12 глава

На следующее утро Гермиона проснулась достаточно поздно – видимо, тело взяло отпуск за все те недосыпания и перенапряжения в течение месяца. Сорвавшись с дивана, она подлетела к двери, ведущей в спальню Малфоя, и, побарабанив в нее с гневными криками, чтобы тот немедленно выбирался из своей норы, побежала в свою комнату собираться.
Она пребывала в полном недоумении, отчего Малфой не выходит, а если его уже нет в гостиной, то почему он ушел и ни слова ей не сказал. Ни вчера, ни сегодня. Не разбудил. Значит, его не было этой ночью в гостиной. Но где он мог быть?

Ничего не соображая, девушка спустилась в Большой зал. Обшарив глазами стол слизеринского факультета в поисках светлой головы и не найдя ее, Гермиона села за свой стол ближе к Рону с Парвати, стараясь не встречаться с Гарри глазами. Но тот будто и сам ее не замечал, сидел притихший и молчаливый, тыкая вилкой в яичницу.
Стараясь скрыть напряжение, она посмотрела на дверной проем, затем вновь осмотрела стол, но Малфоя так и не нашла. Намазывая мед на круассаны, гриффиндорка только сейчас заметила, что Рон вроде не решается с ней заговорить, а гриффиндорцы и студенты других факультетов странно косятся на нее и перешептываются. Нахмурившись, совсем сбитая с толку, она перебирала в голове, что такого могла сделать, чтоб заслужить все это внимание. На ум приходила только ее связь с Малфоем, которого как раз и не было. Но кто мог узнать о ней? Гермиона чувствовала себя загнанной в угол. Раньше ей удавалось разобраться со всем, поговорив с Гарри, но теперь это было неосуществимым.

Гриффиндорка посмотрела на друга и увидела, что лицо его не такое, как обычно: кое-где оно слегка отливало фиолетово-желтым цветом или было покрыто мелкой сыпью, какая появлялась при не совсем удачном исцелении синяков и ушибов заклятием. Парень низко наклонил голову, чтобы никто не мог заметить его лица, но ей все же удалось немного рассмотреть.
Повернувшись к Рону, странно на нее посмотревшему, она шепотом спросила:
– С кем подрался Гарри?
– Что? С чего ты взяла?
– Я что, слепая, по-твоему? Очевидно, что он с кем-то подрался и вы старались залечить следы. Так с кем? Рон?
– Я не знаю, с кем. Он пришел так вчера ночью. Едва держался на ногах… не лицо, а месиво. Ну, мы вчера всю башню подняли на ноги, стараясь его вылечить. Немного не получилось…
– Он не сказал, кто это сделал? – Она боязливо косилась на Гарри, подозревая, что тот все слышит.
– Нет… и вообще, я на твоем месте о другом бы заботился… я лично не видел, но вся школа…
– Что вся школа?
– …говорит… возможно, это только слухи…
– Рон, в чем дело?
– … кто-то нашел какие-то рисунки…
Сердце Гермионы упало. Рисунки…
– Что за рисунки? – натянуто спросила она.
– Говорят, что это ты на них, – Парвати, перегнувшись через своего парня, сыпала вопросами. – Я-то тоже не видела, но столько разговоров. Ты что, правда заделалась натурщицей? А кто художник? Тот, кто я думаю?
– Кто это «тот»? – одновременно спросили Гарри и Рон.

Но Гермиона ничего не слышала, сквозь фрустрацию до нее доносились бессвязные реплики. Ее взгляд был прикован к слизеринскому столу, за которым появился тот, кого она все утро искала и ждала. Единственный, кто мог объяснить ей происходящее. Но Малфою было совершенно все равно – он с такой пылкостью прижимал к себе шестикурсницу Асторию Гринграсс, так нежно шептал ей что-то на ушко, так усердно избегал взглядом гриффиндорский стол.
Гермиона почувствовала, что мир теряет очертания, что она падает в темную страшную бездну. Ее мир рухнул, а она погребена под его обломками. Единственный, кто был для нее всем, обратился в дьявола, предателя, палача… Сердце больно сжалось, а внутри от вида размалеванной девицы огнедышащим монстром пробуждалась ревность. Девушка стала тупо смотреть в стол. Со стороны до нее донеслось хихиканье Парвати и Лаванды. Рон и Гарри, к счастью, не успели проследить за ее взглядом и теперь вопросительно смотрели на подругу, вид который был таким, словно ее поцеловал дементор и забрал душу.

Рон выглядел озабоченным, беспокоясь за подругу и стараясь побороть в себе мысли о слухах, которые бродили по школе о ней и о Малфое. Он продолжал убеждать себя в невозможности этого даже после того, как застал подругу и блондина в весьма двусмысленной ситуации. Он старался не верить, пока вчера не увидел на одежде друга несколько коротких белых волосков, определенно не женских, развеявших все его сомнения, мгновенно расставивших все по местам. К тому же он догадывался, что произошло между Гарри и Гермионой. Внутри разгоралась ярость и к надменному слизеринцу, и к собственной подруге, но он прилагал все силы, чтобы умерить этот пыл: это их дело, не его. Ему только было жаль друга, который уже долгое время изнывал по Гермионе, тщательно стараясь это скрыть.
Единственное, во что он не мог поверить, пока не увидит собственными глазами, – это рисунки с обнаженной Гермионой. Слухи появились еще до завтрака и со скоростью света разнеслись по замку. Их распространяли два третьекурсника-пуффендуйца, утверждавшие, что нашли на территории замка рисунки, изображавшие в самом интересном облике Главную старосту школы. Говорили, что держат папку с ними в надежном месте, но за десять кнатов дадут посмотреть каждому, кто захочет. Рон намеревался сразу после завтрака отправиться к ним и на правах старосты отобрать компромат.
Он посмотрел на слизеринский стол и не поверил своим глазам: Малфой, встав из-за стола, тянул за собой к выходу смазливую слизеринку. Переведя взгляд на подругу, он увидел, что та, едва взглянув на блондина и его пассию, слегка дернулась, но потом вновь уставилась в тарелку. Парвати что-то шептала на ухо, но Рон не слушал – он нахмурился и намеревался было спросить Гермиону о том, что так его волновало, как она встала из-за стола, взяла сумку с учебниками и, сказав, что встретится со всеми на зельях, пошла к выходу.

* * *
Вернувшись прошлой ночью в спальню, Драко подошел к большому зеркалу, висящему на стене, и, раздевшись, принялся осматривать тело и лицо. И его, и Поттера отличало то, что, несмотря на их далеко не мощное телосложение, они обладали большой силой, возможно, благодаря наличию магии внутри них… Поттер хорошо его отделал. Скулы и челюсть были фиолетово-кровавыми, один глаз заплыл, разбиты губы, брови, на голове ссадина от особо жесткого удара о каменную стену. Торс выглядел не лучше: на боку наливался угрожающий синяк, говорящий о переломе ребра. Множественные ссадины на руках и ногах, сбитые в кровь кулаки.
Оценив масштаб трагедии, Драко принялся за лечение. Мало кто знал, что Драко Малфой – большой любитель подраться, выместить таким образом свой гнев и застоявшуюся энергию. В своих же интересах он тщательно изучил колдомедицину и мог самостоятельно заживлять тяжелейшие ранения. Достав из чемодана небольшой сундучок с различными баночками и пузырьками, мазями, жидкостями, он долгое время работал над собой. Выпивал, намазывал, шептал заклятия. Через пару часов он был почти как новенький. Синяков и побоев на лице уже практически не было, и хотя осталось немного синевы, но к утру и она должна была исчезнуть. С поломанным ребром пришлось тяжелее – выпив хорошую порцию костероста и терпя жгучую боль, он продолжал колдовать над своим телом, что не очень хорошо сказывалось на правильном лечении. Щедро намазав бок мазью, которая должна была рассосать синяк, он туго перетянул грудную клетку и лег в кровать.

Сон не шел. Драко долго таращился в балдахин, на котором было изображено звездное небо. Мысли были далеко. Он просто лежал и смотрел. Просто тело без души.
К шести часам он провалился в сон, но в семь был разбужен точно пушечным выстрелом и тут же встал. Выйдя в гостиную, он отметил, что гриффиндорка лежит все на том же диване, и, не смотря на нее, отправился в ванную комнату. Приведя себя в порядок, с удовлетворением отметил, что все синяки на лице исчезли, и, гадая, что случилось с Поттером, спустился на первый этаж. До завтрака еще было время, и он вышел наружу, вдыхая свежий утренний воздух. Пройдя до груды камней, находящихся там, где озеро соприкасалось с Запретным лесом, он вернулся обратно в замок. Подходя к Большому залу, он увидел несколько слизеринок-шестикурсниц и среди них Асторию Гринграсс.
Что происходило дальше? Все было словно в тумане, будто это не он был в теле Драко Малфоя, а кто-то другой, а он наблюдал за всем со стороны и не вмешивался. Он подошел к девушке, что-то начал говорить ей, а потом они вместе зашли в зал. На гриффиндорский стол он даже не смотрел, хотя изредка чувствовал на себе взгляд карих глаз. Каждый раз от этого он распалялся и теснее прижимался к Астории, шепча ей на ухо что-то дурацкое, что обычно шептал всем девушкам, которые были для него пустым местом. Гринграсс смеялась над его шутками, делала недвусмысленные намеки, прижималась в его больному боку, и Драко слегка морщился от боли. Астория не была из разряда тех девушек, которые были бы на седьмом небе от счастья, если бы Драко Малфой хотя бы взглянул на них. В ее действиях сквозила решительная расчетливость. Это было выгодно – встречаться с лучшим парнем Слизерина, раз тот, кто мог бы составить ему конкуренцию, предпочитал мужское общество. Астория знала себе цену и не считала себя счастливицей, выбранной из миллиона, скорее, считала счастливцем Малфоя. К тому же чем дементор не шутит, может, именно ей удастся стать следующей леди Малфой… Самая выгодная партия для такой девушки, как она.

Когда Драко увидел, что девушка поела достаточно, а ела она невероятно мало, то встал из-за стола и потянул ее за собой. Что он делал? Он даже себе не мог этого объяснить, не то что собственным друзьям, удивленно смотревшим на них. Выйдя из зала с девушкой в обнимку, он столкнулся со свои деканом, который очень странно и гневно посмотрел на него. Драко отпустил Асторию, и та продолжила стоять рядом. Снейп сообщил, что нумерологии не будет, так как профессор Вектор сильно заболела и была не в состоянии вести урок. Драко поблагодарил зельевара за информацию и, спросив разрешения, продолжил свой путь.
Куда он шел, он не знал. Ноги сами вели. Коридоры пустели: студенты разбредались по классным комнатам. У Астории тоже было окно, и она часто прерывала свой путь, повисая у Драко на шее, страстно целовала, требуя ответа. Парень отвечал рефлекторно – перед глазами стоял образ гриффиндорки, а губы у слизеринки были такими же мягкими, как и у Грейнджер. Стоило только закрыть глаза, и можно было притвориться, что это она в его объятиях… Но нет. Все не то! Даже запах другой. От Гринграсс пахло совсем как от ее фамилии – свежескошенной травой. Наверное, специально выбрала этот запах. Не сказать, что аромат раздражал, он был очень живым и свежим, но ноздри и мозг привыкли к совсем другому.

Драко и не заметил, как они оказались в коридоре второго этажа, недалеко от гостиной Главных старост. Блондин ощутил безудержную ярость, вспоминая все, что произошло за последний месяц. Он припечатал вскрикнувшую от неожиданности слизеринку к стене своим телом и впился ей в губы яростно и жестко, желая отомстить… вовсе не ей… образу в голове.
Слизеринец почувствовал резкую боль в боку и открыл глаза. Астория колотила его в торс и косила глаза в сторону. Он оторвался от губ девушки и увидел ее.

* * *
– Что за дрянь?
Гермиона неверяще смотрела на парочку перед собой, которая только что оторвалась друг от друга. На удивление, она была невероятно спокойна и хладнокровна. Малфой и Гринграсс повернулись к ней: у парня лицо было непроницаемо ледяным, а у девушки покраснело от ярости.
– Закрой свой рот, грязнокровка! И вали отсюда!
– Заметь, Малфой, она тут же поняла, что разговор о ней. Хотя мой вопрос можно было трактовать как описание ситуации вообще, а не ее участников по отдельности.
Гермиона говорила размеренно и холодно, смотря не на своего любовника, а на разгневанную девушку рядом с ним.
– Да как ты смеешь, стерва, так говорить обо мне! Забыла свое место, мугродье?
– Астория, солнышко, – Драко развернул слизеринку к себе: ему надоела эта перепалка, и сама Гринграсс ему тоже надоела, – пожалуйста, иди сейчас в гостиную факультета, а я через несколько минут вернусь.
Он нежно провел пальцем по ее щеке. Гермиона дернулась как от удара. Слизеринка, заметив это движение, отпрянула от Малфоя и посмотрела сначала на него, а потом на гриффиндорку. Прошло несколько секунд сосредоточенных размышлений. Драко и Гермиона не отрываясь смотрели друг другу в глаза.
– О-о-о!!! – протянула Астория, докопавшись до истины. – Как все интересно! Нет, Драко, ты не вернешься. – Она принялась с отвращением вытирать губы рукавом мантии. Затем подошла к гриффиндорке и стала сбоку от нее. – На тебе ее запах!.. Мерзкий запах грязнокровки.
Астория презрительно осмотрела девушку и, втянув носом запах, исходящий от нее, сморщилась еще больше.
– Ненавижу гвоздику! – выплюнула она и, развернувшись, ушла прочь из коридора.

Гермиона продолжала не отрываясь смотреть в стальные глаза. Она не могла их прочесть. Что случилось?
– Что все это значит? – наконец вымолвила она, стараясь скрыть слезы в голосе. – Я тебе осточертела и ты не нашел иного способа бросить меня? Или это все же твоя обычная манера поведения с людьми? Зачем же ты так искусно ее прятал?.. Это омерзительно! Ты – предатель!!!
– ЧТО?! Это я предатель?! Это я омерзителен? – Драко гневно кричал, стоя посреди коридора. – А ты, Грейнджер, неплохо устроилась! Хочешь, чтобы это я остался во всем виновным, так? А сама выйдешь сухой из воды?! Мразь! Ты мерзкая двуличная мразь, Грейнджер!.. Актриса! Я, идиот, верил тебе! Я… – он прервался.
Гермиона побелела от ужаса, совершенно не понимая, что происходит. Никогда она не видела его в таком состоянии. Из головы никак не шел образ слизеринца, целующего другую. Ревность вскипала, обжигая внутренности и замутняя сознание.
– Я не понимаю, что…
– Ты не понимаешь?! Не понимаешь!!! Ну так возьми и подумай, Грейнджер!!! ПО-ДУ-МАЙ!!! Ты ведь такая умная! Вот и напряги извилины! А с меня хватит! ХВАТИТ!!!
Он развернулся и быстрым шагом рванул прочь.

Она увидела его спину и краем сознания поняла, что не может его просто так отпустить. Ревность опасна и жестока, она эгоистична и импульсивна, она вынуждает делать необдуманные вещи, о которых потом жалеешь, но без которых не узнаешь прочности: своей и его. Хотелось только причинить боль. Ударить в самое сердце, в спину, в печень… куда достанешь…
– Стой! – Парень и не думал останавливаться. – ТЫ МНЕ ДОЛЖЕН!!! – прокричала Гермиона, и Малфой медленно остановился. Развернулся и яростно посмотрел на нее.
Из головы вылетели вопросы: почему он так поступил? почему он обвинял ее в чем-то, что ей не понятно? почему вообще все это происходит? Только холодная яростная ревность и обида на слова, выплюнутые в ее адрес. Она стала медленно подходить к нему ближе. Малфой не шелохнулся.
– Скажи-ка мне, Драко! – она впервые дрожащим голосом обратилась к нему по имени, еще больше драматизируя ситуацию. – Ведь тебе ничего не стоило соблазнить эту Гринграсс? Или соблазнить меня? Тебе, судя по всему, не составит никакого труда вообще кого-то соблазнить, так? Ты такой мачо?!

– Что ты несешь…
– А раз ты такой мачо! Значит, тебе и мужчину завлечь ничего не стоит! Я права? – Она остановилась на расстоянии вытянутой руки от него. Всегда теплые карие глаза стали холодными как омуты.
Драко побагровел. Это был удар ниже пояса.
– Ты не посмеешь…
– Забини.
– Что?! – он задохнулся.
– Забини… Сначала ты трахнешь его… а потом он отымеет тебя!.. А я буду смотреть, чтобы ты не халтурил!
– Сука! – Ноздри парня раздувались от гнева. Никогда он так не был близок к желанию убить.
– Нужно отвечать за ту боль, которую причиняешь другим людям! – яростно выплюнула Гермиона в лицо тому, кого любила, но сейчас ненавидела всеми фибрами души.
Рука Драко отреагировала раньше, чем его мозг. Взлетев в воздух, залепила оглушительную пощечину девушке. Она отлетела назад на несколько метров и схватилась за щеку, наливавшуюся краснотой.
– Да что ты знаешь о боли?! – прошипел Драко и ушел.

* * *
… Голова и щека болели от удара. В ушах был непрекращающийся звон. Гермиона тупо стояла посреди коридора, глядя в удаляющуюся спину. На ватных ногах она поплелась в гостиную. По дороге бросив на пол сумку, она проследовала к окну и, остановившись у него, стала невидяще смотреть вдаль. Прошло время… а может, и не прошло вовсе. Может, оно остановилось. Но нет – часы все так же шли, и мерное тиканье разносилось по тихой комнате.
Из глаз полились слезы, а зрачки забегали, словно искали помощи, но нигде не могли ее обнаружить. «Он не мог узнать… не мог узнать…» Внезапно взгляд замер на одной точке – на том месте, где стояли она и Гарри вчера, когда… в голову влетело осознание того, что произошло. «Он все видел! Видел, но ничего не понял!» Правда обрушилась на девушку своим многотонным грузом, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Гермиона конвульсивно согнулась пополам, руки вцепились в подоконник, а из горла, из души, из сердца вырвался дикий, истерический крик боли, ужаса, страха… крик о помощи… мольба. Ноги не держали – девушка съехала на пол и, обняв колени руками, зарыдала.

* * *

Драко шел по коридору, проклиная все на свете. Проклиная тот день, когда в его воспаленном мозгу впервые поселилась идея о том, что гриффиндорка привлекательна. Он никогда не чувствовал такой боли. Душа разрывалась на части. Как он страшился этой боли, и ведь не зря. Так ли чувствовал себя его дядя? Но ведь у него было все сложнее: его жена умерла, ее нельзя было вернуть. А гриффиндорка?.. Уж лучше бы она умерла! Ему определенно было бы спокойнее, если бы все было именно так. Но она продолжает ходить по земле, выкручивая ему нервы и душу, вытягивая жилы… а теперь еще и это.
Драко была противна сама идея совокупления с мужчиной. Когда это кто-то другой, как, например, веселясь, он представлял в начале года, то ладно, но когда дело касается его, Драко, все кардинально менялось. Юношу мутило от одной мысли, что мужские губы касаются его кожи, а уж о большем и говорить нечего… Он долго привыкал к мысли о том, что его лучший друг – гей, пока эта истина не стала уже достаточно привычной. И вот эта проклятая мерзкая девчонка бьет в самое больное место. А ведь еще надо придумать, как все объяснить Забини. Грейнджер не только одного слизеринца подставила, но и другого, который был совершенно ни при чем… Как же он ее ненавидел!

Мимо, навстречу ему прошли две девочки, что-то увлеченно обсуждая. До Драко донеслись только слова «Грейнджер» и «рисунки», но и так все было понятно. Он слышал, как за завтраком говорили что-то про пуффендуйцев, которые нашли папку с рисунками, но тогда Драко не придал этому значения. Теперь же, собрав воедино все кусочки мозаики, он остановился, размышляя над получившейся картиной. С одной стороны, ему плевать на судьбу этих рисунков, на реакцию Грейнджер, что на этих рисунках она позирует обнаженной, а их увидит вся школа. С другой – его не оставляла мысль, что ОН хозяин этих рисунков, а как он вчера сказал Поттеру, никто не смеет прикасаться к ЕГО вещам. Он, тут же поменяв маршрут, направился к гостиной Пуффендуя. Как Главный староста он имел право заходить туда без разрешения преподавателей, и, опять же на правах старосты, он имел право отобрать у студентов злосчастную папку.

Спустившись в коридор, ведущий ко входу в гостиную, Драко увидел, как из проема вышел рыжий Уизли. В его руке была папка с рисунками. Драко не прерывал хода, сделав вид, что направляется на кухню. Он тут же понял, что папка пусть и не в тех, каких хотелось бы, но все же в надежных руках: Уизли не позволит, чтобы изображения его подруги бродили по Хогвартсу, а в конечном итоге попали в руки преподавателей. Рыжий непременно отдаст папку Грейнджер, а она пусть делает с ними все, что хочет. Возможно, она вернет их Драко, и тогда он растопит ими камин, а может, она сожжет их сама…
Гриффиндорец слегка приостановился при виде Малфоя, но затем продолжил путь, крепко сжимая в руке взятую с боем папку. Поравнявшись с ним, он смерил его презрительным взглядом и, не сказав ни слова, отправился искать Гермиону.
Когда рыжий скрылся за поворотом, Драко остановился. До зелий оставалось минут десять, и он решил отправиться в подземелья.

* * *
Гермиона сидела на полу у подоконника, прислонившись к холодной стене спиной. Она уже не плакала. Все слезы вышли. В пустых покрасневших глазах отражались отчаяние и глубокая печаль. Почему он так поступил? Даже если видел, как Гарри целовал ее, почему не разобрался? Почему отплатил ей, ни в чем не виновной, таким низким образом?! Он был таким прекрасным все эти дни, что она совсем забыла, насколько он бывает опасен и жесток. Обычно только Гарри испытывал на себе эти качества слизеринца… Так вот с кем он подрался! Вернее, Малфой избил его, ведь на нем самом не было ни одной ссадины! Неужели он мог подкараулить Гарри и жестоко избить его? А может, и не один? Мог ли Малфой сделать это? Она не знала. Тот Малфой, который был с ней весь ноябрь, не мог бы. Но проблема в том, что она не могла то же самое сказать и о том Малфое, каким он был ранее, все шесть лет обучения. Тот образ был прочно спрятан за образом нового нежного, страстного, заботливого, необычного…
Но сегодня он вновь показал свое лицо. Истинное лицо! Как это было больно. Она жила в идиллии, придуманной ею. В искусственном рае… Но ведь когда все начиналось, она знала, что так и будет! Почему же теперь она так расстроена, разбита, уничтожена… Да потому что она идиотка, поверившая, как ребенок, чуду, но нужно платить…

Жизнь остановилась… Теперь Гермиона понимала, что весь этот месяц жила не настоящим, а лелеяла тайную надежду на будущее. Она мечтала о другом… Всю жизнь она жила в рамках, установленных обществом, родителями, преподавателями, ею самою… преимущественно ею. Но появился он… она поверила всему, что он говорил, что делал, что чувствовал… а он предал. Теперь она это знала. Он предал! Не она! Она была верна…
Взгляд упал на большое зеркало в широкой резной раме над камином. В голове промелькнул образ: она стоит лицом к зеркалу, опираясь на каминную полку, обнаженная; в кресле позади нее сидит идеал, созданный в голове на основе реальности. Стоит она долго, изогнутая спина начинает затекать, взгляд не отрывается от отражения в зеркале… Белые взъерошенные волосы, золотящиеся в свете каминного огня, внимательные серые глаза, в которых тонешь, когда они смотрят прямо в душу, аристократичный профиль, тонкие губы, бледная кожа, крепкие жилистые руки, идеальные длинные пальцы. На лбу залегла складочка – он сдерживается, чтобы не наброситься на нее; крепко сжимает карандаш, а глаза мечутся с ее фигуры на бумагу и обратно… Она могла бы смотреть на него вечно…

Стоять не двигаясь, умирать под его взглядом медленной, мучительной смертью… Видеть, как тебя желают все ангелы и демоны мира, собранные в одном человеке… Что могло быть прекрасней. А потом, утонув в его объятиях, рассматривать новые рисунки и наброски, обсуждая их. Рисунки… Мерлин, теперь они разгуливают по всей школе! Его ли это заслуга?.. Но кто еще мог достать их, кто знал о них?.. А она позволила себя скомпрометировать… Стать для тысяч глаз натурщицей художника… женщиной, стоящей обнаженной. Или же просто шлюхой?
И чья в этом вина? Его? Ее? Может, Гарри, который так не вовремя вбил себе в голову, что влюблен?
Как она должна теперь вести себя? Малфой обвинил ее в том, чего она не совершала, избил ее друга, предал, изменил, огласил их общую тайну. Он разрушил ее идеальный мир, искусственно созданное счастье… Должна ли она рассказать ему, как все было на самом деле? Но ведь он наверняка не поверит. Да и нужно ли рассказывать. Предполагалось, что отношения не будут вечными, что они закончатся. Они были обречены на это… Спектакль окончен. Занавес закрывается, а зрители покидают свои места.
Начинается ли новая жизнь, когда обрывается старая? Она узнает это за порогом этой комнаты…

* * *
– Астория, твои слова звучат глупо, разве ты не понимаешь этого?
– Да он спит с ней, вы понимаете?! С грязнокровкой! Это же… Это отвратительно! Предательство, как по мне!.. А! Вот и он, кстати, пусть нам все сам и расскажет!
Зайдя в гостиную своего факультета, Драко тут же оказался в разгаре скандала, явно происходившего из-за него. Он обвел взглядом присутствующих: здесь был практически весь факультет – седьмой и шестой курсы в полном составе и кучки остальных. Главными определенно были друзья Драко Блейз и Пэнси, они восседали в креслах с таким видом, будто они короли, решающие судьбы мира. Их лица были мрачными, и глаза устремились в его сторону, как только он зашел в гостиную. Если сначала все взгляды присутствующих были прикованы к Астории, стоящей с гневным видом перед слизеринцами, то с его появлением обстановка изменилась. Драко пробрало нехорошее чувство, будто он на суде и его обвиняют в чем-то незаконном. Не теряясь, юноша обратился к «обвинителю»:

– И что же я должен всем рассказать, Астория?
– Не прикидывайся! Я тут как раз рассказывала, что ты спишь с грязной гриффиндорской подстилкой! Попробуй опровергни!
Светлая бровь недоуменно изогнулась. Еще не хватало ему отчитываться в своей личной жизни перед ней и перед всеми ими.
– А с какой стати я должен вообще как-то комментировать эту реплику? Ты, Астория, слишком много о себе думаешь и много себе позволяешь.
Послышался одобрительный шепот со стороны ее однокурсниц.
– Ты думаешь, я не видела, как ты на нее пялился? И она, кстати, тоже была определенно не в восторге от того, что увидела, как ты целуешь меня! А эти слухи по школе…
– Астория, слухи на то и слухи, чтобы им не верить, – сказала Дафна Гринграсс. Ее сестра немного смутилась. Но вновь пошла в атаку:
– А эти рисунки?! Рисунки с голой грязнокровкой! Вы все помните, что Драко у нас красиво рисует! Ведь это ты ее нарисовал!
Драко начинала раздражать ее болтовня.
– Я не намерен продолжать этот глупый разговор…
– И совсем не трудно догадаться, почему! Потому что я права! Я просто не понимаю! Я не понимаю, как такое могло произойти?! Ты и магла! Драко, ты всегда был для нас эталоном, идеалом истинного слизеринца! И что я вижу? Предателя чистокровных!

– Астория, у тебя нет доказательств связи Драко с гриффиндоркой! – громко сказала Пэнси, намереваясь прекратить эту глупую перепалку, замечая, что присутствующие поделились на два лагеря: на верящих Астории и нет. – И вообще, это не наше дело! Я считаю, что инцидент исчерпан!
– Нет-нет, Пэнс, погоди! Раз уж тут такое началось! – заговорил Драко властно и размеренно, давая всем понять, что он все еще главный здесь, пусть и долго отсутствовал. – Как все занятно получается. Вы считали меня идеалом слизеринца, но я не оправдал вашего ожидания? А что же вы не ведете себя как слизеринцы? Я всегда считал, что копаться в чужом белье – это привилегия гриффиндорцев с их длинными-предлинными носами! И что я вижу? – Ему удалось их смутить – сравнение с Гриффиндором мгновенно их отрезвило, но только не Асторию, та все так же продолжала стоять на своем, пусть и молчала. – Не уподобляйтесь им!
По гостиной прошелся ропот. Многие чувствовали себя пристыженными, Астория молча стояла и буравила слизеринца глазами. За его спиной открылась дверь, и через мгновение он увидел, как к Пэнси подбежал ее братец-второкурсник, а с ним его друг. Оба не обратили никакого внимания на то, что происходит. Алан подбежал к сестре и стал громко трещать:

– Пэнс, ты слышала, двоих пуффендуйцев побили. Ну, тех, которые говорили, что у них есть рисунки с Главной старостой, этой, как ее… Фиц, как ее зовут?
– Грейнджер, – ответил рядом мальчик.
– Да-да, точно. Они говорят, что их забрал староста из Гриффиндора. Так им никто не поверил. Сначала два парня из Когтеврана думали, они обманывают, что у них вообще были те рисунки, а потом подключилась шайка гриффиндорцев. В общем, их та-а-ак отделали, пуффендуйцев. Скажи, Пэнс, а это правда, что были такие рисунки? Фиц не верит. Но он мне рассказал кое-что интересное. – Алан наклонился ближе к Пэнси и произнес могильным шепотом, который всем был слышен: – Фиц видел, как они целовались! Ну скажи, Фиц… А, ладно. Твой друг Драко Малфой целовался с этой Грейнджер! Фиц видел!
Астория издала торжествующий крик. Слизеринцы неверяще смотрели то на мальчиков, то на Драко.
– Предатель! Я же говорила! Фиц, расскажи, что ты точно видел? – Она подбежала к мальчику и, схватив его за плечи, развернула лицом к себе. – Скажи мне, Фиц!

Мальчик понял, что попал в переплет. Он покосился на парня с платиновыми волосами: и как он его не заметил при входе? Тот молчал, грозно смотря на девушку, больно сдавливающую плечи мальчика. Фиц не знал, что ему делать, и просто тупо молчал и таращился на Асторию. Помощь подошла скоро. Сначала Алан взял его за руку и, смотря на слизеринку, потянул Фица к себе. Затем со вздохом раздражения Пэнси оторвала руки Гринграсс от мальчика и оттянула его подальше от девушки.
– Прекрати, Астория! Ты ведешь себя фанатично! – Та встала и отошла на несколько шагов, чувствуя себя не в своей тарелке из-за случившегося.
Пэнси развернула Фица к себе и грозно спросила, глядя прямо в глаза:
– Фиц, ты уверен, что это были Драко и Грейнджер? Подумай, это серьезное обвинение и если ты распускаешь ложь…
– У них были значки Главных старост на мантиях… и я бы точно их узнал, – произнес он шепотом.
Пэнси посмотрела на Драко, отказываясь верить в эту новость. Среди всеобщей тишины послышался презрительный шепот Астории: «Предатель!»
– Так это правда?.. – Пэнси была шокирована и едва проговорила эти слова.

Малфой молчал. Внезапно на ноги сорвался Блейз и, резво встав рядом с другом, обратился к присутствующим:
– Мерлин, я долго терпел, но это уже перебор! Ну какой Драко предатель? Ну что вы? Он переспал с гриффиндоркой? Ну и что? Что, мало семей Слизерин-Гриффиндор? Это полное право Малфоя спать с тем, с кем он хочет! Тем более что я его подбил на это!
Все удивленно ахнули, даже Драко пришлось собрать всю свою выдержку, чтоб не выдать удивления.
– А что, что такое? Мы поспорили с Драко. Спор он проиграл, вот и платил. А я ведь мелкий пакостный извращенец и сводник. Разве для кого-то это новость?
– Если ты хотел, чтобы он только переспал с грязнокровкой, то почему же его видели целующимся с ней?!
– Солнышко, что ты сделала с Асторией? Та Астория, которую я помню, никогда не задавала таких глупых вопросов. Сама-то как думаешь?.. Думаешь, Драко удалось бы вот просто так, с разлета трахнуть ее? Эту девочку еще уломать нужно! Вот он и уламывал!.. Короче, все! Разговор окончен. Все расходимся… Только вот еще что. Драко прав! Какого черта вы лезете не в свое дело? Особенно ты, Астория! Никого из вас не должно заботить, кто с кем, где, когда и как спит, ест, живет! Ясно?! Иначе следующими здесь, – показал на пол под Драко, – будете вы сами!
Слизеринцы недовольно зароптали, но стали разбредаться по комнате и спальням.
– Идем пройдемся, – обратился Блейз к Драко.

Они вышли из проема гостиной и отправились к выходу из подземелий. Зайдя в холл, Блейз остановился, прикидывая, куда лучше пойти.
– Слушай, я есть чего-то хочу! Пойдем на кухню? – он вопросительно взглянул на друга. Драко меланхолично дернул плечом, показывая, что ему абсолютно все равно. – Ну тогда чего стоим?
Было около десяти, когда они зашли в кухню. Эльфы, уже закончив дела, разбредались по своим спальным местам или отправлялись на уборку в других частях замка. Поприветствовав парней, они спросили, что им принести, и, получив указания, принялись исполнять. Драко и Блейз сели за дальний край одного из столов, похоже, пуффендуйского, друг напротив друга. Через пару минут перед ними дымилось блюдо с мясом с овощами, а рядом ждал своей очереди пирог с клюквой. Драко всем своим видом выражал, что последнее, что его интересует в этом мире – еда. Он сидел подперев подбородок рукой и, нахмурившись, смотрел куда-то вдаль.

К ужасу Блейза, его собственное настроение было, как всегда, несравненно лучше настроения его друга, что в настоящей ситуации казалось истинным кощунством и неуважением к чувствам друга. Накалывая вилкой мясо, Блейз осмотрел блондина, прикидывая, что делать. Придя к единственно правильному решению, он проговорил: «Мол!» – и тут же с громким хлопком перед ним появился домовой эльф, согнувшийся в три погибели, приветствуя хозяина.
– Хозяин звал Мола? Мол слушает приказания! – проговорил тихим голоском эльф.
– Мол, отправляйся в наш погреб и принеси бутылку «Огденского»!
– Да, хозяин. – После этих слов эльф тут же исчез.
– Я не буду пить. – Драко оторвал руку от подбородка и, уверенный в своей правоте, посмотрел на друга.
– Будешь! Как миленький будешь!.. На вот, поешь для начала! – От заботы Блейза становилось смешно. С видом заправской любящей домохозяйки тот накладывал немного овощей на тарелку. Появился эльф, держа в руках запыленную от многолетнего хранения большую бутылку с янтарной жидкостью. Сотворив из воздуха два стакана со льдом, Блейз налил в них виски и поставил сбоку на стол – пусть подождут своего часа.
– Я вот поем сейчас, и поговорим! О’кей?!

Драко кивнул и тоже взял вилку. Какое-то время оба молчали. Блейз с видом гурмана наслаждался едой и косился на пирог в предвкушении еще более захватывающего вкуса. Малфой сидел за столом так, как ему не позволяли с пяти лет. Развалившись на столешнице, подперев голову рукой, он равнодушно перекатывал по тарелке мясо и овощи. Пару раз он даже рискнул и взял в рот кусочек картошки или кабачка, или, может, это была морковка? Вкуса он не почувствовал, поэтому решил, что затея Блейза накормить его обречена на провал. В конце концов он отодвинул тарелку от себя и притянул стакан с огневиски поближе. Пить не стал, просто наблюдал, как золотые капельки стекают по краям прозрачного стекла и искрятся в свете факелов и огромного камина, рядом с которым они сидели.
Забини понял, что дальше оставлять друга без внимания нельзя, поэтому, тоскливо посмотрев на пирог, позвал домовиков, чтобы они все убрали, а пирог завернули и отправили в его спальню.
– Рассказывай. – Блейз пододвинул поближе свой стакан и бутылку, понимая, что обоих ждет долгая ночь разговоров и напивания без тостов.
Драко молчал. Он отхлебнул немного жидкости и слегка поморщился.
– Так, хорошо. Давай так: я буду тебе вопросы задавать, а ты кивай головой, ну или качай. Согласен? – «А потом, я надеюсь, ты разговоришься!» Блондин кивнул. «О, уже прогресс!»
– Отлично… Я так понимаю, тебе сейчас очень плохо?
Натянутый кивок. «Ну конечно, тебе плохо, Малфой, охренеть, как плохо!»
– Это правда, что ты спал с Грейнджер?
Опять кивок, только скорее не Блейзу, а стакану. «Замечательно! То есть очень-очень плохо!»
– И это из-за нее тебе так хреново? Можешь не кивать, я и так все понял… Вопрос, конечно глупый, но все же задам: ты ее любишь?

Блейз заранее отодвинулся подальше, рискуя попасть под горячую руку. Он знал, что его друг никогда не любил. Полюбит ли? Кто его знает! Будущее неизвестно… К его ужасу, Драко продолжил смотреть в камин, держа голову в том же положении, но этого было достаточно.
– Не-ет! – Блейз обреченно тяжело вздохнул, закрыв глаза, и опустил голову, словно ему только что сообщили, что его лучший друг попал под смертельное проклятие, и ему осталось совсем недолго. Придя немного в себя, Блейз одним большим глотком осушил стакан и, налив из бутылки еще виски, сосредоточено посмотрел на друга. Тот повернул к нему голову и печально прищелкнул языком, мол, видишь, до чего докатился.
– А она тебя?
Драко молча развел руками. Блейзу стало совсем дурно: если его друг признается в том, что влюблен, да еще и в девушку, которая, возможно, не отвечает тем же, то дело дрянь. И ладно бы нормальную девушку. Но Грейнджер! Блейз не был дискриминатором, но прекрасно понимал, что этим двоим ничего не светит вместе.

– Значит, вы поругались. Так?
– Типа того…
– То есть?.. Она тебе изменила? – и когда он увидел, как сжались кулаки друга, его прорвало. – Я не верю! Я не могу поверить вообще, что Грейнджер связалась с тобой, что тебе удалось ее… не знаю, соблазнить, наверное… но то, что она тебе изменила… Мерлин, это же Грейнджер! Грейнджер не ходит на свидания, Грейнджер не интересуется парнями, Грейнджер не знает, что такое секс!!! – Блейз раскочегарился так, что виски из стакана выплескивалось наружу, пока он увлеченно рассказывал Драко, что такое Грейнджер. Будто он сам не знает! – И даже если Грейнджер теперь все это знает, то я не поверю, что, встречаясь с кем-то, она будет крутить роман на стороне! Великий Салазар, она же гриффиндорка. У них в крови заложено: не убий, не укради, не предай! Жаль, что «не тупи» туда не входит!
– Слушай, Блейз, ты позвал меня, чтобы рассказать, какая она хорошая? Так вот, ты зря тратишь время!
– Ты видел это?
– Да, я видел… Ну, не «это», но…
– Она с кем-то целовалась?
Кивок.
– С кем?
– …с Поттером, – выдохнул Драко.
– Мерлиновы панталоны!.. Так это ты его побил? – внезапно вспомнив, спросил Блейз. – Он весь день ходит с рожей синей… Какой ты ревнивый, Малфой!

Забини замолчал. Драко тоже ничего не говорил. В камине трещал огонь. В бутылке убывало огневиски, а в головах становилось все туманнее и туманнее.
– А при чем здесь Астория? – наконец озвучил свои мысли Блейз.
– О-о-о… лучше не напоминай, – пробубнил Драко с таким видом, будто говорил об особо неудачном эксперименте. Он уже был не рад, что встретил ее перед завтраком. Драко никогда особо не был знаком с ней, но рассчитывал, что она такая, как ее сестра. Дафна была очень похожа на Нарциссу, и нравилась этим юноше. Но Астория оказалась совсем другой породой: фанатичная, пустая, расчетливая, она ненавидела маглорожденных и их родителей. Астория стала бы превосходным Пожирателем смерти, если бы ее приняли в их ряды.
– Ты воспользовался ею, чтобы отомстить Грейнджер?.. Как низко. То-то она такая гневная была. А чего ты вообще к ней полез?
– Я не знаю! Думаю, был не в себе.
– Понятно… Так что ты намерен делать? С Грейнджер?
– А что я могу сделать? Она умерла для меня! Ее нет! Она – грязное ничтожество!

Блейз нахмурился. Все очень серьезно. Его друг был уже готов погрязнуть в глубочайшей депрессии, а он все еще не знал, чем помочь.
– Ты еще самого страшного не знаешь!
«Мерлин! Неужели…»
– Она что, беременна?
Драко вскинул голову и с нескрываемым ужасом посмотрел на друга.
– Что, правда что ли?
– Я… я как-то не подумал об этом…
– Так, стоп! Так она беременна или нет?
– Я… я не знаю… нет, не думаю…
– Она принимала что-то?
– Откуда мне знать?!
– Ну а ты?
– Я … ну да… принимал!
– Каждый день?
– Ну-у… вроде да.
– Вроде… Отлично! Ну а ты заметил что-то необычное? Ну, там, в обморок она падала? Тошнило? Что там еще бывает?
– При мне нет.
– Ну а исходя из того, что вы были вместе достаточно часто, то?..
– Значит… нет? – с надеждой в голосе спросил Драко.
– Значит, нет!

Оба облегченно выдохнули. «Одной проблемой меньше!»
– Ну так что может быть более ужасным, чем беременность в семнадцать лет? – уже весело спросил Блейз. Хоть Драко, как и Забини, был достаточно пьян, но язык никак не поворачивался сказать правду. И вовсе не из-за алкоголя.
– В общем… ты сейчас убедишься в том, какая она дрянь… – заплетающимся языком пробубнил Малфой.
– Ну? – Глаза Блейза немного заплыли.
– Вышло так, что я ей должен… желание. – Протянул правую руку и показал запястье. Забини вскинул брови: его друг не переставал удивлять. – Эта мерзость, заучка гриффиндорская, она потребовала, чтоб я… фу-ух… с тобой переспал.
Глаза Блейза расширились до невероятных размеров. Рот открылся в немом возгласе.
– Ни х… кхм… она что, сумасшедшая?! Ты же…
– Не могу этого сделать? Не могу! А придется!
– И что, прямо сейчас?
– Нет, она придумала еще интересней, дрянь. Она хочет смотреть… чтобы я не халтурил.
– Вот извращенка! Я был о ней лучшего мнения!
– Блейз, прости меня! Прости, что ты ввязан в это!
– Да уж… ну ладно, ты за меня не волнуйся… я же, это… всегда готов!
– Прости!
– Да, друг мой, ты по уши в дерьме! Ничего… мы что-нибудь придумаем… – сказал Блейз, засыпая со стаканом в руке.
– … прости… – пробормотал Драко, тоже засыпая.

* * *
Как оказалось, жизнь после смерти существует. С таким знанием уже совсем не страшно умирать по-настоящему. Вот только жизнь ли это? Существование.
Почему урок зелий такой долгий? Почему ее ноздри слишком привычны к древесно-мускусному запаху, различают его даже среди кипящих котлов? Почему, если одна жизнь закончена, новая имеет ее отпечаток?
На уроке она даже пару раз порывалась рассказать ему все, но, встречаясь с ледяным безразличным взглядом, смотрящим сквозь нее, обрывала попытки… Потом она увидела Забини и тут же опустила голову, чувствуя стыд. Зачем она сказала Малфою, чтоб тот переспал с ним. Она хотела ударить по самому больному – у нее это получилось. Но при чем здесь Забини? Но назад она ничего менять не будет. Забини – гей. Это лживо оправдывало ее действие. Гермионе хотелось, чтобы было так. Ведь если слизеринец не против, то дело за Малфоем, и таким образом она возвращается к изначальной цели – сделать больно.

Гермиона, забравшись с ногами, сидела в кресле у камина и смотрела остекленевшими глазами на огонь. Блики играли в стакане с огненным виски – самым крепким, что ей удалось хитростью раздобыть у Дина с Симусом. Сколько часов она так сидит? Приходил Рон, принес папку с рисунками. Сказал, что отобрал их раньше, чем их увидела вся школа. Ни слова не сказал о ее виде, о Малфое, о том, что думает о содержимом папки: когда он стал таким тактичным?

Жизнь за порогом этой комнаты оказалась совершенно бессмысленной, но то же можно было сказать и о жизни в ее пределах… Значит, жизнь не делится на территории. Она просто есть. Она пустая и отвратительная, наполненная горьким обжигающим вкусом выпивки…
А для чего тогда живут люди? Если вокруг одно дерьмо, зачем они его терпят? Ответа не приходило… она подумает об этом завтра. А сейчас она хочет спать… очень сильно… она не хочет даже просыпаться.
Стакан выскользнул из обмякшей руки и, упав с глухим стуком на ковер, разлил янтарную жидкость, тут же впитавшуюся в ворс…