Следующие долгие и звездные ночи прошли в абсолютной идиллии. Мы с Поллианной просыпались вместе и засыпали вместе, ходили на охоту, гуляли по ночному, веселящемуся Майами, сидели в уютных кафешках, наблюдая за смертной жизнью, и просто разговаривали. Иногда у меня возникало такое чувство, будто я встретил Лиан только вчера. Я так много о ней не знал, что сам себе удивлялся. Да, ей было тяжело рассказывать о своей смертной жизни, о том, как она жила в небольшой квартирке в Ирландии со своей больной матерью, которая медленно, но верно шла к смерти. Потом Поллианну забрали дедушка и бабушка, которые и купили тот белокаменный дом рядом с моим. Несмотря на то, что они никогда особо не ладили, после смерти ее матери – их дочери – стариков будто подменили, и они стали надежной опорой для Лиан.
Она рассказывала мне о том, как встретила Стива, и каким весельчаком он был. Я чувствовал угрызение совести за то, что отнял у Поллианны ее маленький рай, но принести свои извинения она не дала. Едва я открыл рот, Лиан посмотрела мне прямо в глаза и отрицательно покачала головой.
Она рассказывала мне о том, как ей нравится слушать шум моря и шелест листьев на ветру. Живя еще с бабушкой и дедушкой, ей нравилось после дождя идти в лес и молча стоять там среди обмытой благоговейными слезами природы. Это дарило ей успокоение, а иногда ей казалось, что она слышит в шепоте листвы колыбельные песни своей мамы.
Она рассказывала мне о том, как однажды, не сказав матери, проколола пупок, и какой та устроила скандал. Поллианна подлила масла в огонь еще тем, что выкрасила волосы в зеленый цвет. Ей хотелось быть хиппи.
Незадолго до смерти матери она выдернула злосчастную серьгу из пупка и выкинула ее в окно. Но разве это уже могло что-то изменить?
Да, Поллианне было больно вспоминать все, что она пережила будучи смертной. Ее сущность еще не до конца приняла свое новое обличие и отчаянно с этим боролась. Однажды это пройдет, только бы Старейшины дали нам время. Мне хотелось этого! Хотелось увидеть, как Поллианна наконец превратиться в вольную и амбициозную вампирку, которая будет скрываться от меня по всему свету, а потом, когда я устану ее искать, вдруг возратиться. Она обняла бы меня и поцеловала в щеку, словно своего стареющего отца, а потом бы с жаром принялась рассказывать о своих приключениях.
Вам ничего это не напоминает?
Мне –да. Так ведет себя Флер, (или вела?), с Лео. И представляя нас с Лиан на их месте, я задаюсь вопросом, а не ищу ли я себе вторую Флер. Я помню, как завидовал и злился, когда первое время видел их вместе с Лео. В ту судьбоносную ночь мог ее обратить я, а не Лео, но я струсил. Флер казалась слишком красивой, и мне стало страшно, что я попаду под ее чары. Но мой сентиментальный друг ни о чем таком не думал. Он влюбился в тот самый миг, когда взял ее на руки – умирающую, беззащитную и безумно красивую. И то, что Лео обратил Флер, не облегчило моей участи. В глубине души я смиренно за ней волочился.
А теперь у меня есть Поллианны. Она сидит рядом со мной и рассказывает о том, какой она была до того, как в ее жизни появился я. В этой тяге к Лиан не было ничего сходного с Флер, но я все чаще ловил себя на мысли, что Поллианна каким-то странным образом восполняет ее нехватку. Причина обращения Лиан была безысходность. Если бы она погибла, то эта невинная смерть была бы на моей совести, а я ненавижу губить жизни и без того несчастных. Я любил Поллианну, но по-особому. Предчувствуя опасность, я бы ушел от нее, навсегда бы исчез из жизни, стерев из ее прекрасной головки память о себе. Рано или поздно мне пришлось бы это сделать, будь она смертной. Рано или поздно та влюбленность, что жила в ее сердце заставила бы меня сойти с ее дороги и дать возможность найти свое счастье. Человеческое счастье, в миллионах осколков разбитого сердца и океане соленых слез, выплаканных из-за какого-то смертного негодяя. И я не философствую, а привожу данные своей собственной статистики.
Сами того не зная, люди создают для себя определенный свод законов, которые выполняют на подсознательном уровне. Если девушка должна влюбиться, то тот, что станет предметом ее страсти, непременно поступит с ней как последний подонок. Причем, так думает даже он сам, где-то на подсознательном уровне. Словно такое закладывается в генах, или где там еще.
Откуда такие познания? Я сам таким был, сам так же поступил с Эви. Хотя, да, у меня же хорошее оправдание – я попался в лапы Дэниела, который обратил меня в вампира.
А вот если подумать… Не отправься я в ту ночь в эту захудалую деревушку, чтобы снять грусть-тоску, встретил бы я Дэниела? Гостеприимный джентльмен, который спасает тебя от драки с каким-то любителями легкой наживы… Разве мог я не согласиться пропустить с ним кружечку за такое чудесное спасение?
Да, моя жизнь это не шахматная доска, а, скорее, катание на сноуборде: уверенно скользишь со склона, но в любой момент может накрыть лавина.
Сейчас мне вспомнилось, как Флер на третий год своего бессмертия пыталась выведать у меня, как я жил, когда был человеком. Она ходила за мной везде и всюду и канючила, словно ребенок: «Летеан, это же не честно! Ты знаешь обо мне все, а я о тебе ничего не знаю!»
Но я выстоял. Возможно, именно моя неподатливость нас и сблизила, ведь Лео всегда был раскрытой книгой. У него практически не было секретов, хотя он умел хранить чужие. Вот нонсенс!
Поллианна была таким сундуком Пандоры. Она умела хранить и свои тайны и чужие. Мне это в ней нравилось. После того, как я узнал о Маэстро, я увидел мою хрупкую девочку с другой стороны. Дай ей свободу и сил, и Лиан станет серьезным противником.
Я говорил ей об этом прямым текстом. Не в моих планах было хитрить, к тому же с тем, кто мне близок. Именно с Поллианной мне хотелось создать новое братство. Не думаю, что меня порадовало бы, если бы она вдруг обратила какого-нибудь и привела в наш дом, но вампиры часто влюбляются в людей, с этим ничего не поделаешь. За свои триста лет у меня было немного смертных увлечений, но я всегда знал, когда нужно остановиться. Другое дело Ланстер. Он обращал какого-нибудь несчастного чуть ли не ежегодно, и Дэниелу или Талису всегда приходилось их быстренько убирать. Если бы Старейшины пронюхали про такой беспорядок, нам бы всем пришлось туго. Правда, перед нашим с Поллианной бегством Ланстер, вроде бы остепенился. Наверное, его напугало появление Старейшин и он, наконец, понял, чем грозят такие забавы.
Дэниел обратил меня тоже не спросив разрешения Верховных, но когда он представил меня им, я удовлетворил все их требования. К смертной казни меня тогда не приговорили.
Когда такая же участь грозила Лео, я взял за него ответственность на себя. Ланстер просто был не способен тогда адекватно соображать. Он истерил и ползал на коленях перед Старейшинами, словно безмозглая шавка.
Интересно, когда нас с Поллианной поймают и приведут на Совет, Ланстер придет или будет отсиживаться где-то?
- О чем ты думаешь? – вдруг спросила меня Поллианна.
Мы сидели в гостиной. Она играла какую-то легкую мелодию на фортепиано, а я листал томик сонетов Шекспира.
- Да так, о жизни, - отозвался я, захлопывая книгу.
- О смертной или бессмертной? – улыбнулась она.
- О жизни в общем, - ответил я тоже с улыбкой.
- Я вот тут подумала, - робко начала Поллианна, небрежно перебирая пальчиками по клавишам. – Как Дэниел и остальные встретят меня?
Глаза по цвету равные летней бархатной ночи, взглянули на меня.
- Как равную, - ответил я.
Впервые в жизни я действительно это чувствовала. Не для того моя семья хочет нас видеть, чтобы изгнать Лиан, там что-то другое. Хорошо зная Дэниела, можно смело сказать, что он всегда найдет веские доводы, чтобы принять мою сторону. Смею даже громко заявить, что он самый лучший Создатель о котором мне когда-либо приходилось слышать.
- Они примут тебя полноправным членом семьи, - продолжил я. – Можешь не сомневаться. Не в правилах Дэниела обманывать и лгать.
Поллианна обвела комнату задумчивым взглядом, потом поднялась и подошла к окну.
В небе светила полная луна, которая скоро должна была пойти на убыль. Несмотря на ее холодный яркий свет, в комнате было мрачно и даже в какой-то степени жутко. Раньше я любил включать по вечерам свет, но теперь, живя с Поллианной, я больше этого не делал. Она боялась. Моя девочка глупо верила, что искусственный свет может ее испепелить. У нее вообще страх огня был самым страшным. Все вампиры бояться этого, но у Лиан он достигал просто исполинских размеров.
- А мне хотелось бы однажды сесть рядом с Дэниелом и расспросить о его смертной жизни, - вдруг тихо проговорила Поллианна, не отрывая взгляда от окна. – Мы бы жили в том большом доме в Англии, все вместе, как самая настоящая семья; собирались бы по вечерам в гостиной и весело беседовали…
Она тяжело вздохнула, и, обхватив себя руками, стала вглядываться в ночное светило.
- Если Мансур меня убьет, - снова заговорила она, - обещай, что не натворишь глупостей?
- Хватит нести ерунду, Лиан! – жестко одернул ее я.
Она посмотрела на меня с нежностью, которая больше выдавала ее безумие, чем истинное чувство.
- Это все равно случится, - сказала Поллианна. – Ты же сам знаешь, что они не дадут мне шанса. Я никогда не стану настоящим вампиром, я слишком слаба.
- Ты говоришь полную чушь! – настаивал я. – Послушай себя! Ты живешь в бессмертии всего два года, разве можно судить о дальнейшем существовании по такому малому сроку?! Я тоже проходил через то, что сейчас с тобой твориться. Это называется «кризис вечности» и его надо пережить, стиснуть зубы и набраться терпения. – Сам того не замечая я переходил на крик. – Вот увидишь, уже спустя полвека ты будешь думать о своих дурацких, не обоснованных высказываниях со стыдом. Не веришь мне? Спроси завтра у Дэниела или Флер.
- Мне хотелось бы чтобы вы с Флер были вместе, - спокойно проговорила Поллианна. – Она тебе подходит, она сильная…
- Причем здесь Флер?! – оборвал я Поллианну. – Тебе не кажется, милая, что ты становишься занудой похлещи меня? Каждый день ты твердишь одно и тоже. Хватит, Лиан. Перестань терзать себя и меня тоже.
Я просто готов был взорваться от негодования. Вскочив на ноги, я принялся расхаживать по комнате взад-вперед, пытаясь успокоиться и найти слова, чтобы убедить свою несчастную девочку.
Сделав глубокий вдох, я подошел к Поллианне и положил руки ей на плечи, заставляя посмотреть мне в глаза.
- Я с тобой! – прошептал я. – До конца с тобой! И никаких глупых обещаний я давать не буду, потому что тебя у меня никто и никогда не отберет.
На ее глазах выступили слезы. Она отчаянно старалась их сдержать, и это ей удавалось. Но кровавая пелена, что застилала ее зрачки лишила меня возможности видеть чувства ее души.
- Ты эгоист, Летеан! – еле слышно прошептала она. Подступившие к горлу рыдания сдавили голосовые связки и, наверное, причиняли ей боль.
- Что поделаешь, милая, - улыбнулся я, прижимая Лиан к себе, - я таковым родился.
Она обняла меня, прижавшись к груди изо всех сил. С ней никогда такого не было, и на миг мне показалось, что она прощается.
Поддавшись порыву, я стал покрывать легкими поцелуями ее лицо, слизывая кровавые слезы с ее холодных щек. В этот момент я любил ее так сильно, что готов был выступить против всего мира, лишь бы Поллианна осталась в безопасности. И тут мне подумалось. Неужели таков удел всех Создателей? Неужели эта самоотверженная любовь заложена в нас именно для тех несчастных существ, что мы обратили в нашу веру? И как называется то, что я сейчас испытываю? Угрызение совести за свою слабость или настоящая любовь вампира, которая ни кем не доказана, но, несомненно, должна быть.
Я не знаю, я запутался.
И последней моей надеждой была завтрашняя встреча. Возможно, увидев Дэниела, я все пойму и расставлю по своим местам. Возможно, воссоединившись со своей семье я, наконец, стану ощущать себя таким же неуязвимым и находчивым, каким был когда-то. Все надежды на завтрашнюю судьбоносную ночь.