Глава 3
- Ничего не могу с собой поделать, - Джессика протирает каминную полку, пока я меняю постельное бельё, - такие дорогие вещи приводят меня в восторг.
- Да-а, возможно, - нехотя соглашаюсь с напарницей я, - но только тогда, когда всё это, - взгляд охватывает огромное пространство президентского люкса, - принадлежит только одному человеку, а не является предметом роскоши общественного пользования.
Джессика смотрит на меня взглядом «ты серьёзно?» и закатывает глаза. Как и я, Джессика из Штатов, но из Техаса. Невысокая, но фигуристая, с копной непослушных кудрей и типичным техасским акцентом. Она может заболтать до смерти кого угодно, но при этом она прямолинейна, что делает её терпимой. Я знаю, что, если ей что-то не нравится, она скажет это в лицо, а не будет пускать слухи за спиной.
- Но разве всё это не принадлежит одному человеку? - Джессика продолжает свои пространственные разговоры, но пока её болтовня не мешает работе, я слушаю её. - Насколько мне известно, мистер Каллен единственный владелец этого отеля.
- Господи, иногда я начинаю тебя бояться. Откуда ты только всё это знаешь?
- Но даже это не самое интересное, - вид у напарницы крайне самодовольный, и я жду очередного интересного факта. - Ты же знаешь Мики? Он работает в отеле уже третий сезон. Говорят, что мистер Каллен является непосредственным участником Коза Ностра.
Я сдерживаю смех, рвущийся из груди. Это самый большой туристический стереотип на Сицилии: каждый второй сицилиец состоит в мафиозной группировке.
Впрочем, судя по лицу Джессики, в слова Мики, который, видимо, просто хотел произвести впечатление на симпатичную американку, она беспрекословно верит.
- Знаешь, в таком случае тебе стоит быть осторожней. Вряд ли мистеру Каллену понравится, что рабочие отеля обсуждают его… э-ээ… личную жизнь.
После долгого трудового дня и прохладного душа я решаю, что у меня есть ещё силы на недолгую прогулку к морю.
Натянув первый попавшийся сарафан, я заплетаю ещё немного влажные волосы в косу. Собравшись, оставляю записку Элис, которая ещё не вернулась, что немного прогуляюсь. После совместного похода в банк две недели назад она больше не говорила об Эдварде, но всё же иногда я ловила её обеспокоенный взгляд, поэтому решаю не пугать её своим внезапным исчезновением.
Несмотря на предостережения Элис, я не могу сказать, что во мне сидит страх по отношению к моему первому мужчине. После перевода денег на операцию и долгого разговора с отцом я поняла, что потеря девственности с незнакомым мужчиной – это сущие мелочи. То, что сделал Эдвард, это, по сути, даже благотворительность. И где-то в глубине души я чувствую сожаление от того, что это разовая акция. И я не о деньгах, а о тех ощущениях, что были подарены мне в ту ночь.
Прогуливаясь по узким мощёным улочкам Палермо, мне кажется, что этот город никогда не спит. Где-то вдали играет музыка, зычные голоса лавочников призывают совершить покупки, а все жители, как единый и неугомонный живой организм.
Давая себе мысленное обещание когда-нибудь вернуться на Сицилию, я предаюсь размышлениям о различии менталитетов американцев и итальянцев.
Все следующие действия произошли слишком быстро: я не успела ни испугаться, ни позвать на помощь. Две сильные руки схватили и затащили меня в машину. Также резко мне засунули в рот кляп и надели на голову чёрный, не пропускающий свет мешок.
Одно время, учась в колледже, я подсела на детективы. Я прочитала много историй о похищениях. Чаще всего людей похищают для того, чтобы требовать выкуп. Если бы я могла, то рассмеялась в голос. Это не мой случай. Ещё одна причина похищения – это рабство или похищение с целью добраться до моих органов. Я не хотела быть рабыней, как в общем-то и жить без почки или части лёгкого.
Не понимая, как работает мой мозг, вместо того, чтобы пытаться что-то сделать, я на полном серьёзе сама с собой рассуждала о своих же предпочтениях. Быть чьей-нибудь рабыней всё же лучше, чем лишиться сердца и навсегда покинуть этот мир. Ведь, как говорят, выхода нет только из гроба.
Но слёзы потекли сами собой, когда я поняла, что больше никогда не увижу отца. А если после того, как ему сообщат о моей пропаже, с ним вновь что-то случится?
Дезориентированная, но полная решимости, я дёрнулась в сторону сидящего рядом тела, но была схвачена за руки и обездвижена.
Интересно, я попаду в Рай? По идее должна, ведь никаких смертельных грешков за мной не водилось. Конечно, я была в меру язвительна и иногда стервозна и … О, Господи, я надеюсь, мой незнакомец не был женат? Не могла же я переспать с женатым мужчиной? Будет ли этот секс засчитан, как секс во благо?
За размышлениями о милосердии божьем я и не заметила, как машина резко затормозила. Крепко держа меня за шею, меня вытащили и куда-то потащили. Неужели, чёрт возьми, нельзя поаккуратней? Тут же мысленно дав себе пинка за ругательство и идущие ко дну амбиции на вознесение моей души в райские кущи, я была грубо опрокинута, судя по тактильным ощущениям, на кожаный диван.
Окей, насколько удобно разделывать человека на диване? Неужто не жалко мебель? Но вступить в дискуссию с внутренним голосом мне не дали.
Его белая рубашка была залита кровью так, словно он в ней купался, в окровавленных руках дымилась сигарета, а рядом на столике стояла початая бутылка виски.
Он сидел в кресле с таким видом, как будто под его задницей, облачённой в дорогие брюки, как минимум трон английской династии.
Дикое желание сказать ему что-нибудь грубое, чтобы спустить его с небес, на которые я ещё пару минут назад так рьяно претендовала, к сожалению, было пока неосуществимо. Мешок с моей головы сняли, а кляп предусмотрительно забыли.
Глаза сами собой метнулись к его пальцам, проверяя наличие обручального кольца, которое я могла не заметить в прошлый раз.
Ничего.
Я почему-то обрадовалась, но тут же опомнилась. Всё-таки я заложница, и мне следует вести себя по-другому. Даже если у меня не собирались отнимать моё сердце, то только потому, что какой-то бедняга, судя по внешнему виду Эдварда, его уже лишился.
Он докурил свою сигарету, затушив окурок в хрустальной пепельнице, и встал, нависая надо мной дамокловым мечом.
Что же ему от меня нужно? Для чего всё это представление? Он хочет вернуть свои деньги обратно? Но ведь уже поздно…
Не заботясь о чистоте моей кожи, он касается испачканной кровью ладонью моего лица, приподнимая его за подбородок и заставляя смотреть ему прямо в глаза.
Я совершенно точно спятила, если даже после всего произошедшего нахожу его привлекательным. Мне бы трястись от страха, рыдать горькими слезами и пытаться предпринять попытку к бегству, но вместо этого я просто жду.
Он вытаскивает кляп из моего рта, лаская пересохшие губы.
- Мне понравилось тебя трахать.
Это комплимент? Я кусаю его за большой палец, и он отдёргивает руку, что-то шипя на итальянском. Я сплёвываю прямо ему под ноги, ощущая на языке солёный вкус крови.
- Что ты себя позволяешь? - ярость в моём голосе более чем осязаема, но ему хоть бы что.
Он снова пытается дотронуться до меня, но я рычу на него и пытаюсь отползти подальше.
- В прошлый раз ты была более сговорчивой, - на его губах зловещая ухмылка.
- В прошлый раз у меня была мотивация…
- Так дело в деньгах?
- Засунь свои деньги…
Он не даёт мне договорить и, хватая за ногу, тащит меня на себя.
- Я не хочу слышать из твоего рта больше ни слова.
С лёгкостью перекинув меня через плечо, он идёт к лестнице.
Знакомая до боли спальня, ванная комната и душ. Он опускает меня в ванную прямо в обуви и сразу же следом забирается сам. Эта ванная скорее мини-бассейн, в котором мне, возможно, удастся утопить одну хитрую змею.
Я пытаюсь ударить его ногой, но все мои телодвижения блокируются.
- Sì, ti calmerai o no, il diabolico spawn? (прим. авт.: да угомонишься ты или нет, дьявольское отродье?)
Я не понимаю, что он говорит, но явно ничего хорошего.
- Я утоплю тебя!
- Каждую нашу встречу ты грозишься причинить мне вред. В чём твоя проблема,
mio caro (прим. авт.: моя дорогая)?
Он снимает с себя рубашку и скидывает свои туфли, а вместе с бельём стягивает и брюки. Не стесняясь, прижимается ко мне и тянется за мою спину к крану, чтобы включить воду.
В этой просторной ванной, в этом большом доме мне становится тесно рядом с ним.
Я устало тру глаза:
- Чего ты хочешь?
- Тебя.
В голове голос Элис кричит, чтобы я бежала. Его руки в крови, как сигнал об опасности. Но я позволяю ему снять с меня босоножки, сарафан и трусики. Я клянусь сама себе, что сбегу от него завтра первым же рейсом.
Он спит, подмяв меня под себя и крепко прижимая к груди. Во сне он не такой уж и устрашающий. Скорее немного уязвимый и как будто бы уставший. Отчего ему уставать? От убийств и насильственных действий над невинными девушками?
Стараясь не разбудить дикого зверя, я пытаюсь выбраться из его объятий. Тихо ругаясь себе под нос, мне удаётся обезвредить эту бомбу спустя целых десять минут.
Я иду за своей одеждой, но ничего не нахожу. Хотя в этот раз у меня есть полотенце. Умывшись, я оборачиваю его вокруг тела и выхожу из ванной. Знакомый незнакомец по-прежнему продолжает спать, а я не хочу тревожить его как можно дольше.
В голове более насущные вопросы. Подняла ли уже Элис на уши всю Сицилию? Выгонят ли меня с работы за прогул? Можно ли назвать происходящее между мной и Эдвардом отношениями?
Я спускаюсь по лестнице в надежде найти женщину, которая была так любезна ко мне в прошлый раз, но в доме пусто. На диване нахожу свою сумочку. Вижу десять пропущенных звонков и пять смс-сообщений от Элис.
«Белла?»
«Белла, где ты?»
«Белла, ответь!»
«Белла, если ты не позвонишь мне до двенадцати, то я пойду в полицию!»
«Я сказала Марии, что ты отравилась, и тебе плохо! Прошу, дай мне знать, где ты».
До двенадцати у меня есть два часа. И в течение этих двух часов я намереваюсь объяснить Элис всё лично.
Я выхожу за вороты виллы босиком, но не вижу ничего, кроме бескрайнего моря и пустынной дороги.
Чёрт!
Я возвращаюсь в дом, понимая, что мне нужна одежда. Где-то же он должен хранить свои вещи. Через дверь от спальни, где спит Эдвард, я нахожу целую гардеробную. Ох, это действительно достойно восхищения! Бесконечные ряды мужской брендовой одежды, около ста пар различного вида обуви. Что за проблемы у этого мужчины?
Я выбираю чёрные боксёры из мягкой ткани, тёмно-серую футболку и носки, которые мне как гольфы, потому что, несмотря на общую высокую температуру, пол в этом доме чертовски холодный.
Стоя перед кроватью, я топчусь на месте, не решаясь прервать его сон. Я имею на это полное право, но что-то меня останавливает.
«Просто сделай это, Белла!» - приказываю сама себе я.
Он находит меня на кухне. На столе дымится кофе, и остывают блинчики. На нём серые брюки с острыми стрелками, чёрная заправленная рубашка, расстёгнутая на несколько пуговиц и открывающая кусочек соблазнительной кожи с завитками волос. Его лицо свежее и бодрое.
- Мне нужно на работу.
Не реагируя на мои слова, он молча наливает себе кофе, пододвигает тарелку с блинами и только после этого удостаивает меня своего королевского взгляда.
- Где ты работаешь?
Стараясь не усугублять, я перевожу дыхание и чётко и по слогам произношу название отеля.
- Я хочу, чтобы ты задержалась у меня на некоторое время.
Он произносит это так спокойно, как будто это что-то само собой разумеющееся, и я взрываюсь.
- Да мне плевать на то, что ты хочешь! У меня есть работа и обязательства! Ты и так перешёл все границы!
Моя ладонь встречается с его щекой, рождая на свет звонкий и агрессивный звук. Понять, что произошло, у него занимает несколько секунд, а ещё через несколько я лежу, прижатая грудью к столу с заведёнными за спину руками.
- Как же ты заебала, - шипит мне на ухо он.
Я пытаюсь вырваться, но он давит лишь сильнее, тем самым причиняя боль.
- Отпусти! - в глазах собираются злые слёзы.
- Ты уйдёшь тогда, когда я этого захочу. Ты меня поняла?
Он отпускает мои руки и делает шаг назад. По моим щекам текут влажные дорожки, застилая глаза мутной пеленой. Я пытаюсь оттолкнуть его и оббежать, стремясь к выходу, но он обхватывает меня под грудью одной рукой и поднимает над полом.
- Господи, дай мне терпения, - рычит он, привязывая мои руки к спинке кровати.
- Если Господь позволяет ходить по земле таким ублюдкам, как ты, то Господь нас покинул!
Он сжимает мои щёки большим и указательным пальцами, заставляя смотреть на себя. Его зелёные глаза буквально полыхают. Он похож на разъярённого зверя.
- Я отрежу твой проклятый язык!
- Только дай мне освободиться, и я заставлю тебя пожалеть, что ты вообще решил со мной заговорить!
Он отстраняется от меня и выпрямляется во весь рост, удовлетворённо любуясь своими трудами.
Перед тем, как закрыть дверь, он бросает на меня последний взгляд, и его голос ниже нулевой отметки термометра:
- Тогда в моих интересах не дать тебе освободиться.