Моя жизнь была похожа на горящую свечу: такую же хрупкую и зависимую. Мягкий воск, стекающий вниз горячими слезами, не оставлял ни малейшего шанса на защиту. Он обнажал тело и душу, выставляя самое сокровенное напоказ. Перед кем? Перед человеком, чьи руки оберегали искру, питающую пламя на конце фитиля. Это могло бы быть трогательным и даже романтичным, ведь такая забота достойна восхищения. Но мне было страшно. Один неверный шаг — и моя жизнь оборвется, так и не успев начаться. Его руки — руки убийцы; они привычны к грязной работе. Мне стоило помнить об этом всегда.
* * *
Мое возвращение к нормальной жизни прошло гладко, словно и не было никакого убийства. Это задевало и приносило боль, особую, с пряным привкусом страха и предательства. Я предала Арчи дважды. Разумом я это отлично понимала, поэтому все время ждала, что кто-то не выдержит и бросит мне в лицо: «Лгунья». Но все было тихо.
Ученики относились с пониманием и не лезли с глупыми вопросами. Друзья тоже старались обходить болезненную тему стороной. Казалось, что все старались быстрее забыть о случившемся несчастье. Я их не винила. Это для меня прошло чуть меньше недели, как я узнала о смерти Арчибальда. Они же жили с этим гораздо дольше. Все, что мне оставалось, — стиснуть зубы и двигаться дальше.
Мы начали отдаляться друг от друга. Как-то незаметно Минерва все больше и больше углубилась в изучение трансфигурации. Подруга стала раздражительной, горделивой и до ужаса занудной. И все бы ничего, но я каждый раз с трудом могла подобрать тему для разговоров. Все, что не касалось учебы, вызывало у старосты скуку.
Гильберт, заменив Арчи в квиддичной команде, перестал вообще что-либо замечать. Для него существовал только мир квоффлов, бладжеров и метел. О них он мог говорить часами. Я чувствовала себя одинокой и потерянной. Внешне оставаясь спокойной и улыбчивой, я изводила себя мыслями и мечтами о том, чему никогда не бывать.
Единственной отрадой для меня были Том и Эйвери. Первый вечера напролет проводил со мной в Выручай-комнате. В своей неповторимой манере друг отогревал мое замерзшее сердце, споря и бросая вызовы. Второй же говорил со мной обо всем на свете. Как-то раз мы обсуждали покрой мантий и модные оттенки в этом сезоне. Тот разговор был ужасно бестолковым, так как я отказывалась понимать, к чему столько сложностей. В приюте меня приучили к тому, что одежда должна быть удобной, немаркой и долго служить. Все остальное было излишествами и капризами изнеженных девиц.
Джонатан тогда рассмеялся и сказал, что я ничего не понимаю в моде. И еще, что мне стоит поучиться в Риддла чувству стиля, а то я одеваюсь, как нищенка. Я проглотила обиду и промолчала. Мне нечего было ему возразить: Эйвери во всем был прав.
Как-то незаметно я привязалась к заносчивому слизеринцу, а он стал делать совершенно несвойственные для него вещи. Впервые я заметила это тогда, когда после очередных посиделок в библиотеке в моей сумке оказалась коробка конфет. Хороших, дорогих, которые ни я, ни Том не могли себе позволить купить на школьную стипендию. Я не стала их открывать и есть. Эйвери мог туда подмешать все что угодно. Несмотря ни на что, я по-прежнему не могла ему полностью доверять. Вернула, воспользовавшись школьной совой тем же вечером, и постаралась забыть об инциденте. Джонатан обиделся и не разговаривал со мной целую неделю. А я все гадала, почему он так резко изменил свое отношение ко мне и что ему от меня нужно. В то, что Эйвери делает это все просто так, я не верила.
* * *
Наши отношения с Томом были похожи на изощренную пытку. Когда он не пытался перехитрить меня или принудить что-то сделать, Риддл соблазнял. Взгляды, прикосновения, поцелуи каждый раз были жарче. Мне не хотелось останавливаться, но и пойти дальше я не могла. Я понимала, что наши отношения не могут все время быть в неопределённо-подвешенном состоянии, но его настойчивость порой пугала. Слово «друг» неожиданно стало приобретать двойной смысл.
Еще я стала замечать, что Тома что-то мучает. Он все чаще раздумывал над чем-то, и я никак не могла достучаться до него. Риддл в такие моменты был мысленно далеко-далеко и казался чужим и бездушным. Такого его я почти боялась.
В конце концов, мне это надоело, и я решила спросить, что же не дает ему покоя?
Том долго молчал, но все же ответил:
— Я хочу найти отца.
Сказано это было сухо и без эмоций. Я мысленно поаплодировала его выдержке.
— Зачем? — я удивленно посмотрела на него.
— Я должен узнать свои корни. И понять, почему оказался в приюте, — произнес Риддл, не глядя на меня.
Вот только его руки крепко сжимали мои ладони, требуя остаться рядом. Я понимала, что Тому тяжело признаться в том, что его тревожит. Более того, он считал этот свой порыв постыдным. Слишком гордый, слишком самостоятельный, слишком уязвимый — друг мог позволить себе раскрыться только передо мной. С его стороны это уже был подвиг.
— Я помогу тебе, — сказала я твердым голосом.
— Ты не обязана, — возразил он.
— Но я хочу этого. Ты мой... — я запнулась, не зная, что сказать дальше. Назвать его другом казалось неуместным и лицемерным.
— Кто, Гермиона?
Том обхватил руками мое лицо, не позволяя отвернуться и отвести взгляд. Я была перед ним, как на ладони. Зачем он это делал со мной? Чего добивался? Правды? Какой может быть правда, если я и сама не знаю ее?
Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоить бешено стучащее в груди сердце. Том заметил мой маневр. Усмехнувшись, он снисходительно покачал головой.
— Не лги мне, — прошептал, наклонившись близко-близко к моему лицу.
Он специально так делает? Знает ведь, как действует на меня его близость. Разумом-то я понимала, что Риддл вновь пытается мной манипулировать. Но с реакцией тела ничего не могла поделать. Оно раз за разом предавало меня, теша самолюбие Тома легкими победами.
— Не дави на меня! — гневно прошипела я, отворачиваясь от него.
— Не уходи от ответа, — парировал Риддл.
— Ты мне очень дорог, — решила я схитрить.
Не получилось. Он, дразня, провел пальцами по моей спине, заставив меня вздрогнуть.
— А твоя мантия сидит на тебе, как на вешалке, — протянул он жестко. — Это констатация факта, а не ответ.
— Я не хочу продолжать этот разговор!
Я по-прежнему не смотрела на него. Знала, что его взгляд заставит меня изменить решение, подчиниться. Этого-то я и опасалась, прекрасно помня о его привычке все решать за других.
— Хорошо, — вдруг сказал Риддл. — Поиски начнем сразу по прибытии в Лондон. У меня есть несколько зацепок, адресов. Чтобы все проверить, нужно время.
— И это все? — удивилась я.
Почему он так быстро сдался? В чем подвох?
— Да, это все, — он немного помолчал и добавил: — Я и сам хотел предложить тебе присоединиться ко мне.
Я повернулась к нему и, склонив голову на бок, поинтересовалась:
— Неужели ты мне настолько доверяешь, что готов поделиться своими секретами?
Том мягко рассмеялся и обнял меня.
— Глупая! Кому же мне доверять, если не тебе? — спросил он, не ожидая от меня ответа.
Да и что я могла сказать? Лишь глупо улыбнулась и уткнулась лицом в его рубашку, вдыхая родной запах корицы.
* * *
Доверие — ценная вещь. Его легко потерять, но тяжело вернуть. Раз за разом натыкаясь на непонимание со стороны окружающих, я стала ценить крохи доверия, которыми обладала. Они тоже давали власть. Не ту, порочную и зачастую выигранную в нечестной борьбе, а подлинную, приносящую счастье.
Профессор Дамблдор собирался уехать на фронт. Об этом говорили все, только никто ничего конкретного не знал. Были лишь домыслы и сплетни, коим я не верила. Но, чем быстрее приближалось лето, чем ярче чувствовался в воздухе свежий аромат юной зелени, тем я отчетливей понимала, что близятся перемены. Дыма без огня не бывает.
В одно замечательное субботнее утро профессор Дамблдор пригласил меня в свой кабинет и, угостив чашечкой чая и печеньем, завел разговор о пространственной магии. Я слушала в пол уха, краем глаза рассматривая кабинет учителя. Он почти не изменился с того дня, когда был похищен паучок. Лишь книг стало больше, да и добавилось пару новых серебристых предметов, чьи названия я не знала.
Заметив, что я его не очень внимательно слушаю, профессор замолчал. Я тоже не спешила нарушить тишину.
— Еще чаю, мисс Грейнджер? — предложил Дамблдор.
— Нет, — я отрицательно покачала головой.
— Что же, в таком случаи, перейдем к сути нашего сегодняшнего разговора, — сказал он, пристально глядя на меня. — Этим летом я надолго покидаю школу. Возможно, моя поездка займет несколько месяцев. Возможно, несколько лет. У меня будет к вам просьба: присматривайте за мистером Риддлом.
Учитель грустно улыбнулся, увидев, как недоверие на моем лице — вдруг ослышалась! — сменилось гневом.
— Плохого же вы обо мне мнения, — мягко укорил он меня. — Я прекрасно знаю о вашей преданности Тому, Гермиона. Вы ни за что не станете за ним шпионить и докладывать о его планах мне. Впрочем, этого я и не прошу. Мне нужно быть уверенным, что Риддл не натворит новых глупостей.
— Почему вы обратились с этой просьбой ко мне? — поинтересовалась я.
Дамблдор застал меня врасплох своими словами. Признаться, это был неприятный сюрприз, поэтому я всеми сила старалась не выдать ему своего волнения. Сейчас не время для слабости.
— Вас он послушает, — невозмутимо ответил Дамблдор. — Любого другого, будь то преподаватель или студент, Том обведет вокруг пальца и все равно поступит по-своему. Вы же сможете сдерживать его порывы.
— Не ошиблись ли вы, выбрав меня на роль стража? — задала я ему вопрос.
Мне действительно было интересно, что он ответит. Между нами никогда не было дружественных отношений. А та симпатия, которая возникла вначале нашего знакомства, бесследно исчезла, стоило мне принять сторону Тома.
— Нет, — он обезоруживающе улыбнулся. — Вам не понаслышке знакомо чувство долга. К тому же ваше появление в этом времени не случайно.
— Что вы имеете в виду?
Я настороженно смотрела на него. Что, Бога ради, он от меня хочет? Зачем это показное дружелюбие и доверительный тон?
— Мне кажется, что вы как-то были связанны с Риддлом. Или стали таковыми здесь. За долгие годы поисков, я так и не смог найти способ вернуть вас домой. Никакого другого объяснения я не могу найти этому.
Я рассмеялась, а Дамблдор досадливо поморщился. Бедняга, наверняка он не привык к такому пренебрежительному отношению со стороны учеников.
— Вы мне не верите, — сказал профессор спокойно, более не пытаясь играть ничьи роль. Такая своеобразная искренность располагала.
— Да, так же, как и вы мне, — честно призналась я. Нет смысла сейчас лгать и играть с масками доброго учителя и пай-девочки.
— У меня нет причин быть до конца откровенной с вами. Нет, не перебивайте! — воскликнула я. — Я изучала законодательство магической Британии. Все происшествия, связанные с путешествием во времени, должно рассматривать и принимать решения Министерство Магии, а не пара учителей из школы. Обо мне же за почти пять лет никто так и не узнал. Это было невыгодно вам. Зачем тратить усилия и время на то, чтобы вернуть ребенка домой? Ведь если бы я была взрослой и знала что-то важное, что должно произойти в будущем, вы бы уделили моей проблеме гораздо больше внимания. А так я была обузой, и вы, посовещавшись с директором, отправили меня в приют, решив избавиться от проблемы в моем лице.
— Я искал пути возврата тебя в твое время, — возразил он.
— Конечно, — легко согласилась я. — Только вот когда это было? До или после того, как вы увидели в Риддле угрозу?
Дамблдор ничего мне не ответил, тем самым подтвердив мои догадки. Глаза противно защипало, а в горле стал комок слез. Я отвернулась от человека, который когда-то был для меня спасением. Странное чувство юмора у судьбы. Она обожает перевернуть все с ног на голову и смешать краски так, чтобы в результате получился полный бардак, окрашенный в серый цвет, грязный и горький, как сама жизнь.
— Я не стану вам помогать, — сказала я, когда молчание стало невыносимым.
— И не нужно. Помоги сначала себе, Гермиона. Справишься — тогда мы продолжим наш разговор. А сейчас иди.
Профессор взял в руки лежащий на столе пергамент, намекая, что мне стоит покинуть его кабинет. Я не стала задерживаться: общество этого волшебника было мне более чем неприятно.
* * *
Тем же вечером я решила рассказать Тому правду о моем появлении в его жизни. Он слушал внимательно, не перебивая. А потом обнял меня, ласково коснувшись губами виска. В первый момент я опешила. Никак не думала, что Риддл может отреагировать так спокойно на многолетний обман.
— Ты не сердишься, — осторожно заметила я, крепче прижимаясь к нему.
— Нет, — подтвердил он и, чуть помедлив, добавил: — Я всегда знал, что ты другая. Особенная. Я оказался прав.
Последние его слова звучали с неким торжеством. Я поморщилась, услышав их. Риддл не изменился и до сих пор во всем ищет скрытый смысл. Том, как фанатик, верит знакам и символам, подстраивая их под свои теории мироздания. В этом и заключается его сумасшествие, его гениальность. Во всем есть смысл. А если его нет — нужно найти.
Тем временем друг вытащил палочку и написал огненными буквами в воздухе свое имя. Том Марволо Риддл — слова пылали в полутемной комнате, как раны на теле великана. А потом взмахнул палочкой, и буквы пришли в движение, поменялись местами. Миг — и я прочла слова, которые привели меня в ужас: «Я Лорд Волдеморт».
— И что значит анаграмма? — хрипло спросила я, не рискуя встретиться с ним взглядом.
— Ничего. Просто игра с перестановкой букв. Я думал, что тебя это позабавит, — признался Том мрачно.
Наверное, он рассчитывал совсем на другую реакцию с моей стороны. Вот только я не могла ничего поделать с собой. Слишком свежо было то воспоминание о знании, почерпнутом из моей «Истории Хогвартса». Это было дико, невозможно, но, увы, пугающе реально. Если я все правильно поняла, то рядом со мной сидел убийца и магглоненавистник. Но таким он, может быть, станет в будущем. И «может быть» настолько зыбко и призрачно, что я облегченно рассмеялась. Всего лишь одна из вероятностей, не более. Так что мне не стоило раньше времени беспокоиться.
— Это и вправду забавно, — заверила я его. — Подбираешь себе новое имя?
Я игриво толкнула Тома плечом. Риддл хмыкнул и возразил:
— Нет. Пытаюсь, представить, как это — быть другим человеком? Иметь семью и нормальное детство. Ни в чем не нуждаться. Жить в красивом поместье, кататься на лошадях. Путешествовать на каникулах. У Лорда Волдеморта все это могло быть. Том Риддл же нищ.
— Ну и что? — задала я риторический вопрос.
Потом, обхватив его лицо ладонями, прошептала, касаясь губами его кожи:
— Мне не нужен Лорд Вольдеморт. Я его не знаю, и он мне безразличен. А вот Том Риддл — часть моей жизни, часть меня. И если передо мной вдруг станет выбор — я всегда буду на стороне нищего Риддла.
— Почему? — требовательно и властно прозвучал его голос. Было впечатление, что он одновременно боялся и жаждал получить ответ на свой вопрос.
— Он — мое будущее, — прошептала я, улыбнувшись. И это была правда.
* * *
Июнь в этом году выдался жарким. В классах было душно и тесно. Все чаще возникало желание забросить подальше учебники и пойти искупаться в озере. И даже мысль повстречаться с кальмаром никого не смогла отпугнуть. Наши дни в это время проходили однообразно и скучно. Мы много учились, так как близились СОВЫ. После обеда большая часть учеников направлялась к озеру, чтобы просто посидеть на мягкой траве. Отдохнуть, поболтать, развлечься. Воздух там всегда был свеж и влажен — это многим нравилось. Когда Том не был занят, он присоединялся ко мне. Мы устраивались в тени деревьев на берегу озера, обкладывались учебниками и усиленно делали вид, что занимаемся повторением пройденного материала. На самом деле, ни ему, ни мне это не было нужно. Куда более приятно было опереться на плечо Тома и, закрыв глаза, наслаждаться теплом его тела. Или же ласково перебирать темные пряди волос, когда Риддл, расслабившись, клал голову на мои колени. В такие моменты друг был похож на огромного кота, обожравшегося сливками, черного, холеного, хитрого и до одури притягательного.
Все в школе, кажется, привыкли к нашим странным отношениям. То, что раньше мы так открыто не демонстрировали, сейчас воспринималось окружающими нас людьми как норма. Дружба, привязанность и эгоистическая потребность друг в друге больше не вызывали сплетен, и я была несказанно рада. С отъездом профессора Дамблдора Том перестал вести себя, как параноик. Риддл казался более открытым и дружелюбным. Эйвери все шутил, что староста наконец-то отвоевал Хогвартс у врага, и замок теперь полностью в его власти. Впрочем, в этих словах была толика правды.
* * *
Сдача экзаменов не вызвала у меня особых проблем: я прекрасно знала школьный материал. В Защите от темных искусств меня натаскал Риддл. У него всегда получалось лучше атаковать, у меня — защищаться.
Собеседование о выборе будущей профессии с нами проводил профессор Слизнорт. Декан Слизерина был хитрым, предприимчивым человеком. Свою выгоду он никогда не упускал, будь то коробочка его любимых лакомств или более существенная помощь. Минерве учитель предложит заняться наукой, ее эссе и статьи в журналы имели успех. К Гильберту он не проявил никакого интереса. Мой же выбор профессии вызвал у профессора Слизнорта нездоровый энтузиазм. С одной стороны, он все расхваливал, каким замечательным я смогу стать сотрудником в Министерстве Магии и какая блестящая карьера меня ждет, с другой, он явно что-то недоговаривал. Это настораживало, и вместе с тем я понимала, что не хочу ничего знать. Его многозначительные взгляды и двусмысленные улыбки мне были неприятны.
Когда я поинтересовалась у Тома, что ему посоветовал выбрать декан, он загадочно улыбнулся и произнес:
— Власть.
Я непонимающе посмотрела на него. Он издевается? Но нет, Риддл был серьезен.
— А ты хочешь власти? — робко задала я ему вопрос. Мне безумно хотелось, чтобы он сказал нет. Или соврал. Я бы ему поверила, правда.
— Не знаю, — задумчиво произнес он. — Что хорошего в том, чтобы постоянно контролировать толпу идиотов? Подчиненные в большинстве своем льстецы, лентяи и обманщики. Знаешь, я бы не хотел так жить.
— Но ты не хотел бы быть и частью толпы, — заметила я.
— Да, — подтвердил Том, кивнув.
— А что же ты хочешь?
— Свободы. Права самому распоряжаться своей жизнью, — не задумываясь, ответил Риддл.
— Власть может дать такое право, — продолжала я развивать свою мысль. Отчего-то важно было именно сейчас узнать о его стремлениях. Мне нужно было быть ко всему готовой.
— Да, но к ней в довесок идет ответственность.
— Ты не тот человек, который боится ответственности.
— К чему этот разговор, Гермиона?
Том пристально посмотрел на меня. Я пожала плечами. Мне трудно было облечь свои мысли в слова. Они выходили такими же путанными и нескладными.
— Мы не сможем быть всю жизнь учениками. Там, за стенами школы, другой мир. Пока что мы не принадлежим ему полностью. Но придёт время, и это изменится.
— Ты боишься перемен?
Том положил руки мне на плечи, подбадривая, но я по-прежнему не смотрела не него.
— Да. Я не... Не хочу потерять то, что уже имею, — призналась я, вздохнув.
— Ты не потеряешь меня, Гермиона, — произнес Том уверенно. — И даже если когда-то захочешь уйти, я не отпущу тебя.
Я уткнулась лицом в его грудь, пряча улыбку. Кто кого еще не отпустит, Риддл? Но я позволю ему это маленькое заблуждение на счет своей власти надо мной. По крайней мере сейчас.
* * *
Поезд медленно покачивался. За окном мелькали деревья и здания. Скоро мы должны были прибыть в Лондон. Том сидел рядом со мной впервые за все эти годы. Мелочь, но безумно лестно. Сейчас я находилась в окружении слизеринцев. Эйвери и Розье сидели напротив и обсуждали последние новости, полученные из фронта. Сейчас все мы были как никогда похожи на обычных подростков.
Но вот поезд стал останавливаться. Том, кивнув нам, пошел исполнять свои обязанности старосты. Ему нужно было проследить, чтобы все ученики без проблем покинули поезд и не забыли свои вещи. Розье покинул купе вслед за Томом, но Эйвери задержался. Взяв меня за локоть, развернул к себе лицом.
— Я не знаю, что задумал Риддл, но будь осторожна, — сказал Джонатан, напряженно вглядываясь в мое лицо.
— Беспокоишься о грязнокровке? — едко спросила я его.
— Нет, — не моргнув глазом, соврал он. — Просто возвращайся в сентябре в Хогвартс, ладно?
Эйвери выглядел сейчас уставшим и взволнованным. Светлые волосы упали на его лицо, наверняка мешая видеть. И куда делась вся та беззаботность, которую он демонстрировал недавно?
— Я вернусь, — пообещала я ему. Отчего-то эти слова сейчас были самыми необходимыми. Нам обоим их надо было услышать.
Протянув руку, я отбросила упавшие волосы. Вот так намного лучше. Эйвери как-то странно дернулся, словно я ударила его, а потом вдруг улыбнулся чуть насмешливо, искренне.
— Я верю тебе, Грейнджер, верю.
Доверие трудно получить, а еще труднее удержать. Но я справлюсь с этим, чтобы не случилось.