Название: trick
Автор: -
Бета: +
Жанр: Dark, Hurt/comfort
Рейтинг: R
Пейринг: Джаспер/Элис
Саммари: На заре человечества мир был полон магии, тайн и всевозможных тварей. Они властвовали над людьми, не подозревая, что однажды время их сытого царствия придёт к концу. Но прежде, чем всех существ запишут в книги сказок, Джаспер преподнесёт детям ночи последний пир.
От автора: Музыка

Ссылка на миф

---

Колосья едва успевали касаться его шкуры, настолько быстро он проносился по полю, наслаждаясь напряжённостью, охватившей все его мышцы. Это была одна из любимейших частей его дня, не считая времени охоты, когда он мог быть самим собой, и, совершенно ничего не стесняясь, носится наперегонки с ветром: кто из них быстрее заставит ржаные колосья коснуться земли. Упиваясь собственной мощью, он игрался с силами природы, прекрасно осознавая, что никто и ничто в этот час не сможет прервать его дурашливое настроение. Устало повалившись на бок, он принялся тереться о стебли, прижатые его весом к земле, наслаждаясь душистым запахом, нагретой солнцем земли. Его чуткие уши уловили подземное движение крота, собирающегося выбраться на поверхность. Вскочив на лапы и замерев на месте, он весь превратился вслух, готовый в любую минуту наброситься на маленького зверька и не дать ему высунуть свой нос из лаза. Крот кропотливо продвигался вперёд, даже не подозревая, что впереди его поджидал более крупный и опасный хищник.

Он уже был готов выскочить из своего укрытия и прихлопнуть передними лапами кротовую нору, как заслышал где-то поблизости странноватые звуки, будто кто-то недовольно сопел. Рассерженный зверёк крутился на месте и шумно хрипел, чем вызвал куда больший интерес, чем маленький подземный пушистик. Лениво махнул лапой и, отправив крота в дальний полет, он неторопливо побрёл в сторону заинтересовавших его звуков. Чем ближе он продвигался к этому неведомому зверьку, тем недовольнее и громче становилась возня. Остановившись в ещё скрывающих его зарослях ржи, он увидел, как связанная по рукам и ногам девчушка раздражённо извивалась на земле, пытаясь ослабить узлы и выбраться из ловушки. Разумеется, ему доводилось и раньше видеть людей, брошенных на произвол и съедение зверям, но он никогда ещё не видел настолько недовольного своей участью. Эта связанная девчушка проявляла завидное упорство, пытаясь высвободиться из пут, должно быть, она ещё не понимала, что была привязана к огромному каменному валуну, который он множество раз пачкал алой кровью, чтобы понаблюдать как она горела в закатных лучах солнца. Не требовалось никаких умственных усилий, чтобы понять, что жители деревни принесли эту сварливую кроху ему в жертвы.

Удобно расположившись на земле, он стал наблюдать за тщетными попытками его будущего обеда освободиться. Девчушка вертелась ужом, пытаясь, толи высвободить руки из-за спины, толи распутать путы, связывающие её ноги. Слишком уж хаотичными и глупыми были её телодвижения, чтобы точно угадать, чего именно она хочет ими добиться. На краю деревни люди свистящим полушёпотом обсуждали, понравиться ли ему их жертва, и не проберётся ли он в деревню, чтобы полакомиться их жизнями. Никто из жителей деревни особенно не защищал эту маленькую девчушку: они лишь шептали, не нужно ли было намазать её какой-нибудь травой, чтобы она стала слаще пахнуть. Ему хотелось расхохотаться от таких рассуждений, но он сдержался, прекрасно понимая, что тогда крохотный человечек, за которым он наблюдал, перестанет бороться и покорится свой судьбе. А, по его мнению, не было ничего хуже, чем сдаться, даже если тебя заманили в ловушку, стоило дать бой, чтобы умереть в схватке, свободным от пут страха.

Своими ввинчивающимися движениями девчушке тем временем удалось чуть сорвать кляп со своего лица, и теперь она жадно хватала сухими губами воздух, будто была под землёй и никак не могла надышаться. Её короткие по-мальчишески неровно обстриженные волосы топорщились в разные стороны и были полны ржаных колосьев и листвы; вся её ещё угловатая фигурка, пусть и связанная, каким-то образом выражала неудовольствие сложившейся ситуацией и стремительное желание вскочить с места и бежать-бежать по полю, чтобы ветер запутывался в волосах. Невольно он подался вперёд, будто заразившись этой бьющей ключом энергией неповиновения. Втянув воздух, он почувствовал исходящий от девушки прелый аромат ещё не пробудившейся магии. Желание рассмеяться стало ещё сильнее: эту глупые смертные принесли ему в жертвы будущую ведьму, единственного человека, который мог бы защитить их дома от него.

- Хватит прятаться. Я знаю, что ты за мной наблюдаешь, - тонкий девчоночий голосок хоть и дрожал, но был полон собственного достоинства, поэтому он встал с земли и, отряхнув свою густую шерсть от налипших веточек, вышел к ней навстречу. Её и без того довольно большие зеленоватые глаза распахнулись, а сердце предательски быстро застучало. Должно быть, раньше она и представить себе не могла насколько страшным он был зверем.

- Значит, маленькая овечка, тебя оставили здесь для меня, - мурлыча от самодовольства, он подошёл к ней ближе, проведя пушистой лапой по маленькому личику.

Застыв на месте и даже перестав дышать, она зажмурилась, ожидая неминуемой смерти, но острый коготь зверя лишь разрезал тряпку, до сих пор наполовину закрывающую её лицо. Отступив от девчушки, он улёгся рядом с ней, с интересом ожидая, когда же она наберётся храбрости выдохнуть уже начавший свербеть в лёгких воздух, и откроет глаза. Вся её хрупкая душа судорожно зазвенела, а прелый аромат магии с новой силой ударил в ноздри и, лишь когда лёгкие стал разрывать огонь, она распахнула свои удивительные глазёнки, хватая ртом жизненно необходимый воздух. Удивлённая тем, что все ещё жива и напуганная этим же фактом до онемения.

- Как тебя зовут? - он улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой, прислушиваясь к окружающим их звукам.

Быть может, жалкие смертные, на которых он всегда вёл охоту, наконец, оказались хитрее его и решили заманить его в ловушку этой жертвой? Но нет, жители деревни, праздно болтали, рассуждая о предстоящем урожае. Они уже позабыли и о девушке, которую отдали в лапы ужасного зверя, да и о нем самом уже не думали. Порой он жалел, что какая-то часть в нем была от человека, ведь значит и в нем была эта убивающая глупость.

- Элис, - недоверчиво и осторожно шепнула девчушка, присматриваясь к нему внимательнее. Его чуткие уши уловили совсем тихое поскрипывание: даже под его зорким наблюдением она скребла верёвку ногтями все ещё пытаясь освободиться. Определённо столь кошачье своеволие ей шло. - А как твоё имя?

- Разве ты не знаешь, кто я? - чуть изумлённо спросил он, склонив голову набок. Золотистая грива кокетливо упала ему на глаза, и он смахнул её лапой, добродушно смотря на Элис. Ему бы не составило никакого труда освободить девчонку от пут и позволить бежать. Но он любил быть честным со своими жертвами, ведь ему не потребовалось бы никаких усилий, чтобы нагнать и убить её, поэтому он продолжил их беседу, раз уж никаких других развлечений пока не предвиделось.

- Я знаю, что ты за зверь, - покорно кивнула Элис, осмелев настолько, что заскребла верёвки сильнее. - Но как твоё имя?

- Обычно меня называют ужасной тварью, пожирающей людей, но ты права когда-то и мне дали имя, - согласился он, пытаясь припомнить, когда же в последний раз к нему обращались иначе.

Он помнил все с момента своего сотворения, когда в мучительной пляске огня тело его приобрело части, казалось бы, несовместимые друг с другом. Мир тогда был полон темной магии, и она создавала детей своих, щедро населяя ими землю. Одни могли жить при палящем свете солнца; другие - лишь в прохладе ночи; третьим же достались солёные воды или дикие ветра. Все они были созданы в противовес человеческой расе, чтобы управлять ими, всегда напоминая о том, что есть силы им неподвластные. Он помнил каждый неуверенный человеческий шаг на его медленном развитии от палки к заострённому камню, от камня к точеной стали; наблюдал за тем, как поклонение ему сменилось лютой ненавистью. Собственными ушами слышал, как из мантикоры он превратился в ужасную тварь. Не сказать, чтобы это сильно его расстраивало: люди всегда были слишком глупыми и недалёкими. Они страшились называть его правильно, будто от одного этого слова он мог материализоваться рядом с ними и разорвать на части, поэтому с каждым годом и столетием человечество предпочитало его обезличивать. Но когда-то давно, когда огонь ещё ревел, соединяя воедино львиное тело, скорпионий хвост и голову человека, наделяя удивительное создание божественным интеллектом, а тело невиданной силой, он слышал своё имя.

- Джаспер. Ты можешь называть меня так, - весьма добродушно предложил он, взглянув Элис прямо в глаза, чем несказанно её перепугал.

- Почему же ты медлишь, Джаспер? - совсем тихонечко шепнула она, даже перестав теребить верёвки. Должно быть, она уже перетёрла кожу своих хрупких запястий: в воздухе явственно разлетался аромат её сладковатой крови. Печально улыбнувшись, Джаспер взглянув на небо: солнце ещё было высоко, должно быть, поэтому он не производил на Элис такого ужаса, как это обычно бывало в закатных лучах или же ночью, и, возможно, именно поэтому она вызывала в нем такой интерес.

- Скажи мне, маленькая овечка Элис, за какие грехи тебя привели сюда, отдав мне на расправу? - отчасти он уже понимал, почему именно она оказалась привязанной к этому огромному валуну, но ему хотелось узнать будет ли Элис честна с ним и с собой. Где-то на дальней окраине деревни басовитый мальчишеский голосок выкрикивал её имя. Но чем дольше молчала Элис, снова начав недовольно сопеть, тем слабее становились крики юноши, вскоре и вовсе сойдя на нет. Последний человек, кому была дорога эта хрупкая девушка оставил надежду.

- Они подумали, что если ты съешь меня, то вскоре сам заболеешь и умрёшь, - наконец, призналась Элис, упрямо смотря на его сложенные крестом передние лапы и не решаясь поднять взгляда к лицу.

Кажется, люди никогда не перестанут его удивлять. Казалось, он видел уже все глупости, которые могла совершить их раса, но каждый раз они придумывали что-то ещё более странное и безрассудное. Наивысшие создания эволюции магии - они порой были куда более злыми и жестокими, чем создания ночи. Одно человеческое племя могло полностью уничтожить другое, лишь ради удобного доступа к реке, хотя стоило бы пройти ещё несколько сотен метров и открылся бы простор куда более выгодный, чем тот, что они отобрали. Джаспер мог привести множество таких примеров, так до конца и не понимая, почему смертные настолько легко отнимали жизнь у себе подобных. Неужто, они так сильно ненавидели свою природу, что хотели искоренить её даже без помощи детей ночи?

- Неужели, они посчитали, что человеческая болезнь вернее убьёт меня, чем заострённые копья, мечи и ножи? - с полуулыбкой спросил он, лениво протянув к Элис лапу. Вновь задержав дыхание, она наблюдала за его движениями, страшась пошевелиться, чтобы смерть не принесла ей больше боли, чем было положено, но Джаспер лишь разрезал очередную верёвку, освободив её натёртые руки от пут.

- Ну… в тебе ведь есть что-то человеческое, - неуверенно протянула Элис, усаживаясь на землю и, начав растирать свои затёкшие и кровоточащие запястья. От звонкого смеха Джаспера стайка падальщиков, расположившаяся неподалёку, испуганно взмыла ввысь.

- Почему же все эти умудрённые опытом люди, отправившие тебя на верную смерть, не подумали о том, что я живу уже ни одну сотню лет и съел за это время ни одну тысячу больных людей, но до сих пор жив? - отсмеявшись, спросил он Элис. Чуть насмешливо фыркнув на его вопрос, она улыбнулась ему робко и по-кошачьи коварно.

- Потому что все эти умудрённые опытом люди настоящие дураки и это их место, а не моё, - как можно более непринуждённо попыталась ответить Элис. Да вот только сердце, начавшее опасливо трепыхаться в надежде, что ему понравится это предложение, выдавало её с головой.

- Верно, маленькая овечка. Давай так и поступим, - стремительно поднявшись с земли, Джаспер перерезал путы, все ещё сковывающие ноги Элис и умчался в сторону деревни. Пока они вели столь непринуждённую беседу, местные жители ушли в близлежащие ржаные поля, чтобы начать собирать урожай. Он слышал их счастливое пение ещё когда пальчики Элис скребли верёвку.

Неторопливо приближаясь к первому полю, он прислушивался к тихим музыкальным переливам простых деревенских песен, даже начав посвистывать в такт мелодии. Люди все равно никогда не понимали, что он где-то поблизости, считая, что это свистит какой-то умелец, так же, как и они, правдиво работающий в поле. А эти бесхитростные мелодии въедались в память Джаспера, да и в души всех тех, кого он убивал, заставляя завесу между мирами век от века играть все более сложную композицию.

Закатные лучи солнца начали золотить ржаные колосья и его гриву; песни, работающих в полях, становились веселее - они готовились идти на отдых. Ведь наполненный сутолочным маревом день, наконец, подходил к концу, уступая своё место прохладе ночи. Усталые, но довольные люди шли с полей к своим домам, надеясь на сытный ужин и крепкий сон. Джаспер обожал эти мгновения, когда позолоченные закатным солнцем, смертные уходили прочь с ржаных полей, совершенно не видя его. Они были столь измучены, что блеснувшая вдали золотая грива была для них лишь игривым отсветом ржи. Кто-нибудь из этих простофиль обязательно задерживался в поле, чтобы полюбоваться красотой умирающего дня. И тогда он начинал свою охоту.

Тренированные мышцы уверенно толкали его поджарое тело вперёд, он мчался сквозь ржаное поле подобно ветру, заставляя длинные колоски колыхаться под умирающими лучами солнца. Золотое море сводило с ума, вынуждая застывших в изумлении людей жмуриться, пытаясь рассмотреть слезящимися глазами хоть что-нибудь. Они кричали имена знакомых, думая, что кто-то из них вернулся за зазевавшимися друзьями. Кольца его движений становились все уже, и иногда он проносился совсем рядом со своими жертвами, чувствуя терпкий запах их пота и сладковатый аромат человеческого мяса.

- Иди сюда. Я здесь, - обычно кричал он в ответ, и его музыкальный голос журчал, даруя ощущение блаженного покоя. Подобно овцам все эти смертные глупцы шли к нему в лапы. Беспечно шагая прямо навстречу заходящему солнцу, они оставляли свой уютный тёплый дом за спиной, даже не задумываясь куда идут. Эти тюфяки вновь начинали весело насвистывать, и он вторил их песне, позволяя ей становиться гимном золотого закатного вечера. Все эти великолепные летние вечера ему удавалось окрасить в чудесный багряный цвет, который, по его мнению, шёл ржаным полям на закате куда лучше.

Одним могучим прыжком он набросился на свою жертву, роняя тяжёлые передние лапы на его грудь, чтобы повалить на землю. Джасперу нравилось видеть ужас в глазах его жертв. Попытки к сопротивлению вызывали в нем восторг, хотя обычно их и не бывало, ведь весь дух и смелость людей вылетали из тела после жёсткого удара о землю, а его голубые глаза, заглядывающие в их смертные трусоватые души, лишали последних сил к сопротивлению. Раскрыв пасть, Джаспер оголил три ряда острых клиновидных зубов, намереваясь впиться в глотку поваленному работяге. Он вырвал ему кадык, почти перекусив шею, втянув ноздрями воздух, щедро напоенный кровавым ароматом. Сладкая кровь заполняла его пасть и, впиваясь в податливую плоть, он рвал её на части под аккомпанемент протяжных, жадных криков падальщиков.

Покидая истерзанное тело, человеческая душа тихо звенела, словно была самым маленьким и хрупким колокольчиком. Звон этот, уносясь ввысь, сливался с другими такими же, окрашивая подступающую ночь магией тьмы. Теперь это их время и все магические твари, которые не могли показываться на людях днём, выбирались на поверхность.

Раскусывая залитые кровью зёрнышки, он слизывал кровь с щёк, довольно мурлыча. Прислушавшись к окружающим звукам, Джаспер услышал, как несколько друзей только что съеденного паренька, вооружались кто чем мог, чтобы идти на его поиски. Сердечко Элис билось все так же недовольно. Кажется, девчушку сильно оскорбило, что её убийца посмел её покинуть. Сыто потянувшись, он в несколько могучих прыжков преодолел довольно большое расстояние, что было между ними, шумно приземлившись прямо перед перепуганной девчонкой на все четыре лапы.

Должно быть, в минуты наивысшего испуга Элис неосознанно набирала воздуха в грудь, переставая дышать, и сильно зажмуривалась. Толкнув её лапой в плечо, Джаспер хохотнул, когда девчушка автоматически хлопнула его в ответ. Перепугавшись от своих действий ещё сильнее, она рвано и шумно вдохнула, все ещё предпочитая не открывать глаз.

- Пожалуй, ты самый невероятный человек из всех, которых я встречал, маленькая овечка Элис, - с улыбкой пробормотал он, раздумывая, стоит ли ему ещё разок толкнуть её лапой, чтобы Элис, наконец, сделала так необходимый её горящим лёгким глоток воздуха или же она справится с этой задачей и без его подсказки. Насмешливый голос Джаспера подсказал Элис, что прямо сейчас её есть не собираются, и она шумно задышала, впрочем, все ещё не торопясь открывать глаза.

- Должно быть это от того, что ты обычно рвёшь их на части, а не разговариваешь с ними, - слегка недовольным, даже обиженным голоском ответила Элис, отважившись, наконец, приоткрыть глаза.

Картина, которую она увидела, не слишком внушала надежды на то, что она сможет пережить эту ночь. Золотая грива мантикоры вся была перепачкана в крови, а в колтунах на ней даже застряли частички плоти; довольно миловидное юношеское лицо все было перепачкано кровью, которую хоть и пытались смыть, но не слишком успешно. Во рту Джаспер держал ржаной стебелёк, словно усталый, но довольный рабочий, проведший целый день в поле. Увидев его впервые перед собой, Элис была сильно удивлена: она никак не ожидала, что его лицо будет таким человеческий, а улыбка приятной и игривой, будто они были старинными друзьями, решившими поделиться друг с другом тайнами. Если быть честной, то она ожидала увидеть перед собой дикую, тёмную тварь, лицо которой пополам разделяла огромная пасть, полная клиновидных зубов. Было бы проще умирать, зная, что от человека в этом существе совсем ничего нет, а теперь Элис боялась, ведь, как оказалось, в нем было больше человеческого, чем во всех жителях деревни, которые предпочли отнести девочку, больную чахоткой, умирать в поле.

- Возможно, ты и права, - согласно кивнул Джаспер, выплюнув стебелёк. - Но давай перейдём к делу, - голубые глаза его блеснули, и он придвинулся к ней поближе, начав непрестанно раскачивать своим длинным хвостом из стороны в сторону. Напрягшись и крепко сжав кулаки, Элис была готова в любую минуту зажмуриться и врезать ему по лицу, пусть это и было бы последним, что она сделает в своей жизни. - Я хочу, чтобы ты сняла защиту со всех домов в этой деревне, - выдержав длинную паузу, в течение которой она уже начала задыхаться, наконец, произнёс Джаспер.

- Что? - недоверчиво переспросив, она постаралась незаметно вытереть вспотевшие ладошки о штаны. Джаспер подвинулся к ней ещё ближе, и теперь она чувствовала жар его кошачьего тела и, если бы захотела, то могла бы потрогать шерсть на его могучих лапах.

- Все вы спокойно спите в своих домах по ночам, потому что старинная светлая магия защищает ваш покой от всех тварей ночи. Но если эту защиту убрать, то мы сможем зайти в дом и убить вас, - облизнувшись, стал пояснять Джаспер.

Правда, очарованная краснотой его шкуры Элис и думать ни о чём не могла, так ей хотелось запутать в нее свои пальчики. Словно одурманенная она не отдавала отчёта своим действиям и, протянув руку, коснулась львиного загривка. Впервые, в долгой жизни Джаспера человек прикоснулся к нему, чтобы погладить. Напрягшиеся было мышцы постепенно расслабились, и он ослабил когти, перестав врезаться ими в землю. Тонкие пальчики Элис бежали по его лопаткам, перебирая короткую упругую шёрстку. Она была столь очарована ощущениями, что невольно чуть истерично хохотнула. Наверное, ещё никому на свете не приходило на ум погладить мантикору, и уже тем более никто не думал о том, чтобы добыть где-нибудь гребень, чтобы вычесать его запутанную гриву.

- Даже если я помогу тебе, то все равно умру, - печально улыбнувшись, Элис настолько набралась храбрости или же настолько сошла с ума, что коснулась своей ладошкой его лица. Пальцы её скользили по гладкой, горячей коже, очерчивая линию скул, носа и даже губ. - Я это видела.

- Я ничего не могу сделать с твоей болезнью, - чуть виновато кивнул Джаспер, признавая её правоту. - Но я могу поклясться тебе, что ты не умрёшь от лап и зубов мантикоры или другого создания ночи.

- Я не знаю, как это сделать, - пристыжено призналась она, отдёрнув задрожавшую руку от его лица. Сверкнув белозубой улыбкой, Джаспер поднялся на лапы, сразу же став выше неё и в разы опаснее, чем, когда сидел, почти положив ей лапы на ноги и урча от удовольствия. Ночь уже давно вступила в свои владения, и лишь где-то далеко-далеко в поле был виден одинокий огонёк факела, да в деревне кое-где горел свет в проёмах окон.

- Садись мне на спину, я покажу тебе то, что ты должна будешь уничтожить.

Под покровом ночи музыкальный голос Джаспер действовал на неё по-другому. Элис хотелось бы ему покориться и идти за ним куда бы он не приказал, даже не задумываясь о том, что она делает, и где сейчас находится её дом, но какая-то крохотная частичка, та, зудящая в её груди крупица, заставляющая её просыпаться среди ночи от жутких, сбывающихся кошмаров, твердила ей, что ни в коем случае нельзя доверять созданию ночи - оно обманет. Джаспер покорно ждал, когда она наберётся храбрости и заберётся ему на спину. Сжимая и разжимая свои крохотные кулачки, она шумно и недовольно сопела, будто раздумывая, стоит ли ему доверять. Нет, разумеется, ему нельзя доверять, но, когда выбор невелик, стоит приголубить кошку, чтобы впредь она несла мёртвую добычу в дом.

- Я умру на закате лета, - упрямо, будто давно заученное утешение, пробормотала Элис себе под нос, взбираясь на спину мантикоры. Хвост зверя опасно накренился в её стороны, а девичьи пальчики так сильно сжали пряди гривы, что Джаспер невольно задумался, а не хватит ли у неё сил на то, чтобы их вырвать. Не достанет ли у этой юной ведьмы сил на то, чтобы победить, ведь он подпустил её к себе столь близко.

- Держись крепче, - грозно шепнул он, отбрасывая столь глупые мысли прочь из своей головы.

Оттолкнувшись от земли, они отправились в недолгий, но все же захватывающий полет. Прохладный ветер овевал его тело, а магия ночи, столь щедро усыпавшая землю, придавала ещё больше сил и желания наказать людей, доказав им, что как бы они не называли себя царями природы, он был их господином. Шумно приземлившись на все четыре лапы, Джаспер чуть не потерял своего седока. Элис вцепилась в него ногами и руками, будто стараясь слиться с его шерстью - стать частью древнего тёмного мира, раз уже мир земной и человеческий не считал её своей частью. Поняв, что на очередном прыжке он скорее потеряет свою маленькую овечку и убьёт её невольным ударом о землю, Джаспер побежал к деревне. Возможно, когда-то Элис и училась ездить верхом, но кошки не лошади и к их движениям ещё нужно привыкнуть. К счастью для Элис, путь их был хоть и дальним, но много времени не занял: первые деревянный срубы сараев уже виднелись черными развалинами в неверном свете кровавой луны.

- Присмотрись повнимательнее к жилым домам, когда мы будем мимо них проходить, - шепнул Джаспер лениво продвигаясь вперёд, мимо деревянных строений.

Элис никак не могла понять, что должна увидеть и вместо этого начала прислушиваться, но и здесь её ждало разочарование: никаких подозрительных звуков не было - из домов раздавался мерный храп вперемежку с поскуливанием псов, из сараев слышались звуки животной жизни, иногда где-то начинал громко мяукать кот, да стрекотали маленькие жучки. Жизнь в деревне шла своим ходом, и только она ехала верхом на мантикоре вместо того, чтобы быть в его брюхе. Элис начала понимать, что творится что-то совершенно неладное, когда Джаспер сменил траекторию их движения, став ближе подходить к домам. Чем ближе они были к крыльцам и окнам, тем явственнее для неё становился какой-то особенный свет, исходящий из домов. До этого вечера она всегда считала, что каждое человеческое жилище имело свою душу, созданную из ароматов жизни в нем, поэтому-то иногда, подходя к домам соседей, она чувствовала тепло или холод, смотря какими были люди, живущие внутри. Сейчас же, находясь в компании одного из самых страшных ночных монстров, она смогла рассмотреть и души строений. Ей хотелось бы расспросить обо всем этом Джаспера, но вместо этого она лишь сильнее сжала золотистые пряди гривы в своих руках, надеясь, что у здания приюта её будет ждать такая же сильная аура, как и в доме повитухи.

- Ты хочешь всех их убить? - тихо шепнула Элис непослушными губами. Она изо всех сил тянула его за гриву, стараясь не дать подойти к большому разваленному приютскому дому, вряд ли даже понимая, что делает.

- А ты хочешь оставить кого-то в живых? - насмешливо фыркнул Джаспер, в один прыжок преодолев то расстояние, которое она не хотела, чтобы он прошёл. Приютский дом не охраняла никакая магия, он мог войти в него в любой момент и полакомиться свежим и молодым мясом ребятишек.

- Почему их ничто не охраняет? Почему? Почему? - в ужасе шептала Элис, зажмурившись и даже закрыв лицо руками.

Пусть никто из ребятишек никогда не мог назвать это место своим домом, здесь они все же находили своих первых друзей, а вместе с ними и веру в то, что однажды их жизнь может быть лучше. Даже от порога этого продуваемого всеми ветрами дома она слышала басовитый храп Эммета, отчаянно не желая, чтобы Джаспер оказался внутри. Сердечко её недовольно стучало, и в безумном порыве противоборства она оторвала руки от своего лица, закрыв своими маленькими ладошками глаза Джасперу. По-доброму хохоча, так что все внутри его тела завибрировало, передаваясь тёплыми волнами и ей, Джаспер попятился от дома, в который она так не хотела его впускать. Ориентируясь по звукам, он вывел их из деревни, направляясь в сторону своей пещеры. Ручонки Элис все ещё закрывали его глаза, и он готов поспорить на свой хвост её глаза тоже были зажмурены.

- Их ничто не охраняет, потому что никто из этих ребятишек не считает приют своим домом. Они не получали там тепла, да и любви, чтобы привязаться к этим стенам и дать им часть своей души в защиту, - сильно дунув на руки, ответил Джаспер на её вопрос. - И да, я хочу убить всех в этой деревне, чтобы дать понять людям, что они не правят всем миром и нами им править не суждено.

- Я не хочу тебе в этом помогать, - шепнула Элис, убрав руки с его лица, но сжав кулачки, чтобы дать бой, если потребуется.

- Ты все равно умираешь, так отчего тебе не стать частью мира, к которому ты принадлежишь, юная ведьма Элис? - сев на землю в своей уютной пещере и чуть не повалив девушку, сидящую на его спине, на землю, с интересом спросил он. - Разве есть в этой деревне кто-то, кто вступился за тебя, когда твои руки вязали верёвками, а рот заткнули кляпом, чтобы не слышать, как ты предрекаешь их смерть?

Ей не хотелось смотреть в насмешливые голубые глаза, чей взгляд, казалось, выворачивал её душу наизнанку, заставляя вспоминать каждое обидное слово, брошенное ей в след, ощущать каждый тычок и подзатыльник, который она получила, мстительно думая о том, что жители деревни заслуживали смерть от лап и зубов мантикоры. Будто спасая её от столь опасного искушения страшный приступ кашля начал сводить её горло, терзая исхудалое тело. Повалившись на каменный пол, она харкала кровью, отчаянно желая, чтобы все закончилось, и эти ужасные муки прекратились, но упрямый внутренний дар твердил ей, что впереди ещё несколько недель терзаний, прежде чем алые лапы сомкнут её в своих объятиях. Пусть жители деревни обрекли её на смерть, она не была такой как они, и пусть уж она станет мышкой в лапах темной кошки, чем безжалостным палачом.

- Поспи, Элис, - дурманящий голос Джаспера отражался от стен пещеры, окружая её со всех сторон, и не в силах ему больше противиться, она упала на пол, мечтая, чтобы все это оказалось очередным кошмаром.

Проснувшись в тёплом ворохе одеял, Элис никак не могла понять, где находится и не сном ли является все окружающее её вокруг. Грудную клетку разрывало от подступающего приступа кашля, и из последних сил она старалась сдержаться, чтобы не вызвать к себе интереса хозяина этого места. Но долго сдерживаться у неё не получилось, и ужасный кашель стал отражаться зловещим эхом от стен пещеры. Все ещё содрогаясь от приступа, терзающего её грудь, Элис услышала странноватый и опасный звук волочения где-то поблизости. Приподняв голову от одеял, она уткнулась взглядом в заинтересованное лицо мантикоры, пододвинувшее к ней большой котелок с кружкой, от которого в воздух распространялся пряный аромат трав.

- Выпей, тебе станет полегче, - пододвинув котелок к импровизированному лежбищу из одеял, Джаспер улёгся рядом, внимательно рассматривая свою гостью. Под столь пристальным взглядом Элис не то чтобы пить не хотелось, она боялась лишний раз вздохнуть. Поняв её неудобства Джаспер хохотнул, попятившись вглубь пещеры, откуда она его видеть не могла, а ему это никакого труда не стоило.

- Почему ты мне помогаешь? - старательно дуя на кружку с горячей жидкость, недоверчиво спросила Элис, все ещё не веря, что он не съел её, когда она потеряла сознание.

- У нас ведь был уговор, ты помогаешь мне, а я не трогаю тебя, - ответил Джаспер. По его голосу было понятно, что он улыбается, ожидая услышать возражения.

- Что-то я не помню, чтобы давала тебе своего согласия, - насупившись, заметила Элис, стараясь рассмотреть где он скрывается в кромешной тьме пещеры.

- Как же ты могла забыть об этом, ведь ты слёзно умоляла меня, вцепившись мне в гриву, чтобы я убил всех этих низменных тварей, посмевших столь жестоко с тобой обойтись, - точь-в-точь её сердитым голосочком ответил Джаспер, недовольно сопя из темноты. Открыв рот от изумления, Элис и думать забыла о горячем питье, которое держала в руках. Звонко расхохотавшись, Джаспер вышел из темноты и прошёл к лежанке из одеял, удобно устроившись за спиной застывшей от страха девушки. - А как ты думала мне удаётся путать путников, заблудившихся где-нибудь в лесу, и заставлять их идти прямо ко мне в лапы?

- Магией? - тихо пискнула Элис, все ещё находясь под впечатлением столь близкой компании мантикоры. Казалось, к этому моменту она уже и забыла, что ночью ездила на нем верхом.

- Верно, - кивнул он, чуть толкнув её руку, держащую кружку со снадобьем. - Так мы были созданы, чтобы заманивать и убивать. Как много ты знаешь о магии, Элис?

- Я... - удивлённая тем, что Джаспер так спокойно и серьёзно с ней говорил, Элис даже растерялась, не зная, как ответить на его вопрос. - Ничего не знаю, - наконец, просто призналась она.

- Твой дар, каков он? - решив подойти к вопросу с другого конца, спросил Джаспер.

- Это кошмары, - тихонечко пожав плечами, Элис потупила взор. Никто и никогда не верил, что у неё есть дар, отказывался слушать, если она говорила, что произойдёт какое-то несчастье, уговаривая жителей деревни не идти к реке или в лес. Для всех она была маленькой юродивой сироткой, несущей полнейший вздор, поэтому должно быть все жители так легко согласились отдать её на съедение. - Почему ты меня не убил сразу же, как увидел?

- Разве такой ты видела свою смерть? - удивлённо приподняв брови, спросил Джаспер. Равнодушно поведя плечами, Элис не торопилась поднимать глаз, чтобы взглянуть на него. Дыша урывками, то задерживая дыхание, то делая глубокие вдохи, она напряжённо ждала ответа. - Ты создавала слишком много шума и так недовольно сопела, как будто тебя не устраивала участь быть моим обедом, что, между прочим, довольно оскорбительно, ведь такой участи уготованы немногие. Это ведь настоящая честь - быть жертвоприношением.

Поняв, что Джаспер над ней издевается, Элис толкнула его плечом и, тут же зажмурившись, поспешно отпрянула в сторону. Джаспер хохотнул и легонько толкнул её своей лапой. Ещё несколько минут просидев с закрытыми глазами она, наконец, искоса бросила взгляд на мантикору: он добродушно улыбался и, кажется, совершенно не собирался на неё набрасываться.

- Пожалуй, я с нетерпением буду ждать того момента, когда ты наберёшься храбрости, чтобы врезать мне, - подмигнув ей, Джаспер самодовольно приподнял подбородок, будто предлагая ей лучший угол для удара. Недовольно фыркнув, Элис вернулся к своему уже немного остывшему питью. Её организм уже давно был слишком истощён: никакие снадобья и настрои не могли вернуть её к жизни, но неожиданная, даже пугающая забота о ней мантикоры, была на удивление приятной.

- Я все равно не буду тебе помогать, - упрямо пробормотал Элис, пытаясь прогнать из своей головы настырные мысли о том, что Джаспер заботится о ней, хотя, несомненно, делает это в корыстных целых.

- У нас ещё есть время для того, чтобы ты поменяла своё решение, - беспечно пожал плечами Джаспер, ловко отогнув край одеяла и достав из-под него старинную книгу. - А пока, если хочешь, ты можешь узнать о своём даре.

Так и потекли их дни в грудном урчании довольного кота и громком кашле, умирающей ведьмы. Страницы старых книг тихо шелестели, когда Элис переворачивала их, даже перестав обращать внимание на то, что порой половина написанного терялась в багровых подтёках. Должно быть, очень многие хозяева всех этих старых магических книг не слишком хотели расставаться со своими сокровищами. На все вопросы Элис, интересующейся, зачем он забирал книги у хозяев, он непременно пожимал плечами. Почему бы было их не забрать, если хозяину они уже точно больше не могли пригодиться. Она никогда не спрашивала, зачем Джасперу понадобилось убивать хозяев: просто из желания утолить голод или же из-за того, что он хотел обладать их имуществом.

По ночам, когда мучительные приступы кашля, казалось, никогда не закончатся, Джаспер прижимал её своей могучей лапой к своему тёплому боку, тихо напевая. Совершенно неожиданно для самой себя, Элис поняла, что этот огромный недокот заботился о ней, будто она была частью его помета. В короткие часы, когда она все же проваливалась в короткий сон, наполненный ужасными видениями, Элис ощущала, что день её смерти близок. День смерти множества людей.

Упрямо листая книги, Элис никак не могла найти информацию о том, что просил её сделать Джаспер. С каждым прожитым в пещере днём она понимала, что каким-то образом мантикоре удавалось обманывать её, приближаясь к своей заветной цели. Она чувствовала себя обманутой и каждый раз, наблюдая за тем, как Джаспер возвращался с вечерней охоты, задерживала дыхания, крепко сжимая кулаки. Нет, она ещё не была готова его ударить, да и сил на удар уже не хватило бы, но ей безумно хотелось показать ему, что ему не удалось её покорить.

- Смотри, что я принёс, - выплюнув узелок с украденными из деревни вещами, самодовольно произнёс Джаспер, как обычно устраиваясь позади Элис. Упрямо сопя, она не хотела прикасаться к узелку или опираться спиной на горячее кошачье тело, но сил на гордость оставалось уже слишком мало. В конце концов, она сдалась и, опираясь спиной о бок мантикоры, далеко не с первой попытки, но все же развязала узелок, обнаружив в нем чистую белую рубаху и гребень. Джаспер готовился к её смерти, будто, когда по ночам он прижимал её к себе своими огромными лапами, то мог проникнуть и в её сознание, чтобы увидеть мгновение её смерти.

- Почему ты никогда не боялся того, что я причиню тебе вред? – тихо спросила Элис, вертя в руках деревянный гребень. Будто насмехаясь над ней или давая возможность попробовать, он улёгся на спину, открывая ей доступ к своему брюху. Шерсть на нём была не такая как на спине, более мягкая и запутанная. Зарываясь в ней пальчиками, Элис горько усмехнулась своим мыслям. Джаспер был слишком красив, слишком силен и слишком мил, чтобы она смогла причинить ему хоть какой-нибудь вред.

- Потому что ты не можешь, - честно признался Джаспер, и его хвост обвил хрупкое тельце Элис, повалив её ему на живот. – Не потому что ты измучена своей болезнью, а потому что не в этом твой дар. Ты была создана для того, чтобы предупреждать об опасности, защищать и оберегать от зла, а не бороться с ним, для этого у тебя сил нет. Для этого существуют мечи и ножи или нужно быть монстром, похожим на меня.

- Я все ещё хочу тебя ударить, - хрипло рассмеявшись, призналась Элис. Приступ кашля прервал признание: её кровь на красноватой шкуре мантикоры была не видна, хотя, несомненно, была ощутима. Пытаясь оттереть её с мягкой шерсти, Элис истерично рассмеялась: кто бы мог подумать, что она будет пытаться стереть кровь с существа, которое предпочло бы искупать в ней.

- Буду с нетерпением этого ждать, - перевернувшись на живот и, поджав под себя лапы, мягко признался Джаспер.

- Уже не в этой жизни, - поднимая упавший гребень, Элис принялась расчёсывать им его золотую гриву.

- Я бессмертен, моя маленькая овечка. Я дождусь.

Гребень аккуратно касался его запутанной гривы, медленно распутывая на ней колтун за колтуном. Джаспер тихо урчал от удовольствия, наслаждаясь, как бы это ни было парадоксально, бесхитростными ласками, подаренными ему простым смертным. Впервые в своей долгой жизни он подпустил к себе человека настолько близко и не желал его съесть. Более того, он ни о чём не жалел, заботясь об этой крохотной девчушке: приносил свежее животное мясо, овощи и даже одежду, украденную с людских огородов. Тонкие пальчики Элис зарылись в шерсть на его загривке, словно она была котёнком, стремящимся проявить ласку. Порой он с лёгким волнением ожидал того, что, возвращаясь с прогулки, он не сможет зайти в свою пещеру, потому что она назовёт её своим домом и ему придётся просить разрешения войти. И каждый раз, оказываясь внутри он жалел, что этого не случилось.

- Спой для меня, - тихо шепнул человеческий котёнок. Его тяжёлая лапа легла поверх хрупкого тельца, прижимая его ещё ближе к себе. Жар её тела был схожим с его кошачьим, и уже совсем скоро душа Элис должна была отлететь ввысь, став частью великой завесы, отделявшей смертных от всех магический существ.

Его чуткие уши улавливали насмешливый говорок ребятни, решившей искупаться в самом глубоком омуте. Зверь в нем утробно заурчал, различив нетерпеливые плескания русалочьего хвоста о гладь воды. Сегодня русалкам достанется славный обед. Завеса между мирами тихо звенела, вплетая в свою песнь все больше музыкальных душ. Элис недовольно сопела под его боком, понимая, что день заката её жизни настал. Где-то далеко-далеко Джаспер услышал первый крик младенца. Магия всегда соблюдала баланс.

Если кто-то звал кого-то
Сквозь густую рожь
И кого-то обнял кто-то,
Что с него возьмёшь!

И какая вам забота,
Если у межи
Целовался с кем-то кто-то
Вечером во ржи!..*

Его магический голос журчал, даруя столь желанный покой и безмятежность, постепенно вбирая в себя тонкую ноту умирающей в его лапах души. Девичьи пальчики, сжимающие шерсть, разжались, но он продолжал петь, убаюкивая Элис в своих объятиях. Словно тонкий лёд под тяжёлым весом трещали завесы на деревенских домах, уносясь ввысь вместе с душой той, кого предали жители. Элис сдержала обещание, которое даже не смогла ему дать. Он обманул её и однажды, когда они встретятся вновь, ему непременно нужно будет сдержать удар её маленьким кулачком по лицу за этот обман. А пока он обязан был отдать её тело их матери. Огонь, сотворивший его, заберёт и её тело, чтобы однажды создать существо подобному ему, а быть может и ещё более могущественное.

- Я непременно дождусь тебя, Элис, - оставив невесомый поцелуй на исхудавшем, сероватом лице, шепнул Джаспер.

Огонь пожирал сухие ветки и человеческую плоть. Одному огню известно, как зарождались многие магические твари и как они умирали. Сколько веры и силы в них было и когда им даровано вновь вернуться к жизни. Наблюдая за медленно опускающимся за горизонт диском солнца, Джаспер понимал, что тёмные времена их царства подходили к концу, но пока они ещё могли вырваться на волю, чтобы сеять хаос повсюду. Именно ради этого, он позволил умирающей от болезни девчушке, забрать с собой в погребальный костёр часть своей вечности.

Злой и пропахший дымом Джаспер шёл в деревню совершенно не скрываясь, чувствуя, как шлейфом королевской мантии за ним выстраивались прочие дети ночи. Люди заметили его могучую фигуру ещё не подступах в деревню: их крики, велящие вооружаться, а женщинам прятаться в домах, начали симфонию этой кровавой ночи. Русалки кричали, умоляя бросить им парочку смертных для игры, и он гнал их к воде, вооружённых вилами и топорами, оставляющих за собой кровавый след от его глубоких царапин. Вампиры, сливаясь с тенями, просачивались в дома, чтобы убивать беззащитных и безвольных от их чар женщин и детей. Злобные маленькие гоблины юрко носились повсюду, хватая людей за ноги и роняя их на землю, чтобы набросится на павших и исполосовать их своими маленькими коготками и зубами. Эти существа создавали больше шуму, чем лили крови, но как приятен был этот звук для ушей. Дальнему вою оборотней, вторил клёкот гарпий – все дети ночи торопились к пиршеству.

Сидя на пороге пустого приютского дома, всех обитателей которого он прогнал ещё на рассвете, когда приходил за последним гостинцем для Элис, Джаспер наблюдал за пиром равных себе существ. В прежние времена, когда людей ещё было не так много, а кровь, бегущая по земле, не просыхала. Они убивали и убивали род людской, соревнуясь друг с другом. Он всегда был непревзойдённым фаворитом, ведь шкура его была прочна и нерушима, как тысячи обрамлённых алмазов. А затем человеческая магия начала крепнуть, и род их множился, подобно кроликам. Люди обзаводились домами, даже участками земли, которые тщательно оберегали от всякого зла. И дети ночи вдруг потеряли возможность оказываться внутри этих глупых деревянных строений ни днём, ни ночью. Люди заставляли их прятаться и вынуждали вести охоту лишь там, где она была скучна. Этим обманом он позволил всем своим братьям и сёстрам насладиться, быть может, последним кровавым пиром на ближайшее тысячелетие.

Мелодия смерти достигла крещендо, и, проходя между домов, вдыхая густой и терпкий запах крови, Джаспер вновь чувствовал себя, вышедшим из огня, таким же сильным и всезнающим наперёд. Перед ним снова расступались все дороги, непременно ведущие его к победам. Залитые с ног до головы кровью гоблины поднимали вверх свои маленькие ручонки, чтобы коснуться его бока; вампиры склоняли свои сытые головы в знак того, что он снова утёр им нос; русалки довольно щебетали, брызгая друг в друга алой от крови водой; оборотни сыто выли на луны, а он готов был боготворить ведьму, которая до последнего не желала, чтобы все это случилось. Но такова была тайна магии, которую он ей не передал: с естественной смертью ведьмы, живущей в деревне, падают все защитные оковы, пока другая из рода не придёт, чтобы защищать смертных от детей ночи.

Мир мог меняться, люди могли становиться умнее и злее, создавая все новые причудливые вещи, занимая все большие территории, заменяя тепло дерева на холодный камень; камень на сталь и стекло, поднимая свои дома все выше к небу, роняя свои души все глубже под землю, но миру магии никогда не суждено было изменить своих законов. Всем существам суждено было подстроиться под эти новые условия, спрятав свои сущности и желания глубоко внутри своих бессмертных, жаждущих крови душ, но жили они до сих пор по законам древнего мира. Входить в чужой дом могли лишь с приглашения; убивать лишь там, где мертва магия; надеется на то, что ведьма умрёт своей смертью и им будет дарован целый город для уничтожения.

Жаль лишь, что больше такого на его веку не происходило. Джаспер с упоением рвал людей во время кровавых и бессмысленных войн, которые те устраивали толи пытаясь возвысить одну расу над всеми, толи ради денег и природных ресурсов. Со временем его перестал интересовать этот вопрос, если люди желали убивать себе подобных, значит, он мог к этому присоединиться. Жаль лишь, что времена менялись, и ему все реже удавалось ловить детей над золотистой пропастью ржи. Вместо сытого урчания закаты все чаще стали вызывать в нем чувство неминуемой тоски.

И вот сегодня, когда мир был относительно спокоен и глуп, в новом двадцать первом веке, Джаспер сидел в парке, наблюдая, как неторопливо прогуливались влюблённые парочки; маленькие дети катались на велосипедах, громко смеясь; со стороны автомобильной дороги слышались громкие сигналы клаксонов - жизнь кипела даже на подступах ночи. Закатные лучи золотили его светловолосую голову, но теперь это не вызывало ни былого трепета, ни страха. Многие, пробегающие мимо него люди, были такими же светлокожими и золотоволосыми. Они смотрели на мир голубыми глазами, в которых хоть и не было магии, как у него, но было достаточно животной злобы, чтобы он ничем не выделялся из толпы.

Устало вздохнув и отбросив вечерний выпуск газеты в урну, он прислушался, пытаясь расслышать прекрасную мелодию колокольчиков, всегда знаменующую время кровавой магии темных существ. Его чуткие уши напряглись, выискивая в какофонии мегаполиса любимую мелодию, но не было слышно ни одного хрустального колокольчика, будто люди вдруг перестали умирать, став, как и он, бессмертными и всесильными существами. Правдой, разумеется, это быть не могло, просто магии, как и им, пришлось со временем спрятаться и стать незаметной среди миллионов пустых и глупых смертных. Ему хотелось бы сейчас перекинуться в свой истинный облик, почувствовать, как напрягаются мышцы, готовые к броску, и, впившись зубами в податливую плоть, терзать её, окрашивая светлую брусчатку в багряный цвет. Это было бы совершенное и прекрасное в своём безумии зрелище, о котором сразу же постарались бы забыть. Ведь на свете не может быть льва с длинным скорпионьим хвостом и лицом человека. И уж тем более невозможно, чтобы, открыв рот, этот человек оголил три ряда острых клиновидных зубов, которые так легко дробили кости и рвали плоть.

Конечно, ему бы хотелось заставить всех этих праздно гуляющих людей бояться его и уважать ночное время, которое издревле было отдано всем темных существам, но он больше не мог этого сделать. Никто из детей ночи так до сих пор и не смог свыкнуться с тем, что время их славы прошло. Настало время людей, убивающих себе подобных ради забавы или наживы, но никогда не в честном бою за жизнь. В понимании Джаспера, все охоты, которые он вёл, загоняя своих жертв в ловушки, были честными поединками. Ведь питаться нужно всем, а люди с начала времён были его пищей, возможно, и он бы стал ею для них, если бы люди были более сильными.

Где-то далеко-далеко на единой тонкой ноте зазвенел колокольчик человеческой души. Подняв голову к небу, которое уже начало темнеть, и щурясь от яркого электрического уличного освещения, он чувствовал себя тем самым простофилей, которого загонял в лапы смерти своим голосом и силой. Кажется, время поменяло их с человечеством роли местами. Они убивали магию, переставая верить в неё, мысли их теперь были полны всякой чепухи.

Устало покачав головой, он сбросил наваждение, вызванное тонкой далёкой мелодией, и зашагал прочь из парка, надеясь оказаться дома ещё до того, как электрические фонари разгорятся и ночь превратиться в день. Его сосед приветливо махнул рукой, закрывая крышку мусорного бака. Для них это было чем-то вроде ежедневного ритуала: нахальный рыжеволосый парнишка махал ему рукой, после того как выбрасывал мусор, и отправлялся на вечернюю прогулку. Наблюдая за тем как белёсые ноги соседа, исчезали за поворотом, он раздумывал, а не бросится ли ему вдогонку и, настигнув свою жертву где-нибудь в кромке леса, растерзать. В уме он уже представлял бесконечные заголовки утренних газет, описывающих зверское убийство, совершенное со звериной бессмысленностью и жестокостью. Он даже мысленно составил диалог с представителем власти, который будет опрашивать соседей.

- Что вы можете сказать о вашем соседе, мистер Уитлок? - ещё совершенно молодой и неумелый полицейский будет смотреть на него глазами овчарки, которая верит, что её преданность будет оценена по достоинству.

- Мы обычно лишь здоровались с мистером Калленом, когда я возвращался со своей прогулки, а он выбрасывал мусор и направлялся на свою пробежку - ничего более. Он казался мне слишком самонадеянным и нахальным молодым человеком, - с лёгкой полуулыбкой он ответит полицейскому полуправду, умолчав о том, что это он разорвал паренька на части, потому что его безмерно раздражало легкомысленное отношение Эдварда Каллена к его девушке. Кровь её пахла очаровательно, а плоть должна была быть мягкой и ароматной, а глупый парнишка совершенно этого не ценил. Хотя, быть может, он просто и не мог этого сделать. За бессчётное количество веков, прожитых среди людей, Джасперу так и не удалось понять, как смертные находят друг друга. Но все эти мысли всегда были лишь мыслями, он дружелюбно отвечал на приветствие Эдварда, спеша побыстрее укрыться в полумраке своего дома.

Каждый раз запирая за собою входную дверь, он чувствовал определённое облегчение: ещё один день прошёл, он смог удержаться и никого не убить. С годами необходимость в убийствах отпала, но иногда ему так хотелось впиться зубами в человеческую плоть и услышать хриплые, рваные мольбы о пощаде вместо глупого блеяния животных. Зверь может обрести человеческий облик, имя простого смертного, он даже может жить в доме и пользоваться такими же благами цивилизации, что и остальные, но из зверя никогда нельзя выжечь желания поохотиться на более слабых существ. Просто от скуки загнать кого-нибудь в тупик, чтобы понаблюдать как надежда и вера покинет их, оставив в полное владение страху и ужасу. Ему хотелось бы раскачивать свой длинный хвост и наблюдать как пристально эти жалкие смертные, чьи головы всегда полны завистливых мыслей, зачарованно наблюдают за смертоносным жалом, совершенно не обращая внимания на его пасть полную зубов. Ему снова хотелось ощутить себя царём людей. Именно поэтому, закрывая за собой входную дверь, он почти счастливо выдыхал, радостно думая о том, что удержался.

Джаспер почти задремал, удобно устроившись на ворсистом ковре, в который так приятно запутываться пальцами, когда раздался неуверенный стук в дверь. На ум тут же пришли все придуманные варианты бесед с полицейскими, и он усмехнулся, отгоняя эти навязчивые глупые мысли прочь. Если бы в его округе кто-то умер, он почувствовал бы этом первым.

- Мистер Уитлок? Джаспер Уитлок? – девичий голосок, чуть боязливый, но полный собственного достоинства доносится до его ушей. На его пороге стоит совсем маленькая и хрупкая девушка, рассматривая его огромными зеленоватыми глазищами, такими, какие обычно бывают у кошек, и ждёт утвердительного ответа на свой вопрос. Несколько веков Джаспер ждал того момента, когда огонь посчитает нужным вернуть Элис назад и вот теперь он смотрит на неё и не знает, как себя с ней вести. Теперь она такая красивая и живая ведьма, пусть и оставшаяся совсем крохотного роста.

- Все верно, моя маленькая овечка, - широко улыбается Джаспер, глубоко вздыхая прелый запах магии, буквально обволакивающий все вокруг. Элис насмешливо шмыгает носом и, начав упрямо сопеть, сжимает свои крохотные кулачки. Прекрасно понимая, что задолжал ей этот удар, Джаспер чуть наклоняется, с улыбкой замечая, как она зажмуривается, выбрасывая свой крохотный кулачок вперёд, невольно целясь ему прямо в нос.

Он дождался её, как и обещал.

__________

*Пробираясь до калитки (Роберт Бёрнс)