«Остальное - тишина».
Уильям Шекспир
Октябрь, 2001

- Ты уверен? Ты уверен, что не против, если я прочту это?
Мы сидели на кровати Эдварда после школы, и он просто передал мне ярко-синий блокнот, исписанный его последней историей. У него под кроватью была целая куча таких блокнотов, но он выбрал именно этот, чтобы поделиться со мной. Мне было интересно, о чем она, учитывая, что он даже не хотел намекать мне.
Он был немного напряжен, когда дергал свои волосы, не отрывая глаз от блокнота в моих руках.
- Эм... нет. Я хочу, чтобы ты прочитала. Но я хочу, чтобы ты была честной. В смысле, если она ужасна, ты должна будешь сказать мне, ладно? - Теперь его колено опять вздрагивало, а вся кровать тряслась. Я хотела протянуть руку и остановить его, но парень сидел слишком далеко.
- Я уверена, что она не плохая.
Если быть честной, я понятия не имела, каким будет рассказ Эдварда, ведь он никогда мне не показывал… или кому-нибудь еще до этого. И я знала, что Элис будет злиться, если узнает, что он выбрал меня, так что поспешно опустила блокнот в свою сумку. Так и он точно не сможет забрать его обратно.
- Но если она…
- Я тебе скажу. Скажу и постараюсь убедиться, чтобы ты больше никогда не писал, - пошутила я.
- Ты сделаешь это, так ведь? – Теперь он улыбался. – И могу я узнать, как ты собираешься это сделать?
- У меня есть свои способы.
Я перебралась немного ближе к нему и уперлась о стену, вытянув ноги. Черная юбка была слегка коротковата, открывая мои бедра. Элис заставила меня надеть ее. Сначала мне было немного некомфортно, но реакция Эдварда во время нашей прогулки в школу этим утром изменила мое мнение. Он пялился весь день.
- Что ж, тогда я просто могу не позволить тебе прочесть ее.
- Ты уже дал ее мне, она уже в моей сумке, – сказала я, пододвигаясь еще ближе и делая вид, что не замечаю, как он смотрит.
- Я заберу ее обратно.
- Ты не можешь. Моя сумка – частная собственность.
- Ты в моей комнате.
- Тогда мне, наверное, придется уйти.
- А что если я не хочу, чтобы ты уходила? – Он подвинулся ближе, так что теперь мы сидели совсем рядом. Я повернула к нему голову - его глаза были очень серьезными. Я не могла даже вспомнить, о чем мы говорили.
- Ммм… - Руками он обнимал мое лицо, и я знала, что он сейчас меня поцелует. Даже после того как прошли месяцы, мое сердце все еще сходило с ума, когда это происходило, а происходило это нечасто. Учитывая, что мы решили держать наши отношения в секрете, единственной, кто знал о нас, была Элис, а она узнала совершенно случайно. Мы не хотели, чтобы узнали наши родители, но я не могу сказать, что это не заставляло меня чувствовать себя неудобно в школе, учитывая, что Эдвард такой «ходовой товар». Но когда он смотрит на меня так, как сейчас, меня ничего из этого не волнует.
Его губы были мягкими и вкусными, дыхание напоминало мяту, а все из-за его одержимости зеленым тик-таком. Я вздохнула, прижалась к нему, и в таком положении мы провели несколько минут, пока он не отодвинулся со стоном, переместившись, чтобы лечь на подушку. Его глаза были темными, а грудь часть поднималась и опускалась. Я улеглась рядом с ним и положила голову ему на плечо, отчего юбка задралась еще выше. До этого момента мы только целовались. Я была не против, если бы мы двинулись немного вперед, но Эдвард всегда останавливал нас, перед тем как мы могли зайти слишком далеко. Это было мило, как он заставлял меня чувствовать себя в безопасности, хотя иногда и безумно раздражало. Он всегда говорил, что нет смысла спешить, что у нас еще куча времени впереди. И я знала, что он прав.
- Ты должна носить юбки чаще, – тихо произнес он. Его голос звучал так же, как вкус дорогого черного шоколада. – Хотя, с другой стороны, лучше не надо.
- Почему? – невинно поинтересовалась я. За последние несколько месяцев я больше узнала о его реакции на наши поцелуи, и мне казалось, ему было сложно останавливаться, но он никогда ничего не говорил об этом.
- Потому что это просто может меня убить, - рассмеялся он, зарываясь в мои волосы.
- Ты мне нужен живым.
- Просто не носи их каждый день… и тогда я буду.
Я рассмеялась, но знала, что в его словах есть небольшая доля правды, ведь я пыталась спровоцировать его. Так что я опустила юбку вниз… совсем немного.
- Так лучше? – поинтересовалась я.
- Не совсем, – промычал он.
Я любила наши вечера после школы этой осенью. Я все больше приходила к Калленам, чтобы «учиться», чем мы и занимались… иногда. Много раз я оставалась на ужин, прежде чем вернуться домой. Я старалась проводить как можно меньше времени там. Даже несмотря на то, что Рене выписали из больницы более четырех месяцев назад, отношения между нами все еще были натянутыми. Я будто больше не могла различать свои чувства к маме и чувства по поводу ее болезни, иногда это пугало меня. Я часто задавалась вопросом, люблю ли ее до сих пор, потому что бОльшую часть времени злилась, особенно после ее возвращения. Я никогда не забывала и не могла простить ей разорванные фотографии Чарли. Я плохая дочь? Плохой человек?
Эдвард крепче обнял меня, и я снова его поцеловала, на минуту забывая обо всех страхах, но они не могли исчезнуть надолго.
За последние несколько недель я заметила, что она снова стала вести себя странно. Ничего важного, просто мелочи. Нашла пакет свежего молока и батон хлеба в мусорке позавчера. И самое страшное: пустую баночку из-под таблеток. Когда я спросила об этом, она сказала, что уже выпила их, однако на этикетке говорилось, что пить их нужно было еще две недели. Она не сделала или не сказала ничего слишком странного… но у меня в груди было плохое предчувствие, которое никак не хотело рассеиваться. Я знала, что Рене ненавидела таблетки, потому что они делали ее немного медлительной, заставляли ее набирать вес… Она говорила раньше, что не чувствует себя собой, когда принимает их. Именно поэтому она прекратила принимать их ранее…
Я ничего не говорила Эдварду, зная, что он, скорее всего, будет злиться. Но также я знала, что когда в следующий раз Рене госпитализируют, опекунская служба приедет и заберет меня… Я просто знала это. И в первый раз просто хотела быть нормальной девушкой с нормальной матерью, быть счастливой со своим парнем. Я хотела этого так сильно.
- О чем ты думаешь? – спросил Эдвард, проводя пальцами по моему напряженному лбу. Я постаралась расслабиться.
- Ни о чем.
- Врунишка.
- Я не вру… - Он одарил меня знающим взглядом. – Ладно. Я думала о твоих волосах.
- А что с ними не так?
Я протянула руку и потрепала его мягкие кудри. Он удовлетворенно прикрыл глаза.
- Они в полном порядке.
Эдвард снова меня поцеловал, но в этот раз он приоткрыл рот, и я сделала то же самое, все еще удерживая свою руку в его волосах. Иногда я думаю, как это смешно, что наши языки соприкасаются, и начинаю смеяться. Однажды я даже рассмеялась, пока Эдвард целовал меня, но он, оказывается, не находил это таким уж забавным. На самом же деле это не смешно… это великолепно. Я никогда не чувствовала, что Эдвард хочет откусить мне голову или засосать мои губы, как говорят в некоторых фильмах. Поцелуй всегда был влажным, но не слишком мокрым. Он хорошо целовался. И уверял, что я тоже неплохо целуюсь. Кто бы знал!
- Пятисекундное предупреждение! – прокричала Элис с верхних ступенек, и мы немедленно отскочили друг от друга, оказавшись на противоположных сторонах кровати. Я вытерла рот тыльной стороной ладони, и Эдвард снова простонал, промычав что-то себе под нос.
Через несколько секунд появилась Элис, на ее лицо приклеилась гримаса отвращения. Именно так она узнала про нас летом.
Мои действия, видимо, выдали нас.
- Господи, вы что, опять обжимались? Найдите себе комнату!
- Эмм… да у нас как раз есть одна, но ты находишься в ней. Спасибо. – Эдвард констатировал очевидное. – Что ты делаешь дома? Разве у тебя нет тренировки?
Элис состояла в команде по гимнастике в этом году и была занята бОльшую часть дней после занятий, так что мы с Эдвардом привыкли проводить это время вместе. Эсми часто бывала на встречах со своими клиентами, а Карлайл не возвращался домой до шести.
- Тренер отпустил нас домой пораньше сегодня. Простите. Я вам мешаю? – Элис плюхнулась в черное кресло-мешок Эдварда.
- Как бы да, – ответил Эдварда. Я ударила его.
- Нет, конечно нет, Эли. Я рада, что ты пораньше вернулась домой.
С тех пор как мы стали посещать разные школы, мы с Элис видимся все реже и реже, так что я не врала.
Элис опустила свою маленькую голову на спинку кресла и закрыла глаза, громко вздыхая.
- Что с тобой? – спросила я, слезая с кровати и подходя к ней. Она снова вздохнула, драматически хлопая себя рукой по лбу.
- Я в порядке. Просто устала.
- Да? Может тебе будет лучше вздремнуть?
- Ох! Заткнись, Эдвард, Белла изначально была моим другом.
- Может быть… на пять минут раньше?
- Пожалуйста, может достаточно пускать меня по кругу? - пошутила я.
Эдвард ухмыльнулся и приподнял бровь. – Я так не думаю.
- Ребят, вас слишком много, – пожаловалась Элис, снова опуская голову и зевая. Под ее глазами были темные круги.
- Мы как раз собирались поиграть в Resident Evil (Обитель Зла — видеоигра в жанре Survival horror, созданная игровым дизайнером Синдзи Миками и разработанная японской компанией Capcom. Первая игра серии Resident Evil. Оригинальная игра была выпущена в 1996 году для консоли PlayStation и имела большой успех, что повлекло выход других частей игры), когда ты спустилась, Элис. Белла становится довольно-таки крутой в убийстве зомби.
- Господи, Белла, - сказала Элис, повернувшись ко мне, - как ты справляешься с этим дерьмом?
Игра, которую мы обсуждали, была последним приобретением Эдварда, и он играл в нее, не переставая, на протяжении всей последней недели.
- Ох, она не так уж и плоха, – ответила я, даже учитывая, что это моя менее любимая игра. На самом деле я была ужасна в ней, еще она пугала меня до чертиков, особенно когда Эдвард выключал свет для «создания необходимого эффекта». Все эти зомби и кровь… было просто немного противно. Хотя нет, это было очень противно!
- Ну, мой учитель естественных наук сказал, что видеоигры вызывают судороги, Эдвард.
Этот разговор между Элис и Эдвардом велся на протяжении нескольких лет.
Эдвард рассмеялся.
- Эли, это только у тех, у кого крыша поехала. Кроме того, все знают, что мистер Робертс понятия не имеет, о чем говорит. У него старческий маразм.
- Надеюсь, ты прав, - сказала она и замерла: – Но не говори, что я тебя не предупреждала.

Эсми настояла, чтобы я осталась на ужин, а я с удовольствием согласилась. Когда я вернулась домой позже вечером, мой желудок сжался, стоило только заметить машину Рене. Все страхи, все, что отодвигала на второй план, пока была рядом с Калленами и Эдвардом, вернулось вновь. Что если ей опять плохо?
Когда я зашла в дом, сразу поняла - что-то было не так. Я не могла понять, что именно, но будто ощущала это.
- Мам? – тихонько позвала я. Ответа не было. – Мам? – в этот раз я позвала громче. Все шторы в прихожей были плотно задернуты, свет не горел, так что меня окружала непроглядная темень. Ее также не было и на кухне.
Было так тихо, а тишина меня пугала. Вдруг в голове появилось изображение этой дурацкой видеоигры Эдварда, и я представила себе зомби, прячущихся в углах комнаты. Даже зная, что это смешно, я быстро развернулась. Конечно же, там ничего не было.
Дверь в комнату Рене была закрыта. Я задалась вопросом, должна ли зайти и проверить, все ли с ней в порядке. Я ничего не услышала из ее комнаты, а трусиха во мне решила оставить все как есть. Вместо этого я зашла в свою комнату, включила свет и стала настраивать радио. Успокаивающие звуки классического рока заполнили мою комнату, пока я распаковывала сумку. В последнее время я часто слушала The Beatles, The Rolling Stones. Эдвард называл меня хиппи и говорил, что мне надо было родиться тридцать лет назад, но я всегда отвечала, что гранж мертв (Гранж — поджанр альтернативного рока, возникший в середине 1980-х годов в американском штате Вашингтон, в частности, в окрестностях Сиэтла. Жанр характеризуется сильно искажённым звуком электрогитар, контрастной динамикой песен и текстами на тему апатии или тоски. Гранж стал коммерчески успешным в первой половине 1990-х годов, главным образом в связи с выпуском альбомов Nevermind группы Nirvana, и Tеn группы Pearl Jam). Он настаивал, что Nirvana и The Smashing Pumpkins - лучшие группы, которые когда-нибудь вообще появлялись на этой планете, а сразу за ними следуют Pearl Jam. Я тоже любила эти группы, но мне больше нравилось дразнить его.
Я достала свое домашнее задание по истории Америки и стала рассматривать тему эссе на следующую пятницу. Она была об 11 сентября (11.09.01) и что по нашему мнению это значит для Америки. Некоторые родители были против, но школа под руководством мистера Эдисона решила, что необходимо провести такое эссе. Казалось, будто в последний месяц весь мир сошел с ума. Люди были так напуганы. Я на самом деле не понимала всей ситуации, но была уверена, что ничего не будет как прежде. Люди с Ближнего Востока напали на Америку, потому что им не нравятся наши принципы. Я не могла не задаваться вопросом, что же мы такого сделали, чтобы заставить их совершить этот ужасный поступок.
Мой четырнадцатый день рождения, который был через два дня после 11 сентября, не был поводом для празднования. Конечно, только Эдвард уделял этому особое внимание. Я заставила его пообещать не покупать мне ничего, и он не купил… вместо этого он отдал мне свою бейсбольную футболку, постиранную, к сожалению. Я надевала ее перед сном и чувствовала себя ближе к нему.
«Люби, люби меня!
Ты знаешь, я люблю тебя!
И всегда буду любить!» (Love Me Do — The Beatles)
Вскоре музыка меня успокоила. Я расположилась на полу, закинув ноги вверх, согнув в коленях и скрестив лодыжки. В таком положении, под музыку, начала писать эссе. Я не знала, как начать. Обычно мне было легко писать, но я боялась, что если подниму те вопросы, которые мне хотелось бы обсудить, мне поставят плохую оценку. Работа девятиклассника не намного сложнее той, что мы писали на углубленных курсах, но мне сказали, что моя слишком наполнена собственным мнением. Но я ничего не могла с этим поделать - если у меня было сформированное мнение о чем-то, я становилась слишком воодушевленной.
Мысль о работе напомнила мне об Эдварде и его истории. Я не могла поверить, что забыла про нее! Отложив эссе, схватила сумку и достала синий блокнот. Он был довольно-таки потрепанным, так что я знала, что он работал над ней достаточно долго. Открыв блокнот, я улыбнулась на витиеватый почерк Эдварда… Почему он так беспокоился, что люди найдут его истории и прочтут их? Если бы я не привыкла к его ужасной писанине, никогда не смогла бы разобрать, что там написано. Было что-то очень милое в том, что он писал в блокнотах, а не на ноутбуке его родителей. Дело было в секретности, но он также говорил, что мысли легче приходят к нему, когда он пишет рукой. У нас даже не было компьютера, так что я не знала отличий, но мне нравилось, что я держу в руках блокнот.
Прочитав первую строчку, я была невозможно шокирована:
«В день, когда умер, я возвращался домой раньше, чем обычно…»
История Эдварда была серьезной, грустной… и так хорошо написана. Я не знала, что ожидать, но точно не этого. История повествовала о докторе, который погиб в автокатастрофе, возвращаясь домой раньше, чем обычно, чтобы быть на дне рождении дочери. Вся его жизнь заключалась в том, чтобы помогать другим, он всегда был занят на работе. Наконец-то он осознал это. Он возвращался домой, чтобы сделать ей сюрприз, но попал в аварию на железнодорожном переезде. Все повествование велось от лица доктора, который потом стал призраком.
Она не была слишком длинной, около тридцати страниц, но я прочувствовала историю. Вся жизнь пролетела перед его глазами в момент перед аварией. История не была слишком уж эмоциональной, но в то же время была настолько грустной, что я плакала, когда закончила читать. Я вытерла слезы, не желая, чтобы они попали на блокнот и испортили чернила.
Я догадывалась, что в каком-то роде эта история о Карлайле, хотя и вымысла было много. Для шестнадцатилетнего парня написать это было просто потрясающе. Он писал об опыте, которого у него никогда не было – работа доктором в больнице, и некоторые детали казались слегка преувеличенными, но писательский талан явно присутствовал.
Его доверие ко мне, то, что он дал прочесть такую важную для него историю, - все это заставляло чувствовать себя важной, будто я увидела ту сторону Эдварда, которой не видел никто. В моем сердце было так много… любви к нему. Это было именно то чувство, которое не спутаешь ни с чем. Оно клубилось во мне и заставляло меня светиться, а когда я прижимала к своей груди блокнот, мне казалось, будто я обнимаю Эдварда.
Он, вероятно, захочет блокнот обратно, но я решила, что оставлю его у себя хотя бы ненадолго. Так что я опустила руку под кровать, чтобы нащупать свою коробку сокровищ, но очень удивилась, наткнувшись на пустоту. Я подумала, что, должно быть, засунула ее подальше под кровать, так что снова потянулась, на этот раз дальше, стараясь рассмотреть очертания коробки в темноте под кроватью. Но когда мои глаза привыкли к темноте, я поняла, что там ничего нет. Только парочка скрученных носков, немного пыли, но больше ничего.
Рене. Должно быть, она. Кровь похолодела в жилах, когда я поняла, что это значит. Если она нашла коробку, также нашла и записки от Эдварда, мои поэмы Уильяма Блейка, фотографию Чарли.
Я медленно выпрямилась, ненадолго застыв, неуверенная, как поступить дальше. Рациональное мышление подсказывало пойти к ней и спросить напрямую, ведь в моей коробке не было ничего плохого, но я боялась, что найду что-то еще более страшное… что она уничтожила мои вещи так же, как уничтожила свои.
Эта мысль крутилась во мне до тех пор, пока я не заполнилась огненной злостью. Без колебаний я понеслась в ее комнату.
- Рене, - позвала я у двери. Ответа не было. – Рене?
Я громко постучала. На часах половина девятого, нет ни единого шанса, что она уже уснула.
- Белла? – просочился ее голос сквозь дверь.
Я повернула ручку.
Рене лежала под покрывалом с включенным светильником возле кровати. Комната была наполнена дымом, и я поняла, что она курила в кровати. Я закашлялась.
- Белла? Я не слышала, как ты вернулась домой. – Я подошла ближе. Она выглядела такой маленькой и беззащитной. Ее голос звучал грустно и потеряно, как у маленькой девочки.
- Я вернулась домой около часа назад.
Она не ответила. Я поняла, что все еще держу в руках блокнот Эдварда. Это заставило меня чувствовать себя сильнее.
- Рене. Мам. Под моей кроватью была коробка, а теперь ее нет. Ты взяла ее?
Она лежала боком на кровати. Отвечая, она не подняла голову, вообще не сдвинулась с места.
- Хм?
- Коробка. С вещами. Особенными вещами. Книга… кое-какие записки. Подвеска, которую ты мне подарила. Ты не брала ее?
Она приподнялась немного, чтобы посмотреть мне в глаза.
- Коробка?
Теперь я разозлилась.
- Да. Коробка. Я спросила, брала ли ты ее. Ее там нет, а она всегда на своем месте. И я хотела бы ее вернуть, если она у тебя. Ты должна сказать мне.
- Я ничего не брала из твоей комнаты. Я клянусь.
- Ну а кто взял тогда? Зачем кому-то забирать что-то вроде этой коробки? Зачем?
- Белла… - Теперь она села в кровати, а голос был не громче шепота. – Я думаю, кто-то приходит в наш дом по ночам. Или когда ты в школе…
- Что…
- Шшш! – шикнула она, оборвав мой вопрос. Она позвала меня к себе, чтобы я присела рядом, но я не стала.
Злые слезы покатились из глаз. Я была в ярости, потому что не хотела плакать из-за этого. У нее снова была паранойя… это и было доказательством. Она не принимала лекарства. И я знала, что она забрала мою коробку, но самое обидно, что она, должно быть, думает, что говорит правду. Она, вероятно, даже не помнит, как забирала ее. Было бесполезно спорить с ней, так что мне просто придется пробраться в ее комнату, когда ее не будет дома, надеясь, что не опоздала. Но я хотела свои вещи сейчас. Осталась только одна фотография Чарли. Я умру, если не найду ее…
- Нас никто не слушает, Рене, – сказала я дрожащим голосом.
Она обернула покрывало вокруг тела, глаза осматривали комнату. Она выглядела отсутствующей, хуже, чем я когда-либо видела ее.
- Из моей комнаты тоже пропадают вещи, – сказала она грустно.
Я не знала, что ответить на это, просто промолчала, осматривая комнату в писках своих потерянных вещей. Везде валялись разные вещи, но не мои.
- Я думаю, нам надо поставить новые замки, – прошептала она.
- Как хочешь, - пренебрежительно ответила я, еле сдерживая гнев, который бурлил во мне. Я не могла остановить его.
- Белла, не разговаривай так со мной. Я твоя мама.
Я больше не могла выносить это. И не смогла остановить следующих слов.
- Да ладно? И что за мать из тебя? Ты больна! Ты должна принимать лекарства, а ты этого не делаешь! – Я кричала. Я чувствовала себя хорошо и отвратительно одновременно. – Ты хочешь вернуться в больницу и чтобы меня забрали? Ты этого хочешь?!
Я никогда так не кричала на нее, но слова продолжали вылетать из моего рта. Она смотрела на меня в шоке, не говоря ничего, а я просто продолжала кричать и плакать, неспособная контролировать дыхание.
- Я так УСТАЛА от этого. Я бы хотела, чтобы ты не была моей мамой… Я бы хотела никогда не рождаться. Я НЕНАВИЖУ тебя. Я бы хотела, чтобы тебя не существовало! - Мне хотелось выбежать из комнаты, захлопнуть свою дверь и никогда больше не выходить. Я вышла из-под контроля.
- Белла… - Ее лицо было белым, когда она смотрела на меня, протягивая ко мне руки. – Детка, я люблю тебя. Я просто хотела защитить тебя.
Меня трясло, ноги были слабыми. – Единственная, от кого меня надо защищать, – это ты.
Как только я сказал эти слова, мне тут же захотелось забрать их обратно, но я не сделала этого. Рене свернулась в клубочек передо мной. Надо было подойти к ней, обнять, но я не могла. Я чувствовала себя ужасно опустошенной и больше не могла находиться в этой комнате с ней в таком состоянии. Я хотела к Эдварду так сильно. Я прижала его блокнот к груди и выбежала из комнаты, стараясь заблокировать голос Рене за спиной, зовущий меня.

На следующее утро я проснулась в семь тридцать всего после часа или двух сна. Я была измотана и чувствовала себя ужасно из-за произошедшего прошлой ночью. Рене не могла сама справиться, за нее говорила ее болезнь. Я так запуталась и не знала, что делать дальше.
Ее не было дома, когда я пошла утром в душ, машины тоже не было. Я проскользнула в ее комнату, желая найти свои вещи, но поняла, что если стану искать сейчас, то опоздаю в школу. Эдвард будет ждать меня на улице в восемь.
Я собиралась как зомби, а когда наконец-то была готова, то уже опоздала. Эдвард ждал меня на улице, и я поспешила к нему, уверенная, что он скажет что-то по поводу темных кругов под глазами, которые я пыталась спрятать с помощью тональника. Я еще не решила, должна ли рассказывать ему о Рене.
Когда я вышла, он посмотрел на меня и махнул рукой. Я почти искренне помахала ему в ответ, еле-еле способная заметить, как мило он выглядит в моем любимом зеленом армейском жакете и серых штанах. Его волосы были спутаны и упали ему на глаза, когда он протянул руку, чтобы взять мою сумку, которую я передала ему с благодарностью. Она была тяжелой, а я сомневалась, что смогу донести ее до школы.
- Эй, – сказал он, целуя меня в щеку, его щетинистая щека щекотала мой подбородок. Я улыбнулась, когда почувствовала его теплые губы и поцеловала его. Сердце снова пустилось вскачь, и я почувствовала себя почти нормальной… почти.
- Эй. Ты долго ждал меня?
- Неа, около минуты. Я тоже немного опоздал.
- Это хорошо.
Мы начали идти. Я не знала, что сказать. Мне было плохо: и от того, что устала, и от того, какой поворот сделала моя жизнь, опять. Но потом я вспомнила его историю.
- Эдвард, я ее прочитала. – Он точно знал, о чем я говорю. Выдохнул, ожидая продолжения. Я пыталась подобрать слова, чтобы выразить все свои чувства. Когда я какое-то время ничего не говорила, он не выдержал:
- Настолько плохо, да?
- Плохо? - Я остановилась на минутку, выхватывая его руку из кармана. – Нет. Мне жаль, я просто думала, как описать ее. Она замечательная.
Его лицо просветлело… он был таким красивым. – Правда?
- Правда. Мне очень понравилось. Ты замечательный писатель, честно. Она была такой настоящей… и такой грустной, но в хорошем смысле. Я почувствовала, что действительно чему-то научилась.
- Правда? – Его ответ был наполнен недоверием.
- Да, глупый. Я бы не сказала этого, если бы действительно так не думала.
- Но ты моя девушка. Ты должна так сказать.
- Нет, не должна. Если бы мне не понравилось, я бы тебе сказала. Помнишь? Ты заставил меня пообещать.
Это, похоже, наконец-то убедило его.
- Она тебе действительно понравилась.
- ДА! - сказала я, отпустив его руку и треснув его. Он схватился за руку в притворном приступе боли.
- Я бы хотела прочесть еще, если ты этого хочешь.
- Эм-м, хорошо. – Мы пошли дальше. Он снова заулыбался, а все вокруг будто просветлело. Воздух стал чище, а небо синим-синим, с небольшими пятнами облаков. Тогда Эдвард взял меня за руку.
- Хм-м, - произнес он, - тут такое дело…
- Да?
- В конце месяца будут танцы. Я хотел спросить, ну, может, ты хочешь пойти со мной?
Это застало меня врасплох.
- Танцы? Но я думала, ты не хочешь, чтобы кто-нибудь узнал про нас?
- Белла, я не стыжусь тебя. Я думал об этом и хочу сходить… чтобы люди знали, что ты со мной. Если ты этого хочешь. И кто знает? Вдруг это будет весело. Джас и Эм тоже идут, а после будет вечеринка, на которую мы могли бы пойти…
Я обдумывала его предложение и его значение для моей школьной жизни. Определенно появятся еще больше причин для популярных девушек меня ненавидеть, особенно для старших. Но это также заставит их держать свои когти подальше от Эдварда.
Но потом я подумала о платье… туфлях. Нет ни единого шанса, что мы сможем позволить себе купить нечто подобное, а у меня нет ничего приличного. И теперь, когда Рене снова стало хуже, я даже не уверена, что она будет работать. Все мои ранние тревоги нахлынули вновь, и я больно закусила губу, чтобы успокоиться.
- В чем дело? - обеспокоился Эдвард. Мы остановились на тротуаре всего в одном квартале от школы. Он легонько оттолкнул меня, давая возможность пронестись бегуну, отпустил мои руки и взял лицо в ладони. Видения Рене, раздавленной, лежащей на кровати… ужасные вещи, что я говорила ей… все это вновь ворвалось в мои воспоминания.
- Эй, - он легонько поцеловал меня, - нам не надо идти, если ты не хочешь. Если честно, мне все равно.
- Дело не в этом. Я очень хочу пойти, – заверила я. – Просто…
Я не знала, могу ли сказать ему, но мне этого очень хотелось.
- Белла, ты меня пугаешь. В чем дело? – Его глаза осматривали мое лицо так напряженно, что я не могла отвести взгляд. – Это Рене, да?
Он знал меня так хорошо, что было даже немного смешно. Я медленно кивнула, опуская взгляд.
- Мы должны сказать кому-нибудь, – твердо произнес Эдвард. – К черту школу. Пойдем. Мы идем домой, поговорить с моей мамой.
- НЕТ! Нет. Эдвард, пожалуйста. Еще рано.
- Это не может продолжаться. Нам нужно что-то предпринять, сейчас же.
- Но они заберут меня и засунут в детский дом или еще что похуже. Я знаю, просто знаю! Пожалуйста.
- Я бы никогда не позволил этому случиться, – сказал он, обнимая меня.
- У тебя не было бы выбора. Пожалуйста. Позволь мне попытаться поговорить с ней, и я обещаю, обещаю, я скажу кому-нибудь. Просто дай мне несколько дней. Пожалуйста.
Я ненавидела саму мысль о том, что полиция приедет к нам домой и снова заберет маму, ведь это такой стресс для нее и для меня.
Он вздохнул, и я могла увидеть, как сильно он разочарован. – Пару дней?
- Всего пару дней. Пожалуйста. – Мне надо было обдумать, как поступить. Мне не стоило говорить ему. Моим самым страшным кошмаром было оказаться в каком-нибудь отдаленном детском доме. Я не могла этого допустить.
- Мои родители позволят тебе жить с нами, – сказал он голосом полным эмоций. – Ты ведь знаешь это.
- Но она моя мама, Эдвард. Я должна хотя бы попробовать. Слышал бы ты, что я сказала ей вчера вечером. И сегодня утром она ушла, так и не дав мне возможности извиниться. А я хочу. Я хочу все исправить. Может мне удастся уговорить ее пойти на лечение добровольно… пожалуйста.
- Хорошо. Я дам тебе пару дней… но не больше. – Он звучал так грозно, но я знала, что он просто волнуется за меня. Но и я волнуюсь за маму. Я не могу просто предать ее, не после того, что я ей сказала.
- Ладно. Спасибо тебе. – Я обняла его покрепче.
- Ты же знаешь, что я не могу тебе ни в чем отказать, - сказал Эдвард.
Я поцеловала его в губы, вполне осознавая, что люди, скорее всего, смотрят на нас. Я уверена, что к обеду слухи об отношениях Эдварда Калена с первокурсницей разлетятся по всей школе, но в этот момент мне было все равно.
Он улыбнулся и поцеловал меня так сладко, так нежно. Я открыла глаза всего на секунду и увидела его длинные ресницы, лежащие на щеках. Я любила смотреть на его лицо вот так близко. Я хотела сказать ему прямо сейчас, что люблю, но промолчала. Я боялась реакции. Что если он не чувствует по отношению ко мне того же?
- Нам лучше пойти в класс, – наконец-то сказал он, целуя мою руку, перед тем как взять ее в свою. Затем застонал, косясь на мою сумку. – Что у тебя там? Кирпичи?
- Именно. Мне нравится мучить тебя.
- Да, я это знаю.
И просто так мое настроение опять улучшилось.

Я была права насчет сплетен. Падма Рей увидела Эдварда и меня держащимися за руки, и вот так просто оказалось, что вся школа говорит об этом. Анджела меня морально поддерживала, но я определенно получала свою долю смертоносных взглядов, особенно от выпускниц и старшеклассниц, мимо которых проходила в коридоре. Так что на обед мы решили сесть вместе с ней на улице, вместо того чтобы сидеть в кафетерии, заполненном лицами, которые на меня пялятся. Эдварда я отправила обедать вместе с Эмметом и Джаспером. Я была уверена, что Анджела захочет расспросить меня.
- Я не могу поверить, что ты ни разу мне не сказала, - пожаловалась подруга, кусая свой бутерброд с тунцом.
- Мне жаль. – Я сожалела о том, что скрыла это от нее, и поэтому попыталась ей объяснить, зачем это было необходимо. Она казалась вполне удовлетворенной моим объяснением, и оставшаяся часть нашего обеда прошла быстро, в расспросах о подробностях.
Я была полностью истощена к концу дня. Мои бессонные ночи определенно давали о себе знать. Эдвард хотел, чтобы я пошла к нему домой, но усталость взяла верх, и я обещала позже позвонить ему. Я не рассказала об еще одной причине – проверить комнату Рене, пока ее нет. Согласился парень неохотно, поцеловал меня перед домом и отправился к себе. Я тайком проводила его взглядом. Я любила легкую упругость в его походке, благодаря которой узнавала его даже издалека. Он, должно быть, почувствовал, что я смотрю на него, потому что обернулся и помахал мне рукой. Я подарила ему воздушный поцелуй, который он словил рукой, заставляя меня смеяться. Мы такие дурачки.
Вернувшись в тихий дом, я не стала тратить времени и побежала в комнату Рене. Везде были разбросаны вещи, куски одежды, разорванная в клочья бумага, сигаретные окурки, и я отчаянно пыталась успокоить панику, которая грозилась вырваться из-под контроля. Я знала, что мои вещи здесь. Я знала это.
Я приступила к работе, роясь в разбросанных на полу вещах, под кроватью, под шкафом. Было очень пыльно, я пару раз чихнула.
Но я не могла ничего найти… ничего. Я уже собиралась сдаться, когда что-то зацепило мой взгляд – небольшой кусочек красного и оранжевого. Это Уильям Блейк, выглядывающий из-под пары старых тапочек Рене. Я быстро схватила книгу, радуясь, что она осталась целой и невредимой, но ужас охватил меня, когда я открыла ее… фотографии не было. Она забрала фотографию Чарли.
Я неистово стала рыться в куче, где нашла книгу… там не было больше ничего, кроме моей коробки.
Часом позже я была полностью истощена. Я перерыла всю ее комнату, но больше ничего не нашла. Я была благодарна, что хотя бы нашла подарок Эдварда, стараясь не вспоминать, что остальные мои вещи бесследно исчезли. Мне было интересно, получу ли я их когда-нибудь обратно. Я не буду думать о фотографии. Не буду.
Вернувшись в свою комнату, я взяла книгу поэм, блокнот с историями Эдварда и положила их под подушку. С этого момента просто придется брать их с собой, куда бы я ни шла.
Скоро истощение вернулось. Еще даже не было и пяти часов, но я решила устроиться поудобней и вздремнуть, переодевшись в длинную фланелевую рубашку. Я закрыла дверь и прилегла на кровать, голова покоилась на книгах Эдварда. И как только я закрыла глаза, то моментально уснула.

Мне снился самый прекрасный сон об Эдварде. Мы стояли в поле, я никогда не была там раньше. Стояла замечательная летняя погода, воздух пахнет травой и лесом. Вокруг ни звука, кроме жужжания пчел и отдаленного шума воды. Эдвард одет в свою рубашку с эмблемой Ramones, протягивает мне руку. Я тянусь к нему, но вдруг земля дрожит…
Эдвард на противоположной стороне увеличивающейся пропасти. Я пытаюсь дотянуться до него… наши руки лишь соприкоснулись, перед тем как вновь разъединиться. Я изо всех сил пытаюсь дышать. Так горячо.
У воздуха ужасный привкус, который заставляет меня кашлять.
Это больше не воздух. Я кашляла, чтобы очистить легкие, глубоко вдыхая, но воздух больше не был чистым… он тяжелый, черный и живой.
- ЭДВАРД! – закричала я. Он ушел… исчез, поглощенный дырой и черным воздухом.
- ЭДВАРД!
Я проснулась, задыхаясь, пытаясь разобраться, что меня окружает. Я знала, что в своей комнате. Я должна быть… но ничего не могла узнать из-за темноты. Мои глаза горели, пахло ужасно. Воздух пульсировал вокруг меня… теплый. Слишком теплый. Я не могла дышать.
Голова была легкой и кружилась. Я была полностью дезориентирована, но какой-то примитивный, инстинктивный страх гнал меня с кровати. Наконец-то я поняла, в чем дело. В моей комнате темно, но воздух тяжелый и густой… это дым.
Воздух наполнен дымом. Пожар.
На секунду я вся превратилась в страх. Чистая паника. Я не знала, что делать. Но потом я вспомнила, чему нас учили в школе. Я знала, что чем ближе буду к полу, тем чище будет воздух. Я опустилась вниз и незамедлительно почувствовала разницу, но голова гудела. Я поняла, что уже достаточно дыма вдохнула. Почти не задумываясь, я потянулась к своей подушке и схватила книги в одну руку, после потянулась к двери. Теперь, когда мои глаза приспособились к темноте, я смогла увидеть дым, который просачивался через трещину под дверью. Это здесь, в коридоре… пожар.
Просто чтобы проверить, я потянулась и почувствовала металлическую ручку двери. Она горячая, огненно-горячая. Я знала, что мне нельзя открывать дверь. Поэтому отошла обратно…
Вдруг меня осенила мысль… окно… крыша!
Я как раз собиралась ринуться в сторону окна, когда услышала крик, который разорвал мое сердце.
Моя мама. Моя мама. Моя мама. Она кричала мое имя.
- Мам? – прохрипела я. – МАМА!
Я кричала и кричала, а свободная рука тянулась к ручке двери. Я слышала ее снова. Эта ужасная, ужасная боль в ее голосе.
Я могла развернуться, подбежать к окну и никогда не вернуться назад. Но это моя мама.
- МАМА-А-А!
Я открыла дверь, и она обожгла мне руку. Я не была готова к тому, что увидела. Я не могла осмыслить то, что видела. Мой мозг блокировал это, отказываясь осознать увиденное. Я не могу знать это. Я не могу знать это.
Я сделала шаг за пределы комнаты, перед тем как отскочить. Больше не было криков. Пламя было везде. Было так жарко. Так жарко, и я знаю, что…
Внезапно что-то защекотало ногу. Я посмотрела вниз и поняла, что это моя ночная рубашка. Щекочет и горит… я не могу дышать… я больше не могу думать… я пытаюсь потушить его… я пытаюсь…
Вдруг возник звук, он был ужасен. Крик вернулся… он в моей голове. Ничто не вырывается изо рта.
Где-то послышались голоса, но огонь был громче. Громкие крики в голове. И потом тишина.