2024-4-26

17

0

0

Странная это вещь — память… Вроде бы существует событие, когда-то испытанное и прочувствованное каждой клеточкой тела. Оно определенное, цельное, несет в себе только одну сторону правды, в любом случае, оно произошло когда-то. Но проходит совсем немного времени, новые события оставляют отпечатки, а то и шрамы в нашей памяти — и вот уже прежняя правда не кажется истиной, и внутреннего конфликта не миновать. И как же это назвать? Эдвард называл это взрослением, не физическим, конечно же, скорее ментальным. Всему виною был пережитый опыт, порой незначительный, но все равно чем-то полезный.

Сидя на бортике ванной и искоса наблюдая, как набирается вода, Эдвард в сотый раз перечитывает клочок бумаги, вслушивается в запах дикого зверя, пропитавший записку. Кривая ухмылка искажает безупречные вампирские черты, когда он в десятый, в сотый, в тысячный раз повторяет одно и то же слово. Такие едкие слова, противные, и в то же время до чертиков знакомые, вызывающие навязчивое ощущение ностальгии по былым денькам. И все-таки возмущению нет предела, Эдвард уверяет себя, что написано не о нем, что шуточная угроза адресована не ему.

Капли воды, движимые магией физики и сильным давлением струи, отскакивают от поверхности керамической ванны, жадно впитываются в бумагу, размывая черные чернила. Эд горько усмехается: как будто что-то свыше хочет защитить его от несправедливых оскорблений ДжейкобаБлэка. Нелепая мысль — разве у него может быть защитник?

Слышится тихий смех, неумело скрываемый Ренесми. Она перестала разговаривать со всеми со вчерашнего вечера, погрузилась в мысли, пронизанные страхом и болью, закрывшись в своей комнате. Эсми не сразу удалось вытащить ее оттуда — хотя бы чтобы накормить. Все это время дочь думала обо всем сразу, стараясь утаить от него главное — нежность и трепет, испытываемые ею к мальчишке Блэков. Ренесми изо всех сил маскировала свое общение с этим парнем, но новые, еще неизведанные эмоции были слишком сильны, чтобы ей это удавалось. Казалось, она и дышала-то теперь только для того, чтобы наслаждаться своей влюбленностью.Какая ирония судьбы: снова между заклятыми врагами камнем преткновения встает любовь! И стоило бы забрать у нее телефон, растоптать, или в кулаке растереть до пыли, а потом смыть в унитазе ту блестящую розоватую труху, что останется. Но что это даст? Вряд ли таким способом ему удастся вернуть себе уважение дочери.

Совсем крошечные кусочки бумаги заскользили в воздухе причудливым танцем, и плавно опустились в мусорное ведро.

Жажда правды давно поселилась в умах членов его семьи, которые хотя и не озвучивали годами копившиеся вопросы, но думали только об этом. Они построили много догадок, некоторые из которых были весьма близки к истине, но ни одна из них не включала в себя одно важное звено — погибшего Эджея — его сына. Эта игра в покер длится уже почти шестнадцать лет. Она остановилась на последнем ходу, когда один из игроков — Эдвард, решил поменять правила, оставив свою колоду под замком. А ведь он просто не хотел проигрывать, не хотел мириться с тем, что игра была коллективной, и его промах причиняет вред всей его семье. Но если задуматься, то победителей-то нет тоже. Давно уже пора открыться, признаться во всем, но чем больше проходит времени, тем сложнее это сделать.

— Я думала, ты собираешься принять ванну, — Белла нагоняет своего мужа уже на полпути к кухне, обхватывает его сзади руками и, подтянувшись на носочках, с нежностью целует в шею. Совсем как ребенок. Эдварду эта милая ласка всегда доставляет удовольствие, в такие моменты он чувствует себя нужным, и его супруга зачастую пользуется его маленькой слабостью.

Эдвард тяжело вздыхает, но ничего не говорит. Ему и не нужно сейчас объясняться, не нужно открывать свои чувства, ибо их с Беллой союз давно перешел на тот уровень, когда близкие люди понимают друг друга без слов, словно настроенные на одну волну приборы. И почему с их ребенком нельзя проделать подобное? Белла прижимается к мужу, кажется, еще сильнее, и Эдварда накрывает волна спокойствия и умиротворенности. Так приятно, что на секунду проблема по имени Джейкоб Блэк вылетает у него из головы.

Очередное пристанище его семьи было похоже на многие другие одной важной деталью — все комнаты словно перетекают друг в друга, а пастельных оттенков стены и многочисленное остекление придает ощущение бесконечного пространства — любимый стиль Эсми. Эдвард уже успел отвыкнуть от такого количества света, ибо их собственный дом был одним из тысячи обыкновенных семейных гнездышек, скрытых от внешнего мира за толстыми портьерами. Эдвард вспоминал мутноватые, слегка искажающие реальность окна его гостиной, за которыми извивалась кривая улочка, и то, как Белла разукрасила их витражом, превращая комнату в калейдоскоп красок. Маленькая кухня была оборудована бытовой техникой только из-за потребностей Ренесми. А на заднем дворе радовала глаз немного облагороженная прежними хозяевами лужайка, двухместные качели и пересохший прудик.

Белла не любила излишнюю роскошь, а Эдвард не мог отказать ей в удовольствии начать жизнь с чистого листа, будто бы они действительно молодожены, недавно съехавшие от родителей. Да и самому Эдварду была по нраву полная самостоятельность и отказ от прежних привычек. Они словно заново создали свой мир. Мир, в котором можно было притвориться человеком.

А тут опять каждая картина, каждая статуэтка словно тычет его носом в вампирскую сущность, и кажется, что все эти диковинные вещички издеваются над ним. Но окунувшись в атмосферу прежней жизни, Эдвард вдруг с удовлетворением отмечает, что все это время совершенно не скучал ни по роскоши, ни по комфорту, ни по родственникам. Он хотел лишь вернуть своего ребенка и снова отправиться туда, где жизнь протекала чуточку нормальнее, чем здесь. Эдвард хотел домой.

В новом доме Калленов только с приездом Ренесми столовая начала использоваться по назначению, а длинный овальный стол вернулся к своим прямым обязанностям. Эсми была рада наконец пустить в ход все столовые приборы, за которые она отчаянно сражалась на аукционах, да и Карлайлу доставляло удовольствие шуршать утренней газетой за столом, где кто-то в это время полноценно завтракал. В такие моменты он ощущал себя чуточку человечнее.

Но сегодня в столовой не было никого, кроме Ренесми, что в одиночку восседала среди множества стульев, не прикасаясь к еде и уткнувшись в экран своего телефона. По всей вероятности, протест все еще длился, хотя она и сама не могла определиться, чего ей хочется: бунтовать или покорно отбывать наказание. Эдвард решил, что ругаться бессмысленно, и счел за лучшее просто дать своей строптивой дочери время успокоиться, тем более, кому как не ему было понять, что творится у ребенка в голове.

Эдвард наклоняется над ней, заглядывая через плечо, и стремительным движением выхватывает средство связи. Ренесми не находя слов от возмущения хлопает ресницами, в смятении поднимает взгляд на него — вампира, лишившего ее радости общения, чья рука застыла в поучительном жесте, указывая на тарелку с овсянкой.

Эдвард слышит, как учащается ее сердцебиение, ощущает, как звуки застывают где-то в горле: дочь не знает, что сказать, поэтому нехотя берет серебряную ложку, начиная нещадно водить ей по тарелке. И в мыслях ее вспыхивает оправдание, которое она не решалась произнести вслух, чтобы не расстроить бабушку: «каша пересоленная, мне не нравится». Даже мысленно Эдвард улавливает виноватые нотки, тщательно скрываемые обиженным ворчанием по поводу отобранного мобильника. Так мило.

Эдвард не говорит ни слова, лишь примирительно вздыхает, и, вооружившись необходимым набором продуктов, принимается жарить блины. Может быть, они с Ренесми и в напряженных отношениях, но это не означает, что можно мучить дочь хоть и полезной, но невкусной едой. Какие-то минуты и вместо овсянки — тарелка блинов с джемом. И на лице Ренесми сияет улыбка, которую она не в силах утаить.

— Вот когда съешь все, что на тарелке, тогда и пообщаешься со своим другом, — Эдвард специально растягивает гласные последнего слова, а свободной от телефона рукой показывает виртуальные кавычки, сгибая указательный и средний палец. Он улыбается, когда Ренесми с преувеличенным усердием отрезает слишком большой кусок и, предварительно окунув его в блюдце с джемом, запихивает в рот. Эдвард садится рядом, наблюдая, как его ребенок с жадностью поглощает приготовленную им еду, и чуть ли не щенячьими грустными глазками цепляется за лежащий рядом с отцом смартфон.

Телефон неприятно дребезжит на столе, но Эдвард не позволяет любопытству взять вверх над порядочностью, и отводит глаза, чтобы не видеть сообщение, присланное мальчишкой Блэком, но в это мгновение слегка сожалеет о том, что отобрал у Ренесми гаджет, ведь содержание прочитанных ею посланий он бы знал даже против собственной воли. Однако даже временная семейная идиллия не позволяет игнорировать поселившуюся в его мозгу мысль, что словно паразит пожирает все другие, — Эдварду не терпится расставить все точки над "i" и, наконец, разобраться с ДжейкобомБлэком. Да и текст записки, наспех нацарапанной энергичным корявым почерком, никак не выходит из головы. Уничтожить бумагу оказалось легко, но избавиться от полных ненависти слов оборотня — невозможно:

"Пиявка-анорексик слезно обещал не показываться на моем горизонте хотя бы до того момента, пока я не сдохну. А теперь все семейство калечит моего ребенка. Как думаешь, следует ли мне разодрать его на части немедленно?

Если у тебя есть ко мне какие-то вопросы, то задай их лично, а не кружи вокруг, как голодная акула. Жду тебя в 9 p.m. девятнадцатого декабря. Панего-стрит, 9-1. Дж. Блэк"

До назначенной встречи еще больше суток, но какое это имеет значение, когда на кону стоит собственное эго? Эдвард уж точно не собирается ждать, получив заветный адрес, и только мысленно удивляется тому, как они не учуяли оборотней, вдоль и поперек прочесав все улицы Барроу. В том числе и указанную в послании. Эдварду не терпится покопаться в мыслях ДжейкобаБлэка в поисках разгадки.

Стеклянные двери легко поддаются его легкому толчку, мгновение — и прохладный воздух уже наполняет легкие Эдварда. Он даже останавливается на секунду, делая вид, словно заинтересовался собственными шнурками или мелким орнаментом на плитке, которой облицовано крыльцо, но на самом деле причина в нерешительности.

Что же он скажет Джейкобу спустя столько лет? Как он объяснит существование Ренесми? И не решит ли оборотень, что пятнадцать лет назад захоронил совершенно чужого человеческого ребенка, которого Каллены украли и выдали за умершего в родах вампиреныша, чтобы спрятать настоящего? Раз уж ему пришла в голову эта мысль, то почему и у Блэка не может она возникнуть в попытках найти объяснение появлению живого отпрыска у неспособной к деторождению Беллы?

Сигнализация машины оповещает его о готовности автомобиля к поездке, и он направился к гаражу, ощущая скрип снега под ногами. Карлайл окликает его еще до того, как он успевает коснуться двери гаража.

— Мне следует беспокоиться насчет оборотней? Вчера ты говорил что-то о квильетах, — Карлайл говорит спокойно, хотя мысленно он уже бьет тревогу. Слишком многое случилось, чтобы отец мог оставаться равнодушным.

Эдвард наблюдает, как его создатель непривычно опирается спиной о перила лестницы, старается казаться непринужденным. Он словно ожидает гнева в свой адрес, уже готовится получить в ответ колкие фразы сына. И Эдвард испытывает стыд за свое поведение, особенно теперь, когда на своей собственной шкуре почувствовал ненависть собственного ребенка. Ни одному родителю не пожелаешь такого. А ведь бунт Ренси длился всего несколько минут, пока они не поговорили, в то время, как Эдвард продолжает злиться уже пятнадцать лет.

— Надеюсь, что нет. Но в любом случае я держу ситуацию на контроле и все улажу. Тот мальчик, Ньют, как выяснилось, сын ДжейкобаБлэка. Нужно было еще вчера все рассказать, но я был поглощён Ренесми, извини, что заставил волноваться.

Эдвард наблюдает за реакцией отца боковым зрением, открывая кодовый замок гаража. Губы мужчины слегка изгибаютсяв легкой улыбке, которая сразу исчезает — мимолетное облегчение, словно солнечный луч скользнуло по лицу Карлайла. Он рад, что не придется связываться с незнакомой стаей, и в тоже время сильно раздосадован тем, что не смог помочь ребенку старого знакомого, пострадавшего из-за его семьи. Да и то, что не представилось возможности объясниться и принести извинения его разочаровывает тоже. И Эд, слыша каждую мысль отца, не может запретитьему отправиться на встречу с Блэком вместе с ним, к тому же дипломатический опыт Карлайла может пригодиться во время переговоров.

А Карлайл не мог отказать, к тому же он знал — это приглашение было чем-то большим, чем просто поездка к давнему не то другу, не то врагу, когда-то оказавшему его семье неоценимую услугу. К тому же, Белла будет рада возобновить отношения со стариной Джеком, она всю ночь только об этом и говорила. Вряд ли будет возможность вернуть былую дружбу, но хотя бы можно будет устроить этим двоим разговор по душам, главное — каким-то волшебным способом уговорить Блэка опустить в разговоре с ней причину, по которой он ни разу не дал о себе знать после рождения Ренесми.

***

Дом, адрес которого был указан в записке ДжейкобаБлэка, ничем не отличался от других, расположившихся по сторону от него. Только вот запах выдавал оборотней с потрохами, но почему-то лишь сейчас, а не прошлой ночью, когда они в ужасе гнали от себя скверные мысли о судьбе Ренесми. Небольшое двухэтажное строение покрыто тонким слоем изморози, из-за которой не сразу можно заметить даже его цвет — серовато-голубой. Крыша, слегка покосившаяся и нуждающаяся в ремонте, уже украшена рождественскими гирляндами и фигурками оленей, которые замерли в одном шаге от того, чтобы упасть кому-нибудь на голову, когда порывистый ветер сорвет их ненадежное крепление.

Эдвард направляется к двери, немного сомневаясь, стоит ли ему вообще здесь находиться. И, возможно, не будь позади Карлайла, он бы струхнул и уехал отсюда подальше. Но путь к отступлению отрезан, и не остается ничего другого, как нажать кнопку звонка.

Тишина.

Эдвард прислушивается: за дверью в доме негромко работает телевизор, часы тикают, кажется громче, чем телеведущий рассказывает сводку минувших происшествий, а мотор холодильника заглушает все остальное. Только тихое биение сердца и ровное дыхание оповещает вампиров, что они приехали сюда не напрасно. Эдвард еще раз давит на кнопку звонка, и сердечный ритм обитателя дома ускоряется. Тихие ритмичные шаги шелестят по скрипучему полу. Видимо кто-то только что проснулся, и едва ли это Джейкоб — мысли этого человека плавные, воздушные, без злобы за нарушенный покой и без намека на ожидание неприятных объяснений с вампирами. В них только заинтересованность в том, кто же мог навестить этот дом так рано.

Проходит не больше минуты, как слышится скрежетание дверного замка, и теплый воздух облачком пара взлетает над наличниками и выше, а почти забытый удушливый запах псины наносит удар по обонятельным рецепторам. А затем перед вампирами предстает женщина, укутанная в длинную шерстяную кофту. Она часто моргает спросонья и зябко прячет худые руки в растянутых манжетах, а потом поднимает на Эдварда глаза цвета топленой карамели, покрасневшие от бессонной ночи и пролитых за последнее время слез. Вампир ощущает себя неловко, вторгаясь в личное пространство этой незнакомой женщины.

— Добрый день, могу я увидеть ДжейкобаБлэка? — Эдвард говорит заготовленные фразы, а весь его разум отчаянно мечется среди мыслей хозяйки дома, выискивая ниточку, которая позволила бы наспех создать правдоподобную легенду, объясняющую причину столь раннего визита. Женщина чувствует исходящую от незнакомцев угрозу, но сознание ее для Эдварда, словно открытая книга.

Вампир видит все: долгий перелет, Джейкоба, держащего ее за руку и ничуть не изменившегося за прошедшие годы, и самого себя — источник опасности. Женщина боится, что незваные гости принесли плохую весть о ее детях, недавно улизнувших из дома. Сердце ее сбивается с ритма, а глаза наполняются непрошенными слезами. Миссис Блэк держит себя в руках, повторяя мысленно, как заклинание: "хоть бы были живы, хоть бы были живы, хоть бы были живы…"

— С вами все хорошо? — вмешивается отец, испуганный состоянием женщины. Карлайл, который не знает истинных причин беспокойства миссис Блэк, успевает предположить самое страшное — что дружок Ренесми пострадал намного сильнее, чем все они надеялись.

— Да, все в порядке. Могу я узнать, по какому вопросу вы сюда пожаловали? Джейкоба сейчас нет, он еще не вернулся из Уэнтрайта, но уже на пути домой. Можете зайти позже или оставить для него информацию, я передам, — женщина дрожит на холодном ветру, и вдруг с недоумением замечает, что ее гости стоят на улице без теплых курток, в обычных свитерах, совершенно не обращая внимания на собачий холод. Эдвард понимает свою ошибку, и тут же предпринимает попытку ее исправить — вздрогнув, ежится и потирает друг о друга холодные руки. Он обхватывает себя за плечи и переносит вес своего тела с ноги на ногу, будто ему тяжело стоять. Женщина же тут же смущается: — Простите, я не предложила вам войти. Просто растерялась — не ожидала, что кто-то решил навестить меня так рано. Проходите.

Миссис Блэк немного отступает, прислоняясь спиной к стене в узкой прихожей. Сейчас она начинает сомневаться в целесообразности своего гостеприимства, но успокаивает себя мыслью, что вряд ли маньяки или насильники заявятся в такую рань. К тому же визитеры упомянули Джейка, которого никто из посторонних в городе не знает — максимум, они могли бы спросить Пола или Рейчал.

Эдварда огорчают такие скверные мысли, но он гонит их от себя, уверенно входя в небольшую лачугу волков, впитавшую их запах, словно губка. Почему они его не заметили раньше? Как могли упустить этот запах?

— Так кто вы и чем я могу помочь вам в отсутствие мужа?

Эдвард задумался над тем, как ему лучше представится, едва ли миссис Блэк достаточно осведомлена, чтобы можно было ответить, что он — вампир, давний знакомый ее мужа — оборотня, которому в момент тяжелых жизненных испытаний доверил своего мертвого сына. Да и историю Беллы вряд ли будет уместно открывать. Но и незнакомцем с улицы не прикинешься, вероятность того, что тут вообще кто-нибудь знает только что прилетевшихБлэков, особенно Джейкоба, практически равна нулю. В этом городке, как и в любом другом мелком городишке так давно повелось — либо тебя знают все, либо никто не знает. Значит, придется врать, а самая лучшая ложь — это частичная правда.

— Эдвард Каллен, рад знакомству, — ответ последовал всего через мгновение после заданного вопроса, так что хозяйка дома и не заметила, как тщательно ее юный гость обдумывает свои слова. — Я знакомый Джейка из Форкса. Он написал мне недавно, что вы ищите своих детей, близнецов. Я хотел обсудить с ним варианты поисков, и необходимость подключения полиции.

Губы женщины горестно кривятся, Эдвард не сразу понимает, что она едва сдерживает рвущиеся из груди всхлипы. Она горюет, но держит себя в руках. Очень сильная женщина. Миссис Блэк переводит взгляд на Карлайла, и тот мгновенно перехватывает инициативу.

— Карлайл Каллен, я старший брат Эдварда.

Эдвард невольно хмурится: новая легенда их клана вызывает у него протест всякий раз, когда он ее слышит. Ему не нравилась она с самого начала, однако гордость не позволяла попросить создателя вновь представлять его как сына. Но он не мог не признать ее целесообразность — Карлайл намного убедительнее смотрится как дядя Ренесми, а не как дедушка.

— КристианаБлэк, — отвечает хозяйка дома.

***

Время тянется слишком медленно. Эдвард уже в десятый, сотый, тысячный раз рассматривает вещицы одну за другой, пытаясь отвлечься от мыслей Кристианы, которые мечутся между желанием выгнать неделикатных гостей и облегчением, что они все-таки не уходят — миссис Блэк находит утешение в общении с теми, кто хотел помочь.

Карлайл подхватил ложь очень легко и, достав из своей машины карту Барроу и близлежащей местности, вполне убедительно начинает выстраивать предположения о возможном местонахождении близнецов. В конце концов за те пять часов, что Каллены провели в доме на Панего-стрит, им удалось узнать о Джейке очень многое. Во-первых, они с удовольствием убедились, что жена Блэка ничего не знает о существовании оборотней и вампиров и не подозревает, что ее дети, вероятнее всего, унаследовали роковой ген их отца. Ну, и во-вторых, выяснилось, что от оборотней было не так уж и тяжело избавиться — как только Блэки найдут своих детей, они вернутся домой, в Детройт.

Кристиана усаживает гостей на кухне, пока готовит чай. Карлайл и Эдвард с интересом рассматривают огромный фотоальбом, который женщина привезла с собою, чтобы в случае привлечения к поискам волонтеров можно было выбрать более ли менее качественные фотографии своих детей. И хотя Эдварду уже имел представление о причинах визита Блэков в Барроу, но истории миссис Блэк привлекают его внимание — выясняется, что в Барроу есть еще один оборотень квильетской стаи — Пол Лейхот.

— Джейкоб не поддерживал отношений со своей семьей. Да и я, признаюсь, никогда особо не интересовалась жизнью сестер моего мужа, впрочем, они в нашу жизнь тоже не вмешивались. Однако так уж вышло, что когда мы с Джейком немного встали на ноги — дети подросли, и ссуда за дом была выплачена, — судьба нам ниспослала нежданных гостей, — Кристиана сделала несколько глотков горячего чая, и перевернув пару листов альбома, ткнула пальцами в небольшое фото. — Не знаю, как Рейчал нас нашла, но понимаю, что ей двигало — крайняя степень безысходности. С Полом тогда было что-то не так, она говорила, будто бы тот озверел, очерствел. Ее он никогда не трогал, но детей не щадил, и в какой-то момент Рейчал просто поняла, что если так пойдет и дальше, то с Эшли и Элли может случиться что-то нехорошее. На тот момент я была не готова заботиться еще о двоих детях, хотела подыскать варианты решения проблемы, но Джейк выбора мне не оставил — мы забрали девочек к себе, и считай, что у нас уже пятеро детей. Рейч клялась, что как только найдет приличную работу, так сразу заберет девчонок, да и нам поможет со многими проблемами. С этими словами она пропала на два года.

Кристиана ненадолго замолчала, задумавшись, словно вспоминая, как все было на самом деле. Карлайл ее не торопил, ему хотелось узнать развязку. Не нравилась ему эта история, его обостренные инстинкты предупреждали, что вскоре должно произойти что-то нехорошее.

— И вот они появились вновь, уже как семья, как муж и жена. Подарки детям привезли, как будто пытались этим искупить свое долгое отсутствие. И тут фраза — мы уезжаем в Барроу, собирайтесь девчонки! У детей истерика: Эшли в колледж поступает, у Элли — переходный возраст, первая любовь, друзья, школа. Как такое бросить? Променять на это место, где прогулка может закончиться обморожениями? Я их несколько дней успокаивала, просила одуматься Рейчал, предлагала обустроиться в Детройте, у нас и работа для них хорошая была. Но Полу позарез был нужен этот рыболовный бизнес, хотя почему именно здесь — он так и не сказал. В общем, это только цветочки. Пытаясь успокоить чужих детей, примирить их с родителями, я совершенно не заметила, что в странном дальнем родственнике мои собственные сыновья увидели героя. Близнецы из шаловливых подростков за считанные дни превратились в неуправляемых бунтарей, зато за Полом холили как привязанные. Я не знаю, как это произошло, в мысли лезет лишь страшное: вдруг этот человек подсадил моих мальчиков на наркотики или в секту какую-нибудь втянул? Ну не могли оба ребенка так стремительно и кардинально поменяться! Это немыслимо! Здесь явно что-то криминальное: зачем взрослому мужчине эти юнцы?

Эдвард почувствовал, как холодок пробежался по спине. А ведь действительно, зачем взрослому волку племянники, которых он и не видел раньше ни разу? Да еще и на территории вампиров, о которых он просто не мог не знать, хотя и очень усердно скрывался от них. Каллен Пола помнил очень хорошо, помнил и его несдержанный характер и откровенную ненависть ко всем ко всем бессмертным. Но неужели эта вспыльчивость переросла в шовинизм? Уж не армию ли он готовит? А иначе, зачем держать юных оборотней рядом с вампирами, когда им контролировать себя особенно трудно?

Слезы уже не скрываются, всхлипы не сдерживаются, но миссис Блэк продолжает говорить:

— Я себя чувствую так, словно у меня украли детей именно тогда, когда казалось, что я сумела отстоять право на племянниц. Рейчал позвонила нам только через неделю после побега Ньюта, а значит, близнецы у них жили больше десяти дней. Я просила вернуть их обратно, посадить на самолет, даже готова была найти деньги на билеты для всех пятерых, но Пол кинул что-то типа: "я воспитаю их мужчинами", оборвал с нами связь. Джейкоб тогда пришел в дикую ярость, разгромил полдома. А когда узнал, что наши документы чудесным образом постирались в стиральной машинке, перевернул остальную часть дома. Боюсь, что когда он найдет Пола, то сотрет его в порошок. Не было и речи о том, чтобы остановиться в доме Лейхотов, хорошо, что Рэйчел дала нам ключи от этого рыбацкого домика.

Постепенно Эдвард понимает, почему не почувствовал вчера запаха оборотней — их еще и не было здесь. Они приехали совсем недавно, наскоро перевезли вещи сыновей, свалив их все в небольшую гостиную с камином. Но теперь его интересовало, где находится дом, облюбованный новой стаей волков. Необходимо в ближайшее же время разобраться и с Полом, ибо он явно творил что-то темное.

Эдвард осторожно проводит рукой по ровной стопке исписанных нотных листов, читая музыку, заключенную в черных символах нот. Ни одна мелодия не была ему знакома, но каждая была восхитительна, хотя бы в его голове. Эдвард с трудом подавляет желание бросить все и кинуться домой, к роялю, пальцы так и зудят сыграть это. Ох, как же давно его руки не касались гладкой поверхности клавиш!

— … позвоните мне, если что-то пойдет не так, — Эдвард с ужасом замечает, что потерял нить разговора Карлайла и миссис Блэк, но их общение уже, кажется, перешло на новый уровень –хороших знакомых. Кристиана приняла темную визитку, и сейчас водит пальцами по бархатной рамочке картонки. Она из вежливости пробегаетпо ней глазами, и удивленно приподнимает брови:

— О, так мне стоило называть вас "доктор Каллен".

— Прошу вас, просто Карлайл.

— Джейк никогда не говорил, что у него есть знакомый доктор, хотя следовало…

Карлайл собирается уточнить, что именно она имеет в виду, но надрывный рев работающего на износ двигателя и визг тормозов заставляют их прервать беседу. Однако Эдварду достаточно и тех воспоминаний миссис Блэк, что печальными тенями скользят в глубине ее сознания.

Мысли ее устремляются в минувшие дни, когда она с огромным животом и жуткими болями в спине обивала пороги всевозможных больниц, в надежде найти кого-нибудь, кто смог бы вылечить ее ребенка — мальчика, спящего на стульях в ожидании приема. Но никто не смог помочь за те скудные деньги, которыми располагали Блэки. Эдвард видел ее глазами Джейкоба, денно и нощно работающего в мастерской и, слово студент перед сессией, усердно штудирующего медицинские справочники во время коротких перерывов на отдых. Оборотни не должны стареть или меняться, пока не прекращают перекидываться, но в мыслях Крис Эдвард видел совсем другого Джейкоба — измученного не выспавшегося зомби, отдающего всего себя на растерзание жизни, только для того, чтобы облегчить существование своей семье. Того, кто винит себя в отчаянии своей жены, в том, что не может помочь своему ребенку, здоровье которого напрямую зависит от денег.

— …Ты ужасно водишь, больше за руль тебя не пущу, — слышится с улицы. Голос Джейка, кажется, изменился тоже. Вместо подросткового ехидства в нем теперь звучит мужская серьезность. И Эдварду вдруг хочется сбежать, уйти отсюда через окно, но только не встречаться с ним — с собственным прошлым.

Хлопают двери машины, и на лестнице слышатся тяжелые шаги. Тихое проклятье в адрес вампиров срывается с губ оборотня — он учуял своих гостей. У Эдварда перехватывает дыхание от волнения, когда ключ скрежещет в дверном замке.

Но в ту же секунду на смену всем остальным эмоциям приходит восхищение… Мелодия. Чистый и прекрасный мотив, рожденный чужим сознанием. Даже в мыслях Эдварду не повторить его с тем совершенством, какое он слышит в чужой голове. Легкий звон, соловьиное пение — словарного запаса не хватает, чтобы это описать, все чувства оживают и очищаются, становится легко, душа откликается самыми приятными воспоминаниями… И все это благодаря короткому набору звуков, что прерывается также неожиданно, как и возник. Эдвард хочет еще, он жаждет дослушать мотив до конца, но появляются слова, в нотных листах не обозначенные.

Слова прерываются, словно немного подзабыты — или еще не созданы? — и на их место вновь возвращается бессловесный мотив. Шаги уже достигли коридора, но Эдвард словно загипнотизирован песней с улицы, которой аккомпанируют шуршащие пакеты, а потом и легкий хруст снега под чьими-то ногами. Песня рассказывает историю Нефилима, пойманного ради возможности увидеть рай, загнанного, как птица, в клетку. Грустная песня, но Эдварда она очаровывает.

— Я ждал тебя завтра, — оборотень говорит тихо, чтобы не испугать взволнованную супругу. — Или ты во времени запутался, Каллен?

Эдвард оборачивается в его сторону. Так и есть. Джейкоб Блэк не сильно постарел за минувшие годы, но возмужал. Лицо стало другим — глаза потеряли былой блеск, покрылись едва различимой красной сеткой увеличившихся от давления капилляров, уголки рта опустились ниже, — но все эти изменения может уловить только зоркий глаз вампира. Блэк легко передает жене сумку с продуктами и, чмокнув в лоб, взглядом просит оставить его наедине с гостями. Миссис Блэк понимает мужа без слов и немедленно скрывается на кухне.

— Прости, что вторглись без предупреждения в твой дом, — Карлайл стоит к оборотню ближе, поэтому берет на себя обязанности парламентера. — Я хотел бы от имени всей нашей семьи принести извинения за то, что твой сын пострадал. Мы готовы покрыть все расходы на лечение. Если ты позволишь, я сам осмотрю его.

— О, крошка-Ньют отделался царапиной и шишкой. Переживет как-нибудь и без вашего в этом участия, — отвечает Джейкоб, а песня про Нефилима становится громче, отчетливее. — Так что я принимаю ваши извинения, а теперь можете идти подобру-поздорову, и держитесь подальше от моей семьи, как и было обещано.

Эдвард чувствует враждебность Джейка, но уходить не собирается. Они могут выйти на улицу поговорить, если Джейк так сильно боится, что Кристиана узнает секрет того мира, который много лет скрывал от нее муж. Но главная причина кроется вдругом — ему очень хочется увидеть загадочного певца и дослушать его песню.

— …смерть моя не принесёт им ни могущества, ни сил, не откроет им небесные ворота… — для человека, слагающего песню, кажется, не существует ничего, кроме музыки, а два пакета с овощами полностью загораживают ему обзор, и в тоже время закрываютего самого от взглядов вампиров.

Вошедший мальчишка спотыкается, и Эдварду, наконец, удается ухватить его мысли, ранее по какой-то причине недоступные. Карлайл, стоя ближе всех к входу, придерживает паренька за локоть, чем спасает от падения.

Неуловимая догадка простреливает мозг вампира. Белые руки, белое лицо, узкие плечи. Отец — бронзовокожий индеец, мать — смуглянка, а сын — кровь с молоком.

Овощи рассыпаются по ковру, песня утихает. А время будто останавливается на мгновение, пока Эдвард складывает в голове простые числа. Он практически кожей ощущает тепло этого мальчишки. И все встает на свои места в тот миг, когда НьютБлэк поворачивает голову и его изумрудный взгляд встречается с янтарным взглядом его отца.