Следы копыт Цейры, с трудом различимые под слоем свежего снега, сворачивали от ворот и терялись на заезженной улице. Но интуиция подсказывала Винтеру, что едва ли Илльера стала бы возвращаться тем путем, которым они сюда приехали. Так что Эрвин быстро доехал до вторых ворот и поспрашивал сторожей. Конечно, они ничего не могли рассказать, потому что не видели и не слышали никаких вооруженных мечом женщин. Но в конце концов один из них, отведя Винтера в сторону, шепнул, что утром, когда он делал очередной обход — а он делает их часто! — ворота оказались отперты. Большая балка была вынута из скоб, а створки — просто плотно прикрыты. После такого признания в кармане бдительного стража исчезла монета, а Беркут вскочил верхом и резвой рысью поскакал прочь от городка, всматриваясь в сугробы по сторонам дороги и выискивая, нет ли где цепочки следов. Но их не было. Илльера ехала прямо. И Винтер следовал за ней.

Солнце успело описать свой короткий зимний путь и склониться к западу. Эрвин не мог торопить Сапфира, потому что боялся упустить что-то на дороге, — но и ночью продолжать путь грозило тем же. В конце концов Винтер признал, что единственное, что оставалось, это остановиться на ночлег. Искать крышу над головой означало потерять время и уйти со следа, а ехать ночью наугад — риск пропустить момент, когда воительница оставила наезжанный путь. Так что после недолгого размышления Эрвин просто направил Сапфира прямо в заснеженное поле.

Конь высоко поднимал копыта, пробираясь в снегу почти по колено. Ветер наметал пологие белые дюны, которые словно волны разбегались вдаль. Под снегом скрылись грязь, клочья прошлогодней соломы, жухлые листья — и осталось только белое великолепие. Но Эрвин не любоваться собирался. Он высмотрел «дюну» повыше, соскочил с седла, утонув в мягком снегу выше колена, немного разгреб снег, утоптал его, сложил несколько поленьев, которые лежали в седельной сумке как раз на такой случай. Высек огонь и стал растапливать снег в котелке. Сапфир выпускал клубы пара из мягких черных ноздрей и переступал с ноги на ногу. Эрвин снял уздечку, ослабил подпругу и стал грызть сухарь, посматривая на оползающий по стенкам котелка снег. Когда последние белые островки растаяли, он поставил котелок на землю перед Сапфиром. Тот понятливо начал пить. Винтер вынул из седельной сумы покрывало, мешочек с овсом, повесил его Сапфиру на морду, когда тот напился, а затем, укутавшись в одеяло, лег прямо в сугроб. Белые стены снега закрыли все, кроме звездного неба над головой. Эрвин посмотрел на звезды, прислушался к похрустыванию овса на зубах коня — и уснул, велев себе проснуться до рассвета.

Небо едва-едва посерело, обещая скорый восход солнца, а Винтер уже снова был в седле. Путешествие продолжалось — пока дорога не уперлась в распахнутые ворота очередного городка. Эрвин был совершенно уверен, что с этой дороги Илльера не сворачивала. Значит, она здесь — ну или успела здесь побывать.

Часовой не стал присматриваться к Винтеру, едва разглядел рыцарскую цепь. Беркут же ограничился вопросом, где ближайший трактир. Оказалось, что трактир на весь город один-единственный. Туда Эрвин и направился. Если воительница останавливалась здесь — ее не могли не заметить. Хотя… в глубине души Винтер понимал, что скрываться она наверняка должна уметь не хуже, чем драться. А значит, никто не заметит — если она постарается. И потому хотелось надеяться, что она не слишком старалась.

Трактир — домишко в один этаж, обшарпанный, ничем не примечательный. Оставив коня во дворе, Эрвин, пригнувшись, зашел в не освещенный пока зал, где две служанки прибирали на столах, готовясь принимать вечерних посетителей. В углу сидело несколько пожилых крестьян, которые вполголоса обсуждали метели и грядущий урожай. Винтер отыскал взглядом хозяина — по другую сторону от высокой стойки — и после некоторого колебания заказал себе завтрак. Он мог обходиться почти без еды довольно долго, но сейчас резона морить себя голодом все же не было. Поручив хозяину накормить Сапфира, Эрвин сел на лавку спиной к стене и стал ждать, пока служанка принесет хлеб, яйца и холодное мясо. Когда девушка начала расставлять на столе миски и тарелки, Винтер улыбнулся ей самой доброжелательной улыбкой, на которую были способны обветренные губы.

— Не устаешь хлопотать весь день?

Девушка широко улыбнулась в ответ, потом взгляд ее упал на золотую цепь, лежавшую поверх камзола, и улыбка из игривой сделалась заискивающей и смущенной. Хотя было видно, что внимание незнакомого рыцаря с красивыми синими глазами и при оружии ей очень льстит.

— Я сильная. Да и работы по утру немного, мой господин.

— А вечером гостей больше? — Эрвин отпил из поданной ею кружки и качнул головой, выражая одобрение.

— Как повезет. Бывает, все столы заняты и комнаты. А бывает, даже ночевать никто не остается.

— Как думаешь, сегодня найдется местечко? Пусть до вечера и далеко пока.

— Для вас, господин, все, что пожелаете! Со вчерашнего дня мало кто задержался. Все еще на заре разъехались. А из одной комнаты и вовсе исчез гость…

Винтер насторожился. Хоть что-то необыкновенное. Даже если и байка — внимательно выслушав ее, он еще больше расположит к себе девчонку и потом сможет поспрашивать уже более детально про то, как выглядели вчерашние посетители и не оказалось ли среди них рыжеволосой женщины…

— Вернее, гостья. Я сама ей вчера ужин носила и посуду забирала. Думала, она и утром в комнате есть захочет. Заглянула — а в комнате-то пусто. Только плащ остался. А ее как ни бывало. Я испугалась, думала, нечистая сила, побежала к господину Броку. Он успокаивать стал, сказал, что ничего страшного не произошло и лучше просто все убрать, потому что та дама не будет возвращаться.

— И что же, убрала? — тем же спокойным тоном спросил Эрвин, чувствуя, как начинают зудеть пальцы от ощущения верного пути. Она тут была. Едва ли еще кому-то в этой глуши взбредет в голову скрываться из трактира посреди зимней ночи.

— Нет еще, — девушка опустила голову чуть смущенно. — Страшновато все же. Куда она могла деться. Вдруг…

— Тоже боишься исчезнуть? — Винтер усмехнулся. — Ну идем, покажи мне, что же там так пугает.

Он отодвинул пустую тарелку и встал, придерживая меч. Девушка шагнула к двери в глубине зала. Эрвин видел, как она нервничает и не может решить, должна ли она бежать бегом, пока странный, но такой интересный рыцарь не раздумал составить ей компанию, — или должна ступать помедленнее, чтоб ее подруга заметила, с кем именно она идет рядом. Беркут мысленно хмыкнул. Он успел заметить, что некоторые женщины в его присутствии становились беспокойными, взволнованными, старались казаться не такими, какими есть, старались понравиться — но не те, чьего внимания он в самом деле хотел. Не та… Или все же те? Из глубины памяти помимо воли выплыл образ светловолосой красавицы, надменной и холодной, сквозь зубы цедящей небрежные слова — и сводящей с ума просто тем, что стоит рядом. Ивон, исчезни, ты осталась в прошлом…

Неширокая дверь, за ней такой же маленький коридор. Служанка побоялась заходить в комнатушку и остановилась у стены, жестом показывая на царящий за дверью разгром.

Эрвин переступил порог машинально, не до конца сознавая, что делает. Потому что увиденное не укладывалось в ту картину, которую он себе представлял. Вернее, он даже не был до конца уверен, что именно ждал — только явно не то, что открылось взору.

Скомканный плащ. Свисающий до пола тюфяк, просыпавшаяся через прорехи в материи солома. Ремень седельной сумки, виднеющийся из-под сдвинутого наискось топчана. Отброшенный в дальний угол комнатки табурет, опрокинутый, с чуть надломленной ножкой. Как если бы по нему ударили чем-то тяжелым… И последней, самой последней каплей — меч, на треть выскользнувший из ножен, но оставшийся бесполезным. Ее меч. Он валялся у стены, отлетевший… отброшенный в скоротечной безумной ночной схватке.

Винтер медленно разжимал стиснувшийся помимо воли кулак и не мог сделать вдох. Он сам не понимал, почему от этого зрелища перехватило дыхание. Здесь не было пятен крови — да и разве кровь может напугать солдата. Здесь остались только следы отчаянной борьбы. Борьбы неравной, потому что из честной схватки Илльера смогла бы выйти победительницей. А раз нет — и раз не проливалась кровь — значит, забрали живой. Значит, что-то знали о ней. Обо всех них…

Но Эрвин не смог убедить себя в том, что его волнует только это. Не смог, хотя и пытался. Твердил себе, что Илльера может выдать их местоположение, их планы — но понимал, что гул стоит в ушах не поэтому. А потому, что прежде, чем она расскажет то, о чем спросят, ей будет больно. Очень больно. И эта боль внезапно резанула по сердцу, которому, казалось, давным-давно уже следовало заледенеть.

— А ведь кажется, я знал владельца этого меча, — голос Беркута прозвучал так же спокойно, как раньше, до шага в эту разоренную комнатушку, ставшую полем боя. — Пожалуй, стоит вернуть потерянную вещь хозяину.

Не оглядываясь, да и не ожидая возражений, Винтер подобрал с пола оружие, а после недолгого колебания и седельную сумку.

— Позови-ка мне вашего Брока. Да поживее.

Задавать вопросы и, тем более, спорить, служанка не осмелилась. Если хотел, Эрвин мог приказывать не хуже принцессы.

Когда хозяин трактира заглянул в комнатку, Винтер стоял спиной к двери. Но едва он перешагнул порог, как Беркут обернулся и, в одно мгновение оказавшись рядом, стиснул его плечо. Трактирщик попытался попятиться, но уперся спиной в стену и не смог высвободиться из железной хватки рыцаря.

— Где женщина, которая здесь ночевала? — прошипел Винтер сквозь зубы.

— Не ведаю, милорд! — дрожащим голосом отозвался трактирщик, который уже успел увидеть и цепь на шее, и меч у пояса, и огонь ледяного бешенства в глазах.

— Когда ее забрали? Куда увезли? Кто? Отвечай! — Эрвин встряхнул его. — Небось, решил уже и лошадь ее себе оставить, и вещи, и оружие? Продал бы заезжему торгашу?

Девчонка-служанка охала в коридоре, но зайти по-прежнему не пыталась. Теперь, быть может, уже не из страха перед магией, а просто боясь попасть под горячую руку. И правильно делала.

— Все берите, милорд!

— Ты еще смеешь оскорблять меня… — голос Эрвина прозвучал ниже, злее, и в нем загудела угроза. — Отвечай, пока я с тобой добр.

— До рассвета, милорд, до рассвета уехали! Солнца не видать было! Я не смотрел и не слушал, клянусь! Они дали денег и велели не лезть, куда не просят. Куда ехали — не знаю, клянусь жизнью, не знаю! Я не смел ослушаться…

— А приехали откуда? — чуть ослабляя хватку, спросил Винтер.

— Не видел!

— А что видел?! — рявкнул Беркут. — Ничего? Ты ослеп? Может, тебе и глаза не нужны?

Трактирщик побелел как снег и забормотал что-то о следах, которые поутру вели от оставленных настежь ворот к западу. И о том, что дорога проходит через городок насквозь и тянется дальше, к озеру.

Эрвин разжал пальцы и позволил испуганному мужчине удрать прочь из комнаты, потирая плечо. Глубоко вздохнул и, закинув сумку за спину, вышел следом. Служанка смотрела на него со страхом, но он вышел из трактира, не оглянувшись. Сапфир уже стоял оседланный. Рядом прядала ушами Цейра, которую как раз взнуздывал сам Брок. Он явно мечтал, чтобы грозный гость уехал как можно скорее и как можно дальше. В этом его желание полностью совпадало с желанием самого Беркута.

Зацепив длинный повод Цейры за луку седла, Винтер вскочил верхом и послал Сапфира вперед, почти сразу переходя на кентер. Он уже не знал, в самом деле не знал, куда спешит. Вернее, зачем. Но чувствовал, как время уходит безвозвратно, и дальше может случиться нечто непоправимое. Что именно — он не думал. Запрещал себе думать. Потому что впервые за последние годы усомнился в своей правоте, пусть и всего на мгновение.