Симирам устало опустилась в кресло в коридоре больницы Святого Мунго, вытянула ноги и откинула голову на спинку, прикрыв глаза. Целители обещали, что Гестия, которую она притащила сюда после боя едва живую, выкарабкается, и можно было бы возвращаться в Орден, чтобы доложить о том, как прошла операция. Но хотелось хотя бы на пару секунд отвлечься от всего и просто посидеть в тишине. Когда же закончится этот бардак? Она так устала от битв, смертей, хаоса и страха за близких...
— Симирам? — смутно знакомый голос вернул к реальности.

Открыв глаза, она обнаружила перед собой своего спасителя. Патрик Кэссиди смотрел на нее с такой радостной, теплой улыбкой, что Симирам не могла не улыбнуться в ответ.
— Неужели вы опять попали в передрягу?
— На этот раз не я.
Уточнять Патрик не стал, видимо, почувствовав, что она не расположена делиться подробностями. Вместо этого, он, немного помолчав, предложил:
— Не хотите сходить куда-нибудь? У меня как раз только что смена закончилась.
Симирам покачала головой:
— Сейчас не могу, — Патрик заметно погрустнел, и она лукаво добавила: — Но через пару часов я буду совершенно свободна.

Он тут же снова расцвел. Симирам едва заметно усмехнулась — какая знакомая реакция. И все-таки было в нем что-то, делавшее его непохожим на других представителей мужского пола, млевших от одной ее улыбки. Вот только она пока не разобралась, что именно, и поэтому согласилась на свидание. Симирам всегда была любопытной.

Первоначально Патрик собирался повести ее в кино и очень удивился, что она вообще знает такое слово.
— Ну вот! — разочарованно произнес он, но глаза при этом весело блестели. — А я-то думал: вот удивлю девушку!
— Одна моя подруга — маглорожденная, — смеясь, пояснила Симирам, хотя при воспоминании о Лили уже привычно кольнуло сердце. — Так что ничем магловским меня не поразить.

Заметив же, что Симирам едва держится на ногах от усталости, и логично заключив, что она наверняка голодная, Патрик предложил просто посидеть в кафе.

Он оказался интересным собеседником: умным, начитанным, к тому же умеющим слушать, что редко встречается. Во всяком случае, Симирам попадались исключительно парни, которые только и делали, что пожирали ее глазами, абсолютно не вникая в ее слова. Патрик в этом отношении стал приятным исключением. Уже через пару минут разговора они сами не заметили, как перешли на «ты», а к концу вечера успели рассказать друг о друге все, что только можно, и проникнуться ощущением, что знакомы давным-давно.

Мать Патрика была маглой, трудилась в библиотеке и привила своему сыну страсть к чтению. Отец же работал с драконами. В детстве Патрик считал это занятие необычайно героическим. Теперь же, зная, какой это зачастую тяжелый и непривлекательный труд, восхищался выбором отца еще больше. Его десятилетняя сестра Фрэнсис, с которой Симирам успела познакомиться во время пребывания в его доме, была маглой. Жила она с родителями, но, без ума любя старшего брата, часто к нему наведывалась и порой оставалась погостить на несколько дней. Будучи старше на семнадцать лет, Патрик относился к ней практически как к дочери.

Как истинный джентльмен, проводив Симирам до дома, Патрик на прощание поцеловал ей руку. Этот жест — для нее, аристократки, привычный с детства — на сей раз вызывал странное смущение и желание глупо улыбаться непонятно чему.



Регулус ходил по гостиной из угла в угол, сцепив руки в замок за спиной. Новости о пророчестве, рассказанные Дамблдором, ему совершенно не нравились. Симирам сидела на подоконнике, хмурилась и постукивала пальцами по стеклу. Мать устроилась в кресле, поочередно посматривая на каждого из них. Молчание, повисшее после рассказа Регулуса, прервала Джейн, воскликнувшая, вскочив с дивана:
— О чем тут думать? Хранителем будет Симирам!

Регулус обменялся взглядом с сестрой, и они одновременно кивнули.
— Не может быть и речи, — неожиданно вмешалась Вальбурга. — Слишком заметно, слишком очевидно.
Не успел Регулус спросить, какая у них есть альтернатива, как она непререкаемым тоном заключила:
— Хранителем буду я.

Регулус запнулся, сбившись с шага, Симирам уставилась на мать с непонятным выражением, Джейн резко повернулась к свекрови.
— Но... — кажется, все трое произнесли это хором.
Вальбурга повелительно взмахнула рукой, обрывая их на полуслове:
— Возражения не принимаются.
Попробуй поспорить при таком подходе.
— Хорошо, — медленно произнес Регулус, — но при одном условии. Поскольку Хранитель не может жить в том же доме, что и хранимые, я хочу, чтобы у меня был какой-либо артефакт, реагирующий на угрозу жизни. Так я смогу узнать, если с тобой или с Мисси что-нибудь случится.
— Ага, чтобы ты кинулся к нам сломя голову, бросив жену и ребенка? — хмыкнула Симирам.
— Я вполне способна постоять за себя! — возмутилась Джейн.
— Да ну? А кто чуть ли не после каждого сражения в Мунго оказывался?
— Кто бы говорил!

Регулус усмехнулся, несмотря на то, что сложившаяся ситуация совершенно не способствовала веселью: какие же они обе... необыкновенные.
— Прекратите немедленно! — сердито оборвала Вальбурга их перепалку. — Ведете себя, как простолюдинки, не имеющие понятия о манерах.

Девушки немедленно замолчали: Симирам фыркнула, Джейн недовольно насупилась. Регулус с уважением покосился на мать — прежде одна Роми способна была заткнуть этих двоих, когда они начинали спорить.
— Симирам права, Регулус, — продолжила Вальбурга, — тебе надо думать сейчас о своей семье, а не о нас.
— Вы тоже моя семья! И я не могу сидеть взаперти, не зная, что с вами происходит.

Обычно покладистый и послушный Регулус порой проявлял невероятное упрямство — еще большее, чем у сестры. И Вальбурга уступила, скрепя сердце, предложив использовать волшебные часы, на которых стрелки были подписаны именами членов семьи, а вместо времени стояли указания: «Дома», «На работе», «Смертельная опасность». По желанию, можно было добавить и другие пометки, но Регулуса сейчас интересовала только одна.



Мадам Блэк осталась в одиночестве. А она уже привыкла к присутствию порой излишне шумной и суматошной, но такой живой, настоящей Джейн, к детскому смеху, крикам и топоту маленьких ножек. Не говоря уже о Регулусе. Вальбурга, конечно, ворчала и жаловалась, что у нее голова болит от этого бедлама, но в глубине души была рада тому, что дети вдохнули жизнь в старинный особняк. А теперь снова все замерло и погрузилось в сон. Только Симирам иногда забегала проведать мать. Зато именно в эти дни Вальбурга стала по-настоящему близка с дочерью, как не была еще никогда.

Хэллуин ничем не отличался для нее от остальных дней — Вальбурга никогда не любила этот плебейский праздник. Образовавшееся свободное время она использовала на изучение старинных фолиантов, в надежде найти что-нибудь, что могло бы наверняка защитить детей. Как раз за этим занятием застал ее подозрительный шум в прихожей, вслед за которым перед ней появился перепуганный Кричер:
— Госпожа, там...

Договорить он не успел, поскольку дверь распахнулась, и в полумрак библиотеки вступил Том Риддл собственной персоной. Правда, сильно изменившийся с тех пор, как Вальбурга видела его в последний раз. И не в лучшую сторону.
— Добрый день, леди Блэк, — он даже изобразил почтительный поклон.
Она спокойно с достоинством встала навстречу незваному гостю, отложив книгу.
— Чем обязана, Том? — любезный тон, будто на светском приеме; тиканье часов, начавших обратный отсчет.

Тот скривился при звуке своего имени — помнится, в школе его легко можно было взбесить, всего лишь назвав Томми. Мадам Блэк вдруг отчего-то вспомнила, как второкурсницей глядела на распределение новичков и задержала внимание на невысоком бледном мальчике, в котором чувствовалась огромная внутренняя сила.
— Ты ведь и сама догадываешься, Вальбурга.
— Понятия не имею, — она равнодушно пожала плечами. — И позволь спросить: как ты попал в этот дом без приглашения?
— Твоя милая племянница дала мне доступ. Такая любезная женщина... — Том саркастически ухмыльнулся.
Вальбурга нахмурилась. Как же они сразу не подумали, что кровная защита предполагает доступ для всех членов семьи.
Стрелка часов прошла половину круга.
— Но довольно болтовни, — Том небрежно взмахнул рукой, точно прогоняя назойливую муху. — Где сейчас твой сын?

Вот и карты раскрыты... Вальбурга никогда не сдавалась без боя, но, видно, пробил час.

— С чего ты взял, что Хранитель — я? — насмешливо спросила она, по ее губам скользнула тонкая улыбка.
Том пожал плечами:
— Тут и выбирать-то особенно нечего: либо ты, либо твоя дочь. Я решил начать с тебя. Если ошибся — что ж, займусь Симирам.
Вальбурга вскинула подбородок и гневно сверкнула глазами, впервые с начала разговора почти потеряв самообладание:
— Не тронь мою дочь, ты, возомнивший о себе невесть что полукровка!
Лицо Риддла исказилось от ярости.
— Да как ты смеешь! — прошипел он.

Вальбурга скользнула по нему высокомерным взглядом, но ничего не ответила, посчитав ниже своего достоинства затевать перепалку. Риддл же достал палочку и направил ее собеседнице в сердце.
— Ты понимаешь, что зря сопротивляешься? Я знаю — они прячутся в Годриковой Лощине, даже примерно представляю где. Вот только дом не могу найти. Но как только ты умрешь, никаких препятствий для меня не останется, и я все равно туда попаду. Подумай: стоит ли так бессмысленно жертвовать жизнью?
— Попробуй сначала убить! — процедила Вальбурга, прищурившись и сжав пальцами свою палочку.
Надеясь, что Регулус, взглянув на часы, успеет увести девочек.



Джейн с Кэсси весь день готовились к Хэллуину. Участие последней заключалось в окунании ладошек в краску и размазывании ее затем по тыкве с довольным хохотом. Регулус, не привыкший отмечать этот праздник, просто наблюдал за ними. Если бы он, когда был маленьким, хотя бы чуточку испачкал одежду, его бы немедленно отчитали и лишили праздника. Джейн же только смеялась вместе с дочкой, перемазанной с ног до головы, и говорила, что это беда поправимая — Эванеско, и никаких проблем — а ребенку радость.
— Па! — Кэсси, повернулась к нему, призывая присоединиться, от души хлопнула ладошками, забрызгав заодно и маму.

Регулус рассмеялся — они были такими забавными, его дорогие девочки, и так похожи друг на друга! Кэсси унаследовала от матери и темные непослушные волосы, и тонкие черты лица — только серые глаза достались ей от отца. Когда она родилась, Регулус в первое мгновение почувствовал разочарование — ведь он ждал сына, наследника. Но стоило ему взять на руки крохотное, беззащитное существо, как разочарование исчезло без следа и больше никогда не возвращалось. Он души не чаял в своей маленькой принцессе.
— Мы с тобой все в краске, а папа у нас такой чистенький, — с хитрой улыбкой заявила Джейн, наклонившись к дочери. — Надо его тоже испачкать, как думаешь?

Кэсси, конечно же, радостно согласилась.
— Я вам дам — испачкать! — с притворной суровостью нахмурился Регулус.
— Банза-а-ай! — неожиданно закричала Джейн, вскочив с пола и бросаясь к нему с весьма недвусмысленным намерением.
Регулус отпрыгнул в сторону, и они принялись гоняться друг за другом, словно маленькие дети. Определенно, они слишком засиделись в четырех стенах.

В самый разгар беготни взгляд Регулуса случайно упал на часы, и он резко замер: стрелка с надписью «Вальбурга» показывала на отметку «Смертельная опасность». Не успевшая затормозить Джейн налетела на него сзади.
— Что?.. — она не договорила, проследив за его взглядом и тоже увидев стрелку. — Рег?
Теперь в ее напряженном голосе звучало беспокойство. Регулус повернулся к жене, умоляюще посмотрел на нее.
— Дженни, я...
— Должен идти к ней. Не беспокойся — с нами все будет в порядке.
Регулус слегка улыбнулся, коротко поцеловал жену и, подобрав палочку с дивана, шагнул в камин.
— Па? — спросила Кэсси, удивленная внезапным исчезновением отца посреди веселья.
Джейн взяла дочь на руки, чмокнула в макушку:
— Папа скоро вернется, солнышко — вот поможет бабушке и вернется.
Голос дрогнул от сдерживаемой тревоги. «Хотелось бы в это верить», — добавила она про себя.

В тот миг, когда Регулус ступил из камина в гостиную родного особняка, ему показалось, что хлопнула входная дверь. Он прислушался, но больше не раздалось ни звука.
— Мама! — позвал Регулус.
Молчание в ответ. Впрочем, если она где-нибудь наверху, то могла и не услышать. И если... Нет! Не думать!
— Кричер!
Эльф появился не сразу и выглядел, мягко говоря, странно. В круглых глазах слезы, весь трясется.
— Где моя мать? — спросил Регулус севшим голосом.
— Хозяин! — Кричер повалился на колени, принявшись колотить головой о пол. — Кричер — плохой эльф, он не смог спасти хозяйку!
От его истерики в тревоге замерло сердце.
— Прекрати! Отвечай, где она?!
— В библиотеке, — эльф бормотал что-то еще и просил прощения, но Регулус уже не слушал.

В библиотеке все было перевернуто вверх дном — опрокинуто несколько кресел и столик, повсюду разбросаны редчайшие книги. И посреди всего этого...
— Мама... — прошептал Регулус, опускаясь на пол рядом с ней, осторожно коснувшись кончиками пальцев бледного лица.
Что же произошло? Кто мог проникнуть в этот дом, защищенный не хуже Гринготса?

Вальбурга никогда не была такой уж хорошей матерью: холодная, надменная, закованная в броню этикета и светских условностей. И все-таки она любила его — Регулус знал это. А теперь... она отдала свою жизнь ради него и Кэсси. Вихрь сумбурных чувств, на некоторое время отключивших способность воспринимать окружающее, перебила мысль: смерть Хранителя разрушает Фиделиус, а значит, Волдеморт в любой момент может оказаться в Годриковой Лощине. Вскочив, Регулус стрелой кинулся обратно.

Буквально вывалившись из камина, он увидел, как Волдеморт направляет палочку на сидевшую в кресле Кэсси и произносит:
— Авада Кедавра!
— Нет! — Регулус рванулся вперед наперерез зеленому лучу, но не успел.

С ужасом и отчаянием он видел, как заклятие ударило его дочь прямо в лоб. А потом произошло нечто странное. Авада отскочила от ребенка и вернулась к Волдеморту, отшвырнув его назад. Последующим колоссальным выбросом магии отбросило и Регулуса и так впечатало в стену, что на несколько мгновений он потерял сознание.

Первым сквозь пульсирующую головную боль проник отчаянный детский плач. Регулус резко сел, инстинктивно потянувшись к источнику звука, со стоном схватился за голову и только после этого открыл глаза. Перед ним предстала картина местного апокалипсиса: половина дома была начисто снесена — хорошо еще, что крыша и стены рухнули не внутрь, а разлетелись в стороны, засыпав обломками сад; порушенная мебель, а на полу кровавое месиво — все, что осталось от Волдеморта. И посреди всего этого хаоса отчаянно рыдающая Кэсси. Забыв про боль, Регулус метнулся к дочери, схватив ее на руки, и только после этого заметил рядом с чудом уцелевшим креслом бездыханную жену.

— Дже-е-ейн... — простонал он, рухнув рядом на колени.

В отчаянной надежде прикоснулся пальцами к шее — но нет, пульса не было. Даже сейчас — растрепанная, перепачканная, она была прекрасна. И казалась такой хрупкой и беззащитной.
— Нет, нет, нет, пожалуйста, Дженни!
— Мама! — всхлипнула вслед за ним успокоившаяся было Кэсси.

Не успел, не уберег, не защитил. Какой же он идиот — как он мог оставить жену одну! Регулус яростно саданул свободной рукой по полу, да так, что содрал кожу, но боли не почувствовал. В попытке не закричать от отчаяния, до крови закусил губу.

Казалось, целую вечность он провел, не в силах оторвать взгляда от жены, не в силах пошевелиться, и только машинально слегка покачивая дочь. Вот так закончился мир — не взрывом, а всхлипом.(1)

Из состояния оцепенения Регулуса вывел знакомый голос, с отчетливо звучавшими в нем нотками паники:
— Рег? Джейн?

Регулус вскинул голову, и Симирам с облегченным вздохом поспешила к нему, явно собираясь броситься на шею, но споткнулась и замерла, разглядев, какое у него было лицо. Медленно опустила взгляд, словно боясь того, что может увидеть. Подобного выражения Регулус у сестры еще не знал: она мгновенно побледнела так, что становилось страшно, и осела на пол с придушенным вскриком. Дрожащими пальцами коснулась лица подруги и уставилась на нее точно так же, как перед этим Регулус. Он осторожно коснулся ее ладони, и Симирам резко повернулась — в глазах у нее стояли слезы.

— Ох, Регси, — прошептала она, порывисто обняла его и Кэсси, задремавшую у отца на руках.

От этого объятия стало капельку теплее, и чуть-чуть ослабли ледяные тиски, стиснувшие сердце. Регулус уткнулся лицом сестре в плечо — как в детстве, когда она утешала его в ребяческих огорчениях. Он крепче обнял Симирам, стиснув зубы, чтобы не разрыдаться; но, почувствовав, как по его виску скатились ее слезы, не выдержал и тоже заплакал.



Похороны обеих леди Блэк проходили с соблюдением всех традиций и представляли собой довольно впечатляющее зрелище. Вот только Регулусу, Симирам и Роми от этой зрелищности было лишь тоскливее. Вся страна праздновала падение Волдеморта, и только им было совсем не до веселья.

Впрочем, Лестрейнджи тоже особо радостными не выглядели. При виде кузины, не постеснявшейся явиться в Норфолк на церемонию, Регулус посерел и, приблизившись, будто для приветствия, низко наклонился и прошипел:

— Как ты посмела явиться сюда?!

Белла попыталась сделать непонимающий и даже оскорбленный вид, из-за чего Регулус взбесился окончательно.

— Не притворяйся, что ничего не знаешь! Без твоей помощи Волдеморт не мог попасть на Гриммо!
Удивительное зрелище — Белла, кажется, смутилась. Чеканя каждое слово, будто забивая гвозди в гроб, Регулус припечатал:
— Я не желаю видеть здесь ни тебя, ни твоего мужа. Лучше уйди по-хорошему.
Беллатрикс собралась было возмутиться, но почему-то передумала и подчинилась, процедив напоследок:
— Ты пожалеешь, братец!
Он только мрачно усмехнулся на ее угрозу.

У Регулуса отчаянно дрожала рука, когда он опускал факел к гробам. Заметив это, вопреки традиции Симирам взялась за факел вместе с ним, накрыв его ладонь своею. Из погребального пламени ввысь устремилась серебристая росомаха. Появившаяся же следом лань, к изумлению всех присутствующих, сначала приблизилась к Регулусу и Симирам, ткнулась полупрозрачной мордочкой в лоб, словно поцеловала, то же самое проделала с Роми. И только после этого поскакала в небо. Регулус никогда прежде не слышал, чтобы появлявшийся на похоронах Патронус умершего так себя вел. Будто Джейн прощалась с ними. Симирам пошатнулась и до боли стиснула руку брата. Он и сам едва справлялся с бушевавшей в душе бурей. Видимо, почувствовав их состояние, Роми, тихонько приблизившись сзади, обняла обоих за плечи.

А ведь пришлось еще выдержать поминальный обед с торжественными речами и огромным количеством чужих, по сути, людей, когда хотелось закрыться где-нибудь далеко-далеко и никого не видеть.

Гости разошлись лишь под вечер, когда начали зажигаться звезды. Малышка Кэсси, наконец, заснула, измученная суматохой этого бесконечного дня. Симирам с Роми вдвоем ее укачивали — она не могла успокоиться, хныкала и звала маму. Отчего больно сжималось сердце и невыносимо хотелось разрыдаться.

Регулус замер перед камином, невидящим взглядом уставившись в огонь. Симирам устроилась на подлокотнике его кресла, обняв брата за плечи и прижавшись щекой к его макушке. Роми сидела за столом, положив голову на скрещенные руки. Они почти не говорили — просто оттого, что рядом были самые близкие люди, становилось не так холодно в душе.
— Мисси, — едва слышно произнес Регулус, — переселяйся ко мне. И Кэс нужна женская забота, и вообще...
Под «вообще» подразумевалось, что им обоим сейчас жизненно необходим был близкий человек рядом, чтобы не сломаться.
— Конечно, Регси.



Несколько дней Симирам не выходила из дома — не выходила бы и из комнаты, если бы не требовавшая постоянного внимания Кэсси. Рядом с братом и крестницей она старалась быть сильной, только ночами, позволяя себе расслабиться, тихо плакала, уткнувшись в подушку.

С тех пор как они с Джейн познакомились в купе Хогвартс-экспресса, подруги были неразлучны, точно близнецы. Принять то, что больше она не увидит Артемиду, не будет с ней спорить из-за всякой ерунды и обмениваться дурацкими шуточками, не услышит ее смеха, было почти непосильной задачей.

И мать... У них только-только начали устанавливаться по-настоящему близкие отношения...

Ни Симирам, ни Регулус никого не видели в эти дни. Только Роми, частенько забегавшая к Блэкам, составляла исключение. Пока однажды к Симирам не прилетела сова. Девушка хотела было сжечь послание, не читая, но что-то ее остановило, и она развернула пергамент:

«Симирам,

Я узнал о трагедии из газет и хотел видеть тебя. Но вот уже четвертый день не могу застать тебя дома. Куда ты пропала? Или ты просто не хочешь открывать? Что с тобой? Ответь, пожалуйста — я очень беспокоюсь.

Патрик».

Впервые после Хэллуина губы Симирам тронула слабая улыбка, и тоска немного отступила.



Беллатрикс заранее изучила и подготовила ритуал, благо у нее на это было целых девять месяцев. Плохо было только то, что из-за проклятого перебежчика Каркарова делать все пришлось в одиночку. Как это ничтожество кричало, что раскаивается, что он готов помочь следствию! Сколько верных сторонников Темного Лорда оказались в Азкабане по его милости! Один Малфой сумел отмазаться. Ну да Люциус всегда был скользким и изворотливым. Зато Рудольфус и Рабастан попали под массовую облаву, устроенную после откровений Каркарова. Крауча тоже посадили, безнадежно испортив репутацию его отца. Пропала бы и Беллатрикс, да муж сумел каким-то невероятным образом представить ее невиновной, взяв все на себя. Как ни претила ей мысль уподобляться Малфою, пришлось смириться: Рудольфус тогда справедливо заметил, что она должна быть на свободе, когда родится ребенок, иначе весь их грандиозный план пойдет насмарку.

Все давно было готово: отработаны нужные заклинания, приготовлено зелье из змеиного яда и крови единорога, принесен эльфом из пещеры крестраж. И вот время пришло — долгожданный час, когда Темный Лорд вернется. Беллатрикс, конечно, даже не собиралась показываться в больнице Святого Мунго — это удел нищих плебеек. Все женщины в их семье всегда рожали дома. Для помощи существовали домовые эльфы, которые своей магией делали роды хозяйки почти безболезненными.

К тому же ритуал должен был проводиться немедленно, как только ребенок появится на свет. При помощи заклинаний и зелья из крестража призывался кучек души, заключенный в нем, и вселялся в ребенка. В результате появлялся младенец с разумом взрослого человека, который очень быстро развивался: примерно через полгода тело должно было достичь зрелости.

Едва услышав писк новорожденного, Беллатрикс забрала его из рук эльфийки Энки, принимавшей роды, и под ее испуганные причитания погрузила в котел с зельем.

— Заткнись! — раздраженно бросила Беллатрикс — вопли служанки совершенно не давали сосредоточиться. — И не мешай мне!

Та замолчала, но продолжала смотреть на хозяйку выпученными от ужаса глазами. Пусть смотрит — лишь бы под ногами не путалась.

Младенец заходился в плаче, и, стараясь не обращать на это внимания, однако поддерживая его так, чтобы он не захлебнулся, Беллатрикс начала читать заклинание. Зелье засветилось, крестраж, висевший на шее ребенка вспыхнул изнутри, словно огнем, раскрылся, и из него появилось серебристое облако. На мгновение оно сформировалось в человеческую фигуру, которая накрыла младенца и будто бы всосалась в его тело. Все шло хорошо, как вдруг столб синего пламени вырвался вверх, и Беллатрикс невидимой силой отшвырнуло в сторону.

Придя в себя, она мотнула головой и бросилась обратно. Такого не должно было случиться: ни о синем пламени, ни о выбросе магии в книгах речи не шло. Неужели она что-то напутала и все испортила?

С тревогой склонившись над котлом, Беллатрикс обнаружила, что зелье полностью исчезло, а на дне лежит ребенок — он уже не плакал, а просто внимательно смотрел на нее. Рядом валялся почерневший, искореженный медальон.

— Мой Лорд? — тихо произнесла она, беря дитя на руки.

Тот в ответ выдал какие-то нечленораздельные звуки и пустил слюни. До Беллатрикс дошло, что, имея в своем распоряжении младенческое тело, Лорд в любом случае сейчас не смог бы ей ответить. Тогда она попросила:

— Если вы понимаете меня, кивните.

Проигнорировав ее просьбу, ребенок снова заревел. Черт, черт, черт! Неужели ничего не вышло? Но ведь она ясно видела, что крестраж сработал — призрак Лорда появился и вошел в ребенка. Что же не так?

Под непрекращающиеся вопли Беллатрикс бросилась к книге и начала лихорадочно ее пролистывать, пытаясь понять, в чем дело. И вдруг... Она медленно осела на пол, схватившись за голову: ритуал сработал, но она ошиблась в пропорциях, когда варила зелье. И теперь Лорд вселился в ребенка, но стал младенцем — не только телом, но и душой. Обычным младенцем, который будет расти и развиваться как все дети.

— Госпожа, — робко подала голос Энки, — мне кажется, молодого господина надо покормить.

Беллатрикс удивленно посмотрела на нее, на ребенка и расхохоталась абсурдности сложившейся ситуации. Но она быстро взяла себя в руки и успокоилась. В конце концов, ничего страшного не случилось — просто придется подождать дольше, чем она рассчитывала. Кстати, эльфийка права — ребенок, видимо, голодный.

Своего сына Беллатрикс назвала Реджинальд.

(1)Перефразированная строчка из поэмы Т.С. Элиота «Полые люди».