Взгляд у мужчины дикий, словно вся стихийная ярость сосредоточилась в бездне этих угольных глаз, — от этого взгляда сердце Ренесми бьется с немыслимой скоростью, и кажется, будто сила тяжести становится в разы мощнее, намертво приковывая ее тело к полу. Мужчина дышит тяжело, прерывисто, и не скрывает своего отвращения, скривившись, словно от неприятного запаха. Его руки дрожат, а пальцы яростно сжимаю подушку, перепачканную кровью Ньютона.

Ренесми желает скрыться от этого взгляда, сбежать как можно дальше и никогда не возвращаться назад, но где-то там, за стенами этого дома есть еще отец, который сейчас ей кажется не менее опасным, чем гигантский незнакомец. Наверняка он рвет и мечет оттого, что его дочь посмела нарушить правила, установленные, кажется, еще до ее рождения. Возможно, дорогой родитель уже бросил все силы на поиски единственного чада, и с минуты на минуту ее разъяренные родственнички разнесут это хлипкое жилище по щепке. Оба эти страха разрывают сердце Ренесми на части. Да еще телефон безостановочно дребезжит в кармане.

— Может, ты все же ответишь? — в словах мужчины отчетливо звучит ненависть и брезгливость, но Ренесми все же вздыхает с облегчением, когда он заговорил. По крайней мере, он не так безумен, как кажется и прямой расправе предпочитает переговоры. — Кто тебе названивает с самого утра?

— Я не ночевала дома. Папа сказал, что он рассержен, — девушка, прислушиваясь к скрежету веток сухого дерева, бьющегося о раму окна, трясущимися руками вытаскивает телефон из кармана жакета, в очередной раз отклоняя звонок. Сразу же пришло сообщение от мамы с просьбой написать координаты, откуда Каллены смогли бы забрать блудного ребенка. Ренесми и самой хотелось бы поскорее покинуть это место, но ни в коем случае нельзя было выдавать его родственникам. — С тех пор прошло более десяти минут, что для него существенно. Вряд ли он звонит, чтобы поинтересоваться, какой йогурт купить мне на завтрак.

Она старается не поднимать глаза с дисплея своего телефона, чтобы скрыть неловкость и торопливо печатает сообщение, отправляя родителям успокаивающую весточку. Затем заходит в журнал пропущенных звонков и убеждается, что испуганные родственники обрывают ее телефон не больше получаса. Это немного успокаивает, Ренесми чувствует, как уходит дрожь и мысли в голове начинают упорядочиваться, складываясь в невинное, почти правдоподобное объяснение. Но в тот момент, когда решение проблемы с родителями почти найдено, тяжелая горячая рука жестко охватывает ее чуть выше запястья, почти под самый локоть.

Боль проносится, кажется, до самой шеи от такого крепкого «рукопожатия». Мужчина, как показалось Ренесми, едва ли задумывается о боли, которую причиняет, и уж точно не заботится о телефоне, от неожиданности выскользнувшем из ее пальцев; его привлекает только что-то на запястье — вероятно, браслет, подаренной бабушкой несколько лет назад. Он смотрит на него с отвращением, будто бы видит не миниатюрное произведение ювелирного искусства, а что-то постыдное.

— Как тебя зовут? — мужчина разжал кулак. Ренесми не привыкла к такой грубости и не может удержать ни тихого всхлипа, ни выступивших против воли слез. Она чувствует легкое жжение в глазах, теплая капелька срывается с ресниц и медленно опускается по щеке.

За что он так с ней? Чем она заслужила такое обращение совершенно незнакомого человека? Ренесми требуется время, чтобы прийти в себя, справиться со слезами, затмевающими рассудок. Как-то мама учила ее абстрагироваться, переключать внимание на окружающие вещи, чтобы унять чувства, и сейчас самое время воспользоваться этим приемом. Девушка бросает беглый взгляд на обстановку комнаты — сейчас в тусклом утреннем свете она словно видит ее впервые: вот в углу стоит мольберт с незаконченной картиной, у Ренесми такими заставлена комната в родительском доме — вдохновение иногда заканчивается именно на завершающем этапе. Старый стол со сломанной ножкой, подпертый табуреткой, завален чистой, но еще не выглаженной одеждой, а на подоконнике в малюсенькой клетке беспокойно скребутся мыши, уловив на себя взгляд белого толстого кота, что бессовестно поглядывал на них со шкафа, размахивая пушистым хвостом. У Ньюта было много интересного в комнате, хотя места, казалось, слишком мало, чтобы уместить все эти вещи.

Они забрались ночью в этот дом через окно, которое, как сказал сам Ньют, никогда не закрывалось изнутри — замок сломался и ремонту не подлежал, нужно было менять всю раму целиком. На вопрос, почему нельзя войти через дверь, парень ответил, что оставил ключи в сумке, нечаянно забытой в доме Калленов. К удивлению Ренесми в доме никого не оказалось, и в какой-то момент она решила, что ее новый знакомый — бездомный, который находит себе пристанище на чердаках старых домов. Однако она почти сразу отказалась от этой версии — едва ли бездомный смог бы так уверенно ориентироваться в чужом доме в поисках аптечки и чистой футболки для своей гостьи.

Ночь прошла, кажется, слишком быстро, ибо была потрачена на воодушевленные разговоры двух выходцев из разных миров. Они провели вместе не более двенадцати часов, но уже успели узнать друг друга так, как некоторым не дано узнать за прожитые вместе годы, успели раскрыться друг другу и увидеть душу своего собеседника. Нашедшие друг друга половинки единого целого: она — рационалист от пяток до ушей, и он — каждой своей клеточкой романтик. Ренесми в какой раз удивилась, как глупо это звучит в ее голове, ведь для них обоих семьи друг друга будут ассоциироваться только с ужасом и страхом. И если бы она знала, чем кончится эта лучшая в ее жизни ночь, ни за что не дала бы себе заснуть.

Кажется, пауза затягивается дольше нормального, приводя мужчину в бешенство:
— Ты вопрос не расслышала или как?

Девушка едва успевает отпрянуть, когда огромная рука почти касается ее щеки, но останавливается в нескольких сантиметрах от ее лица — это Ньют успевает перехватить ее, подобно громоотводу направляя на себя ярость разгневанного мужчины.

— Папа, не надо ее трогать. Она мне жизнь спасла, — голос звучит хрипло и устало — бессонная ночь дает о себе знать. Ньют зябко ежится от сквозняка, зевает, почесывает ногу о ворс старого ковра. Он спокоен так же, как вчера была спокойна она сама, когда Джаспер пытался выведать ее тайны.

Ренесми в шоке от того, как называет Ньют это огромное чудовище: «папа». Нежность и любовь в одном слове, обращенным к незнакомцу были не меньше той, которую испытывала девушка к своему родителю.

Она не заметила, когда ее приятель проснулся, не уловила и момент его движения, кажется, это произошло так быстро, что даже ее усиленная вампирским вирусом реакция оказалась бессильна. Вклинившись между девушкой и нависшим над ней великаном, он сонно потирает глаза одной рукой. Ренесми глядит ему в затылок на слипшиеся от засохшей крови волосы. Ньют слегка пошатывается — неясно, от резкого пробуждения или от травмы, но этот факт все меняет в одно мгновение и ярость пропадает с лица свирепого мужчины.

На какое-то время в комнате повисает тишина, иногда нарушаемая непрекращающимся шорохом мышей, пытающихся зарыться с головой в наполнитель. Эти создания чувствуют на себе кровожадный взгляд кота, но их страх кажется ничтожным в сравнении со страхами девушки, защищенной лишь хрупким телом нового приятеля: Ренесми скована ужасом наказания за травмы Ньютона Блэка, а затем, если выйдет отсюда живой, еще и за побег.

— Меня зовут Ренесми Каллен, — тихо, почти шепотом вымолвив это, девушка вжимается в тонкую спину Ньютона, пахнувшего после сна как-то по-родному прекрасно. Даже вонь оборотней почти не мешает Ренесми наслаждаться запахом этого мальчика, пропитавшего огромную рубашку, что свисает с его плеч, словно с вешалки. Сознание того, что он рядом, успокаивает, а его голос приводит в полнейший, совершенно неуместный восторг, Ренесми хочется слышать его постоянно.

Но протяжный тяжелый вдох мужчины вторгается в маленький интимный мир Ренесми и безжалостно разрушает гармонию их близости с Ньютоном. Она отстраняется от него сразу, как слышит оглушительный треск дерева, что раздался в тот момент, когда кулак мужчины с силой врезался в стол. Картины и стопка одежды валятся на пол вместе с грудой щепок и обломков, а кот, увлеченно наблюдавший за мышами, громко спрыгивает с насиженного места, в ужасе уносясь подальше от чердака, где располагается комната Ньюта.

— Интересно, Эдвард Каллен когда-нибудь слышал про презерватив? Вот он сукин сын, развел меня, как сопляка! Ха, а ведь обещали же мне не попадаться на глаза! — великан не на шутку разозлен, и, вероятно, даже Ньютон не ожидал такой реакции от своего отца. Это было для него полнейшим шоком, но, к счастью, ярость родителя быстро стихает, и буквально через секунду великан обессилено падает в кресло, протяжно скрипнувшее под его весом. — Ладно, простите меня. Это было лишнее. Мне, наверное, стоило изобразить умиление и представиться, а после спросить о том, как поживает твоя семья в фамильном склепе. Джейкоб Блэк к твоим услугам, — он дернулся в неуклюжем шутовском поклоне. — Хотя едва ли тебе о чем-нибудь говорит мое имя.

Ренесми дивится, как громила едва заметно ухмыляется, криво и немного мрачно смотрит на нее, и кажется, будто он уже решил для себя, что она — Ренесми — опасность, бубонная чума, способная сожрать Ньютона без остатка. А потом взгляд его, теплый и пристальный, отчаянно цепляется за худые плечи, спутанные и порядком отросшие кудри Ньюта — словно пытается вырвать сына из хрупких рук Ренесми.

— Как поживает Белла? Эдвард все также держит ее на коротком поводке? Наверняка, ваш вампирский клан процветает, — фразы колкие и до раздражения несправедливые срываются с губ мужчины слишком быстро. Возникает ощущение, что Блэку-старшему нет дела до какой-то девчонки, ее оскорбленные чувства ему до лампочки. И Ренесми вскипает обидой. Она ведь тоже живая, ей тоже не чужды неуверенность и страхи, ей тоже может быть больно. Пускай этот великан — оборотень, но разве он не умеет сопереживать кому-то кроме себя самого? Слова Розали об эгоизме псов не могут оказаться правдой, только не сейчас, когда Ренесми уже успела привязаться к другому потомку оборотней — к Ньюту.

Ренесми не знает, что ответить. Этот человек ведет себя слишком странно даже для нее, переставшей замечать смысл слова «сумасшествие». Весь ее мирок, вся ее жизнь — непрекращающаяся карусель ненормальности. Да и сама она всего лишь звено этой бесконечной цепи, созданной союзом простой слабой женщины и непобедимого мужчины. Чудо или уродство, тут кто как посчитает.

Девушка немного теряется, хлопает глазами, пытаясь сморгнуть недавние слезы, но растерянность быстро сменяется любопытством. Она закусывает губу, пытаясь удержаться от вопроса, но он срывается против ее воли:

— Вы знаете мою семью? — опасаясь новой вспышки ярости, Ренесми осторожно поднимает глаза на зверя в человечьем обличии, но тот, кажется, сейчас витает где-то далеко. Будто вспоминает что-то важное. Он отвечает не сразу, но все-таки отвечает.

— Скажем так, был знаком с твоей матерью еще до того, как они с Эдвардом начали свои «шуры-муры». Если честно, до сих пор не верю, что так все закончилось, — с горькой усмешкой Джейкоб поднимается с креслица и направляется к двери, но на секунду останавливается у развалившегося письменного стола, чтобы поднять ручку и обрывок альбомного листа. Он чиркает что-то слишком быстро, сворачивает лист несколько раз, и, подойдя к испуганным детям, сует записку в руки девушки. — Тебе пора уходить, не хочу встречаться с твоей семьей сейчас. Они и так наверняка уже прочесали весь лес вдоль и поперек. А это, — мужчина небрежно указал на листок бумаги. — Передай отцу. И скажи, чтобы держал данное когда-то слово.

Мистер Блэк разворачивается, собираясь уйти, и даже делает пару шагов, когда ему в спину летит недовольное:

— Серьезно? И это все? — Ньют резко отстраняется от Ренесми и, догнав отца, цепляется за его свитер, пытаясь становить. Ренесми наблюдает за этим на расстоянии, смотрит как Ньютон, ростом в полтора раза меньше своего великана-родителя грозно смотрит на него снизу вверх требуя объяснений. Комично до чертиков, но смеяться сейчас нет ни настроения, ни сил. Может потом она над этим не раз еще пошутит, если вспомнит. — Ты просто уйдешь и ничего не объяснишь мне? Что это за намеки, к чему столько криков и насилия?

— Тебе вообще следует молчать. Не забывай то, из-за чего мы с твоей матерью здесь, сколько мы пережили из-за вашей выходки. Я еще твоих братьев не видел, хочу вместе вас собрать, чтобы всыпать по первое число за побег. Да и вообще, сиди тихо, от тебя голова болит, — зачем-то бросает ненужное замечание Блэк, бросает небрежно, через плечо, даже не утруждая себя тем, чтобы обернуться. И добавляет вслед: — Собирайся, умывайся и в больницу. Твоя мать с ума сходит.

Джейкоб уходит, и Ренесми, наконец, дает волю слезам, ища утешения в объятиях Ньюта. Парень ласково гладит ее по голове, бормочет успокаивающие слова, но события этого утра оставили слишком глубокий шрам на ее сердце. Может и не зря отец так часто повторяет ей, что люди очень жестоки.



Ньют провожает ее до дороги, наспех отмахиваясь от волнения матери по поводу безопасности вождения в таком юном возрасте. Ренесми все еще напугана разговором с отцом своего приятеля, поэтому с миссис Блэк держится скованно. Опасаясь ее гнева, девушка опускает глаза, но все же успевает заметить волнистые рыжеватые волосы, блестящие от падающего на них утреннего света, и лицо, усыпанное веснушками, которые придют ей какую-то совсем детскую невинность. Тем сильнее трогает Ренесми забота этой женщины. Если бы Ньютон не соврал, что его подруге уже давно шестнадцать и удостоверение у нее имеется в придачу к водительскому стажу, вряд ли миссис Блэк так легко отпустила ее.

Ренесми с Ньютоном останавливаются у дороги, растерянно глядя на примятый шинами и чьими-то ногами снег, на обломанные ветки деревьев, которые видимо, кто-то сломал в порыве бешенства. Но машины нет.

Ренесми вдруг усмехается, невесело отстраненно, и, пытаясь совладать с подступающей истерикой, смотрит на Ньюта. Сейчас этот мальчишка до странного напоминает ей кого-то. Однако она задумывается об этом лишь на миг, да и без особой охоты. Мысль, будто искра, мелькает и исчезает тут же, поглощенная многими другими, угасает — дурацкая, маловажная. Намного важнее сейчас, куда затерялся автомобиль Рози? Это, конечно, не ее обожаемый Фиат, почти антиквариат, но все же тётя просто так машины себе не покупает, и вряд ли исчезновение одной из них останется незамеченным.

Ренс была мало чувствительна к холоду, но жгучий мороз Барроу заставляет ее дрожать. Девушка сильнее пытается закутаться в тонкую кофточку, пока не ощущает что-то теплое на своих плечах — Ньют снял свою куртку, и с грустной улыбкой накинул ее на спину приятельницы.

— Давай вернемся? Отец вспылил, но вообще-то это на него не похоже. Наверняка он уже пожалел о своем поведении.

Ренесми очень не хочется уходить сейчас, но и остаться она не может, ответ Джейкоба Блэка — однозначный. Она чуть отстраняется, но куртку не отдает, это было бы глупо. Ньют переключает внимание на какой-то обрывок, тряпку, что повисла на одной из веток дерева, и с его лица в момент исчезают все краски, в том числе и эта грустная улыбка, от которой хочется плакать. Он будто забывает о неминуемом прощании, и не сразу возвращается в реальность, полностью поглощенный своими мыслями.

— Я дойду пешком, мне не трудно, — осталось лишь развернуться, уйти, но сделать первый шаг прочь невероятно трудно. Что если они с Ньютоном Блэком больше никогда не встретятся? Его вместе с братьями родители увезут в солнечный Детройт, да и её после вчерашней выходки едва ли оставят на попечении легкомысленных родственников. Обидно и несправедливо, хочется устроить революцию или хотя бы скандал, чтобы не допустить этого. Но даже это не поможет — они с Ньютом представители разных миров, на одну короткую ночь соприкоснувшихся орбитами. — Поправляйся!

И она уходит, опуская свой телефон в карман куртки Ньюта.

Дом встречает Ренесми вполне ожидаемым переполохом. Она не слышала голоса Эммета и Джаспера, но перебранку остальных уловила уже за милю до одиноко стоящего среди скал особняка. Отец, вероятно, тоже заметил ее приближение, поскольку голоса внезапно затихли. Это не нравится Ренесми — она бы предпочла подготовиться к тому, что ее ожидает, а эта гнетущая тишина не обещает ровным счетом ничего хорошего.

Ренесми двигается не спеша, она обдумывает слова мистера Блэка и никак не может понять, за что он так скверно отзывается о ее семье. Да, Каллены не святые, но назвать их последними злодеями язык не повернулся бы даже у человека, что уж говорить об оборотнях! Уж они-то лучше чем кто-либо должны понимать, как трудно держать под контролем звериную сущность. Да, Карлайл рассказывал что-то о натянутых отношениях с племенем волков, живущим в резервации неподалеку от Форкса… Натянутых, но не враждебных! Ну да, возможно, Розали иногда может позволить себе сказать лишнее, но её колкости никогда не переходят границ пустой болтовни. А на отца за что можно было так злиться? На ее отца — образец заботы и интеллигентности! Он кажется слишком отстраненным от внешнего мира, чтобы кому-то навредить или сделать что-то неподобающее.

До входной двери остается несколько шагов, но почему-то именно они кажутся самыми тяжелыми. Ее возвращение давно заметили, и обеспокоенная мать уже ждет у дверей, чтобы заключить в объятья свое единственное дитя, убедиться, что с дочерью все хорошо. Ренесми невесело усмехается, подумав о том, что Белла, вероятно, больше озадачена тем, как бы спрятать свое сокровище от других рассерженных монстров, которым она, Ренесми, помешала вчера привести в исполнение кровавый приговор, вынесенный сыну оборотня.

И Ренс останавливается, пораженная собственной догадкой, внезапно заполнившей все ее сознание: она же видела свою семью в злодейской ипостаси! Совсем недавно, буквально минувшим вечером. Может быть и Джейкоб Блэк был когда-то на мушке, как и его сын? Может быть, именно чувство загнанной жертвы, испытанное когда-то, заставляет его так встревожиться от мысли, что мучители где-то рядом?

— Дочка! — ледяные руки ложатся на ее плечи, Ренесми чувствует спасительное прикосновение матери, и кажется себе такой маленькой и защищенной в ее объятиях, что невольно на глаза наворачиваются слезы. — Как же ты меня напугала.

Объятия матери приносят облегчение. Нет, проблемы остались, но теперь кажется, будто бы преодолеть их будет намного легче, чем ожидалось. Руки Беллы твердые, ледяные, но в тоже время такие нежные; Ренесми чувствует, как ласковые пальцы путаются в ее каштановых с бронзоватым отливом волосах, даря ощущение безопасности, которое было так необходимо сейчас.

— Прости меня, мама, я не знаю, что на меня нашло.

Девушка поднимает глаза, чтобы увидеть склонившееся над ней хмурое лицо мамы. Белла стоит над дочерью высокая и гордая, и Ренесми ощущает, как от нее несет кровью и абсолютным страхом. Руками Белла все еще с нежностью поглаживает по спине их семейное сокровище, пытаясь прикрыть ледяной маской спокойствия все свои переживания, но Ренесми видит, как вот-вот эта самая маска затрещит по швам. Напряжение достигает предела, ужасно хочется поскорее покончить со всем этим и Ренс торопится к двери, все еще опасаясь встречи с остальными членами семьи. Но, с другой стороны, не убьют же они ее! Ньют, например, вообще из дома на несколько месяцев сбежал, предварительно испортив все документы своих родителей, чтобы те не смогли добраться до него прежде, чем тот успел осуществить свой план. И его никто не тронул… Хотя кто его знает, что будет потом.

Забросив мокрые ботинки на одну из полок массивного шкафа их коридора, Ренесми почему-то цепляется взглядом за аккуратно сложенные вещи ее приятеля, он оставил вчера в суматохе побега. Его красная куртка-парка была немного испачкана в мазуте, и в нескольких местах на капюшоне виднелись бурые пятна крови, от которых исходил его чудный аромат. Кроссовки же оказались чище, чем верхняя одежда, будто бы к ним относились намного бережнее, чем к потертой старой парке. Шумно стащив с себя еще одну куртку Ньюта, Ренесми мысленно улыбнулась, обнаружив причину для новой встречи: вещи все же стоит вернуть, вряд ли у этого парня их безграничное количество.

Отец наверху постукивает ногой — он делает так всегда, если рассержен. Идти к нему не хотелось, но и прятаться смысла не было, все равно же разговор этот никуда не денется, и рано или поздно нагрянет. Хотелось бы, правда, чтобы родитель немного остыл, но не судьба. Хорошо хоть мама не выглядела сердитой, хотя волнение, исходящее от нее можно было уловить и на расстоянии. В общем, мысли путались, а все приготовленные по дороге оправдания уже не казались убедительными. И это именно в тот момент, когда до казни остается несколько шагов по лестнице вверх — такой изящной и компактной, что казалось, будто ступеньки застыли в воздухе. Ренесми пытается скрыть волнение и выглядеть совершенно обычно, как будто не случилось ничего особенного, но когда на нее обрушиваются все эти взгляды — серьезные и взвинченные — она снова теряется.

— Ну, леди, не хотите ли нам ничего рассказать? — Карлайл, воспользовавшись преимуществами главы клана, берет роль судьи на себя, жестом останавливая Эдварда, который, пожоже, готов сорваться на крик. — Где вы, мисс Каллен, провели эту ночь? И откуда этот ужасный запах?

Нужно что-нибудь ответить, но все придуманные отговорки застревают где-то в горле, встают комом, не давая возможности вздохнуть. Становится так горько и больно, что она не может выкрутиться. Но еще досаднее осознавать необходимость оправдываться вместо того, чтобы открыто заявить, что пошла против воли семьи, так как считает их намеренья неправильными. Но в их глазах она — предатель, и никак иначе. И все, что ей остается — это виновато опустить голову, ожидая своего наказания.

— Я помогала мальчику найти дорогу домой. Он заблудился, — говорит Ренесми, и собственный голос кажется ей ничтожным и жалким. Он тонет в грозном рычании отца. Теперь даже Карлайлу не хватает ни скорости, ни силы его остановить.

Моментально оказавшись подле дочери, Эдвард берет ее лицо в свои ладони, и заставляет смотреть ему в глаза. Они такие же дикие, как у Джейкоба Блэка. Ренесми не успевает скрыть эту мысль, и отец отшатывается от нее, словно увидев кошмар на яву. Смятение Эдварда слишком очевидно, но только Ренесми понимает причину: отец знает отца Ньютона и воспоминания эти не из приятных. Однако в глазах отца Ренесми видит не стыд и даже не ненависть, а страх и что-то еще, что-то скрытое и манящее. Девушка ожидает гневной отповеди за странные связи с волками, но, к ее удивлению, Эдвард молчит и в его молчании слышится облегчение — дочка вернулась домой, живая и здоровая.

— Я очень огорчен твоим поведением, Ренесми, — говорит Карлайл, но не сводит глаз с Эдварда, который смог обуздать всю свою злобу без единого высказанного слова. — Ты должна понимать, что твоя выходка могла и может стоить жизни этому мальчику. Травмы головы, особенно такие серьезные, очень опасны. Не ясно, к каким последствиям приведет твое мнимое благородство, ведь за медицинской помощью, как я понимаю, он не до сих пор не обратился?

— На счет этого волноваться не стоит, он вместе с семьей. Его отец отвезет его к врачу. И даже если бы раньше случилось что-то необычное, я бы ни за что на свете не позволила ему умереть. В любом случае, вне нашего дома у него больше шансов на выживание.

— Что ты несешь?! — негодующий крик отца застает Ренесми врасплох, ей казалось, будто он отступил, поднял белый флаг, испугавшись воспоминаний дочери о мистере Блэке. — Ты хочешь сказать, будто мы такие чудовища и ради шутки уничтожаем детей? Ренесми, не веди себя как пятилетка, ты же умная! — крик сменяется тихим привычным увещеванием и Ренесми немного успокаивается. Она тихо вздыхает, отводит взгляд, но пока не позволяет себе возмутиться — гнев родителя еще не остыл. — Никто бы и пальцем не тронул мальчишку, мы, может быть и не ангелы, но не убийцы, уж точно. К тому же, тебе давно известно про наш договор с квилетской стаей, и ты должна понимать, к чему может привести кровопролитие.

Ренесми выдыхает тяжело, когда Эдвард ненадолго прекращает свою размеренную поучающую речь, отворачиваясь от дочери на секунду, чтобы встретиться взглядом с Беллой, расположившейся в кресле и напряженно ожидающей окончания «воспитательной части». Она коротко кивает, поддерживая мужа. Ренесми закрывает глаза, наслаждаясь мимолетным моментом тишины, переваривая уже сказанное и с ужасом осознавая, что в словах отца слишком много правды. Он уже почти поставил ей мат.

— Думаешь, отец парня отпустил тебя сегодня по доброте душевной? — Эдвард продолжает немного громче, увереннее. — Нет, Ренесми. Он точно так же связан договором, как и мы. И все мы — не только наша семья, но и оборотни, — отдаем себе отчет, насколько легко нарушить существующее равновесие. Возможно, вы с волчонком услышали что-то и поняли не правильно, заблудились в собственных фантазиях и натворили бед, так что теперь нам всем придется иметь дело с последствиями ваших поступков. И всем вместе, боюсь, что даже вместе с волками, обсуждать ситуацию, искать решения.

Ренесми растерянно оглядывается — родственники кивают головами, поддерживая Эдварда. Мама ласково гладит руку дочери, которой Ренесми оперлась о спинку кресла, Джаспер ободряюще смотрит в глаза, Розали обиженно поджимает губы. Щеки Ренесми горят от стыда, а придуманные обличительные речи замирают на языке. Неужели они с Ньютом и впрямь такие глупые? Неужели в их бегстве не было смысла? Картинка, сложенная из обрывков разговора Розали и Даспера, рассыпается. Ренесми вдруг с мучительной ясностью понимает, что она была единственной, кто по-настоящему подверг жизнь Ньютона опасности. Они бежали, потом ехали на огромной скорости, чудом лавируя на трассе по заледенелым дорогам Барроу, лазали по крыше лачуги волков. И все это на фоне серьезной травмы ее друга, грозящей, как минимум, потерей координации, а как максимум — летальным исходом.

Теперь Ренесми не могла понять, зачем она вообще позволила Ньюту укрыться в ее ванной. Зачем помогла ему сбежать, подвергая наказанию себя и смертельной опасности симпатичного незнакомца, без которого теперь не видела и смысла жить? Нужно было сразу все рассказать Джасперу, пускай бы успокоил Ньюта против воли, если бы это потребовалось, и дал возможность Карлайлу оказать ему первую помощь. От этих мыслей становится горько: Ренесми снова чувствует себя предателем, только теперь уже перед Ньютоном. Но сейчас он под защитой, с грозным великаном ему бояться нечего, а вот она уже стоит на эшафоте, виноватая во всех смертельных грехах. Вот тебе и помогла человеку.

Слезы безжалостно портят ее боевой настрой, Ренесми не может их сдержать. Она готова была идти вперед, сражаться за жизнь Ньюта Блэка, но с ужасом понимает, что этот мальчишка, возможно, сам того не желая, выставил ее наивной идиоткой, заставил пойти против семьи. Ренесми чувствует себя проигравшей и невыносимо одинокой.

— Вы победили, я виновата! Сдаюсь, не нужно было помогать Ньюту, — эта фраза похожа на белый флаг и вырывается у нее от отчаяния, на самом деле Ренесми так еще не думает. Она еще долго будет вспоминать все произошедшее, перебирать в памяти малейшие детали, и чем больше будет думать, тем меньше будет верить в свою вину. Но сейчас она хочет только одного — чтобы скорее все закончилось. Хочет спрятаться от пристальных глаз и чутких ушей, от приторных слов утешения и прощения.

Руки застряли в узких карманах жакета, и только с силой вытащив их оттуда, Ренесми вспоминает про записку мистера Блэка — она только что выпала из ее кармана на пол.

— Папа, это тебе… — говорит Ренесми, наклоняясь, но Эдвард поднимает листок первым, молча, неторопливо, одергивает рукав своего синего пиджака, а после убирает руки вместе с запиской глубоко в карманы брюк, явно не собираясь предавать послание огласке. Он разворачивается и быстрыми шагами направляется в выделенную им с Беллой комнату, напоследок обратившись к дочери:

— Ты под домашним арестом!

— Ну и что? Вся моя жизнь — сплошной домашний арест!


Телефон в кармане неприятно дребезжит уже за полночь. Ренесми пытается нащупать его вслепую, ибо глаза опухли и болят от слез. Иногда ей удавалось забыться между мрачными мыслями, но тревожная дрема не длилась больше нескольких минут. Время от времени девушка слышала, как дверь ее комнаты открывается и видела тонкую линию света, что рассеивал полумрак, созданный ею специально, чтобы отдохнуть. Несколько раз мама бесшумно подходила к кровати, чтобы поправить одеяло, или осторожно погладить ее по голове, а Эсми украдкой меняла воду в стакане, стоящем на прикроватной тумбочке. Но Ренесми все это время лежала с закрытыми глазами и думала лишь о том, чтобы Джаспер подольше не возвращался с охоты — ему было бы здесь некомфортно.

Свет дисплея слишком ярок и режет глаза, Ренесми, несколько раз шмыгнув носом, щурится, чтобы прочитать расплывающийся текст сообщения. Это от Ньюта. В ее черном, пропитанном солью одиночества мире появляется тонкий лучик света — словно кто-то осторожно приоткрывает запертую дверь ее разбитого сердца.

«Тебя еще не убили? Я очень волнуюсь».

Ренесми невольно улыбается — она и забыла, как она вчера сама предложила парню обменяться адресами электронной почты и выдуманными именами в социальных сетях. Ей хотелось быть в курсе состояния здоровья Ньютона Блэка, и в случае необходимости найти способ помочь как материально, так и морально ему и его семье.

«Немного отчитали, но не больше. Как ты?». Ренс старается как можно тише стучать пальцами по экрану телефона, но оживление отца в соседней комнате явно не прибавляет уверенности, что ей это удается. В худшем случае ей снова придется сбежать, чтобы купить себе новый мобильник, если отберут этот, ведь эта короткая переписка с Ньютом кажется ей сродни глотку воздуха после задержки дыхания.

«Врачи говорят, что, наверное, у меня сотрясение. Но точно сказать не могут, у них почему-то ломается техника от моего присутствия. Все снимки засвечены. Даже папа беспокоится теперь. Но я все же надеюсь, что все будет хорошо и это ненадолго».

Ренесми зарывается в подушку, чтобы не хихикнуть слишком громко, и, спрятав телефон под матрас, думает о том, кому сейчас тяжелее: ей, подвергнутой гонению родных, или Ньюту — подопытному кролику. Но все равно на душе становится легче, ибо во всей этой суете, среди ненависти различных существ друг к другу, они с Ньютом остаются преданными своей человеческой сути. Лично ей плевать, кем является ее новый приятель: человеком, оборотнем или кем-то еще. Да будь Ньют самим Буги-мэном, Ренс все равно будет его защищать. Потому что он особенный.

Телефон опять вибрирует, и Ренесми, несмотря на твердое решение не доставать его до утра, читает:

«Мы же еще встретимся, когда я вернусь?»