(Элис)

Еще секунду назад ее ясный, почти детский голос печально звучал у меня в голове – и вот уже длинные грубовато-наглые гудки безжалостно ударили меня по ушам. Я всегда чувствую себя немного беспомощной, когда говорю по телефону. Это ненадежное средство связи, которое очень легко может сломаться, потеряться или разрядиться, могло придумать только такое несовершенное существо как человек. Обычно при разговоре по телефону мне придает уверенности способность предвидеть то, что собирается ответить мне собеседник. Так беседа получается значительно короче и продуктивнее. Однако, мне кажется, я никогда не смогу избавиться от того неприятного чувства, которое возникает у меня, когда собеседник без предупреждения – даже в мыслях! – вдруг бросает трубку, не оставив мне шанса сказать все, что я хотела. Я терпеть не могу недосказанность. Просто ненавижу.
Вот и сейчас во мне начало подниматься это знакомое чувство. Что-то среднее между яростью, негодованием и обидой заполняло всю мою грудь, подбираясь к горлу. Я не старалась заглушить его. Я стояла посреди людного парка в центре Монреаля – лучшее место, чтобы остаться наедине со своими мыслями, не привлекая внимания – и почти физически ощущала, как оно медленно растекается по моему телу, заставляя напрягаться все мышцы. Сколько вопросов я бы хотела еще задать, сколько слов – дружбы, любви, сожаления и еще очень много чего – я могла бы сказать нашему неизвестному ангелу-хранителю. Ангел-хранитель, именно этим именем я называла ее про себя, хотя внешность ее – строгая, почти неживая даже для вампира, вся в черном – настойчиво говорила о ее, скорее, демонической сущности. Я не хотела, чтобы она умирала. Я почему-то чувствовала, что она могла бы стать мне прекрасной подругой и… может быть, даже сестрой.
Со дня смерти Бэллы я ни разу не задумывалась о том, что кто-то, кроме нее, мог бы стать мне сестрой. То есть, у меня конечно была Розали и, хотя она и была порядочной стервой, я очень ее любила. Но мне нужен был кто-то действительно близкий мне по духу, кто-то, кто заполнил бы во мне те пустоты, те промежутки существования, которые не был способен заполнить никто из моей семьи. Даже Джаспер. Я помню время, когда я была полна – действительно, по-настоящему и окончательно - полна жизни. У меня была прекрасная семья: отец, мать, братья и сестра. Был замечательный и любимый Джаспер. Был Эдвард – самый лучший и понимающий на свете друг и брат, и была Бэлла –– моя самая близкая и единственная подруга и почти сестра.
Все дело было в этом почти. Эдвард, упрямый, как осел, занимался моральным самоистязанием в связи со своей концепцией о том, что у вампира нет души и после смерти он попадает в ад. И ничто – ни мои видения, ни разумные доводы Карлайла, ни даже любовь Бэллы и ее желание стать одной из нас – ничто на свете не могло его в этом переубедить. Все было бы не так страшно, если бы он не навязывал эту свою концепцию окружающим. В результате, мучились мы все. Эдвард – от того, что не мог себе позволить быть с Бэллой вечно. Я – от того, что видела (до самого конца видела!), что Бэлла все равно станет одной из нас, и хотела поскорее обрести в ее лице настоящую законную сестру. Розали все время шипела на нее, боясь нашего разоблачения. Джаспер мучился в ее присутствии от постоянной жажды. А все остальные мучились от того, что переживали за нас. Когда же Эдвард, наконец, решил, что пришло время Бэлле, наконец, присоединиться к нашей семье, было уже поздно.
Сейчас все было почти также, как и раньше, но опять «почти» - и поэтому совсем по-другому: та же семья, тот же любящий Джаз. Только вот Эдвард ушел безвозвратно, присоединившись к тем, кто убил с холодной жестокостью мою почти сестру, его почти жену.
Я с настойчивостью думала о незнакомке. Вновь повстречав родственную душу, я тут же снова теряла ее, неожиданно и быстро. Всего несколько минут разговора, с ее стороны довольно безразличного, с моей – несдержанно чувственного, зажгли где-то в глубине моего тихого сердца маленькое белое пламя. Оно холодком пробивалось сквозь твердую кожу и жгло мою совесть. Сегодня мои чувства были на удивление осязаемы, но, хотя они и причиняли мне боль, я не старалась сдерживаться. Я затянула ниточки воспоминания, пытавшегося улизнуть от меня, и снова увидела перед глазами тонкую фигуру в темном плаще. Странно, сознание как будто сопротивлялось, стараясь скрыть от меня не только будущее незнакомки, но и ее образ. Как будто властная неподвижная сила хотела стереть из моей головы даже память о ней. Я отчаянно сосредотачивалась, сильнее сжимая веки и пытаясь остановить ускользающий образ.
Я ненавидела себя – ведь я, по сути, сама отправила ее на смерть. Если бы я не кинулась защищать своего блудного братишку, который, к слову сказать, за все это время не предпринял ни одной попытки связаться со мной, у нее, возможно, был бы шанс выжить. А теперь… Я возмущенно всадила кулак в ближайшее дерево: оно жалко хрустнуло и повалилось на землю. В отчаянье я хотела еще и пнуть дерево, но вдруг почувствовала, как ярость подозрительно резко испарилась, уступив место спокойствию и умиротворению.
Я вздрогнула и тут же поняла, что настолько погрузилась в свои мысли, безуспешно пытаясь достучаться до незнакомой вампирши, что позабыла о том, где нахожусь. Я не только не пыталась справиться с эмоциями, но, даже наплевав на всякую осторожность, не удосужилась заметить, что была не одна. Как только я подумала об этом, знакомый запах ворвался в мой рот и ноздри, заполняя их до отказа. Как долго он стоял за моей спиной? И как долго я здесь простояла?
- Джаз? – неуверенно спросила я, все еще не поворачиваясь в его сторону, и тут же увидела перед собой его лицо, в сантиметре от моего. Через секунду мы уже сидели на низкой лавочке в отдаленном конце аллеи.
Мы молчали. Я ждала вопроса, мучительно пытаясь понять, слышал ли он мой телефонный разговор и, если да, то весь ли, а он, видимо, ждал, что я расскажу все сама. Наконец он не выдержал:
- С кем ты говорила?
«Он слышал», пронеслось у меня в голове, но я только глупо улыбнулась:
- С менеджером аэропорта.
Я знала, что он не поверил.
- И для этого ты пришла в этот парк? Одна. Никого не предупредив.
- Я же сказала тебе, что собираюсь в мастерскую. Мне нужно было отвезти картины в галерею… - черт, врать не выходило.
- Я был в мастерской и отвез картины. Они стояли там со вчерашнего дня, - заметил Джаспер без улыбки. – А зачем в аэропорт звонила? Что-то с билетами? – терпеливо спросил он.
«Он не слышал», мелькнула надежда. Его глаза обжигали мой висок, заставляя повернуться к нему, но я упрямо уставилась на неровную поверхность мокрого асфальта под ногами, боясь взглянуть ему в лицо.
- Да… Я узнавала на счет билетов, которые…
- Элис, - Джаз оставил попытки встретиться со мной взглядом и теперь серьезно и строго положил руку мне на плечо. – Почему мы разговариваем, как люди?
Я изобразила недоумение, но не подняла глаз.
- Ты можешь видеть будущее, - продолжал он. – Ты знаешь мой запах лучше, чем свой собственный. Когда в последний раз мне удавалось застать тебя врасплох?
- Он слышал, - я поняла, что сказала это вслух и пристыжено сжала губы.
- Да, я слышал, - кивнул он. – Я слышал, как ты просила ее дать тебе знать, если она выживет.
- Понятно, - наверное, он почувствовал, как тяжел был мой вздох облегчения.
Я молчала. Молчал и он. Теперь он просто ждал. Я знала, что он не заговорит первым. Он ничего не будет спрашивать, но и не позволит мне перевести тему.
- Я не могу сказать… правду, - еле слышно прошептала я, наконец.
- Кто она?
- Я не знаю, кто она, - честно ответила я.
- Значит, не скажешь?
Не дождавшись ответа, он легко встал и заставил меня, наконец, посмотреть на него. В его глазах не было ни обиды, ни раздражения, только забота и беспокойство. Лицо было напряжено.
- Мне нужно в мастерскую, картины забрать, - рассеянно сказала я, только чтобы услышать, как звучит мой голос, и тут же поняла, что ляпнула глупость.
- И как ты собираешься скрывать что-то от всех? – он, наконец, усмехнулся и заговорил быстрее и тише, шелестя своим низким голосом: – Пошли уже. Самолет через час, Эммет и Розали захватили твои вещи. Карлайл сказал, что мы пару дней поживем у друзей. Да-да, тех самых, с которыми Розали познакомилась в Германии, когда ездила выбирать рояль для Тани. Энди и Джун. Они тоже вегетарианцы, обещали показать, где лучше охотиться…
- Да? Здорово… - я почти не слушала Джаспера. Он специально говорил все эти маленькие банальные слова, давая мне возможность придти в себя. Иногда он требовательно смотрел на меня, ожидая реакции, реплики, не позволяя мне вновь погружаться в невеселые раздумья. Я знала, что он никому ничего не скажет, пока я не захочу этого. Но я была настолько сбита с толку, что мне было очень трудно собрать себя по кусочкам и стать обычной, веселой, адекватной – такой, какой привыкли видеть меня родные.
Всю дорогу до аэропорта Джаспер продолжал развлекать меня своей легкой болтовней, и я была безумно благодарна ему: несмотря на то, что он не был согласен с моей позицией, он принял мое решение – молчать о телефонном разговоре – и теперь преданно поддерживал мою игру. К моменту встречи с семьей я окончательно восстановила самообладание и теперь смотрела только в наше ближайшее будущее: мы долетим благополучно, Энди и Джун встретят нас, они приятные, радушные… пока ничего плохого не предвидится.
- Что так долго? – капризный звонкий голос рассек образ высокой темноволосой вампирши с золотыми глазами – Джун, и я увидела очаровательное недовольное лицо Розали. – И почему я должна тащить твои сумки??
- Хочешь, я за это донесу тебя до твоего места в самолете, Роуз? Мне не тяжело, - улыбнулась я, увидев, что у нее в руках была только моя косметичка.
Рядом появился Эммет, обвешенный чемоданами:
- Не бесись, детка, ты преувеличиваешь, - он на мгновение остановил свои губы на губах Розали и ушел сдавать багаж.
- 5 часов! Неужели нельзя было быстрее, - услышала я, оказавшись в объятьях Эсме.
- Мы отвозили картины, - многозначительно улыбнулся Джаз, спасая меня подготовленной фразой.
- О! Если бы этот засранец не сбежал к Волтури, мы бы узнали пикантные подробности того, как вы… отвозили картины! – подмигнул мне вновь появившийся Эммет.
- И не надейся! – засмеялась я, и боль, кольнувшая меня при упоминании "засранца" и "Волтури", исчезла. – Роуз, а что сейчас носят в Лондоне?
Я люблю летать на самолетах. Я не боюсь разбиться, не чувствую дискомфорта от перегрузок, у меня не затекают неподвижные руки и ноги, мне не нужно есть, пить, пользоваться уборной и бороться со сном. Я не волнуюсь, что что-то пойдет не так, потому что вижу будущее. Я не ощущаю времени: 10 часов до Лондона – это 10 часов отрешенности, созерцания, наслаждения. Я не чувствую все то, что делает путешествие на самолете неприятным для человека. Зато я чувствую много другого, того, что не может ощутить человек. Я чувствую прохладный – даже для меня – запах разреженного воздуха за бортом. Я слышу ровный стук спящих человеческих сердец, их спокойное дыхание, мягкий, не раздражающий аромат их горячей крови, к волнению которой я уже привыкла. Я чувствую сквозь рубашку гладкое плечо Джаспера, к которому прижимаюсь щекой, и закрываю глаза. Нет, я не устала, мне просто нужно расслабиться, отключиться от всего, пока все спокойно, пока все хорошо.
В два часа ночи к нам подошел Карлайл. Лицо его было озабочено. Как я ни старалась, он все-таки что-то заметил.
- Джаспер, - тихо, но строго попросил он.
Джаспер легонько сжал мою ладонь в своей. Я почувствовала, как по моему телу из крошечного клубка в груди до самых кончиков пальцев растеклось спокойствие.
- Спасибо, Джаз, - прошептала я.
Он кивнул, потом быстро встал и исчез в проходе между рядами. Карлайл опустился на его место. Его глаза настойчиво смотрели на меня, светясь темным бронзовым блеском
- Что-то мне неспокойно. Расскажи мне, что конкретно ты видела, - сказал он. – Что происходит в Форксе?
- Новообращенный вампир что-то натворил, Волтури придут, чтобы разобраться с ним, - ответила я заученной скороговоркой и улыбнулась ему, чтобы перевести тему.
- Нет, - он нетерпеливо покачал головой. - Я уже слышал это. Это действительно все, что ты видела?
- Да.
- Тогда посмотри еще раз. Что ты видишь?
Я послушно направила взгляд в Форкс – и ничего не увидела. Вообще ничего. Я попыталась увидеть наш дом – тоже ничего, дом отца Бэллы, где сейчас жили его внуки – тишина. Что-то случилось.
- Что? – я услышала встревоженный голос Карлайла.
- Ничего, - четко ответила я. – Ничего особенного, - уточнила я поспешно, чтобы он не понял меня правильно. Отсутствие Форкса в моем поле зрения также не предвещало ничего хорошего.
Карлайл вздохнул. Он не верил мне, но, видимо, спорить не собирался. Он уже хотел встать, чтобы вернуться к Эсме, и тут я увидела то, чего никогда не предполагала увидеть в своих видениях, то, чего я никогда не видела собственными глазами: резервацию. Я увидела дикий холодный пляж, клочки водорослей на темном песке, увидела небольшой каменный дом с неопрятной крышей, лохмотьями свисавшей над крыльцом. Я заглянула внутрь. Небольшая бедно обставленная гостиная, две крошечных спальни. На облезлом комоде у камина – фотография: старый индеец в инвалидном кресле, рядом с ним на диване – отец Бэллы. Это был дом Блэков. Он был пуст. Здесь давно уже никого не было. Я напрягла сознание, и мои мысли обволокли постепенно всю резервацию: она была пуста. Повсюду наспех брошенные дома, ни женщин, ни детей, ни…
- Волки, - сказала я громче, чем следовало.
Мой сосед сзади, полный седовласый мужчина, всхрапнул и плотнее завернулся в плед. Карлайл нервно взглянул на него и тронул меня за плечо. Я открыла глаза и увидела, что вся моя семья притихшей маленькой группой стояла рядом с Карлайлом в ожидании. Я видела, как вытянулся, сосредотачиваясь, Джаспер: он успокаивал людей, чтобы я могла говорить открыто. Когда он, наконец, кивнул мне, я почти неслышно проговорила:
- Волки исчезли. Я видела резервацию – там никого нет.
- А Форкс? Что в Форксе? – спросил Эммет.
- Ничего, она только что смотрела, - ответил за меня Карлайл.
- В том-то и дело, что ничего, - я поняла, что больше молчать нельзя, - я не вижу, что в Форксе…
Никто не двинулся. Пять пар горящих глаз смотрели на меня в ужасе. Я была уверена, что все члены моей семьи сделали правильный вывод из того, что я сказала: волки были в Форксе. И невозможно было узнать, сколько их там и куда они потом направятся.
- Элис, а как же Волтури? Ты видишь их? – это был голос Розали.
- Нет.
- А когда ты их видела? – голос Эсме звучал неспокойно.
- Я не видела их.
- Как??? – ахнуло сразу несколько голосов.
- Сколько сейчас времени? - спросила я.
- 2:15.
Они уже почти там. Мы все равно не успеем.
- Элис, ты должна нам все рассказать, - это уже был Джаз.
Ночной самолет до Лондона был наполовину пуст, и, чтобы не привлекать внимания, моя семья расположилась на свободных средних рядах боинга рядом со мной и Джаспером. Я опустила мелкие детали и подробности, связанные с моими личными переживаниями, и рассказ получился коротким. Незнакомка, обладающая исключительным талантом щита, на минуту позволила мне увидеть себя в нашем доме в Форксе и сказала о том, как мне сохранить в безопасности свою семью. Потом я рассчитала врем, позвонила ей и попросила, чтобы она позаботилась об Эдварде. Она согласилась, за себя просила не волноваться. Ах да, она планирует умереть. Вот и все. Пять часов, проведенных мной сегодня в общественном парке Монреаля – пять часов боли, переживаний и несбывшихся надежд – уложились сейчас в четыре безликих фразы, которые, тем не менее, повергли Калленов и Хейлов в глубокую задумчивость. Никто из них не спросил меня, почему я не рассказала об этом раньше. Мы хорошо знали друг друга и хорошо знали свою совесть. Незнакомка не боялась, что Волтури придут за нами, она боялась, что мы придем, почуяв их. Сейчас мы находились в небе над океаном, и никакая вампирская скорость не могла помочь нам добраться до штата Вашингтон за пять минут. И поэтому мы были в безопасности.
Джаз сидел неподвижно, выпрямив спину. Карлайл и Эсме молчали, их оцепеневшие глаза застыли в одной точке. Эммет и Розали еле слышно переговаривались. Я слышала их быстрый тихий шепот:
- Как ты думаешь, кто это?
- Вообще не знаю.
- Я тоже.
- А почему она это делает ради нас?
- Понятия не имею…
.
Я сидела, плотно зажмурившись, и пыталась нащупать тень незнакомки, решившей умереть за нас. Я вполне могла заглядывать в будущее и с открытыми глазами, но мне не хотелось нарушать темноту своего неведения картинками реальной жизни и отвлекаться, не зная, куда пристроить взгляд. Вот уже семьдесят лет я постоянно искала взглядом будущее Эдварда, искала – и не могла остановиться, надеясь на что-то. Вот и сейчас я надеялась на какое-то таинственное «вдруг», которое однажды покажет мне тех, кого я хочу увидеть.
Это случилось неожиданно. Я будто сорвалась в пропасть. Так бывает, когда налегаешь на неподдающуюся дверь, но не выдерживают петли, и со скоростью твоей силы тебя выбрасывает через проломленные деревянные ошметки. Видение длилось всего несколько секунд, но за эти мгновения я успела родиться заново и умереть самой мучительной смертью. Это невозможно. Но как я могла не догадаться! Я увидела их обоих.
Незнакомка упала на мокрую траву. Лица ее не было видно за длинными темными волосами. Над ней, придавив ее к земле, нависла Джейн. Она припала к шее своей жертвы и жадно и неосторожно пила ее: по ее губам стекала на платье густая черная струйка. Рядом, сверкая яркими красными глазами, боролся с тремя огромными вампирами Эдвард. В стороне валялись тела еще трех вампиров, а еще двое терзали мертвое тело рыжего волка. Незнакомка дернулась, и волосы скользнули ей на плечи, открывая лицо. Та же бледная кожа, только еще белее, чем при жизни, те же мягкие коричневые глаза, только теперь чернее и глубже.
- Все? – спросила она жалобно.
Теперь я узнала ее голос.
- Да, любимая, - ответил Эдвард.
В то же мгновение ближайший к нему вампир воспользовался моментом и рванул зубами его горло. Эдвард закричал.
Я в последний раз взглянула в родные, так давно и вновь обретенные и потерянные, полные боли лица – и видение исчезло так же внезапно, как появилось.
Они исчезли. А я продолжала неподвижно сидеть на высоте восьми тысяч метров, понимая, что ничего не могу сделать. Бэллу я уже много лет считала мертвой, Эдвард тоже давно умер для нашей семьи. Все было почти так, как и минуту назад. Но это маленькие «почти» не давало покоя и не приносило облегчения.