Свеча, зажжённая перед распятием Христа, нещадно чадила. Её жёлтый язык подрагивал. Приглушённый свет ламп, разгоняющий сумрак в католическом храме, мигал. На улице бушевало ненастье. Ветер бил в каменные стены и скрёбся в окна, украшенные витражами. Он пугал, что силён как великан. Он дразнил, будто злой проказник. Завывал, насмехаясь, всласть гуляя на окраине города. Дождь вторил ему. Стучал по крыше и щёлкал в окна крупными каплями, точно пулями.

Молодая монахиня стояла на коленях перед свечой и, держа сомкнутые ладони у груди, шёпотом молилась. Вздрогнула, оглушённая трескучим раскатом грома. На миг зажмурилась. В её памяти невольно всплыли картины ужаса войны, которые она видела, будучи ребёнком. Они с новой силой попытались вцепиться в её трепещущее сердце своими острыми костлявыми пальцами. Скелеты пережитой боли потянулись к ней, желая крепко-крепко обнять. Они оскалились ей черепами чувств, растерзанных смертью. Горячие слёзы подступили к её карим глазам, но вера прогнала от неё холод могил. Тёпло от святых слов потекло по ней, удерживая от безумного крика, от падения и агонии.

Вера подарила ей жизнь. Вера одного человека спасла её, когда сотни людей несли лишь гибель друг другу. Священник при миссии Красного креста выхватил её из рук матери, сражённой осколком снаряда. Вывез из страны, тонущей в гражданской войне. Он украл её у хаоса крови, нарушил законы, когда подделывал документы. Но это были людские законы. Закон Бога он не преступил. Подарил ей веру в жизнь, в свет, в то, что каждый может вызволить из пасти Ада не только свою, но и другую душу. Хотя бы одну.

Крик. Глухой удар за дверью.

Монахиня встала. Настороженно обернулась. Задумалась, не померещилось ли ей.

Свет колыхнулся, словно вдох и выдох прыгнувшего в пропасть человека. Дверь в храм сотряслась. Монахиня перекрестилась. Попятилась. Дверь была на замке, но животный страх заковырял в том отмычкой.

— Пречистая Дева Мария, — в нерешительности оглянувшись, прошептала монахиня.

За жертвенным алтарём была неприметная дверь, ведшая в служебное помещение и к комнате настоятеля.

Картечью крупных капель ветер ударил в окна. Новый раскат грома накрыл храм. Сердце монахини подпрыгнуло и приказало бежать, прятаться. Но за входной дверью вскрик, смешанный со стоном, сковал её душу. Она медленно двинулась навстречу страху.

— Господь, — её губы дрогнули. Бледные леденеющие пальцы вставили ключ в замок. Монахиня зажмурилась и отворила дверь. Холод и дождь хлестнули её по лицу. Судорожно вдохнув, она разомкнула веки и поперхнулась криком.

У двери валялась пара тел с неестественно вывернутыми конечностями и скомканными туловищами. Перед ступенями лежали куски рук, ног, головы. Кровь смешалась с дождём и грязью. На самих ступенях корчилась молодая женщина, одетая в чёрную кожаную куртку и брюки. Над ней высились трое мужчин, неистово бивших её ногами. Внезапно в руке одного из них что-то сверкнуло.

— Во имя Господа, прочь! — с отчаянием воскликнула монахиня и, сжав крест, висевший на груди, протянула его перед собой. Забыв об ужасе, она побежала к лежавшей на ступенях женщине. В памяти вновь вспыхнули картины взрывов, кровь родных, размазанная землёй. Она, как в детстве, словно ощутила тепло рук святого отца, уносившего её прочь от гибели. Они обнимали её, крепко прижимали в душе к свету. Она поняла, что не может взять и спрятаться, тем самым оставив умирать, одну бросив тьме боли эту женщину. Беззащитную, как ребёнок.

На удивление, мужчины отпрянули назад. Нечто, сверкавшее в руке одного из них, пропало. Их лица сильней исказили ненависть и ярость.

— Пойдём, дитя, — монахиня вцепилась в куртку женщины, стараясь подхватить ту подмышки. Поднять. — Быстрей. Помоги, Господи. Идём...

Выплёвывая стоны и сгустки крови, женщина поползла, стараясь помочь своей спасительнице.

Мужчины пришли в себя от неожиданного напора безрассудной храбрости слабой монахини и, оскалившись будто звери, пошли к ступеням. Вдруг сверкнула молния. Ослепительно. Невероятно близко. Гром треском небес сотряс землю. Мужчины прижали ладони к ушам и оступились. Оглушённая, с гулом в голове, монахиня втащила женщину в храм и захлопнула дверь. Провернула ключ в замке и, тяжело дыша, сползла на пол.

— Спасибо, Господи, — она поцеловала крест. Взглянула на окровавленное лицо женщины. Та рвано дышала и мелко вздрагивала. — Дева Мария, как же мне ей помочь? — плотно сжав губы, она поднялась на ноги. — Я сейчас. Только не умирай. Что-нибудь принесу из лекарств и вызову скорую помощь, — она побежала в служебные помещения, затем в комнату священника. Будто охваченная лихорадкой, похватала из запасов медикаментов настоятеля лекарства, которые ей, показалось, могут быть полезны. Прижав пакет с ними к груди, словно младенца, принялась звонить со стационарного телефона. Но в трубке висела предательская немота. Связь, очевидно, повредила буря. Бросив трубку, благодаря Бога, что святой отец после служения при миссиях Красного креста стал просто помешан на обладании запаса лекарств, поспешила к женщине. Миновав алтарь, остолбенела. Непонимающе начала всматриваться в лицо женщины. Медикаменты выпали из рук.

— Сестра, ты смотришь, как будто привидение видишь, — с улыбкой сказала женщина и отошла от распятия Христа, свеча у которого уже не горела, но хранила на себе красный отпечаток. — Разве вера тебя обязывает его бояться? — мягким тоном продолжила она. — Сестра! Да, именно сестра. Ты ведь помогла мне, — она подошла к монахине. Страшных ран на лице женщины уже было меньше. Теперь были видны голубые глаза. Холодные и пронзительно смотрящие. — Как тебя зовут? — она убрала упавшую ей на лицо светлую прядь волос, перепачканную запёкшейся кровью.

— Анна, — тихо ответила монахиня. Потянулась руками к кресту на груди.

— А я Дайнира, — женщина ей подмигнула. — Не бойся, сестричка, — она присела и собрала лекарства. Встала и протянула ей. — Держи.

— Тебе лучше, — сама не зная зачем, сказала Анна и взяла пакет.

— Твоими молитвами, — ледяная полуулыбка тронула чувственные губы Дайниры. — Не беспокойся, через неделю всё заживёт.

— Я рада, — растерянно, но искренне ответила Анна.

— Я тоже, наверное, — Дайнира подошла ближе к ней. — Зачем ты вмешалась? — она нахмурилась.

— Не могла и не хотела поступить иначе.

— Почему? — Дайнира медленно протянула пальцы к кресту на груди у Анны. Скривилась, словно от сильной боли, и опустила руку. Сжала пальцы в кулак. — Из-за веры, чтобы не потерять свою душу, если закроешь глаза на творящееся зло и попытаешься уберечь своё бренное тело?

— Важно не свою спасти, а уберечь душу ближнего. Я попыталась сделать, что могла, — с трепетом смотря в пустые голубые глаза, полушёпотом ответила Анна.

— Душу… — лицо Дайниры исказила гримаса муки. — Мою душу, — короткий злой смешок сорвался с её губ. Она отошла к алтарю. Стала вести по нём пальцами, будто когтями. — Её нет. Я демон, сестричка. Которая пришла подкараулить местного святошу. Поблагодарить его за упорное влезание в наш темный монастырь с вашими вонючими свечами.

Анна судорожно глотнула и попятилась. Она почувствовала, как начинает леденеть от страха, как кровь стынет в её бешено бьющемся сердце. Её лицо стало бледней мела.

— Собиралась разорвать его на куски перед храмом. Только вот встретила старых неприятелей, — Дайнира подпрыгнула и села на жертвенный алтарь, закинула ногу на ногу. — Они захотели большего, чем я желала им дать. Тут ты со своей верой влезла в демонические пляски. Глупый огонёк, — она вздохнула. — Миленько тут, — едва приметная улыбка чуть осветила её лицо.

— Уходи. Ты не можешь быть здесь, — выдавила Анна. Выронила лекарства и сжала крест.

— Могу, сестричка. Ты, святая душа, сама меня сюда провела. Через кровь впустила. Готовая принести своё сердце в жертву, — Дайнира спрыгнула и медленно пошла к Анне. — Я здесь как наконец-то вернувшаяся в хлев, давно отбившаяся от стада заблудшая овечка. Паршивая овца, правда, — усмешка. — Признаюсь, мне было интересно как-нибудь побывать в храме, сродни прикоснуться к вашему Богу и не обратиться в пепел. Почувствовать, как здесь снисходит его благодать. Но...

— Пожалуйста, уходи, — с навернувшимися слезами на глаза Анна выставила крест перед собой.

— Тут пусто, — Дайнира оскалилась. — Где священник? — хищный хрип обвил её голос.

Анна покачала головой. Мысленно поблагодарила Господа, что святого отца прямо перед ненастьем вызвали срочно в посольство Италии на встречу с кем-то важным.

— Ты не оборвёшь его жизнь. Я дам, подарю тебе почувствовать благодать. Она не в храме. Она течёт от Создателя в душу и сердце. Я разделю её с тобой, сестра, — раскинув руки, Анна резко кинулась вперёд и со всех сил обняла Дайниру. Прижала её, закричавшую болью, к себе, стремительно зашептала молитву.

— Это я подарю тебе свободу от страха тьмы, сестра! — прорычав, Дайнира схватила ладонями лицо Анны. Их взгляды, преисполненные противоположности, переплелись.

Храм затрясло. Облака чёрного и солнечного тумана облекли монахиню и демоницу. Закрутились. Схлестываясь и перемешиваясь, поглотили их. Разряд энергии полыхнул в помещении. Алтарь и входная дверь раскололись. Ряды скамеек загорелись неистовым пламенем. Витражи осыпались блестящей пылью. Свеча у распятия пала на пол. Анна и Дайнира пропали. Дождь не сгладил пожар. От храма вскоре остались руины. В глубине которых среди золы лежала нетронутая жаром свеча. С одной стороны она была бела как снег, с другой черна как сажа. Для неё не существовало времени. Она будто спящая душа ждала пробуждения, с какой из сторон её согреет огонёк веры. Но ветер судьбы всегда имеет шанс раздуть пламя с обоих концов.