Когда старый грохочущий автобус въехал в маленький магловский городок неподалеку от Лондона, на улице уже начало смеркаться. Это было то время, когда солнце уже село, но фонари и не думали зажигаться, и улицу окутали тусклые послерабочие сумерки. Прохожие скрывались в них, повыше поднимая воротники пальто, а редкие машины беспрестанно махали дворниками. Автобус въехал на улицу, стиснутую с двух сторон двухэтажными коммерческими зданиями и магазинами, и эффектно подпрыгнул на кочке, издав громкий, внушительный грохот.
Джеймс вздрогнул и проснулся.
Оказывается, они проспали половину пути. Еще немного, и было бы поздно. Джеймс приподнялся, поправил съехавшие очки и огляделся. Попутчиков в салоне автобуса значительно поубавилось, а проскальзывающий за окном городок, куда, согласно сведениям Лили, переехали её родители, ничем не отличался от любого другого города с населением меньше двадцати тысяч. Чем-то он даже напомнил Джеймсу родной Ипсвич. Те же узкие улочки, тесно обнявшиеся дома и зелень. Оставалось надеяться, что это именно тот город, а не какой-нибудь другой. Пока трансгрессионная Сеть снова не заработает, они даже в Лондон не смогут вернуться.
Джеймс посмотрел на Лили. Она все еще спала, положив голову ему на плечо. Ресницы вздрагивали во сне, и как раз в тот момент, когда Джеймс посмотрел на неё, Лили поморщилась и почесала нос рукой в пестрой вязаной перчатке без пальцев.
Живоглот, сидящий в кошачьей переноске у неё на коленях, все еще дулся на Джеймса за то, что он так бесцеремонно и насильно запихнул его туда, невзирая на все протесты Лили. Наверное, поэтому, в качестве мести, он втянул в переноску часть Джеймсова шарфа и теперь с наслаждением путал в нем когти.
Надо сказать, Джеймса слегка мутило перед встречей с родителями Лили. И не то, чтобы он трусил. Просто не нравилась ему вся эта петрушка с официальным представлением. Как будто они уже помолвлены, или и того хуже. И еще это гадское чувство, что ты прямо из кожи вон должен выпрыгнуть, чтобы, как официальный парень, произвести на стариков Эванс хорошее впечатление. А судя по осторожным намекам Лили, именно это ему и нужно будет сделать. Черт возьми, да разве он и так — не лучший парень в мире?
Лили кашлянула во сне и Джеймс тут же обернулся. Несколько секунд его сердце падало, но ничего не произошло — Лили мирно спала дальше. Ни капли крови. Он выдохнул.
Прошел уже целый месяц, но Джеймса все равно иногда потрясывало, когда Лили случайно закашливалась, будь то обычная крошка за едой, или еще что. После того кошмара ему казалось (хотя, он точно не стал бы говорить об этом Бродяге), что ради Лили он теперь действительно готов на все. Любой каприз, любая глупость, все, что ей в голову взбредет. Тем более, что и она всячески выражала свою благодарность и любовь. Иногда самыми неожиданными способами.
Лили нахмурилась во сне, и Джеймс улыбнулся.
Дело было за несколько дней до отъезда. Они тогда задержались после урока зельеварения. Лили заплела волосы в две косички, губы накрасила красным, и Джеймс весь урок не мог работать — все время норовил сцапать её под партой за коленку, или спустить с неё гетр. После того, как прогудел удар колокола, они подождали, пока все уйдут, нашли пустой класс и ввалились туда. Джеймс думал просто потискаться немного и поцеловаться (впереди ведь был еще целый день), а Лили, как оказалось, думала иначе. Как только он запер дверь, она сама зажала его у парты и деловито стащила с него штаны.
А потом взяла и отсосала.
Надо ли говорить, как Джеймс охуел, когда она расстегнула его ремень и уселась перед ним на колени. Он, конечно, пытался что-то сказать ей, или ему так казалось. Он вообще плохо помнил, что говорил. Лили очень старалась, и хотя делала это не так хорошо, чем, например Греттель из Ипсвича, это было неважно. Мерлинова бородище! Лили Эванс сосала ему в пустом классе! Лили Эванс с двумя косичками и красными губами! Может, они и встречались на тот момент уже давно, но уязвленное самолюбие Джеймса все равно хорошо помнило, как она смотрела на него, как на отсталого все эти годы. А теперь она смотрела на него снизу-вверх, и те губы, которые так презрительно усмехались ему, вытворяли такое… черт возьми, это было даже слишком хорошо, чтобы быть правдой! Наверное, поэтому Джеймс и не выдержал так долго, как хотелось бы — обкончался как последний слабак уже через пять минут и с трудом удержался за парту, чтобы не свалиться на пол.
Но это тоже было неплохо. Потому что в тот момент, когда Джеймс воспарил, охренел и дико осчастливился, ручка на двери дернулась, а сама дверь скрипнула и приоткрылась. Эванс вскочила, как ошпаренная, Джеймс застегнул штаны, все это заняло у них всего несколько секунд, и если бы Слизнорт, входя в кабинет, не продолжал бурно общаться с кем-то в коридоре, наверняка бы все просек.
Или нет.
— Так-так-так! — воскликнул он, когда повернулся и увидел красного, как квоффл Джеймс, и не менее красную Лили, которая, к тому же вытирала губы платком. — Мистер Поттер, мисс Эванс… — он закрыл дверь, озадаченно глядя на своих учеников. — … и что это вы тут делаете, м-м?
Джеймс в этот момент соображал крайне туго, и ничего не мог придумать, Лили просто паниковала, и все могло бы закончиться плохо, но, к счастью, Слизнорт всё додумал за них.
— Целовались, да? — покровительственно шепнул он и шутливо погрозил им пальцем.
Джеймс и Лили ошарашенно переглянулись, но Слизнорт не дал им как следует удивиться. Напустив на себя строгий вид, сказал, что оштрафовал бы их на десять очков, если бы лично увидел, но раз не видел — значит не видел. И кыш из кабинета! Счастливые, что им удалось избежать наказания, и все еще не до конца осознавшие, каким чудом они избежали публичного позора и, вероятно, исключения, Джеймс и Лили схватили свои сумки и убежали, оставив учителя пребывать в романтическом неведении. И только когда добрались до первого этажа, позволили себе расхохотаться — да так, что спугнули идущих на обед второкурсников.
Джеймс как раз с блаженной улыбкой прокручивал в памяти те невероятные минуты у парты, когда автобус снова с чувством подпрыгнул на яме, и Лили проснулась.

Автобус высадил их на пустынной холодной остановке, залитой лужами и слабым светом фонарей. Магию здесь применять было нельзя, так что Джеймсу пришлось самому нести их чемоданы. Лили несла переноску с Живолготом, и вертела головой по сторонам, сверяясь с бумажкой, где был записан новый адрес её дома.
— Я жалею, что не взял с собой «Нимбус», — пожаловался Джеймс, когда они миновали центральный район города, вышли в более тихий и зеленой жилой кварта. — Если бы у нас была метла, не пришлось бы трястись в этой чертовой консервной банке.
— «Нимбус» не смог бы поднять нас вместе с чемоданами, — заметила Лили, обернувшись на ходу.
— Ты его недооцениваешь.
— Представь себе лица моих родителей и Петуньи, когда бы мы приземлились во дворе!
— Так это еще один повод! — Джеймс остановился, чтобы поправить сползшую шапку. Она всегда сползала, когда он носил её козырьком назад. Лили подошла к нему и поправила её сама, развернув козырьком вперед.
— Джеймс, я прошу тебя, будь умницей, ладно? — довольно серьезно попросила она, сверля его взглядом.
— А разве я не умница? — Джеймс усмехнулся и откинул голову назад.
— Ты знаешь, о чем я.
— Брось, Эванс. Я собираюсь поладить с твоими стариками. Буду паинькой. Да и вряд ли я шокирую их больше, чем ты, когда превратила в крысу свою первую чашку. Они у тебя закаленные, понимаешь? — он полез за сигаретами.
— Я не думаю, что ты их шокируешь, — Лили отняла у него сигареты и сунула их в карман куртки. — Не рассказывай им больше, чем нужно. Они итак узнали достаточно подробностей об этих двух семестрах, и, поверь мне, если узнают еще хотя бы немного, идея забрать меня из Хогвартса снова покажется им заманчивой.
— И не узнают, если, конечно, ты не будешь так дергаться, — еще шире улыбнулся Джеймс.
— Разве я дергаюсь?
— Ты как бладжер в ящике, Эванс.
— Очень изящный комплимент.
— Ты изящный бладжер, — он вдруг поднес руку к её волосам. Лили оглянулась, и засмеялась, увидев мелькнувший в пальцах Джеймса снитч. Этот фокус ему всегда удавался. — А еще ты как снитч, Эванс. Понимаешь? Так что не становись бладжером, и будь снитчем, потому что это тебе иде…
Дверь ближайшего к ним дома распахнулась.
Лили порывисто обернулась, Джеймс от неожиданности выпустил снитч, и тот моментально ринулся на свободу. Он схватил его, но запаниковал и не придумал ничего лучше, чем сунуть снитч в рот.
Женщина, выглянувшая на улицу, чтобы проверить, что за шум в саду, вдруг на несколько секунд застыла, словно её кто-то заколдовал, а потом случилось сразу две вещи. Улицу огласил радостный крик Лили «МАМА!», а женщина сорвалась с места и сбежала со ступенек крыльца. Уже через несколько мгновений рыдающая Лили утопала в материнских объятиях, а миссис Эванс хватала её за руки, за плечи, обнимала, и беспрестанно целовала в макушку. И также заливалась слезами. На шум из дома выскочил белый как полотно мистер Эванс, за ним по пятам следовала Петунья.
Пока Эвансы бурно обнимались и всхлипывали, Джеймс топтался рядом и не знал, куда ему деться с этим чертовым снитчем. Только он подумал незаметно выплюнуть его, пока никто не видит, как вдруг миссис Эванс в порыве чувств схватила в объятия и его, и Джеймс чуть не подавился. Но это было еще ничего. А вот когда все немного притихли и мистер Эванс, этот здоровый и внушительный мужик значительно, как равному протянул ему ладонь, и поприветствовал, Джеймсу не осталось ничего другого, кроме как по-идиотски улыбнуться в ответ. И молиться про себя, чтобы крылатый мячик не вырвался.
Увы, его молитвы не сработали. Как раз в тот момент, когда Петунья, ожидавшая своей очереди в сторонке, с натянутой улыбкой потянулась к Лили, снитч у Джеймса во рту развернул крылья как боевой гиппогриф. Джеймс не просто чихнул, или кашлянул им, нет, он и сам до конца не понял, что произошло, но мячик, так или иначе, вырвался на свободу с громом и фанфарами, перепугав всех Эвансов сразу. То ли Джеймс контузил его, то ли еще что, но, очутившись на воле, он бешено взвился в воздух, а потом хищно набросился на ближайшего к нему человека, коим, по фатальному совпадению оказалась Петунья Эванс, ярая противница всего волшебного, начиная фартуком бармена из Дырявого котла и кончая единорогами.
Несколько секунд визгливых воплей и размахиваний руками, Петунья чуть не свалилась в кусты, пытаясь спастись от обезумевшего мячика — и Джеймс поймал его как раз в тот момент, когда он выпутался из волос Петуньи и затравленно заметался между людей. Судя по тому, как тряслись крылья, бедолага испытал нешуточный стресс. Ну еще бы — запутаться в такой хреновой туче кудряшек. Тут и кони от страха можно двинуть.
Шокированная и оскорбленная Петунья заикалась и ругалась, держась за голову, семь минут к ряду. Мать и сестра успокаивали её, как могли. Единственный, кто нашел случившееся забавным — это мистер Эванс. Он моментально заинтересовался мячиком с крылышками и даже попросил его у Джеймса — рассмотреть повнимательнее.

— …а потом я не знаю, как, но я задел ногой шланг, он включился и взвился над садом, как бешеная кобра, — часом позже, рассказывал за ужином мистер Эванс, все еще держа в руках снитч. Видимо, он тоже владел какой-то особенной, магловской магией, потому что в его ладонях снитч успокоился и затих, шевелил крылышками, и разве что не урчал.
Они все сидели за столом, в ярко освещенной столовой нового дома Эвансов. Миссис Эванс накрывала к чаю, мистер Эванс сидел во главе стола и рассказывал вот уже третью байку подряд. Лили обнимала его гигантскую руку, прижималась к отцовскому плечу щекой, и сверкала глазами, наблюдая за Джеймсом.
— …и ты только представь себе, — сквозь смех продолжал мистер Эванс. — Дорис Дэй надрывается на всю, люди мечутся по саду и вырывают друг у друга зонтики, а эта карга Дороти Певенси, которая обозвала меня повелителем больничных уток, пытается усмирить чертов шланг стулом и пищит: «Спасайте торт, спасайте то-орт!».
Все засмеялись. Петунья единственная сохранила каменное выражение лица и даже не улыбнулась. Она сидела напротив Джеймса, и ела свой ужин с таким видом, будто каждая горошина в тарелке нанесла ей личное оскорбление. После случая со снитчем она не произнесла ни слова, но губы её крепко сжались, выгнувшись вниз, и не меняли своего положения вот уже целый час.
— Надо ли говорить, что после этого Дороти Певенси поскользнулась на шланге и уронила торт? — мистер Эванс назидательно взмахнул снитчем. — А мораль этой истории такова: даже если очень волнуешься перед встречей с семьей своей девушки, это не повод тащить в рот первое, что попадется под руку, — он выдержал паузу. — Особенно, если это — виски. Но ты чуть не проглотил волшебный летающий мячик, а не полбутылки «Старого Джо», так что спасибо большое.
Все снова засмеялись.
— Брось, все было не так плохо, — сказала миссис Эванс, раскладывая по тарелкам куски вишневого пирога. — Мы перенесли годовщину в дом, и заказали пироги в местном магазине, — она быстро облизала кончик большого пальца и подмигнула Лили.
— Не так плохо? — высоким голосом спросил мистер Эванс, оглядываясь на жену. — Я думал, твой отец вышвырнет меня из дома, или отправит на тот свет. Мы должны были познакомиться в тот день, а после шоу бешеного шланга я боялся называть ему свою фамилию, — добавил он и поцеловал Лили в макушку.
— Ты, должно быть, не знаешь, что такое шланг? — спросила миссис Эванс, обращаясь к Джеймсу, который в этот момент попытался скрыть зевок. Он так наелся и устал, что больше всего сейчас мечтал оказаться в постели.
Джеймс моргнул и не понял, всерьез миссис Эванс говорит, или шутит. У неё глаза были точно такой же формы, как у Лили, только не зеленые, а ореховые. И такие же вьющиеся волосы. Это слегка сбило его с мысли.
— Ты не подумай ничего плохого, просто я помню, как к нам впервые приехала подружка Лили, Алиса, — добавила миссис Эванс, сев рядом с Петуньей. — Она была как будто с другой планеты, боялась телевизора, стиральной машины, и даже миксера. А вентилятор называла «маленькой мельницей».
— Вентилятор? — сдвинул брови Джеймс.
Петунья бросила на него взгляд и расправила плечи, слегка подаваясь вперед за столом.
— Кхм-кхм. Кстати об этом! — сказала она и все посмотрели на неё. — Мама, папа. Вэрнон просил передать, что он не сможет присутствовать на Пасхальном ужине завтра. Вэрнон — это мой жених, — добавила она, на секунду повернувшись к Лили, хотя та ни о чем не спрашивала. — У него очень важное собеседование, он собирается устроиться младшим менеджером на фирму по производству дрелей, — добавила она, бросив полный скрытого превосходства взгляд в сторону Джеймса. — Для него это очень важный день, поэтому он извиняется…
— Что такое «дрели»? — спросил Джеймс у Лили, после того как несколько секунд смотрел на Петунью, как на говорящего страуса.
— …а потом могли бы все вместе съездить на пикник в ближайший уик-энд. Что вы скажете?
Миссис Эванс метнула быстрый упреждающий взгляд на мужа. Вернон Дурсль был главным камнем преткновения в доме Эвансов, с тех самых пор, как они переехали сюда и мистеру Эвансу выпала печальная карта зайти в ближайший магазин строительных товаров, чтобы купить чертову дрель. В магазине он столкнулся с крайне неприятным, напыщенным толстяком в коротко подшитых штанах и сандалиях с прорезями. Толстяк зашел купить воды, но с какого-то перепугу прицепился к мистеру Эванс, уверяя его, что разбирается в строительном оборудовании намного лучше, чем кто бы то ни было, и уж тем более лучше, чем «обычный врач». При этом неприятный толстяк не переставал снисходительно улыбаться в ответ на вежливые отказы мистера Эванса, и трогать свои редкие усики, словно боялся, что те вот-вот отвалятся. Он не отлипал, ходил за мистером Эвансом по всему магазину, пока тот делал покупки, и нудил аж до тех пор, пока бедняга не вышел из себя и согласился заменить британскую дрель на немецкую. Только тогда толстяк отстал, и еще напоследок панибратски похлопал мистера Эванс по плечу, сказав: «Вы еще будете мне благодарны, сэр!». После этого значительно потряс указательным пальцем, словно только что предрек точную дату конца света, и величественно удалился из магазина.
Через несколько дней после этого события, Петунья, вернувшись домой после вечерних курсов в Лондоне, сообщила родителям неожиданную весть о том, что она кое-кого встретила в той фирме, куда устроилась машинисткой на полставки. Этого человека зовут Вэрнон, он умный, интересный, интеллигентный, педантичный, воспитанный, обходительный, сдержанный…
Словом, она сыпала прилагательными весь вечер, в красках расписывая своего нового знакомого. А через пару недель сообщила родителям, что Вэрнон пригласил её в кино. Эвансы, всерьез обеспокоенные тем, что за всю свою жизнь Петунья в жизни не ходила в кино с молодым человеком, и достаточно умасленные рассказами Петуньи о том, какой замечательный ей достался ухажер, отпустили её на свидание с легкой душой.
С наступлением осени мистер Эванс захотел построить на заднем дворе небольшую беседку и снова наведался в строительный магазин. Увы, в городишке был только один магазин. И по фатальному стечению обстоятельств, всякий раз, когда мистеру Эвансу нужно было что-нибудь купить, он натыкался в магазине на пузо невыносимого всезнайки и его занудный голос. У бедного мистера Эванса даже разыгралась паранойя, но в итоге оказалось, толстяк работает клерком в какой-то строительной фирме в Лондоне. А этим магазином владеет его мама, поэтому он частенько сюда наведывается. Наверное, он почувствовал в мистере Эвансе легкую жертву, и за несколько встреч так довел его, что тот не выдержал, и рявкнул на него при всех, что и сам прекрасно может разобраться, как ему лучше делать ремонт в собственном доме.
Тем временем, свидания Петуньи с загадочным Вэрноном стали обычным делом, и, незадолго до Хэллоуина, мистер Эванс потребовал, чтобы она наконец представила им своего парня.
Надо ли говорить, какой шок его постиг, когда в гостиную его дома вплыло пузо магазинного толстяка, а следом за пузом — и он сам со своей лоснящейся физиономией и реденькими усами?
С того вечера, под крышей нового дома Эвансов (надежно отремонтированной с помощью немецкой дрели), почти каждый вечер бушевали скандалы. Мистер Эванс был уверен, что у его дочери не может быть ничего общего с таким самовлюбленным и занудным индюком, как Вернон Дурсль. И чем громче он кричал, чем яростнее Петунья убеждала его, что все равно будет встречаться с Верноном, «даже если они посадят её за решетку». Лучше не стало, когда и миссис Эванс заняла сторону мужа, после того, как во время официального знакомства за Рождественским столом, Вернон принес с собой индейку, приготовленную лично миссис Дурсль, и заявил, что будет есть её блюда, так как у него слабый желудок, и ему нужно следить за рационом. Правда, это не помешало ему умять половину рождественского пирога. При этом он все время оценивающе оглядывал столовую, ввинчиваясь своими крошечными поросячьими глазками в каждый закрученный на полках шурупчик. Петунья весь вечер смотрела на него с обожанием, и ловила каждое его слово. Эвансы терпели. И когда тягостный вечер подошел наконец к концу, и, казалось бы, что хуже не будет, Вэрнон, собираясь домой, посетовал, что чье-то «ведро с гвоздями» помешало ему припарковать свою новенькую машину у дома, поэтому ему пришлось заплатить целый фунт, для того, чтобы поставить машину на местную стоянку. «Ведро с гвоздями» оказалось горячо любимым минивэном мистера Эванса.
И после этого Вэрнон не появлялся в доме Эвансов целых два месяца. Аж до тех пор, пока Петунья не пришла как-то раз домой, и не объявила, что выходит за него замуж.
После были долгие попытки родителей отговорить её от этого безумия, но все они закончились безусловным поражением. Петунья снова и снова заходилась в истерике и осыпала родителей обвинениями в том, что Лили они позволяют творить, что угодно, даже заниматься колдовством, а она, Петунья, не имеет права решать, с кем ей встречаться, и, видимо, обречена провести всю жизнь в одиночестве, и стать синим чулком. Истерики сделали свое дело, и родители сдались. И даже приняли новость о предстоящей помолвке, хотя в тот вечер мистер Эванс бушевал как никогда, грозился, что запрет Петунью в комнате, и что скорее прикончит Вернона Дурсля одной из его же дрелей, чем позволит забрать у него дочь, но в итоге вынужден был сдаться, потому что Петунья действительно заперлась — в ванной. И грозилась из-за закрытой двери, что выпьет все кондиционеры для белья, какие найдет, если ей не дадут жить так, как она хочет.
На этом Эвансы проиграли, и началась подготовка к свадьбе.
— Ну что же… — когда выяснилось, что мистер Эванс держит себя в руках и не намерен кричать, и опять носиться по дому в одном ботинке, пальто, и с дрелью в руках, миссис Эванс нерешительно улыбнулась старшей дочери. — Очень… жаль, что Вернон не сможет прийти. Но ты обязательно передай ему благодарность за приглашение. Мы с радостью посетим… мы… правда, Джон?
— О-о да! — протянул мистер Эванс, а потом выдернул пробку из графина с наливкой, налил себе полную рюмку и опрокинул одним махом, запрокинув голову, как пьют настоящие умельцы. Лили проводила этот новый жест отца удивленным взглядом и вопросительно уставилась на мать.
Петунья воодушевились. До этого они целый час обсуждали болезнь Лили, хотя та ведь уже давно выздоровела, потом отец потребовал, чтобы Поттер рассказал им о том, как добывал зелье, и он, конечно же, рассказал, в красках описал, как вломился со своей бандой в чужой дом и перевернул там все вверх-дном. А все, конечно же, восхитились! Чего от них ждать? Они битый час выспрашивали у Лили, как она кашляла кровью, хотя, кому приятно о таком слушать, тем более за столом. Поговорили бы о чем-нибудь более приятном, например, о свадебных тортах, или украшениях! Только она хотела переменить разговор, как отец начал травить свои байки — одну за другой. Петунья терпеливо ждала. Ей не терпелось заткнуть Лили за пояс и показать ей, что, несмотря на всю её привлекательность, она, Петунья, первая отправится в это увлекательное путешествие! В конце концов, не каждый день люди выходят замуж! И вот, наконец, момент настал! Она с удовольствием вдохнула и хотела было начать рассказ о том, как они с Верноном ездили смотреть небольшой отель за городом, где решили справлять свадьбу, но не успела.
— Скажи-ка, Джеймс, а вы и шурупы закручиваете с помощью волшебства? — вдруг спросил мистер Эванс странным тоном, испытывающе глядя на Джеймса. Петунья сдулась, прямо как австралийская лягушка, и уставилась на отца с таким выражением, словно он залепил ей пощечину. — Неужели даже отвертки не используете?
Джеймс легкомысленно пожал плечами и откинулся на спинку стула.
— Не-ет, это слишком долго и трудно.
Он бросил быстрый взгляд на Лили. Лили, которая все это время с опаской следила за сестрой, поймала его взгляд, сразу все поняла, вытаращила глаза и затрясла головой, но было слишком поздно. Петунья как раз в этот момент потянулась к кувшину, чтобы налить себе сока. Рука у неё дрожала, и она никак не могла нажать на кнопку, чтобы открыть кувшин. Джеймс взмахнул палочкой так быстро, что Лили успела только уловить свист сорвавшегося с неё заклинания. В следующую секунду стакан у неё в руке сам-собой наполнился соком, а Петунья взвизгнула от неожиданности и отбросила его с таким видом, словно он превратился в гигантскую пчелу. Миссис Эванс ахнула, но не успели все испугаться, как остатки стакана взлетели с пола, собравшись воедино.
Стакан вернулся на стол и качнулся по оси, а когда остановился, в нем с облегчением развернула лепестки пушистая орхидея.
— Магия все упрощает, — немного актерствуя, заметил Джеймс, сотворил еще парочку фокусов, в виде маленьких фейерверков, и спрятал палочку в карман, а потом нахально подмигнул Лили.
Очевидно, магия позволяет, к тому же, смотреть на других свысока? — прошипела Петунья так, чтобы её не услышали родители.
Джеймс посмотрел на Петунью и его губы дрогнули в улыбке.
— Ну, на некоторых очень трудно посмотреть свысока, если ты понимаешь, о чем я, — так же тихо ответил он, намекая на её рост.
Петунья залилась краской.
— Поразительно! — воскликнул мистер Эванс, вертя в руках стакан. — С ума сойти, Джейн, он абсолютно целый! Лили, и ты тоже так умеешь? Покажешь нам какой-нибудь фокус?
— Пап! — Лили оторвала от сестры умоляющий взгляд и метнула его на отца. — Я не хочу.
— Джон, в самом деле, сейчас это не…
— Да ладно тебе, Бэмби! Преврати во что-нибудь мою чашку! — мистер Эванс подвинул свою пустую чашку поближе к дочери. — Преврати её в крысу, как в прошлый раз. Или нет, в птицу! Это будет забавно!
— Да уж… — тихо процедила Петунья. — Может сразу превратить наши стулья в пони и поскакать по улице?
Джеймс уставился на неё с такой смесью жадности и неприязни, что Лили стало не по себе. Ей было страшно, что Джеймс вот-вот что-нибудь отчебучит. Ему ведь раньше не доводилось сталкиваться с маглами, которые не любят волшебников, в его мире было наоборот.
Как странно, что Джон Эванс не заметил в тот момент, какое напряжение сгустилось над столом. Петунья прожигала Лили ненавистным взглядом, Джеймс смотрел на неё, как на какой-то крайне любопытный, но совершенно дурацкий и бесполезный предмет, миссис Эванс переводила взгляд с одного на другого, как рефери, готовый в любой момент кинуться разнимать противников, Лили просто не знала, куда ей деться, и один только мистер Эванс находил происходящее крайне забавным.
— Ладно, — сдалась Лили, очевидно, поняв, что лучше быстрее с этим покончить. — Я не думаю, что мне удастся превратить её в птицу… но я могла бы попробовать кое-что, — пробормотала она и скомкала свою желтую салфетку. Эвансы все, как один уставились на салфетку. Петунья приподняла голову, глядя на салфетку, как на таракана, а потом обратила на сестру немного выпуклые, злые глаза. Непонятная смесь жгучей ненависти и жадного любопытства горела в её взгляде.
Лили коротко переглянулась с Джеймсом, который наблюдал за её действиями, иронично выгнув бровь, коротко взмахнула палочкой и быстро пробормотала заклинание.
Первые секунды ничего не происходило, потом салфетка вдруг с шорохом вспорхнула над столом. Повинуясь движению палочки Лили, она задрожала над столом и с легким фыркающим звуком обернулась в воздухе маленькой желтой канарейкой. Раздался восторженный вздох. Птичка порхнула на люстру, устремила на сидящих внизу людей блестящие черные глазки, перескочила с места на место и издала тонкий, мелодичный звук.
Все захлопали. Петунья испуганно вжала голову в плечи, когда канарейка пролетела прямо у неё над головой. Привлеченный птичьим щебетом, в столовую прибежал Живоглот, с громким мурлыкающим звуком вспрыгнул к ней на колени и затоптался, хищно глядя на люстру. Тут-то Петунья и не выдержала.
— Ради всего святого, Лили, забери своего паршивого кота! — закричала она, зажмурившись и взмахнув руками, а потом вдруг вскочила, резко отодвинув стул. Испуганный Живоглот юркнул под стол, Лили схватила его на руки и вернулась с ним на место, бросив на сестру несколько обиженный взгляд, странным образом гармонирующий с выражением мордочки Живоглота.
В столовой повисла неприятная тишина. Петунья окинула взглядом лица собравшихся, бросила на стол свою салфетку и решительно направилась к двери.
— Петунья! Куда ты? — требовательно позвала миссис Эванс.
— Мне нужно взять средство от аллергии! — донесся из коридора резкий голос Петуньи. — Вы, может быт, и не замечаете, но из-за этого кота я вот-вот раздуюсь, как рыба Фугу! А еще я собираюсь позвонить своему жениху. Быть может, у вас есть более интересные темы для разговоров, но у нас скоро свадьба, и нам надо многое обсудить!
После этого лестнице раздался её громкий топот, а следом дверь наверху с треском захлопнулась и повисла тишина.
— Извини, Джеймс, — виновато улыбнулась миссис Эванс. — Петунья очень волнуется из-за предстоящей свадьбы, буквально вся на нервах. Столько проблем, за всем просто не уследишь, а тут еще и в ателье напутали с размером платья, так что все надо перешивать заново. Вот она и…
— Всё в порядке, — быстро сказала Лили и растянула губы в улыбке, а потом вдруг встала. — Я скоро вернусь.
Она вышла из-за стола, незаметно высвободив пальцы из руки Джеймса.
Джеймс оглянулся ей вслед. На ней были обтягивающие джинсы и её любимый зеленый свитер, так что Джеймс не удержался и проводил взглядом её задницу, когда Лили вышла в темный коридор и начала подниматься по лестнице. Когда же он снова обернулся, увидел, что мистер Эванс внимательно за ним наблюдает, и решил, что сейчас, пожалуй, как раз подходящее время, чтобы выйти на улицу и перекинуться парой слов с Бродягой.

Лили остановилась у двери в комнату Петуньи, постояла пару секунд, а потом глубоко вздохнула и взялась за ручку.
— Можно? — примирительно спросила она, заглянув в комнату.
— Нет, — буркнула Петунья. Она сидела на кровати, утонув спиной в подушках, скрестив на груди руки и поджав ноги. Вид у неё был надутый и свирепый. Странно, как она еще не растерзала своего плюшевого мишку. В детстве такое бывало.
Лили закрыла за собой дверь и прошла в комнату, потирая ладони. Они так давно не общались с сестрой, а тем более не общались по душам, что она совершенно не знала, с чего начать.
— Смотри-ка, в Министерстве смогли и твою комнату воспроизвести с абсолютной точностью! — сказала она, пройдясь по выцветшему, круглому лоскутному ковру на паркете, и осмотрев знакомую обстановку. Звучало это, как довольно беспомощная попытка завязать разговор, но лучше Лили ничего не придумала.
Тем более, что тот факт, что новый дом внутри оказался точной копией старого, оказался для неё огромным и приятным сюрпризом. Первые десять минут она вообще носилась по комнатам и радостно пищала, открывая очередную дверь. А когда добралась до своей комнаты, разрыдалась, рассмеялась, и минут пять обнималась со своей старой кроватью, болтая в воздухе ногами. Джеймса эта картина позабавила.
— Знаешь, я даже нашла фантик из-под конфеты у себя под тумбочкой, — Лили присела, и подобрала с пола какую-то книжку. Ею оказалась «Гордость и предубеждение» Джейн Остин. — Я оставила его там еще до отъезда на концерт тем летом. Здорово, что они оставили все, как было, правда? — Лили присела на край постели. Петунья громко фыркнула, глядя куда-то в потолок. Когда они были маленькими, их комнаты просто ломились от кукол и игрушек. Когда Лили стала старше, на место игрушек пришли самые разные воплощения её увлечений — зацелованные плакаты с Элвисом, Джоном или Полом, вырезки статей, коллажи движущихся фотографий из Хогвартса, живой постер Мирона Вогтейла, фенечки, бусы, ремешки для волос, и еще куча всякой волшебной всячины. Из комнаты Петуньи игрушки просто ушли, и она стала обычной комнатой.
— Если ты хочешь еще раз похвалиться своей любимой магией, то здесь тебе делать нечего, — отрезала она, выхватив у Лили книжку и засунув её под подушку. — У меня нет желания говорить об этом.
— Я не собираюсь говорить о магии, — Лили отбросила с лица волосы.
— А о чем тогда?
— Я хочу поговорить о твоей свадьбе, — сказала Лили, ковыряя пальцем вышитый цветок на покрывале, и бросила на сестру осторожный взгляд исподлобья. Плечи Петуньи слегка расслабились, но сама она все так же смотрела в сторону и сжимала губы. — Всё-таки, не каждый день моя старшая сестра выходит замуж. А я совсем ничего об этом не знаю.
— А тебе прямо нужно все знать, да? — резко спросила Петунья, но в её голосе все же звякнули слезы. — Ну конечно, ты же у нас золотая девочка, тебе положено знать всё и про всех! — она быстро вытерла щеку ладонью. — И всем нужно знать про тебя! Куда интереснее обсуждать ваши фокусы в каком-то там замке, чем обсудить мою свадьбу!
Лили хотела напомнить, что начался разговор с того, что они обсуждали не фокусы, а проклятие, которое чуть было не отняло у неё жизнь, и что к свадьбе они непременно бы подошли, но все-таки сдержалась. Петунье надо было выговориться, и вряд ли она сейчас услышала бы кого-нибудь еще, кроме себя.
— Мне кажется, они просто хотят забыть о том, что скоро я выхожу замуж. Как будто это вообще ничего не значит! Вообще! А я… — тут она уже откровенно всхлипнула. — Я каждый день просыпаюсь и с ужасом думаю, что же я нат-натворила? Зачем я сог-согласилась так скоро? Неужели это в-все? Мне теперь надо выйти з-замуж и ничего с этим не сделать? Ик! Нет, я не хочу так скоро, я не готова!
Лили подвинулась к ней и села рядышком, так же поджав ноги, как и Петунья.
— А в-вечером я вижу Вернона, — продолжала она. — И п-понимаю, что н-никто и никогда не поймет меня лучше, чем он. Что только с ним мне по-настоящему спок-спокойно, понимаешь? И в такие минуты я ув-верена, что хочу выйти за него замуж, а утром все пов-повторяется, и это сводит меня с ума! — она уткнулась лицом в ладони и разрыдалась. Лили привлекла её к себе и вздохнула, прижавшись щекой к её волосам, ужасно колким из-за лака, и сильно пахнущим.
— Мне так страшно, так страшно, Лили! — причитала она. — Почему ты уехала? Ты была мне так нужна! Ты, может быть, и не подарок…
Лили закатила глаза и горько вздохнула.
— … но мне нужна была моя сестра! Здесь, сейчас, а не где-то там… — она хрюкнула носом и вытерла его тыльной стороной руки. — Мама и папа не хотят, чтобы я выходила за него замуж, а я п-понимаю, что если не выйду за Вернона, то не выйду никогда и ни за кого, а потом я состарюсь, и к-кому я тогда буду нужна-а? А если я все равно за него выйду, они будут только рады, рады от меня избавиться!
— Глупости, Туни! — возмутилась Лили, поглаживая её по плечу. — Они очень тебя любят, и переживают, хотят, чтобы ты была счастлива, а не совершала такой важный поступок, только чтобы… кому-то досадить, — проворчала она, надеясь, что Петунья не поняла, кого именно она имела в виду.
— Ну конечно! — мгновенно взвилась Петунья и выпуталась из её объятий. — Конечно, я так и знала! — она вытерла размазавшуюся по щекам тушь и стало еще хуже. — Конечно же я не могла влюбиться, нет! Ты думаешь, что я хочу выйти замуж, чтобы тебя обогнать? Да за кого ты себя принимаешь?! — она вскочила с постели и с размаху уселась на стульчик перед туалетным столиком, трясущимися руками выдирая из волос шпильки.
— Ни за кого, Туни! — в отчаянии проговорила Лили. — И я вовсе так не думаю! Я имела в виду… — она вздохнула и потерла переносицу. — Я не пытаюсь с тобой соревноваться, пойми же!
— Да? А тогда зачем ты притащила с собой этого очкарика? — ехидно спросила Петунья, яростно расчесывая волосы, да так, что расческа по количеству застрявших в ней волос, вот-вот рисковала превратиться в выдру или миссис Норрис. — Скажешь, ты не знала, что родителям не нравится мой Вернон, и не пыталась подсунуть им кое-кого получше?
— Что? Нет! — выпалила Лили, с негодованием глядя на прямую, как доска спину сестры. — Джеймс — мой парень! Я хотела познакомить его с родителями, и они хотели познакомиться с ним, потому что месяц назад он рисковал жизнью, чтобы меня спасти!
Петунья бросила на сестру в зеркале взгляд, который вполне можно было бы счесть виноватым, сжала губы, и её рука с расческой слегка замедлилась.
— Я не собиралась с тобой соперничать, или подсовывать Джеймса родителям! Туни, мы все хотим, чтобы ты была счастлива. И сделала выбор, потому что так тебе подсказывает сердце, вот и все, чего мы хотим! Мы любим тебя!
Плечи Петуньи опустились, она вздохнула и положила расческу на стол.
— И если ты любишь Вернона… возможно, и мы полюбим, — добавила Лили, а про себя подумала, что это случится только в том случае, если этого Дурсля кто-нибудь случайно поразит Конфундусом, и он станет приличным, воспитанным человеком, с которым приятно находиться в комнате дольше трех минут. Она знала своих родителей, и была уверена, что они не стали бы клеветать на хорошего парня.
Несколько мгновений Петунья еще сидела, повернувшись к ней спиной, а потом обернулась, и с её лица, наконец-то, слетела эта ехидная, противная маска.
— Я действительно его люблю, — степенно проговорила Петунья, слегка задирая подбородок. — И хочу выйти за него. Просто мне… — она передернула плечами и попыталась улыбнуться, но её губы опять задрожали. — Страшно делать этот шаг в одиночестве.
— Ты не в одиночестве! — Лили обрадовалась тому, что лед наконец-то треснул, оттолкнулась от своего места, проворно перелезла через постель, и наконец-то обняла Петунью, а ты обняла её в ответ и, кажется, опять начала хлюпать носом. — Я с тобой, и я буду с тобой! — Лили быстро и незаметно убрала шпильку с её кудряшек. — Тебе не придется проходить этой одной, обещаю.
— Я так рада, что ты не умерла от этого проклятия, Лили! — причитала Петунья. — Я так за тебя боялась! Если бы с тобой что-то случилось, я бы, конечно, переехала в твою комнату, но мне не хотелось получить её такой ценой!
Лили фыркнула, и беззвучно рассмеялась.

Когда Петунья немного успокоилась и умылась, Лили предложила ей перешить свадебное платье. Петунья насторожилась, и даже пыталась отказаться, но потом любопытство взяло верх, и уже спустя пять минут она стояла в этом платье посреди комнаты, а Лили стояла рядом и сосредоточенно помахивала волшебной палочкой. Платье было строгим и сдержанным, облегало костистую фигуру Петуньи и совершенно невыгодно подчёркивало её широкие плечи. Убирая огрехи размера, Лили мимоходом убирала и аляповатости покроя, меняя фасон так, чтобы со стороны не выглядело, как футляр для локона. Но всего этого казалось недостаточно, и она потихоньку добавляла в платье кое-что от себя.
— Твой парень не обидится, что ты так надолго ушла? — спросила Петунья, опасливо глядя, как рукава её платья сокращаются и подтягиваются наверх, распускаясь на плечах замысловатыми широкими лепестками из шелка и кружева. Она делала вид, что не замечает волшебство, но была так напряжена, будто по всему её телу ползали змеи. — Должно быть, ему неловко оставаться один на один с… нашими родителями?
Лили быстро взглянула на сестру. Ей показалось, будто она хотела сказать совсем другое.
— Джеймс — не Северус Снейп. Он хорошо относится к неволшебникам. А насчет неловкости… — Лили фыркнула, рисуя палочкой узор. — Он и слова-то такого не знает — неловко. Наверняка сейчас посвящает папу во все подробности квиддича.
— Квиддича? — Петунья опустила голову, разглядывая свою грудь в вырезе платья и ненароком сжимая её, чтобы получше смотрелось. — Что такое квиддич?
— Это такая… спортивная волшебная игра, — осторожно сказала Лили, продолжая помахивать палочкой. Заклинания слетали с кончика её палочки, напоминая далекое эхо совиного уханья, или тихий свист. — Джеймс — капитан школьной команды.
— Ну конечно же, капитан! — фыркнула Петунья. — Ты бы не согласилась выбрать кого-нибудь поскромнее, верно?
Лили бросила взгляд в зеркало, но увидела, что Петунья пытается скрасить резкость улыбкой.
— Я люблю его, — прохладно сказала она, подтягивая последние стежки на платье. — Он тоже мог бы выбрать кого-нибудь поскромнее, но выбрал меня! — с легкой ехидцей добавила Лили. — Я, может, и не капитан школьной сборной, но и не последняя студентка в Хогвартсе, знаешь ли.
Петунья хмыкнула.
— Я помню, как ты приезжала на каникулы и жаловалась, что он не дает тебе проходу, — немного высокомерно сказала Петунья. — Говорила, что он тупица и все такое.
— Ну может потому и жаловалась? Мне многие не давали прохода, но бесил только Джеймс Поттер, а это что-то да значит, — Лили отступила от Петуньи и довольно оглядела свою работу. — Вот теперь все.
— Спасибо. Мне нравится, — сдержанно ответила Петунья, с явным удовольствием разглядывая преобразившийся, свободный подол платья и. А потом, словно опомнившись, расстегнула молнию и вылезла из платья так поспешно, словно боялась, что оно сейчас взорвется прямо на ней.
Лили только головой покачала. Пожалуй, она поспешила с радостью, что Петунья, наконец-то, стала к ней лояльнее.
— Я, пожалуй, и правда схожу вниз, посмотрю, все ли там в порядке. Не удивлюсь, если, пока я была здесь, Джеймс заказал по совиной почте мячи для квиддича, — сказала она и пошла к двери, но Петунья вдруг снова её окликнула.
— Подожди, Лили, — сказала она, когда повесила платье в стенной шкаф, и обернулась к сестре, одновременно завязывая пояс на халатике. Пару секунд она смотрела на Лили со странной смесью недоверия и оценки, а потом сказала:
— В пятницу вечером мы с Верноном идем в ресторан, — она почему-то произнесла имя своего жениха, как «Вэрнон». — Надеюсь, ты не успела ничего запланировать на пятницу?
— Это… приглашение? — удивилась Лили.
— Да, — важно кивнула Петунья. — Вам надо познакомиться, — тут она почему-то замялась и скрестила на груди руки. — В конце концов, свадьба уже на следующей неделе, ты — подружка невесты, а вы до сих пор не знакомы…
— Что? — Лили шагнула к сестре.
— И можешь позвать с собой своего парня, — сказала та, глядя в сторону. — Будем считать, что это… двойное свидание.
— Туни, ты хочешь, чтобы я была твоей подружкой невесты? Правда? — Лили просто ушам своим не верила.
Петунья еще крепче стиснула руки и громко, якобы пренебрежительно фыркнула, дернув плечами.
— А что тут такого? — резко спросила она. Её голос звучал так, словно она спрашивала об этом у самой себя. — Ты же моя сестра, а это — моя свадьба. Кому как не тебе быть моей подружкой невесты?
Лили вдруг запищала, закрыв рот обеими руками, а потом накинулась на Петунью с объятиями и сестры кучей повалились на кровать.

— …а еще Лунатик заглянет ко мне на пару дней. Может и Хвоста позовем. Он прислал сову, мамаша побила рождественский рекорд, и заставила его печь с ней пироги. Надо его оттуда вытаскивать, а то, чего доброго, он начнет пользоваться тампонами.
Джеймс заржал. Он сидел на крыльце беседки на заднем дворе. Сириус в отражении Сквозного зеркала валялся в своей постели, на заднем фоне играли Animals. И еще он курил. А сигареты Джеймса, как назло, остались в кармане куртки Лили.
— Вы с Эванс точно не присоединитесь к нам? — Бродяга от нечего делать щелкал зажигалкой. — Места всем хватит. Да и тут будет повеселее, чем в этом вашем… еще раз, как там называется эта дыра? — он сдвинул брови.
— Доркинг, — Джеймс не выдержал — усмехнулся, а Бродяга так вообще зашелся своим лающим хохотом, да таким громким, что на него отозвалась соседская собака.
— Доркинг! — простонал он.
— Здесь все равно получше, чем на площади Гриммо, так что заткнись, Бродяга.
Сириус громко и презрительно фыркнул.
— В самой глубокой и волосатой жопе мира лучше, чем на площади Гриммо, Сохатый, но это ничего не значит. Ты, что же, планируешь проторчать там все каникулы? А как же День Рождения?
— Устроим вечеринку, когда вернусь в Хогвартс. Кстати, у меня появилась идея. Мы так давно ничего не устраивали, что у меня начинает просыпаться интерес к учебе.
— Только не надо меня пугать. Что за шалость? Очередное дерьмо, разгуливающее по замку? — Бродяга усмехнулся.
— Тебе понравится. У меня было вдохновение, — Джеймс решил, что задний двор дома Эвансов — не лучшее место распространяться о том, где и в какой момент оно его настигло. — И еще нам придется поработать, потому что…
Бродяга вдруг исчез из отражения.
— Эй, ты где там? — недовольно спросил Джеймс.
— Здесь! — Бродяга шлепнулся обратно на подушку и снова поднес к губам сигарету. Вид у него был, как у кота, который только что сожрал миску сметаны. Джеймс подозрительно нахмурился. — Я не против поработать, если шалость того стоит. Расскажешь подробнее?
— Ты не один, что ли? — Джеймс выпрямил спину. — Слушай, если это Малфой там тебе отсасывает, я не хочу говорить.
— Завали, Сохатый, — прохладно проговорил Сириус и его глаза недобро сверкнули в пелене дыма. — Малфой мне не отсасывает. Она уехала.
— Куда это? — удивился Джеймс. — Я думал, еще немного, и вы срастетесь письками, а тут на тебе.
— У неё какие-то дела, — Сириус улыбнулся так, как улыбался очень редко, и внутренний голос тут же посоветовал Джеймсу не лезть. Когда Бродяга говорит таким тоном, однозначно имела место какая-то очередная хуета, связанная с их гребаной семейной яблоней.
Сириус помолчал секунду, а потом дернул носом и сказал с жуткой горечью:
— Она свалила к предкам во Францию, Сохатый.
Джеймс присвистнул.
— Вот как. А ты уже нашел себе компанию на вечер?
Сириус повернул зеркало вправо и влево, демонстрируя ему смятое покрывало, похожее на цветастый цирковой шатер.
— Ты один?! — изумился Джеймс.
— А что ты рассчитывал тут увидеть? — Сириус затянулся, щуря глаза. — Оргию с домашними эльфами?
— Бродяга, тебе нельзя оставаться одному. Раньше тебе такой бред даже в голову не приходил.
Сириус засмеялся.
— Всё, отвали, Сохатый. Я хочу спать.
— Ладно. Отдрочи там как следует, ничего не оставляй, — наставительно произнес он.
— Иди нахуй! — хрипло рассмеялось отражение, и Сириус исчез.
Джеймс спрятал зеркало во внутренний карман и уперся локтями в широко расставленные колени. Пару минут он сидел в тишине и темноте, глядя себе под ноги, и потом поднял голову и уставился на дом, освещенный теплым, уютным светом.
Он смотрел на него так долго, и так глубоко ушел в свои мысли, что не заметил, как к беседке подошел мистер Эванс.
— Не против, если я к тебе присоединюсь? — спросил он и слова его прозвучали невнятно из-за сигареты.
— Это ваш дом, сэр, — усмехнулся Джеймс и подвинулся, уступая место на ступеньках.
Мистер Эванс сел, закурил и протянул пачку Джеймсу, вопросительно подняв бровь. Джеймс не стал строить из себя целку и взял сигарету.
Какое-то время они курили в тишине. И, как ни странно, Джеймс не чувствовал никакого дискомфорта, или неловкости. Удивительно, но с мистером Эвансом было очень легко. Почти, как… хотя, не так, конечно. Но, впервые с тех пор, как Джеймс покинул Ипсвич, вдруг снова ощутил тепло и покой, какой ему дарили только родные стены. И впервые с тех пор его вдруг накрыла глухая, отчаянная, как вой соседской собаки тоска по дому, которого больше нет.
— Знаешь, когда я был ребенком, родители отправили меня жить к тетке, — вдруг сказал мистер Эванс, так же, как и Джеймс, глядя на дом. — В стране шла война, наш город был мишенью, и оставаться там было опасно. Все родители старались отправить своих детей в безопасное место. Мне тогда было одиннадцать. Представь себе, сколько лет прошло с тех пор, а я все равно иногда просыпаюсь среди ночи, потому что мне слышится вой сирены, или гул самолетов, — он вдруг полез во внутренний карман пиджака и достал оттуда флягу. Джеймс настороженно проследил за тем, как мистер Эванс откручивает крышку.
— Выпьешь со мной? — спросил он. — Тебе ведь уже считай восемнадцать, ты совершеннолетний и полисмены нас не осудят.
— Сомневаюсь, что осудят. По меркам волшебного мира я уже давно совершеннолетний, иначе наши полисмены точно осудили бы меня за такое, — усмехнулся Джеймс, доставая палочку, и через секунду у него в руках образовалось два жестяных стаканчика.
— Обожаю вашу магию, — покачал головой мистер Эванс. — Чертовски полезная штука.
Они выпили.
— Ох. Ирландский брэнди, — крякнул мистер Эванс, осушив первую порцию. — Мой отец пил такой. В общем, я вернулся в свой родной город, как только был провозглашен мир. Буквально в тот же день. Собрал вещи и приехал домой, но мне понадобился целый день, чтобы найти свою старую улицу. От города почти ничего не осталось, — мистер Эванс глубоко вздохнул, а потом бросил на Джеймса проницательный взгляд. — Свой дом я так и не нашел.
Джеймс тяжело сглотнул и затянулся так, что закололо язык и горло.
— Вернее, я нашел то, что от него осталось. Куча обгорелых досок. Моих родителей на тот момент уже давно не было в живых. В тот же день я сел в первый попавшийся поезд и просто… уехал. Поезд привез меня в Коукворт. Там была такая же разруха, как и везде, а еще — крупный военный госпиталь и нехватка рук. Спустя несколько лет туда приехала Джейн — работать медсестрой, — мистер Эванс посмотрел на Джеймса. — Лили сказала, и с твоим домом случилось нечто подобное.
Джеймс дернул бровями, глубоко затягиваясь.
— Моему повезло больше. Уцелела большая часть гостиной и… кажется даже немного от лестницы.
— Я говорил все это к тому, что… когда это приключилось со мной, я был младше тебя и совершенно одинок, — сказал мистер Эванс, наливая им новую порцию. — У меня не было никого, к кому я мог бы обратиться за помощью. У тебя же есть друзья, — тут его тяжелая рука вдруг хлопнула Джеймса по плечу. — И дом. После того, что произошло, после того, что ты сделал для нас — это твой дом. И ты можешь прийти сюда, когда захочешь. Тебе здесь всегда будут рады, — тут он колко усмехнулся. — Даже если моя вертихвостка тебя бросит.
Джеймс бросил на отца Лили несколько пьяный, но все-таки негодующий взгляд.
— Но я надеюсь, этого никогда не случится. Ты славный парень, Джеймс. И не торгуешь чертовыми граблями в строительном магазине, — ни к селу, ни к городу ввернул он, стукнул своим стаканом по его стакану, и они снова выпили.
Снова повисла тишина. Джеймс, погруженный в уютное облако крепкого имбирного брэнди, миролюбиво курил, мистер Эванс пьяновато смотрел перед собой и едва— едва заметно покачивался.
— В десять лет Лили заболела ветрянкой, — вдруг сказал он, и Джеймс повернулся к нему. -заканчивался июнь, стояла прекрасная погода. Солнце, река, все такое. Все местные дети бегали купаться чуть ли не каждый день. А Лили лежала дома, вся… — он кашлянул. Джеймс представил себе мелкую Эванс, всю в прыщах. Хотя, в его представлении прыщи почему-то выглядели, как конопушки. — Ей так хотелось гулять, что она часами стояла на кровати на коленках и смотрела в окно. Мне было так ужасно жалко её, так хотелось её хоть чем-то порадовать, что я стал каждый день приносить ей разные растения. Каждый раз, когда ехал с работы, заглядывал в цветочный магазин. За две недели у неё в комнате образовался еще один сад. А потом я насобирал травы и цветов в большую банку, поставил её у кровати Лили, и каждый вечер мы с ней придумывали какую-нибудь новую историю о живущих в этой банке эльфах.
— Эльфах? — Джеймс поднял брови.
— Эльфах, — серьезно подтвердил мистер Эванс и слегка икнул. — Лили тогда еще не умела… в общем, тогда это были просто сказки. Но она их очень любила. До сих пор помню, как звали её любимых эльфов… — он нахмурился. — Одного звали Корица… другого — Шалфей. Мы придумали про них столько историй, что в какой-то момент я уже и сам чуть было не поверил, что в этой банке живут какие-то эльфы! — он с усмешкой покачал головой, наливая им еще брэнди. — Можешь себе представить, как в них верила Лили. Господи, да, о чем я, трава в этой банке не вяла несколько месяцев, вот как она в них верила! Наверное, в ней уже тогда начала просыпаться… волшебница. В общем, они были для неё как рыбки, которые вечно прячутся в игрушечном замке на дне аквариума. Лили очень их любила. Пока однажды Петунья не решила разбить банку, чтобы убедиться, что там в действительности никого нет.
Джеймс удивленно икнул и сдвинул брови.
— Лили плакала целый день. Обвиняла Петунью, хотя ей и самой было стыдно. Сказала: «Вот ты разбила банку, и узнала правду, но разве это сделало тебя счастливее? Почему ты не можешь просто верить во что-то и быть счастливой?». Я надолго запомнил эти слова, потому что всего через месяц после этого Лили совершила свое первое… волшебство. Мы были в парке, и она каталась на качелях. В какой-то момент она раскачалась и взлетела так высоко, что сорвалась с сидения. Я испугался до черта, побежал к ней, хотя и понимал, что не успею, а она… она описала в воздухе дугу и приземлилась на ноги, как ни в чем ни бывало. Перепугалась жутко. А потом знаешь, что? Сказала: «Хочу еще!».
Джеймс, который в этот момент поднес ко рту стаканчик, чуть не облился. Мерлин всемогущий, ну какое счастье, что мистер Эванс не владеет легилименцией! Ему бы не понравилось, если бы он узнал, в каком контексте и как часто Джеймс слышал от его дочки эти же слова.
— Лили просто загорелась идеей поехать учиться в волшебную школу, о которой ей постоянно твердил этот соседский заморыш. Просто бредила этим замком. Говорила о нем, не умолкая, о замке, о волшебных предметах, о единорогах в волшебном лесу, о… да что я, ты лучше меня знаешь, что у вас там и как. Первого сентября на платформе она просто светилась, а когда приехала домой на рождественские каникулы… — мистер Эванс нахмурился. — У неё было такое выражение лица… Я только раз в жизни видел такое выражение. В детстве, когда жил в эвакуации. С нами по соседству жил мальчик по имени Эрик Розенфельд. Соседские мальчишки называли его «жиденком» и бросались в него яблоками. Просто так, для смеха. Я запомнил его глаза на много лет. И тут, вдруг, я увидел их выражение на лице моей Лили.
У Джеймса внутри что-то нехорошо заворочалось. Он с трудом мог вспомнить, что происходило на первых курсах, а сейчас, после этих слов, в его памяти вдруг отчетливо раздалось эхо слизеринских голосов, издевательских хохочущих и кричащих «Грязнокровки, смотри, грязнокровки! У-у-у!».
У него в ушах застучала кровь. Он на секунду зажмурился и сглотнул, а потом попытался объяснить:
— Мистер Эванс, не все волшебники такие, как…
Мистер Эванс поднял ладонь и Джеймс осекся.
— Я знаю, что «не все волшебники такие», — сказал он. — В таких случаях всегда есть такие и не такие, верно? Важно другое. Я видел, как моя одиннадцатилетняя дочь плачет чуть ли не каждый день, хотя — с чего бы ей плакать? Ведь сбылась её мечта! И когда я не выдержал и спросил, что случилось, она сказала: «Я заглянула в банку!».
Джеймс почувствовал, как у него защипало в горле и сделал пару глубоких затяжек, пообещав себе мимоходом, что как только вернется в замок, в качестве профилактики нашлет побольше прыщей на яйца слизеринцев. Он и не знал, что Эванс на первом курсе было так хреново. Она никогда не ходила зареванная, и вообще всегда задирала нос. Хотя, он тогда не особо обращал на неё внимание, как и на остальных девчонок. Ему был интересен только Хогвартс.
— В то лето Лили почти ни с кем не общалась, кроме этого странного мальчишки, Снейпа. Петунья обижалась на неё, уж не знаю, завидовала, или нет, Лили обижалась на Петунью, они ссорились, а все местные ребята так или иначе больше сдружились с Петуньей, ведь Лили не было целый год. Дети почти всегда дружат против кого-то. Когда ей становилось совсем грустно, она приходила ко мне, и мы снова сочиняли истории. Я ужасно не хотел, чтобы Лили снова ехала в школу. Сказка, о которой она так мечтала, стала для неё настоящим испытанием, и я не хотел, чтобы она снова себя ему подвергала. Дома я мог защитить её от городских мальчишек, соседских собак, и даже чудовищ под кроватью. Но как бы я помог ей там?
Я предложил ей оставить Хогвартс. Найти более подходящую школу. Она сказала нет. Тогда я сказал, что просто не пущу её в место, где над ней издеваются. А она сказала, что убежит из дома. Впервые в жизни она сказала мне такое — и совершенно серьезно. Она действительно убежала бы, если бы я запретил. И тогда я её отпустил. Ужасно переживал, но отпустил. И, как ни странно, на следующих летних каникулах она уже не так часто пряталась в саду, и не так часто убегала к реке, — он вдруг прерывисто, терпеливо вздохнул. — А в тринадцать лет превратила соседского мальчишку Робби Файнмена в поросенка за то, что он назвал её «уродкой».
— Что? — Джеймс заржал. — Лили?!
— Да, можешь себе представить? — подтвердил мистер Эванс. Джеймс опустил голову и сжал пальцами переносицу, сотрясаясь в беззвучном смехе. — Прибежала домой, перепуганная, сказала, что сама не понимает, как это вышло. К нам заявилась целая делегация из этого вашего Министерства, искали этого поганца по всему Коукворту. Файнмена превратили обратно, сделали так, что он и родители все забыли, а Лили чуть не исключили из школы. За неё вступился один из ваших профессоров, не помню, как его зовут, — мистер Эванс нахмурился. — Толстый такой, на моржа похож.
— Слизнорт, — расплылся в улыбке Джеймс.
— Точно. Он сказал, что Лили — самая талантливая ведьма из всех, которых ему доводилось учить, и он не позволит ей бросить школу из-за такого пустяка. Он вступился за неё, но это был последний раз, когда за Лили кто-то вступался. Она научилась давать отпор. Раньше она легко поддавалась на обиды, но после того случая научилась не только отшивать задир, — тут он бросил очень странный взгляд на Джеймса, — но и обрела среди них популярность. Те мальчишки, которые обзывали её «уродкой» и «ведьмой», выросли, и теперь околачивались возле дома сутками. Я так устал их гонять, что хотел завести собаку.
— Она вдруг неожиданно стала… взрослой, — с легкой ноткой удивления сказал мистер Эванс. — Я не был к этому готов. Я не думал, что это произойдет так быстро. Как это так? Моя девочка, и вдруг — взрослый, самостоятельный человек? Который… может сам за себя постоять и больше не нуждается в опеке? — он сжал ладони и несколько раз моргнул, глядя на ярко-освещенные окна дома. — Это трудно принять. Для меня-то она осталась прежней, — его голос вдруг погрустнел. — Прежней маленькой девочкой, которой я читал сказки, пока она болела и защищал от городских хулиганов.
Они замолчали и молчали довольно долго.
— Мистер Эванс, Лили не хотела говорить вам о проклятии не потому, что вы ей не нужны, — проговорил Джеймс, подбирая слова. Язык у него ворочался с трудом, брэнди старательно перемешивал мысли. — Вы ведь врач, вы лечите людей, а она — ваша дочь. Она знала, что вы бы начали искать лекарство. И не нашли бы. И не смирились. А если бы что-то случилось, никогда себя не простили.
— Это точно, — грустно сказал мистер Эванс. — Но я итак себя не прощу, ведь меня не было рядом, когда ей было плохо. Она же моя малышка, я ведь был с ней рядом все её простуды и ангины, дул на её сбитые коленки, утешал, когда… нет, я знаю, вы считаете обычных людей слабыми, но, клянусь богом, если бы я узнал, кто подсунул моей дочери это ваше проклятие, порвал бы его на части голыми руками.
Мистер Эванс гневно расплющил сигарету в пепельнице, мимоходом бросив на хмурого Джеймса взгляд.
— Знаешь, а ведь Лили рассказывала мне о тебе раньше, — сказал он и с весьма угрожающим видом налил им еще одну порцию. — Да, рассказывала. Только имени не называла. Говорила, что какой-то парень крепко достает её в школе, а иногда и позволяет себе лишнего.
Это было так неожиданно, особенно после заявлений мистера Эванс о том, что он порвет кого-то голыми руками, что Джеймс подавился дымом. Мистер Эванс смотрел на него так… черт возьми, Карлус смотрел на него вот точно такими же глазами, когда четырнадцатилетний Джеймс с таинственным видом выплывал из ванной, где сидел до этого целый час.
— А еще говорила, что он частенько распускает руки. Прошлым летом я еще не знал, что ты — это он, имени-то этого типа я не знал, Джейн сказала мне только на прошлой неделе, когда мы получили письмо Лили. Я всегда думал, что при встрече, оторву ему эти руки, и не только руки, — он помолчал немного, пытая Джеймса взглядом. — Я и понятия не имел, что, когда увижу его, сделаю это.
И он протянул Джеймсу ладонь.
Джеймс бросил на него подозрительный, удивленный взгляд, а потом взялся за протянутую ладонь и крепко пожал. Мистер Эванс поджал губы в скупой, но очень теплой улыбке, и глаза его странно увлажнились, хотя, быть может, виной всему было брэнди из фляги.
— Привет! — Лили сбежала со ступенек, засунув руки в карманы куртки, накинутой поверх обычной одежды. Увидев трогательную сцену возле беседки, она нахмурилась и повнимательнее вгляделась в их лица. Её голос стал подозрительным. — Что это вы тут делаете?
— Общаемся! — мистер Эванс моментально переменился в лице, сбросив покровительственную маску и обхватив Джеймса за плечи. — Нам ведь надо получше познакомиться.
— Да, — брякнул Джеймс и попытался подпереть голову, но промахнулся мимо колена. Во второй раз у него получилось. Он сдвинул брови и посмотрел снизу-вверх на Лили, которая стояла перед ними, скрестив руки на груди, и явно не знала, смеяться ей, или плакать. — Эв… Эванс. Ой. Я хотел сказать… Лили! — его сдвинутые брови вдруг иронично выгнулись. — Ты же не п-превратишь нас за это в поросят, правда?
Мистер Эванс хохотнул, и тут же виновато закашлялся. Джеймс не засмеялся — он смотрел на Лили серьезно и вопрошающе, и только на дне его глаз плясали нахальные бесенята. Лили ничего не ответила, но её глаза расширились, а она сама залилась румянцем и уставилась на отца с таким гневом, что тот мигом посерьезнел.
— Папа?
— Лили, милая, прости! — виновато проговорил он, приложив к груди ладонь. — Мы говорили, и я случайно вспомнил. Это не…
— Лили, да не переживай ты так! — Джеймс поднялся и слегка покачнулся. Чтобы устоять, ему пришлось схватиться за косяк. — А помнишь, как я надул этого придурка Обри, когда он начал обзывать тебя? Помнишь? Он еще тогда полдня вокруг замка летал, как дирижабль. И ничего! — Джеймс лучезарно улыбнулся и качнулся вперед. — Тебе стоит гордиться, это же чистый «П» по трансфигурации! Ты не рассказывала об этом Макгонагалл?
— Ладно, Джеймс, пойдем, я покажу тебе, где ты будешь спать! — перебила его Лили, схватила под руку и потащила к дому, оставив мистера Эванс на ступеньках беседки.
— Знаешь, Эванс, твой отец очень любит тебя, — говорил Джеймс получасом позже, когда Лили помогала ему устроиться в комнате для гостей на первом этаже. Точнее, она разбирала его вещи, вешала их в шкаф, и раскладывала в ящики, а Джеймс сидел на кровати и вот уже десять минут безуспешно пытался выпутаться из свитера. — Серьезно, он очень тебя любит. Ты знаешь, как? А ты не хотела ему говорить о том, что с тобой было. А ведь ты даже не представляешь, как может быть больно отцу!
— Боже, тебе-то откуда знать? — засмеялась Лили, одним махом стягивая с него свитер, так, что слетели очки.
Джеймс сощурился, глядя на неё.
— Я — знаю, — сурово сказал он. Лили кивнула и нацепила на него очки.
— Спокойной ночи, — сказала она, но целовать не стала, наверное, переживала, что у двери стоит Петунья и подслушивает.
— Эй, а ты не останешься со мной? — Джеймс схватил её за руки и напустил на себя самый жалостливый вид, который, это он знал отлично, мигом снимал с некоторых девчонок трусики.
— Нет, — Лили высвободила руку.
— Почему? — Джеймс подбавил жару, уставившись на Лили большими, и, как она сама их называла, «оленьими» глазами.
Лили, наоборот сузила глаза.
— Потому что «мой отец очень любит меня». И если увидит, как ты, в радиусе этого дома и всей территории окруженной забором, пытаешься меня облапать, безо всякой магии заставит тебя летать вокруг дома дирижаблем, — проговорила она, коротко чмокнула Джеймса в губы и вышла из комнаты.
Поднявшись к себе, Лили на секунду остановилась на пороге и обвела комнату взглядом. Они так давно не были наедине, что ей показалось, будто старая-добрая комната улыбается ей, и каждая вещь в ней — морщинка от этой улыбки, прямо как на лице бабушки Эванс.
Лили тихо прикрыла за собой дверь, прошлась немного по выцветшему ковру в форме цветка, посидела на кровати, неосознанно гладя лоскутное мягкое покрывало. Ей хотелось признаться в любви к магии, которая помогла воссоздать всю эту обстановку в совершенно чужом месте.
Лили посмотрела на свой старый коллаж над столом. Там все еще висела её фотография с Эдгаром Боунсом, сделанная почти год назад, во время того злосчастного выпускного. Лили медленно встала и сняла фотографию со стены. Эдгар улыбался так самодовольно, словно точно знал, что в тот вечер Лили станет его собственностью.
Лили вспомнила его взгляд на вечеринке у Слизнорта, искренние извинения и то, что сделал с ним Джеймс, и… бросила снимок в мусорку.
Переодевшись в пижаму, она забралась в любимую кровать, которая за год разлуки показалась ей несколько непривычной и слишком мягкой, обняла одну из подушек обеими руками и глубоко, с удовольствием вздохнула.
Дверь в комнату вдруг скрипнула.
Лили подняла голову.
Живоглот протолкался в щель носом, так что в комнату пролился свет из коридора, и вопросительно дернул хвостом, таращась на хозяйку из темноты.
— Живоглот, это ты! — облегченно вздохнула Лили и похлопала по кровати, приглашая кота. Живолглот мурлыкнул и потрусил к ней, и в этот момент об окно над кроватью что-то громко ударилось с той стороны. Лили подскочила, Живолглот нырнул под кровать.
— Джеймс! — воскликнула Лили, разглядев в темноте силуэт, и бросилась открывать окно. Джеймс влез на подоконник, потирая плечо, но потерял равновесие и завалился Лили на кровать.
— Ради бога, да как ты вообще сюда влез?! — Лили закрыла окно. Получилось громче, чем она рассчитывала. — Ты же пьяный, а если бы упал?
— Трезвым я бы на такое не решился, — лучезарно улыбнулся Джеймс, глядя на неё снизу-вверх. — И лучше не спрашивай, как я это сделал. Нам повезло, что твоя комната прямо над моей, я бы мог вломиться к твоим предкам, или, еще хуже, к сестрице. Не думаю, что я готов к тому, чтобы увидеть её в трусах, или бигудях. Или тебя. В смысле, я был бы не против увидеть тебя в трусах, а еще лучше без, но бигуди я бы не пережил. Обещай, что не будешь накручивать волосы на бигуди и спать в них, когда мы поженимся. Я ничего не имею против бигудей, но на волосах они смотрятся так, будто мозг взорвался.
— Ужас, — Лили рассмеялась. — Тогда у меня нет выхода. Я не выйду за тебя замуж, Поттер.
— Почему? — помрачнел Джеймс. Он все еще упирался подошвами кед в подоконник. — Эванс, ничего не поделаешь, придется. К тебе в комнату только что влез — ик — парень. Что соседи скажут?
— Ну хотя бы потому, что мне не нужен муж, который не понимает, что ведьме ни к чему бигуди.
Джеймс фыркнул.
— И к тому же, мне не понравилось то, как ты вел себя с Туньей, — добавила Лили более холодным тоном, и улеглась на подушку. Джеймс приподнялся на локтях.
— А как я себя вел?
— Ты дразнил её и тебе это нравилось.
— Ну... аргх, она ненавидит магию, Лилз! Она хуже, чем слизеринцы. Она и тебя, и меня возненавидит только за то, что мы — те, кто мы есть!
— Она — моя сестра! — устало проговорила Лили, так, словно втолковывала прописную истину упрямому четырехлетнему малышу. — Мне годами пришлось втолковывать это Снейпу, не заставляй меня снова проходить через все это с тобой!
— Не сравнивай меня со Снейпом! — высоким голосом воскликнул уязвленный Джеймс.
Лили открыла глаза и посмотрела на него.
— Тогда не веди себя так, — тихо попросила она. — Петунья… она вовсе не ненавидит магию. Ты просто её не знаешь. У неё есть причины недолюбливать тех, кто ею… хвастается.
Джеймс громко фыркнул и скрестил на груди руки. Тогда Лили сжала губы, поднялась с подушки и демонстративно перевернулась на другой бок, захлестнув волосами всю подушку.
Пару минут в комнате стояла тишина, Джеймс сопел и недовольно посматривал на Лили.
— Ладно, — наконец отрывисто сказал он и резко взлохматил волосы. — Я не буду её трогать.
Лили не повернулась, но Джеймсу показалось, что её плечи слегка расслабились и он улегся на подушку рядом.
— Я останусь у тебя, — сказал он, подперев голову рукой. — Хочешь от меня избавиться, Эванс, придется снова вытолкать меня в окно, но у тебя не получится, ты ведь даже банку открыть не можешь. Так что придется меня терпеть.
— Вот опять, — вздохнула Лили, подкладывая под щеку ладонь. — Ты так быстро забываешь, что я ведьма, и могу выкинуть тебя в окно одним только усилием мысли, как тебя не удивляет мое присутствие на уроках в Хогвартсе?
— Всегда удивляет, — прошептал Джеймс, поглаживая её по бедру. На Эванс были пижамные шортики в цветочек. — Я всегда удивляюсь, когда тебя вижу. Эванс.
Лили тихо засмеялась и спрятала лицо в подушке.
— Что, слишком сопливо? — поморщился Джеймс. Лили перевернулась на спину. На лице у неё плясала улыбка.
— Немного, — честно сказала она, трогая его подбородок. — Но, пожалуй, я не стану выкидывать тебя за это в окно. Не сегодня.
— Тогда… — Джеймс порывисто подмял её под себя. Лили только ойкнуть успела. — Раз уж ты ведьма, Эванс, наложи на комнату заглушку посильнее, — сказал он и с удовольствием сжал в кулаках разметавшиеся повсюду рыжие волосы. Лили засмеялась.
— Признайся, ты представляла меня в этой комнате? — спросил он, на секунду оторвавшись от неё.
— Что? — Лили облизала пересохшие губы и непонимающе уставилась на Джеймса. Она слегка задыхалась, на лбу у неё выступил пот, она обнимала Джеймса за шею. — Джеймс, сейчас?..
— Нет, ну серьезно, я хочу знать, — не отступал он, хотя и сам не понимал, чего ему пришло в голову спрашивать об этом в такой момент. — Ты столько раз засыпала здесь одна, под этим одеялом... Представляла меня хотя бы раз? М-м? — он прижался к ней лбом, вглядываясь в её полупьяные глаза.
Лили цокнула языком и нетерпеливо поерзала под ним, выгнув спину.
— Да, Поттер, если тебе это так важно знать. Представляла и не раз, — она закатила глаза, увидев, как полыхнули его глаза, и притянула его к себе. — Не отвлекайся!
— Охренеть… — прошептал Джеймс в темноту комнаты, где сидели плюшевые медведи, и закрыл глаза, снова припадая к ней.

Пасхальный обед прошел спокойно, как и полагается Пасхальному обеду. Петунья вела себя хорошо и даже с улыбкой передала Джеймсу тарелку с морковью за столом. Джеймс ненавидел морковь, но ведь он пообещал Лили вести себя хорошо. Пару раз речь так или иначе заходила о теме праздника, и Петунья бросала на Лили взгляды, которые словно говорили: «Ты же понимаешь, что это не твой праздник? Мы тоже, но нам надо с этим мириться». А вечером, когда все искали в саду шоколадные яйца, Джеймс с помощью колдовства зачаровал все находки Петуньи так, чтобы они исчезали прямо из её сумки и появлялись в сумке Лили. Петунья, конечно, пронюхала, что дело нечисто, но Джеймс сказал, что это всё — Пасхальный кролик, и ему решать, «кому здесь достанутся яйца».
На следующее утро Джеймс проснулся от какого-то клекота. Кое-как продрав глаза, он первым делом увидел слепящий солнечный свет, льющийся прямо в его приоткрытое окно, а потом — сов, выжидательно щелкающих клювами возле горки свертков в подарочной бумаге. Сириусов филин уставился на него ехидными глазищами хозяина. Джеймс заулыбался потянулся за очками, но едва успел их нацепить, как дверь в его комнату распахнулась и влетела сияющая Лили в пижаме и с каким-то большим свертком в руках.
— С Днем Рождения, Капитан! — она прыгнула прямо к нему на кровать, обхватив его руками за шею и повалив на подушку. — С Днем Рождения, мой любимый, — она чмокнула его. — …мой красивый, — чмокнула еще раз. — …мой самый лучший капитан в мире! — и она припала к нему, поцеловав сладко и солнечно, болтая в воздухе голыми ногами и мурлыкая что-то ему в губы.
Наверху хлопнула дверь и послышались голоса родителей. Эвансы проснулись, и утро перестало принадлежать только им двоим. Джеймс нацепил очки и принялся разворачивать подарки. Лили, светящаяся, как новенький галеон, сидела рядом и наблюдала за процессом, закусив губу.
— Черт возьми… — выдохнул Джеймс, развернув её подарок. Свернутая рулончиком, форма ловца «Кенмарских коршунов», Эйдана Кили, развернулась и упала на постель. — Черт возьми, Эванс… — Джеймс вскочил и закутался в мантию. — Где ты это достала?
— Заказала по совиной почте, — Лили отбросила волосы с лица, с удовольствием наблюдая за тем, как Джеймс вертится, разглядывая себя со всех сторон. — И не думай, это не подделка. Эта форма была в музее «Кенмарских коршунов», Эйдан Кили носил её в тот день, когда «Коршуны» обыграли Болгарию. Там на рукаве есть пятно, это вейла бросила огненный шар прямо в… — Лили осеклась, увидев, как Джеймс на неё смотрит. — Что? Я немного изучила вопрос и…
— Эванс… — Джеймс опустил руки в рукавах мантии Эйдана Кили, прожженной вспыльчивой вейлой. Глаза у него вдруг загорелись таким неушточным огнем, что Лили невольно попятилась. — Эванс… — он порывисто бросился к ней. Лили запищала и попыталась вырваться, правда не особенно убедительно.
После они разбирали присланные Джеймсу подарки. Лили согласилась дать адрес родителей только Мародерам, но, согласно письму Бродяги, которое он приложил к паре отличных, новеньких вратарских перчаток, в башне Гриффиндора Джеймса ждет целая куча подарков от одноклассников, поклонников и пара плюшевых мишек от одуревших от весны фанаток. Кроме перчаток он прислал Джеймсу бутылку огневиски из личных запасов его дяди, по словам Джеймса, «настоящую вещь». От Ремуса прилетела взъерошенная, промокшая сова с новеньким метловым компасом, который мог предсказывать погоду, а от Питера — огромный набор приколов из новенького магазина в Хогсмиде.
И Джеймс как раз достал из коробки блестящую кусачую тарелку «фрисби», когда дверь в комнату распахнулась, и вошла мама Лили с большущим шоколадным тортом в руках. Тарелка вырвалась у Джеймса из рук, и ринулась к ней, но мистер Эванс поймал её до того, как она успела вцепиться в торт.
— Классная реакция! — засмеялся Джеймс.
— Мы тоже хотим внести свою лепту в поздравление! — миссис Эванс разместила огромное блюдо с тортом прямо на кровати, среди подарков. Восхитительно-пахнущую шоколадную глазурь украшали восемнадцать снитчей, окружающих витиеватую надпись в центре. Джеймс отметил, что почерк миссис Эванс похож на почерк Лили. — С Днем Рождения, дорогой, — и она ласково взъерошила ему волосы.
Джеймс уставился на торт и вдруг ни с того, ни с сего вспомнил, как в его двенадцатый день рождения, первый день рождения после поступления в Хогвартс, мама испекла ему здоровенный красно-золотой торт с карамельным львом, орехами и нугой.
— Миссис Эванс, я… — Джеймс опомнился и вскочил, чтобы обнять женщину. Все засмеялись, но беззлобно и с душой. Все понимали. — Спасибо, не стоило так… — он нахмурился, глядя на торт, и незаметно вытер нос рукавом пижамы. — А где вы взяли снитчи?
— О, пусть это останется нашей маленькой тайной! — миссис Эванс подмигнула дочери. — По нашим меркам ты только сейчас стал совершеннолетним. И… — она посмотрела на мужа.
— Да, Лили сказала, что у вас есть традиция, дарить волшебникам на совершеннолетие часы, — сказал он. — И еще сказала, что те часы, которые тебе подарили твои родители сгинули во время… пожара, — мистер Эванс сделал шаг вперед, достав из кармана небольшую плоскую коробку. — Будем считать, что это — вторая попытка, — и он протянул коробку Джеймсу. Внутри обнаружились самые обычные магловские часы на кожаном ремешке, но, судя по тому взгляду, который Лили устремила на родителей, они либо умели петь, либо стоили дохренища много денег. В любом случае, это были непростые часы.
Джеймс сглотнул колючий комок в горле и посмотрел на родителей Лили. Он очень боялся увидеть у них на лицах какое-нибудь душераздирающее сочувствие, или еще что похуже, но ничего такого не было. Они… понимали.
— С Днем Рождения, сынок, — мистер Эванс протянул ему ладонь и Джеймс пожал её, крепко и от души.

Сириус думал, что если Джеймс окажется вдали от Хогвартса и их компании в свой День Рождения, то праздник провалится. Если говорить начистоту, Джеймс тоже так думал, но, готов был принести свой праздник в жертву семейным ценностям. Эванс не виделась с предками целый год, да к тому же недавно чуть не умерла. Вечеринка может и подождать. Наверное, он просто перерос свой детский эгоизм, да и восемнадцать мало чем отличается от семнадцати.
Лили так не думала.
Ей хотелось устроить для Джеймса праздник, такой, какой устраивают маглы по всему миру, когда у них День Рождения. Возможно, без огневиски, метел и волшебных хлопушек, но с чем-то не менее волшебным.
После того, как Эвансы и Джеймс позавтракали праздничным тортом (Петунья была на курсах машинисток в Лондоне), Лили натянула свой самый магловский наряд, который превратил её из ведьмы в одну из тех магловских старшеклассниц, которые красят губы красной помадой и курят за школой, и потащила Джеймса на улицу.
Солнце в этот день светило на всю катушку, и на улице было тепло. Они трансгрессировали из какой-то подворотни между домами и очутились в самом центре бурлящего жизнью Лондона. Двухэтажный автобус, один из тех, которыми вечно пользуются маглы, довез их до парка развлечений, обосновавшемся в центральном парке. Там они гуляли до самого вечера, катались на американских горках, целовались в кабинке мгновенного фото, бросали кольца, стреляли по мишеням, ели попкорн, жареные сосиски и сладкую вату, пили «Кока-колу» и магловское пиво. Погода была чудесная, в воздухе пахло весной, повсюду звенели голоса детей, и они сами дурачились, как обычные магловские дети, которым невдомек, что такое страх и потери. Лили нравилось это отрицание, до злости нравилось верить, что так будет всегда, что они вечно будут молоды и живы, и что нет и не было никакой войны…
Наверное, это те часы в Мунго, которые, она знала, будут преследовать её до конца дней, так сильно повлияли на её взгляды на жизнь.
Вечером, когда в парке прибавилось людей, они совершили прощальный круг на колесе Обозрения (третий за день) и пошли гулять в город. Правда, долго гулять не стали, потому что с заходом солнца сильно похолодало, и они решили сходить в кино. Простояли в очереди, наверное, с полчаса, разглядывая другие парочки, которые точно так же, как и они, стояли в обнимку, или засунув руки друг к другу в задние карманы джинсов. А потом провели незабываемые часы на заднем ряду в компании Люка Скайуокера и Дарта Вейдера. Лили уже видела этот фильм, когда только вернулась домой на летние каникулы, но Джеймс, которому все это было в новинку, весь сеанс просидел с открытым ртом, жадно впитывая происходящее, и, если бы не пакет с попкорном у Лили на коленях, наверняка бы и забыл про её присутствие.
После сеанса они, вместе с галдящей публикой вышли на улицу и направились на поиски ближайшей кофейни, где можно было бы отогреться.
— Слушай, Эванс, — спросил Джеймс, когда они вышли на запруженную центральную улицу. Шли в обнимку, Лили обнимала Джеймса за пояс, а он её — за плечи. — Почему твой папа называет тебя Бэмби? Это как «бэби», только я чего-то не понял? — Джеймс закурил.
Лили засмеялась.
— Почти. Это все из-за мультфильма, который я обожала в детстве, — пояснила она. — История про олененка, который потерял свою маму.
Джеймс выдохнул облачко дыма и странно взглянул на Лили, но она ничего не заметила.
— «Бэмби» — это его имя. Мерлин, это такой грустный мультик, ты даже представить себе не можешь. И я таскала на него папу каждые выходные.
— Бедный Джон! Ты просто садистка, Эванс.
— Ты ему тоже нравишься, — улыбнулась Лили, обнимая Джеймса двумя руками. — И маме. Это все, чего я хотела.
— А если бы я не понравился? — Джеймс прищурился. — Что, бросила бы?
— Я такой вариант даже не рассматривала, — серьезно сказала Лили.
Джеймс засмеялся. Они вошли на ярко-освещенную улицу, сплошь забитую барами и шумной, веселой толпой.
— Мне тоже нравятся твои предки, Эванс. Они из тех, кто понимает, а среди маглов такие редкость. Вот только твоя сестра…
— Не начинай.
— Эванс, черт возьми, да меня просто бесит то, как она улыбается, прежде чем выдать очередную гадость о моем мире, то есть, о нашем мире, — спешно поправился Джеймс. — Нам обязательно оставаться на свадьбу?
— Обязательно, — твердо сказала Лили. — Она попросила меня быть её подружкой невесты, а это, может быть, последний шанс наладить с ней отношения. К тому же… — они остановились под фонарем. Лили вдруг почему-то замялась. — Она попросила меня кое о чем, и я бы хотела с тобой это обсу…
— Лили-Цветочек!
Лили обернулась, взметнув волосами.
С ней говорил один тип из компании, которая только что вывалилась из маленького дешевого паба. Вихрь, кожаная куртка — ничем не отличается от тысячи других типов, которые целыми днями шляются по Лондону с пластинками за поясом цветных джинсов. Если не считать противной смазливой рожи и дурацкой щели между зубами. Джеймс прищурился.
— Вы это мне? — настороженно спросила Лили.
— А кому еще? Ну, Цветочек, узнала меня? — тип подошел ближе, тронув себя по груди. В одной руке у него была бутылка пива. — Ну?
Джеймс уже хотело было встрять и напомнить типу, что никакая она ему, к чертовой матери, не «цветочек», но тут лицо Лили прояснилось, она громко ахнула и рассмеялась.
— Виски?! — воскликнула она и Джеймс непонимающе уставился на неё. — Дэнни Виски, это ты?!
— Ну да, — расплылся в улыбке парень, а в следующий миг случилось нечто совсем невероятное — Лили отпустила Джеймса, бросилась к парню по имени Виски и обняла, так, словно нашла своего потерявшегося брата-близнеца.
— С ума сойти, — смеялась она. — Как ты вымахал! Я бы тебя и не узнала!
— Ну так ты и не узнала, верно? — Дэнни Виски ухмыльнулся и бросил взгляд на Джеймса, а потом осмотрел Лили сверху-вниз и слегка присвистнул, качнув головой. — Ты посмотри, какая ты стала! Куда ты дела свои острые коленки, кузнечик?
— Туда же, куда ты — свои веснушки, — поддела парня Лили и со смехом обернулась к Джеймсу, протянув руку. — Джеймс, иди сюда! Познакомься, это Дэнни, мы с ним учились вместе в маг… в младшей школе, когда я жила в Коукворте, — сияющая Лили взяла Джеймса под руку. — Дэнни, это — Джеймс, мой парень.
— Мы живем вместе, — сообщил Джеймс, с силой встряхивая руку бывшего одноклассника Лили.
— Да? — тот слегка поморщился. — В той закрытой школе, куда ты уехала от нас, Лили? — Дэнни добродушно улыбнулся ей.
— Да, именно там, — все тем же непомерно серьезным и непреклонным тоном подтвердил Джеймс, не дав Лили ответить.
— Я так и подумал, — усмехнулся он и Лили просияла ему в ответ.
У Джеймса дернулось лицо.
— А что же ты делаешь в Лондоне? — спросила Лили, когда Дэнни высвободил, наконец, руку из захвата Джеймса и незаметно размял пальцы. — Насколько я помню, твоя бабушка не хотела покидать Коукворт?
— Бабуля умерла в том году, Лилз.
— Ой, прости.
— Да ничего. Я получил стипендию в музыкальный колледж, буду учиться, хочу стать музыкантом.
— Как всегда и мечтал, — ласково улыбнулась Лили, дернув его за рукав.
— Ну да. Элвиса я точно не сделаю, но… — Дэнни улыбнулся и бросил взгляд на Джеймса, который следил за ним как кот за мышью. — Ну а ты как здесь? Я думал, вас в этой школе к партам приковывают и совсем не выпускают в свет.
Джеймс фыркнул. Лили взяла его под руку покрепче.
— Пасхальные каникулы, — пояснила Лили. — Мы решили прогуляться по Лондону, и…
— И как раз опаздываем в кино, — заметил Джеймс, взглянув на часы, подаренные мистером Эванс.
— В кино? — растерялся Дэнни.
— Да. На «Бэмби», — сурово добавил Джеймс и показательно обнял Лили за талию.
Лили растерялась не меньше, чем Дэнни, но все же нашла силы справиться с этим, улыбнулась, обняла старого друга на прощание и пожелала ему удачи в колледже.
Когда они отошли на приличное расстояние, Лили высвободилась из лап Джеймса и скрестила на груди руки, ни на секунду не замедляя шаг.
— Странный тип, — сказал Джеймс, словно не замечая настроения Лили. — Откуда он тебя знает, вы точно учились вместе?
— Да, мы учились вместе. А еще мы были как… «парень и девушка», знаешь? — Лили почувствовала прилив мстительного удовольствия, когда Джеймс замер как вкопанный.
— Серьезно? — Джеймс сунул руки в карманы брюк. Они остановились в каком-то промокшем насквозь переулке под очередным фонарем. — И что у вас с ним было?
— О-о, все было. Всё, что только может быть в девять лет, Джеймс. Именные браслеты, штабик из одеял в гостиной, он таскал мои книжки, мы катались на велосипедах, и я говорила всем, что он — мой парень, — сказала она и растянула губы в улыбке.
Джеймс громко фыркнул и засмеялся, взъерошив волосы. Ему явно стало легче.
— Джеймс, скажи, может быть мне сварить какое-нибудь зелье, которое тебя угомонит? — тихо проговорила Лили, опасно сузив глаза. — Ты хоть понимаешь, как мне было неловко?
— Неловко? — удивился Джеймс. — Это еще почему?
— Да потому что ты вел себя как ревнивый чурбан! — вспылила Лили. — Мы с Дэнни вместе учились в магловской школе, он был моим другом до того, как я стала ведьмой, он хороший и славный парень, мой друг…
— Как Боунс? — быстро спросил Джеймс.
Лили моргнула. Это был удар ниже пояса.
— Благодаря Боунсу мы сейчас здесь, — убийственно тихо прошептала она. — Мы — здесь и у меня в кои-то веки появилась возможность хоть немного побыть в моем родном мире. Я ненавижу Боунса за то, что он сделал, но сейчас я ему благодарна. Благодарна за то, что увидела маму, и папу, и Тунью, которую ты так ненавидишь, и даже Дэнни, хотя мы не виделись уже лет пять! И все было бы просто замечательно, если бы ты не вел себя, как… как…
— Давай, Эванс, договаривай, — громко сказал Джеймс.
Лили устало опустила плечи.
— Если тебе здесь так не нравится, то можешь прямо сейчас отправляться к Сириусу, — сказала она и отвернулась. — А я пойду…
— К Дэнни? — поддел её Джеймс.
— Домой! — рявкнула Лили, обернувшись на ходу и взметнув волосами. — Ты достал меня со своей ревностью, Поттер!
— А меня достали твои дружки! — не выдержал Джеймс, а когда увидел, что Лили всерьез намерена уйти куда-то сама, крикнул: — Эванс! Эванс! Черт возьми, Лили, остановись! Пожалуйста! — последнее прозвучало чуть более издевательски, чем Джеймс планировал, но подействовало — Лили замедлила шаг, а затем и вовсе остановилась.
— Слушай, ну я… извини, — буркнул Джеймс, когда подошел к ней. Лили стояла, крепко скрестив на груди руки и всем своим видом показывая, что любая попытка прикоснуться к ней будет стоить Джеймсу руки. — Хочешь, я пойду и извинюсь перед этим… Дэнни.
— Не хочу. Дело не в нем. Точнее, не только в нем. Ты ревнуешь ко всему, что не имеет к тебе отношения. К тебе, или волшебному миру. Как будто у меня нет права на всю остальную жизнь, только на ту, что касается… нас.
У Джеймса так и вертелось на языке сказать «Да!», но ему хватило ума этого не сделать.
— Ты бы тоже ревновала, если бы я обнимался с какой-то девчонкой в твой День Рождения. И если бы она при этом звала меня «Цветочек», — последнее слово он протянул особенно слащаво.
— Очень трудно представить, как кто-то называет тебя Цветочком, — буркнула Лили. Судя по её голосу, этот аргумент подействовал, и если она и злилась, то уже не так сильно.
Джеймс улыбнулся и легонько толкнул Лили локтем. Она покачнулась, бросила на Джеймса сердитый взгляд, увидела его выражение лица, и не выдержала — усмехнулась.
Через пять минут они уже под руку по улице.
— Так о чем ты хотела поговорить, прежде чем нас прервал этот… Виски? Кстати, почему ты его так зовешь? Сомневаюсь, что он в девять лет притаскивал в школу огневиски, тьфу ты, виски.
— Просто у него фамилия — Дэниелс. Дэнни Дэниелс, — Лили вздохнула. — А поговорить я хотела… о Петунье.
— Вот как. Это я с удовольствием.
— Ты не понял, — Лили остановилась и обратила на Джеймса умоляющий взгляд. — Петунья зовет нас… на ужин.
— Очень мило с её стороны, но я и сам смог бы спуститься по лестнице, знаешь. Твоя мама классно готовит, например, вчера её рыба и чипсы пахли так, что я удивился, как это к нам не зашли ваши соседи. Я бы на их месте зашел.
— Джеймс! — Лили даже ногой топнула. — Петунья зовет нас на ужин, чтобы мы, точнее я, ну и ты, конечно, тоже, познакомились с её женихом!
— Да я понял-понял, не дурак, — Джеймс и полез за сигаретами. — Так в чем проблема, Эванс? — он закурил.
— Ты… — Лили моргнула. — Ты не против пойти?
Джеймс пыхнул дымом и дернул плечами.
— Кажется, у нас нет выхода. Если так уж тебе надо познакомиться со своим будущем зятем, значит надо. Я буду рядом.
Лили выдохнула.
— Спасибо, — от души сказала она и Джеймс дернул уголком рта. — Но… боюсь, после разговора с Дэнни, и вообще, мне придется еще раз попросить тебя кое о чем.
— Быть милым? — Джеймс обаятельно улыбнулся и убрал с её лица прядку. — Не бойся, Эванс. Я буду паинькой, как и обещал.
— Точно? — с надеждой спросила Лили, а когда Джеймс кивнул, неуверенно рассмеялась и даже отобрала у него сигарету, чтобы сделать пару затяжек. Дома у неё бы это не вышло.
— Ну что? Кажется, мой День Рождения еще не закончился, — сказал Джеймс, взглянув на часы. — У нас еще есть пара часов до того момента, когда твой отец встретит меня на пороге с битой.
— Что предлагаешь? — Лили обняла его.
— Ну… этот твой Дэнни Виски вроде неплохой парень и все такое. Мне не по себе от того, что я ему соврал, понимаешь? Так что… мультфильм про оленей?
— Ты серьезно? — Лили выпучила глаза.
— Такими вещами не шутят.
— О-о, Поттер, ты будешь рыдать, обещаю, — Лили крепко ухватила его за руку и потащила к автобусной остановке. Раз уж они сегодня весь день ведут себя как маглы, то очередная поездка на заднем сидении автобуса, им точно не помешает.
* * *
Перед походом в ресторан Лили жутко нервничала.
День у них выдался суматошный, Эвансы с самого утра украшали дом к предстоящей свадьбе, Петунья была на работе, поэтому у неё не было возможности дуться из-за того, что шарики развешиваются с помощью магии, или из-за того, что музыка играет слишком громко. Лили была в приподнятом настроении, пританцовывала босиком, дурачилась, бросалась в Джеймса рисом и смеялась, когда он превращал его в свадебных голубей. Джеймс тоже развлекался: менял надписи на свадебных программках, наполнил пару шариков «дыханием тролля» из того набора, что прислал ему на День Рождения Хвост, а потом заменил фигурки жениха и невесты на торте, превратив их в двух свиней во фраке и белом платье. Когда Лили увидела это, с трудом удержалась, чтобы не обрушить этот торт Джеймсу на голову. Ближе к вечеру, когда пришло время собираться, она начала волноваться, отвечала невпопад, и по дороге в ресторан все время бросала на Джеймса, точнее, на его одежду, странные взгляды, словно пыталась вызвать у себя супер-зрение и разглядеть на его рубашке все мелкие соринки и пылинки. Джеймс из-за этого не переживал, ему было плевать, что о нем подумает эта парочка напыщенных маглов, но Лили вынудила его нацепить галстук, и это казалось ему глупостью. Кажется, она думала, что так он будет выглядеть солиднее. И сама попыталась показаться старше и солиднее, чем есть, под стать сестре, и надела мамино платье, которое, несмотря на свою унылую расцветку и приличную длину, неплохо сидело на её фигурке.
Когда они приехали в ресторан и отдали пальто, он улучил минутку, когда рядом никого не будет, и незаметно поменял цвет её платья с уныло-непонятного на красный.
К счастью, Лили этого не заметила, потому что в эту же минуту в ресторан вошли те, кого они ждали.
Вернон Дурсль оказался приземистым толстяком с реденькими усиками типичного маменькиного девственника. Несмотря на комплекцию и внешний вид (его штаны были подшиты так коротко, что были видны носки), он держался так самодовольно, и выглядел таким идиотом, что Джеймс первые пару секунд просто ошалело пялился на него, как если бы в ресторан вошел бегемот на задних ногах и в галстуке. К счастью, Лили вовремя толкнула его локтем под ребра, так что он очнулся, натянул улыбку, как натягивают неподходящий по размеру презерватив, и постарался быть милым.
— А вы, я так полагаю, и есть Лили, верно? — Вернон Дурсль, который был старше их всего лет на пять-семь, улыбнулся Лили так по-идиотски значительно, словно она была пятилетней девочкой, а он — её слащавым дядюшкой с конфеткой в кармане. А потом с таким же выражением пожал её руку.
Джеймс заметил, каким возмущенным и глубоко оскорбленным взглядом Петунья одарила красное платье сестры, когда только вошла в зал, и теперь просто маслился от удовольствия, глядя, как старшая сестра Лили, похожая в своем платье в цветочек на пенсионерку, раздувается от негодования, словно один из шариков с «дыханием тролля».
Они с Верноном пожали руки и их проводили к столику. Ресторан был небольшим и не очень дорогим, но здесь было так много красного цвета и так много дерева, что он напомнил Джеймсу гостиную Гриффиндора. Когда он в припадке галантности отодвинул перед Лили стул и все такое, она села и наконец увидела свое платье. Шок, который при этом отразился на её лице, было довольно трудно описать, но Джеймс не сомневался, что будь тут поменьше маглов, Эванс наверняка пальнула бы ему по роже каким-нибудь заклинанием.
Первые несколько минут за столом царила обычная в таких ситуациях, неловкая атмосфера. В паническом поиске общей темы все вцепились в меню, один только Джеймс сидел, откинувшись на спинку стула и с любопытством оглядывал зал, полный маглов. В меню он даже не заглянул. Лили итак знает, что он любит.
Вечер и так обещал быть натянутым, но в тот момент, когда к ним подошел официант, все начало угрожающе потрескивать и шататься.
Джеймс привык, что в любой компании глава — он. Не то, чтобы он к этому стремился, просто так происходило, и все. Даже Бродяга никогда не пытался оспорить это его право на первенство. А тут какой-то тупица начал строить из себя альфа-самца, покровительствующего девушкам, Джеймсу, которому при встрече подмигнул: «Вы ведь еще школьник, верно? Тогда никому не говорите, что я заказал вино!», официанту, посетителям ресторана, ресторану, короче, всему долбанному миру. Джеймс в жизни не встречал таких нелепых и напыщенных маглов, но наблюдать за потугами Вернона Дурсля казаться крутым было так же весело, как за фокусами дрессированного кабанчика в зоопарке. Примерно с таким выражением лица Джеймс на него и смотрел, пока Лили не пнула его под столом.
— … и принесите нам бутылку «Мерло», только получше что-нибудь, а то я знаю, что в ресторанах заведено под шумок спихивать зазевавшимся клиентам всякую кислятину из кладовой! — сказал напоследок Вернон официанту, который последние несколько минут, кажется, мечтал засунуть свой карандаш Дурслю в нос, а когда тот ушел, повернулся к остальным.
— Итак… — Дурсль сцепил руки цвета буженины в замок и устремил на Джеймса и Лили слащавый взгляд, который сам наверняка считал дружелюбным.
Лили и Джеймс переглянулись. Вернон и Петунья смотрели на них с одинаковым выражением, и, почему-то, напомнили Джеймсу пару куниц, одна потолще, другая потоньше. Очевидно, Дурсль ожидал каких-то расспросов о предстоящем торжестве. И чем дольше затягивалось молчание, тем больше Джеймсу хотелось выхватить палочку и шарахнуть на стол какого-нибудь гуся в галстуке-бабочке, или применить другое какое колдовство.
— М-м... Я слышала, что вы получили работу на фирме по производству дрелей, — Лили от волнения принялась терзать салфетку и неуверенно улыбнулась Дурслю.
— Да, это чистая правда, мисс Эванс, — небрежно отозвался Вернон, смахнув невидимую пылинку со своего толстого живота. — Мне повезло. Точнее, это им повезло. Сомневаюсь, что в ближайшее время они смогли бы найти кого-нибудь, кто смог бы обогнать меня на собеседовании.
Джеймс подавился смешком, но ту же поспешил выдать это за кашель и потянулся к стакану с водой.
— Поздравляю вас, — улыбка Лили стала чуть шире. Она переглянулась с сестрой. — А как вы… познакомились?
— О-о-о, это была просто судьбоносная встреча! — Джеймс заметил, что у Дурсля есть дурацкая привычка то и дело приглаживать усы. Ну или что там у него росло. Как будто он хотел убедиться, что они все еще на месте. — Мне нужно было срочно напечатать перечень всех использованных бланков заявок на оказание срочных услуг. Я хотел пойти к машинисткам на пятый этаж, где находится кафе, и выпить кофе, но у них в этот день сломалась кофе-машина. Они заказывают отвратительную технику, помню, я даже как-то писал это в их книге жалоб. Но кто читает эти книги? Не понимаю, зачем вообще их нужно вешать, если их никто не читает? Словом, мне пришлось спуститься на третий этаж, там была какая-то непонятная кутерьма, я хотел пойти на четвертый…
Джеймс отчаянно зевнул и попытался скрыть это за своим стаканом.
— … и вдруг увидел, как эта… прелестная девушка, — тут Петунья покраснела и смущенно потупилась, — заправляет ленту в пишущую машинку, — это он сказал он с таким мечтательным выражением лица, будто увидел, как Петунья Эванс посреди офиса кормит с руки единорога. — В жизни не видел таких отточенных и верных движений. Девушки обычно рассеяны, вы ведь понимаете, о чем я? — он подмигнул Лили. — У вас, женщин, частенько все валится из рук, но так уж природа распорядилась, ничего не поделаешь, именно поэтому женщинам не доверяют действительно важные вещи. Да, так было всегда и со всеми. Но только не с мисс Эванс, младшей машинисткой третьего отдела, — с гордостью произнес он. — Когда я впервые увидел её, увидел… ловкость. Строгость. Сдержанность. Помню, как в тот же момент я подумал: именно такая жена мне нужна, — он взмахнул указательным пальцем левой руки, а другой сжал руку Петуньи с крошечным обручальным кольцом, и она наградила его смущенным взглядом. — Я понял, что не имею права просто так отпустить эту… невероятную девушку.
— Да, мы стояли и смотрели друг на друга. А потом… просто поняли друг друга. Без слов, — голос Петуньи дрожал. Она пожала пухлую руку Вернона, глядя на него с обожанием. — Это был волшебный момент, — она осознала, что только что сказала, моргнула и бросила на сестру испуганный взгляд.
— Вы, ребята, настоящие везунчики, — сказал вдруг Джеймс и приподнял бокал, в который официант только что налил вино. — Я о такой романтике только в книжках читал. Жалко, что у нас с тобой не было такого волшебного момента, правда, Бэмби?
Лили повернулась к нему, удивленно выпучив глаза.
— За вас! — Джеймс улыбнулся будущим мистеру и миссис Дурсль, даже не взглянув на Лили.
Они выпили. Потом Вернон Дурсль довольно долго и пространно описывал историю обручального кольца своей прабабки, которое теперь красовалось на костлявом пальце сестры Лили, о том, какой дом он собираются снять после свадьбы и до самого десерта нудил о том, что после свадьбы Петунья уйдет с работы, потому что женщинам, пусть даже и таким идеальным, работа ни к чему, ибо женщине просто не дано заниматься серьезными вещами.
— Вот вы, Лили, — сказал он, когда им принесли мороженое в стеклянных вазочках. — Вы ведь не будете работать после того, как выйдете замуж, верно? — он выдавил сиплый смешок. — Это же просто смешно, не так ли?
Повисла неприятная пауза. Лили кожей ощутила, как разозлили Джеймса эти бестактные слова и беспомощно взглянула на сестру, рассчитывая, что она заставит Вернона свернуть неудобную тему, но Петунья только ела мороженное, наклонившись над вазочкой и с любопытством внимала беседе своего жениха и сестры.
— Будет, — вдруг сказал Джеймс и все посмотрели на него. Лили повернулась к нему так резко, что в шее что-то щелкнуло. Джеймс молча смотрел на Вернона, но, странное дело, в этот момент Лили почудилось, будто его стул вдруг оказался на пару футов выше всех остальных.
— Будет? — на лоснящихся от жира губах Вернона Дурсля появилась снисходительная улыбка.
— Да, — Джеймс сидел неподвижно, откинувшись на спинку стула, вытянув руку у Лили за спиной, и вперив в Дурсля прямой взгляд, в то время как Дурсль навалился на стол и сцепил руки в замок, все быстрее вертя большими пальцами. — Будет. И вообще, знаешь, как мы сделаем? Я буду сидеть дома и чинить её чулки, а она будет работать… этим… как его… — Джеймс пощелкал пальцами. — Доктором. Будет спасать людям жизни. Может и тебя когда-нибудь спасет?
Лили смежила веки. Щеки у неё горели, ей ужасно хотелось выхватить палочку и наложить на Джеймса заклятие немоты.
Петунья смотрела на Джеймса по-совиному огромными глазами, и мороженное капало с её ложечки. А потом раздался какой-то странный звук. Лили сначала не поняла, что это, а когда распахнула глаза, увидела, что Дурсль пытается смеяться и укоряюще машет пальцем Джеймсу.
— Я уж подумал, он это серьезно, — он повернулся к Петунье, и она тоже вынуждена была улыбнуться и сделать вид, что все это была шутка. — Я подумал, вы серьезно, — и он сделал вид, что утирает слезу. — Женщина — врач, подумать только! Чулки и… — он снова засмеялся и покивал, берясь за бокал. — Должен отметить, у вас отличное чувство юмора, — и он салютовал Джеймсу.
Лили ощутила неприятный укол, но попыталась спустить ситуацию на тормозах и улыбнулась, хотя получилась, наверное, не очень.
— Вы считаете, женщина не может быть врачом? — спросила она ровным тоном, хватаясь обеими руками за стоящий на столе бокал.
Дурсль виновато поднял руки.
— Это исключено. Разве это женская профессия? Что же тогда будет дальше? Позволим женщинам свободно управлять автомобилями, самолетами и поездами, заниматься бизнесом и политикой, наступит полнейший хаос и… хотя, я понимаю, почему вас это так задело, — он переглянулся с невестой и тут у него на лице появилась улыбка, от которой у Лили почему-то мурашки по спине побежали. — Петунья говорила мне, что вы в некотором роде… м-м… — он раздул щеки и выпучил глаза, стараясь найти подходящее слово. — Считаете себя… целительницей? Или… ведьмой? — он прищурил глаза.
Лили моргнула и в ужасе уставилась на сестру.
— Что? — беззвучно произнесла она, но Петунья и не думала хотя бы притвориться виноватой — молча повела плечом, как бы говоря: «А что тут такого? Он мой жених».
— Нет-нет, только не подумайте, что я какой-нибудь там… шовинист, — Дурсль снова заговорил тем же тоном, каким говорил, когда рассуждал, что им лучше поехать отдыхать туда, где будет поменьше цветных и «прочего уличного сброда». — Можете меня осуждать, но я осуждаю современный консерватизм и выступаю за полную свободу… чего бы то ни было. Все эти… травы, гадания на картах, м-м, хрустальные шары. Это все познавательно, не так ли? Мне тоже когда-то было семнадцать, и я верил в магию и прочую ерунду. Каждый верит в то, во что хочет верить. Кто-то верит в волшебство, способное исцелять любые болезни…
Тут уже Джеймс сжал пальцы Лили.
— …а кто-то, что женщина-премьер-министр принесет стране пользу, — он издал еще один сиплый смешок и шумно отпил из своей чашки. — На деле все в этом мире решают деньги и те, кто умело ими распоряжается, может исцелить любую болезнь, доверив это дело профессионалам, и желательно тем, кто не задумывается во время работы о цвете своих ногтей. Простите! — гаркнул он, обращаясь к официанту. — Вы не могли бы принести мне кофе без сливок? Извините, — елейным тоном добавил он, снова повернувшись к Лили. — Аллергия на лактозу. Так вот, когда-нибудь и вы поймете, что магия, волшебство, травы и прочая белиберда, — он помахал пальцами. — Никогда не принесут вам пользы. Надежный банк и консультант по налогам — вот во что я верю.
Им принесли кофе с коньяком. Петунья решила отойти в туалет и поднялась из-за стола. Парни поднялись, когда она отодвинула свой стул, Лили помедлила пару секунд, а потом бросила салфетку на стол и почему-то пошла следом за сестрой, а Джеймсу не осталось ничего, кроме как опуститься обратно на стул, тем более, что Вернон Дурсль, воспользовавшись отсутствием девушек, решил закрепить их отношения выпивкой. Придурок.
— Ох уж эти женщины, верно? — философским тоном начал он, разливая коньяк по двум небольшим рюмкам и поднимая свою. — Верят во всякую чушь. А мы вынуждены говорить всякую чушь, лишь бы только им угодить, верно? — и он заговорщически подмигнул Джеймсу, очевидно, намекая на тему работы, и тут же снова напустил на себя серьезный вид. — Уверен, Лили милая девушка, и действительно кажется таковой, но поверь моему опыту, Джеймсу, очень скоро она покажет свои коготки и тебе придется туго. Однако, так устроена жизнь, — он горько вздохнул. — Нам, мужчинам, приходится их умасливать, но иначе никак, верно? Это как с машиной, без хорошей смазки дело не пойдет! — и он мерзко захихикал, поднося свою рюмку к рюмке Джеймса. Джеймс позволил их рюмкам соприкоснуться, а потом, безо всякой задней мысли наложил на коньяк Дурсля слабительные чары. Случайно.

Лили ворвалась в дамскую комнату и огляделась. Петунья стояла возле одного из многочисленных зеркал и красила губы ярко— красной помадой. Лили направилась к ней.
— Как ты могла ему все рассказать? — её голос звонко ударился о стены.
Петунья поморщилась от громкого звука.
— Ты не имела права выдавать такой секрет, неужели это не…
— Думаешь, твой секрет будет в большей сохранности, если ты будешь кричать о нем здесь? — холодно поинтересовалась Петунья, бросая на сестру взгляд в зеркало.
Лили выхватила палочку, и дверь в туалет захлопнулась, припечатанная мозным маглоотталкивающим заклинанием. Петунья подпрыгнула и обернулась. Теперь она уже не выглядела язвительной, скорее настороженной.
— Зачем? — прошептала Лили. — Ты понимаешь, что ты наделала? И какой опасности подвергла — меня, наших родителей, себя, всех? Тунья! В нашем мире идет война и любой магл, уличенный в свзи с волшебниками становится мишенью!
— Какие глупости! — Петунья возвела глаза к потолку. — Вернон никогда в жизни не поверит в магию! Он думает ты просто…фокусница, или вроде того, и уж точно он не станет об этом болтать в компании наших общих знакомых. Кому захочется узнать, что… — она внезапно осеклась и, кажется, пожалела о том, что не сумела вовремя прикусить язык.
— Договаривай, — дрогнувшим голосом сказала Лили, подходя к ней. — Кому захочется узнать, что сестра его невесты — уродка, да? Тупица и шарлатанка, увлекающаяся гомеопатией и черными кошками?
Петунья глянула на неё в зеркало еще раз и сделала неопределенный жест — не то просто повела плечом, не то пожала им, и быстро спрятала возникшую на губах, едва заметную улыбку.
— Зачем? — повторила Лили. -зачем тебе понадобилось выдавать мой секрет такому человеку, да еще и выставлять меня в таком идиотском свете?
— А зачем ты напялила это платье? — вдруг парировала Петунья, резко оборачиваясь к ней и упираясь одной рукой в бок, а другой — в край раковины. Теперь и её голос дрожал — от злости.
— Что? — Лили моргнула и невольно посмотрела на свое платье. — Причем тут мое платье? — она тряхнула головой. — Петунья, ты меня не слышишь! Неужели ты на самом деле не видишь, что это за тип? Ты не слышишь, что он говорит, и как он говорит?! Как ты вообще могла согласиться выйти за него за…
— Ага! — вдруг закричала Петунья и Лили отскочила от неё назад. — Я так и знала! Я знала, что так будет!
— О чем ты?
— О, только не притворяйся, сестрица! Я знала, нет, я точно знала, что так и будет, ну надо же! Ты просто не можешь простить мне тот факт, что я в кои-то веки тебя обогнала!
— Чего? — тупо переспросила Лили, совершенно не понимая, о чем она говорит.
— Да-да, именно так! Ты ведь… просто не можешь без этого, верно? — Петунья издала нервный смешок. — Тебе всегда надо быть во всем первой! Все должны смотреть на тебя, восхищаться тобой, даже когда речь идет о моей свадьбе и моем женихе! И не думай, что я такая дура, я тебя раскусила! Ты специально надела это, — её возмущенный взгляд скользнул по фигуре Лили, задержавшись на декольте, которое, стараниями Джеймса Поттера, опасно балансировало на границе скромности, одновременно скрывая и показывая очень много, — чтобы даже в такой момент доказать всем, что ты лучше меня!
— Петунья, ты в своем уме? — прокаркала Лили, когда смогла овладеть с голосом.
— О да, — вопреки её словам, горящий взгляд Петуньи говорил об обратном. — А вот раньше не была, раз позволяла тебе унижать меня снова, снова и снова. Тебе ведь всегда надо было быть лучше меня во всем. И не отрицай! В школе, в глазах родителей, ты даже с мальчиками начала гулять раньше меня, хотя ведь я — старше! И я должна была подавать пример, но все вышло наоборот, какая жалость! — у неё в глазах блеснули слезы. — Я терпела много лет, даже когда ты уехала учиться в этот чертов замок, и когда ты свалилась к нам на голову несколько дней назад со всеми этими милыми речами о сестринской любви, я даже поверила, что ты стала другой. Но сегодня я увидела, что ты осталась такой же, какой и была. И что все, что тебе нужно — это внимание, даже если это внимание моего жениха!
— Тунья, замолчи! — в шоке закричала Лили. Ей было плевать, что она ведет себя невоспитанно, ей просто хотелось, чтобы Петунья замолчала, потому что каждое слово жалило её, как пчела. — Что ты несешь, какое платье, какой жених, да у меня и в мыслях такого не было! — Лили встряхнула головой и попыталась взять сестру за плечи, но Петунья вывернулась. — Петунья. Петунья, послушай меня… этот человек совершенно тебе не подходит, он глупый, напыщенный и невоспитанный, он…
— Хватит, Лили! Не пытайся нас рассорить, у тебя ничего не получится! — Петунья выставила перед собой ладонь, словно хотела отгородиться от сестры. — Ты можешь надеть сколько угодно красных платьев, или не надевать их вообще, можешь улыбаться как дурочка и нести всякую милую чушь, но запомни, даже если Вернон и пялится на твои… — тут она уставилась на грудь Лили с таким выражением, словно та нанесла ей личное оскорбление. — Он все равно женится на мне! Он любит и уважает меня. И тебе придется смириться с тем, что не только тобой могут восхищаться! — с этими словами она вышла из туалета, а Лили осталась стоять в звенящей тишине.

— … так вот, о машинах, — Дурсль поморщился, опрокинув в себя третью рюмку коньяка, и принялся снова заедать его мороженным из вазочки Петуньи, так как свое давно сожрал. — Ты, наверное, большой поклонник BMW, или Mercedes-Benz, как и все сейчас? Лично я — большой поклонник Renault. Недавно я приобрел эту красавицу за сравнительно умеренные деньги…
Едва слушая, что он несет, Джеймс вытянул шею, выглядывая среди посетителей ресторана Лили. Она что-то задерживалась, и Джеймс начал всерьез злиться, что она оставила его один на один с этим дремучим, самовлюбленным придурком.
— Машина — это в некотором роде статус, — продолжал бубнить Дурсль. — Показатель состоятельности мужчины, — он принялся обсасывать дольку лимона из десерта Петуньи. — То, какую машину он водит, во многом определяет его в глазах общества. И я считаю…
За столик вернулись девушки. Джеймс заметил, что Лили поникшая, расстроенная, и вид у неё был такой, будто на неё кто-то громко крикнул. Он встал, когда девушки заняли свои места, Вернон тоже попытался подняться, но у него это получилось с трудом, так что он почти сразу бухнулся на место. Лили села, не поднимая глаз, схватила со стола салфетку, положив себе на колени. Джеймс под столом вопросительно сжал её пальцы, но она коротко качнула головой, давая понять, что не хочет говорить. Джеймс посмотрел на Петунью, цветущую, как июньская роза, Дурсля, который продолжал говорить о своей машине, разглядывая что-то в слюнявых ошметках лимона у себя в руках, и на него вдруг накатила беспричинная и жуткая злоба.
— …и должен сказать, что весьма неплохо в этом разбираюсь. А что насчет тебя, Джеймс?
— Что насчет меня?
— Мы же говорим о машинах, — Вернон самодовольно выпрямился и разгладил пиджак, а потом обменялся с Петуньей снисходительным взглядом. — У взрослого самостоятельного мужчины должен быть собственный транспорт. У тебя он уже есть?
Лили чуть было не застонала вслух и посмотрела на Джеймса -тот напрягся, как гончая на охоте.
— Ты знаешь, вообще-то есть, — сказал он и улыбнулся.
— Вот как? — Вернон слегка растерялся, но постарался сохранить лицо. — У тебя есть машина? — он переглянулся с невестой. — И… что, хорошая? Быстрая?
— О да, — Джеймс был серьезен, как никогда. — Летает.
— Что за модель? — допытывался Вернон.
— «Нимбус», — Лили, которая все это время сидела, погруженная в какие-то безрадостные мысли, удивленно посмотрела на Джеймса. Глаза у неё были припухшие, и люто-зеленые. — Слыхал о таком?
— Не слышал, — Вернон встряхнул головой, всецело поглощенный долькой лимона. — Это европейская модель? Можешь подробнее описать её свойства? — он с чмоканьем всосался в кислую мякоть.
— Знаешь, наверное, это будет непросто, но я попытаюсь, — Джеймс поерзал задницей на стуле, размещаясь поудобнее и пытаясь заодно вспомнить, как Дурсль описывал свою машину. — Она такая… легкая. Деревянная с лакированным покрытием и хвостом из веток орешника.
Вернон уставился на него.
— При хорошем попутном ветре может развить скорость до ста миль в час. В любой точке может развернуться на триста шестьдесят градусов. Вообще, «Нимбус» новички на рынке, но уже давно обогнали «Дубраву» и «Чистомет», а еще знаешь…
— Джеймс! — Лили смежила веки и Джеймс прервался, сверкая глазами.
Пару мгновений Дурсль тупо пялился на него, а потом опять переглянулся с невестой.
Петунья вдруг рассмеялась и взяла своего жениха под пухлый локоть.
— Кажется, Джеймс решил пошутить, верно? — елейным голосом протянула она. — Очень смешно!
— О чем это? — Дурсль тупил как никогда. Как в последний раз тупил. — О чем пошутить?
— Ты ведь не машину сейчас описывал, верно? — Петунья говорила, сцепив зубы и остановила на Джеймсе свой немигающий взор. — Или, все-таки, машину?
— Машину? — Джеймс насмешливо фыркнул. — Да кому они нахрен нужны? Мы, волшебники, пользуемся метлами, правда, Лили?
Пару секунд над столом царила звенящая тишина, а потом Дурсль разразился хрюкающим смехом.
— Метлами. Гхм. Очень смешно! — он переглянулся с Петуньей. — Хотя я говорил серьезно. Не понимаю, как можно шутить на такие серьезные темы. Но… кажется, начинаю понимать, в чем дело, — он прищурился и погрозил Джеймсу и Лили пальцем. — Я как раз хотел спросить, где вы, двое, познакомились, но теперь… вы тоже занимаетесь магией, Джеймс? — Дурсль опять перешел на покровительственный тон и специально выделил слово «магия» так, чтобы оно звучало как можно более правдоподобно, а на деле прозвучало так, будто он думает, что Джеймс целыми днями играется в кубики. — Вы фокусник, верно?
— Я? — Джеймс расплылся в улыбке и черти у него в глазах разожгли костры. — Да, я тот еще фокусник, — он потер ладони, и между ними вдруг загадочным образом материализовались водительские права на имя Вернона Дурсля.
Дурсль страшно перепугался и, конечно же, схватился за нагрудный карман, где они этого лежали, но не успел опомниться, как Джеймс вдруг громко хлопнул в ладоши, и права исчезли, а вместо них он развернул ресторанную салфетку и преспокойно вытер ею рот. Дурсль спал с лица.
— Что за… что это… ч… — беспомощно сипел он, стремительно становясь из белого розовым, а затем красным и багровым. — Где мои…Это… это не смешно!
— Разве? — Джеймс улыбался и был спокоен как удав. — А, по— моему, это забавно.
— Верни мне права! Немедленно верни мне мои… — Дурсль был уже как помидор, но вместо того, чтобы кричать и бушевать, шипел и в панике оглядывался по сторонам, хотя в ресторане все сидели в отдельных кабинках, и никто на них не смотрел. — Что ты с ними сделал? Где они?!
— Не знаю, — Джеймс пожал плечами. — У меня их точно нет. У тебя нет? — и он легонько толкнул плечом Лили, послав ей заговорщическую улыбку, но Лили было не до смеха.
Дурсль, который выглядел так, словно у него вот-вот случится припадок, уже открыл было рот, чтобы окатить Джеймса площадной руганью, но по пути схватился за нагрудный карман… и нашел там свои права, целые и невредимые.
— Что же… что же, это было неплохо, — перекошенный красный Дурсль шарил по карманам, зачем-то перекладывая туда-сюда права и ключи, улыбался и сверлил Джеймса откровенно неприязненным, злобным взглядом. — Весьма интересные… иллюзии, однако, сомневаюсь, что это можно назвать настоящей профессией. Мда… едва ли это может приносить доход. Вы ведь, должно быть, нигде не работаете? — он ввинтился в Джеймса жадным взглядом, словно пытался отыскать лазейку в его наглости и обаянии, по которой можно будет нанести удар.
— Нет, не работаю.
— Я так и знал. В этой стране достаточно фокусников, большинство из них заседает в кабинете министров, — он хохотнул. — Как же вы планируете жить? Вы ведь уже взрослый мужчина, на что вы рассчитываете? На пособие? — он обменялся торжествующим взглядом с Петуньей, и она послала ему ободряющую улыбку.
— Нет, вообще-то, — лениво отозвался Джеймс. — Родители оставили мне кучу золота.
Повисла тишина. На сей раз Дурсль не смог понять, шутит Джеймс, или говорит всерьез.
— Кучу… золота? — слабым голосом спросил он, прищурив свои поросячьи глазки.
Джеймс отпил из своего бокала почти совсем как взрослый.
— Да, — он сдвинул брови, прокручивая бокал на столе. — Моя мать происходит из очень знатного магического рода, а отец конструировал маховики времени. Ну знаете, такие штуки, с помощью которых можно путешествовать во времени, — он бросил на Дурсля взгляд и взлохматил волосы. — Так что у нас денег хватает.
После короткой паузы одутловатое лицо Дурсля странно перекривилось, ну или он попытался улыбнуться, Джеймс так и не понял.
— Путешествовать во времени, вот оно что, — он бросил Петунье странный, призывный взгляд, и она, до этого слегка растерянная, уставилась на сидящую перед ней парочку с выражением, зеркально отражающим выражение её жениха — скептическое и высокомерное. — Вы либо решили над нами посмеяться, либо совсем не дружите с головой, — Дурсль полез в карман за бумажником.
— Почему это? — вежливо поинтересовался Джеймс.
— Да потому что во времени путешествовать невозможно! -загремел вконец рассвирепевший Дурсль, и официант, который в этот момент принес им счет, посмотрел на него, как на идиота. — Всем это известно! Это выдумки! Нет никаких маховиков времени, — он решительно подчеркнул свой вопль указательным пальцем. — Нет никаких летающих метел! Нет никаких магов и колдунов, и магии тоже нет! И всякий, кто искренне верит в этот бред — самый обыкновенный пси-и-и-а-а-а-а!!!
Вернон вскочил, как ужаленный, а следом за ним вскочила и Петунья. Оба в ужасе пялились на нечто розовое и блестящее, торчащее из рукава дурслевского пиджака. Джеймсу понадобилось на это некоторое время и пара манипуляций волшебной палочкой под столом, но когда Вернон Дурсль в третий раз взмахнул у него перед лицом указательным пальцем, его рука превратилась в свиную ножку, и сейчас Дурсль визжал как девчонка, делая какие-то странные движения, словно хотел оторвать свою кисть. Между визгами Петуньи и собственными всхлипами, он говорил что-то вроде «уберите её, уберите!», а когда на вопль прибежало сразу несколько официантов, свиная ножка чудесным образом исчезла, а на её место вернулась обычная человеческая рука.
После этого инцидента Вернон Дурсль и Петунья Эванс унеслись из ресторана со скоростью света. Перед тем, как уйти, Петунья заявила дрожащим от злости голосом, что скорее при всех зарежет себя ножом для торта, чем позволит Лили быть её подружкой невесты, а затем закуталась в пальто и покинула помещение.
И как только дверь за ней захлопнулась, Лили залилась слезами.
— Ты чего? — Джеймс, который еще минуту назад чувствовал себя триумфатором, страшно растерялся. — Лили! Эй, ты че…
— Отстань! — хрипло выкрикнула она между всхлипами, и взвилась ужом, когда Джеймс попытался взять её за руку. — Это всё ты виноват! — лицо у неё опухло и покраснело, тушь размазалась, глаза горели такой обидой и яростью, что Джеймс невольно отшатнулся. — Я ведь тебя просила! Я просила не ссориться с моей сестрой! Моя просьба для тебя пустой звук? Смотри, что ты наделал! — она вытерла нос салфеткой и смешно хрюкнула на очередном всхлипе. Джеймсу стало стыдно. — Тунья меня никогда не простит!
— Куда ты?! — Джеймс вскинулся, когда она вдруг оттолкнула стул и выскочила из-за стола. — Лили!
— Да пошел ты! — прошептала она, и по щекам у неё опять покатились слезы.
— Сэр, вы не оплатили счет! — официант преградил ему дорогу.
Чертыхаясь, Джеймс полз за кошельком. Лихорадочно отсчитывая нужную сумму, Джеймс успел поверх плеча официанта увидеть, как Лили, закутавшись в пальто, выходит из ресторана.
Магловских денег у него не хватало, а вот золота действительно было навалом. Психанув, Джеймс наложил на ни в чем не повинного официанта заклятие Конфундус, сунул ему в руку несколько галеонов, и побежал за Лили, но, когда выскочил на ночной проспект, её уже нигде не было.
Примерно с четверть часа Джеймс без толку искал её на запруженной улице, стараясь гнать от себя всякие тупые фантазии о том, что может приключиться с симпатичной девчонкой в красном платье, когда она остается одна в центре города.
Но потом, когда осознал, что ищет Лили за кустами и в подворотнях, понял, что ведет себя как идиот, отошел подальше от людных, и освещенных мест, и трансгрессировал.

Лили так и не сняла это дурацкое красное платье. Когда Джеймс осторожно приоткрыл дверь в её темную комнату, увидел, что Лили лежит на кровати прямо в нем, и горько плачет.
Эвансов дома не было, Петунья тоже еще не вернулась, и, скорее всего, не собиралась возвращаться до тех пор, пока родители не вернутся из театра. Тогда можно будет в красках пожаловаться им на сестру.
Чувствуя себя, мягко сказать, паршиво, Джеймс вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
— Уходи! — приказала Лили, низким и хриплым голосом, даже не оторвавшись от подушки. А когда Джеймс не послушался, добавила: — Поттер, вали из моей комнаты, сейчас же! Ты что, не слышал?
— Заставь меня, Эванс, — вяло пошутил Джеймс, и сразу же пожалел об этом, когда подумал, что Эванс, сильной, а самое главное, злой и обиженной ведьме, ничего не стоит вышвырнуть его из комнаты через окошко. Она, впрочем, этого не сделала, только обняла подушку и крепче сжалась в комок, лежа лицом к стене.
Джеймс пару минут простоял над ней, покачиваясь с носков на пятки и хмурясь, а потом глубоко вздохнул и бухнулся рядом с ней на кровать, так что Лили качнуло вверх-вниз.
— Ладно, Эванс, хватит, — сказал он, страдальчески поморщившись. — Я виноват. Я повел себя, как козел. Ты это хотела услышать?
Лили не повернулась. Она совсем закрылась в своем мирке, и, кажется, даже не слушала, что Джеймс говорит.
— Лил, да ладно тебе! — Джеймс тронул её, и она дернула плечом, сбрасывая его руку. — Слушай, ну хватит уже реветь! Они этого не стоят! Они всего лишь…
— Кто? — Эванс вдруг рывком повернулась к нему и села, прижавшись спиной к одной из подушек. Лицо у неё было зареванное, но все равно красивое, хотя Бродяга бы, наверное, так не сказал, глаза покраснели, но их взгляд вцепился в Джеймса с каким-то не очень приятным азартом. — Кто, договаривай!
— Ты не дождешься от меня этого слова, Эванс, — холодно произнес Джеймс. — Но я все же могу назвать их тупыми маглами! Эванс, серьезно, как ты можешь рыдать из-за таких, как они! Да я в жизни не встречал таких придурков, как этот Вернон Дурсль! — он фыркнул и скрестил на груди руки.
— Она — моя сестра! — отчеканила Лили, прожигая Джеймса глазами. — И теперь она ненавидит меня! Из-за тебя! Потому что ты просто не в состоянии вести себя прилично!
— Прилично?! — возмутился Джеймс высоким голосом и уселся поудобнее. — А как надо было вести себя, Эванс? Называть тебя дурой, как этот Дурсль, ржать над тем, что — ха, вы, бабы тупые, и ты тупая, и мне это по кайфу? Прости меня, милая, что я наподдал ему за то, что он тебя унизил!
Лили опустила взгляд и насупилась.
— Или за то, что твоя обожаемая сестра — идиотка, раз выбрала этого упыря себе в мужья?! Мне за это тоже извиниться, Эванс?
— Не надо на меня кричать! — буркнула Лили, вытирая щеку, но Джеймса уже было не остановить.
— … а может ты хотела, чтобы я сидел и молча проглатывал то, как этот упырь поливает грязью наш мир? Меня просто бесит то, как ты перед ней унижаешься, Лили!
Она вскинула на него взгляд.
— Да, это твоя сестра, но черт возьми, всем не везет с братьями, или сестрами, возьми хотя бы Бродягу! У него вообще черт знает что, а не отношения с братом, но он же перед ним не стелится! А ты стелишься! И зачем? Она никогда не пойдет тебе навстречу! Никогда не пойдет? Знаешь, почему? Она выбрала его, а не тебя, Эванс. Его! Пора бы тебе уже с этим смириться и перестать под неё прогибаться! Она никогда не изменится, и ей так хорошо, а ты… сколько еще ты будешь терпеть это дерьмо?
Лили снова опустила взгляд, между бровей у неё залегла складка.
— А этот жиртрест! — продолжал бушевать Джеймс, не замечая, как Лили в замешательстве покусывает губу. — Слыхала, как он разливался про свою тачку? А нет, не слыхала, вы же ушли как раз. Или про деньги? Да я готов побиться об заклад, он бы кем угодно стал, если бы ему предложили золотишко! Волшебником, вейлой, даже гребаной садовой феей! Ненавижу таких гадов! Эванс, да любой другой на моем месте превратил бы его в свинью в первые же пять минут ужина, и еще до кухни донес! — Джеймс выдохнул. — А ты меня еще и упрекаешь. Да у меня просто ангельское терпение!
Копилка-свинка, стоящая на комоде, оглушительно взорвалась.
Джеймс от испуга и неожиданности выругался во весь голос и завалился на спину, выхватывая палочку. Лили в ужасе закрыла голову руками, а потом робко подняла взгляд.
Всё затихло, осколки и мелкие монетки осыпались на пол в облачке мела и пыли.
Пару секунд Лили и Джеймс таращились друг на друга, а потом кто-то не выдержал первым и хрюкнул от смеха, и в комнате поднялся такой хохот, что его, наверняка, услышали даже обиженные Дурсли.

Джеймс выбрался из комнаты Лили, когда на улице уже царила глубокая ночь. Эвансы вернулись еще несколько часов назад. Джеймса разбудил звук ключа в замке. Услышав, как открылась парадная дверь, он нащупал на тумбочке палочку, а когда узнал голоса мистера и миссис Эванс, сквозь дрему наложил на комнату маглоотталкивающие чары. Наверняка Эвансы подумали, что их дети еще гуляют, поэтому сразу отправились спать. А Джеймс только покрепче обнял сопящую как сурок Лили и преспокойно провалился в сон.
Когда он снова проснулся, ночь уже подбиралась к утру, хотя было еще темно. Стараясь не разбудить Лили, он оделся, поморщился, когда футболка задела свежую царапину на спине (то ли Эванс решила так отомстить за испорченный вечер, то ли это у неё само собой получилось), нацепил очки и вылез в окно. На улице было свежо. Стараясь не шуметь, Джеймс пробрался по скользкой крыше над террасой до трубы и спустился по ней вниз. Пару раз он чуть было не сорвался, но в конце концов успешно спрыгнул на землю. Отдернув рубашку, он задрал голову, чтобы еще раз взглянуть на окно Лили, отвернулся, и нос к носу столкнулся с мистером Эванс.
Пару мгновений Джеймс пялился на него, а он, в синем халате поверх пижамы и с сигаретой в зубах, пялился на Джеймса. Джеймс был готов ко всему, у него даже возникло навязчивое желание снять очки, тем более, что секунды тянулись, а мистер Эванс ничего не предпринимал, просто красноречиво смотрел на него и молчал. А потом медленно сунул руку в карман халата, достал оттуда пачку сигарет, открыл и протянул Джеймсу.
Чувствуя себя, мягко говоря, не в своей тарелке, и стараясь не упускать карающий взгляд отца Лили, Джеймс осторожно вытянул одну сигарету из пачки и сунул в рот. Руки у него слегка дрожали.
Мистер Эванс достал зажигалку.
Все это время они смотрели друг на друга так, словно играли в гляделки. Джеймс затянулся, так осторожно, словно опасался, что мистер Эванс ему сейчас глаз выжжет, или еще что похуже выдаст, но тот преспокойно убрал зажигалку обратно в халат.
Первые пару минут они просто молча курили, и мистер Эванс глядел на Джеймса сквозь дым, прищурив один глаз.
— Ну что? — медленно произнес мистер Эван. — Тоже решил воздухом подышать?
Джеймс кашлянул и у него заслезились глаза.
— Ага.
— Хм-мпф… — промычал мистер Эванс, и у Джеймса мурашки побежали по оцарапанной спине. — Я так понимаю, мне следует продлить аренду свадебного смокинга? — он пыхнул дымом.
— И что мы теперь будем с этим делать? Чего молчишь? — мистер Эванс наблюдал за ним как кот за мышью, и Джеймсу было от этого взгляда не по себе. Отец часто на него смотрел этим взглядом. — Испугался, что я начну тебя бить? А я думал, ты парень посмелее.
— А я думал, вы спите, — буркнул Джеймс и угрюмо затянулся, сунув свободную руку в карман.
Мистер Эванс фыркнул.
— Ну ты и засранец, Поттер, — протянул он, оценивающе разглядывая Джеймса. — Я тебя принял под своей крышей как сына, а ты… не думал, что ты проявишь к нам такое неуважение после всего, что…
— Я бы проявил его, если бы каждый раз поднимался и спускался по лестнице, — нагловато ответил Джеймс. По правде сказать, от неожиданности и перепуга он чуть не обделался, а такое с ним случалось довольно редко. И когда случалось, давало обратный эффект, он не трусил, а лез мордой в самое пекло. Вот его и понесло. — Или каждый раз накладывал бы на вас чары, чтобы вы этого не замечали. А оправдываться я не буду, я ни в чем не виноват. Я вашу дочь не использую. Я её люблю, — он не думал, что когда-нибудь сможет сказать это так просто. — Вот когда четыре назад я бы, может и использовал бы, потому что я тогда тем еще козлом был. Хотя вы вот думаете, что я и сейчас козел. Но я действительно был бы козлом, если бы позвал Э…Лили замуж, только для того, чтобы меня им не считали, — Джеймс в сердцах зашвырнул окурок за изгородь. — Хотите — считайте меня козлом. Можете прогнать. Только вот она за мной уйдет, — и Джеймс в самом деле пошел, но тут железная лапа мистера Эванс вцепилась ему в руку повыше локтя и с удивительной легкостью вернула на место.
— Во-первых, никто не собирается тебя прогонять, — строго сказал он, сдвинув брови. — Ты вроде бы взрослый парень, и рассуждаешь иногда как взрослый, откуда эта детская истерика? Я сказал, что ты мне как сын, думаешь я это просто так ляпнул? Ты мне действительно как сын, и я, как отец с огромным удовольствием наподдал бы тебе как следует, но не за то, что ты полез в это окно, а за то, что попался, — тут мистер Эванс зачем-то глянул наверх. — Думаешь, я не заметил, как ты ползешь по этой трубе еще в первые дни ваших каникул? Или вы с Лили решили, что вы — первые, кто проделывает такие штуки? Да если бы не Джейн, я бы привязал тебя к этой трубе и оставил до конца каникул! Или вы думали, что раз мы старше вас — то мы идиоты и ничего не замечаем? И раз я не оторвал тебе твоего дружка еще в первый день, ты мог бы проявить чуть больше сообразительности и быть осторожнее. А раз уж попался, заруби на носу, а лучше на другом месте: чтобы до конца каникул ты не приближался к комнате моей дочери после того, как она пожелает нам с Джейн спокойной ночи. И не лазил в окно, иначе, клянусь богом, я тебе что-нибудь сломаю, Джеймс Поттер, — он выпустил руку Джеймса и с преувеличенной заботой поправил смявшийся воротник его рубашки. — Потом, конечно, соберу обратно, я же врач. Но сначала переломаю. Усек? — он хлопнул Джеймса по плечу.
Джеймс откинул голову назад, высокомерно (и, чего греза таить, пристыженно) глядя на мистера Эванс.
— Хорошо, — мистер Эванс удовлетворенно кивнул. — А теперь… — его брови вдруг снова расползлись, морщины на лбу разгладились, на губах появилась улыбка, а рука, сжимающая плечи Джеймса стала легче. Непринужденно приобняв Джеймса за плечи, он повел его к дому. — Расскажи-ка мне, Джеймс, как прошла ваша сегодняшняя встреча?..
* * *
Свадьба у Дурслей получилась идеальной до омерзения.
Идеально-красивая церемония. Идеально-красивый свадебный шатер. Идеально-красивое платье невесты. Идеальный, прекрасный день, о котором мечтает любая девушка.
Окруженные гостями, счастливые Вернон и Петунья Дурсль без устали улыбались и позировали фотографу, и фотографии обещали быть чудесными, но на счастливых взволнованных лицах молодоженов то и дело проступало напряжение и недовольство. А все дело было в том, что гости, подходившие к ним с поздравлениями, в конце стандартной череды пожеланий обязательно задавали этот ужасный вопрос: «А кто этот лохматый мальчик с гитарой? Он кажется очень милым!», или: «А что это за симпатичный юноша фотографируется с вашей сестрой, Петунья? Это её парень?». И все в таком же духе, снова и снова, словно гости устроили заговор.
Петунья в такие минуты переставала улыбаться, на лице у неё возникало такое выражение, как будто у неё вдруг заболели зубы, и она сухо цедила: «Да, это парень Лили. Джеймс Поттер».
И тогда гости непременно восклицали:
«Надо же! А чем он занимается?»
Вернон Дурсль после этих слов немедленно багровел как помидор и отсекал: «Ничем он не занимается! Дешевый бездарный фокусник, да и только!».
А Джеймс и Лили, слышавшие краем уха эти разговоры, давились смехом и веселились еще больше.
В какой-то момент Джеймс за руку оттащил Лили за украшенные огоньками кусты.
— Что такое? — со смехом спросила Лили, поправляя тесемки сливочного платья и глядя, как Джеймс ищет что-то во внутреннем кармане пиджака. — Сейчас же будут торт выносить!
— Вот именно, Эванс, — Джеймс достал мантию-невидимку. — Мы славно повеселились, но мне кажется, нам с тобой пора исчезнуть отсюда, как и полагается фокусникам.
— Ты хочешь уйти прямо сейчас? — улыбка Лили померкла, она растерялась и машинально отыскала взглядом в толпе родителей. Они улыбались и слушали тост одного из гостей, держа в руках бокалы.
— Да, именно сейчас. Я уже связался с Бродягой и закинул к нему с утра все наши вещи. Он будет нам рад, — Джеймс засопел, увидев нерешительность и тоску на лице Лили. — Эванс, да брось, ты с ними еще увидишься! Мы, конечно, могли бы и задержаться, но, боюсь, я оставил там свадебный подарок, который не очень понравится твоей сестрице.
— Что? — Лили повернулась к нему. — О чем ты гово…
Ответ она получила раньше, чем успела закончить вопрос. На лужайке раздался громкий визг невесты и ругань жениха, когда вместо голубей, сопровождавших торжественный выезд торта, из дверей ресторана вдруг вырвалось целое стадо поросят в крошечных черных фраках и с белыми тряпками между ушей, напоминающих фату. Хрюкающие и визжащие, они мигом заполнили всю полянку, вызвав у гостей переполох, а у невесты и жениха — настоящую истерику.
Официанты бросились их ловить, женщины вспрыгивали на стулья и зачем-то поднимали подолы платьев, Петунья визжала, Лили в ужасе закрывала рот руками, сражаясь со странным желанием расхохотаться. Мистер Эванс, единственный сохранивший спокойствие в обезумевшей толпе, украдкой обернулся, его взгляд пробежался по поляне, а когда наткнулся на Джеймса, мистер Эванс одобрительно выгнул губы, словно говоря «Неплохо!», салютовал ему бокалом и произнес слова, которые Джеймс смог прочитать по одним только губам:
— Шалость удалась!