейкоба, Билли Блэк. Я сразу же его узнала, хотя прошло уже больше пяти лет с тех пор, когда я видела его в последний раз, и успела забыть его имя, когда Чарли заговорил о нем в мой первый день здесь. Он смотрел на меня, пристально изучая мое лицо, так что я осторожно ему улыбнулась. Его глаза были широко открыты, как будто от шока или страха, ноздри затрепетали. Моя улыбка исчезла.

Эдвард снова зарычал.

«Все усложняется», сказал Эдвард.
Билли смотрел на меня напряженными, подозрительными глазами. Я почти вскрикнула. Неужели Билли так легко узнал Эдварда? Может ли он по-настоящему верить в те неправдоподобные легенды, о которых говорил его сын?

– О да, он верит… знает, – сказал Эдвард сквозь зубы.

Ответ легко читался в его глазах. Да. Да, может.

– Это конец главы, – сказала Эсме, передавая книгу Джасперу; кажется, тот порядок, в котором они начали читать книгу, сохранится.