Надо почти умереть, чтобы тебя полюбили. Как будто надо зависнуть на самом краю – чтобы спастись.
Чак Паланик. Удушье

Бывают почетные терновые венцы, с терниями только наружу.
Станислав Ежи Лец

Прошло два дня. Погода стремительно улучшалась, и на завтра отец собирался отправиться на охоту. Сказать, что меня это взволновало – это ничего не сказать. Впервые в жизни я чувствовала себя ничего не умеющей и ни на что не способной. Ехать предстояло далеко, новые навыки... Всё это одновременно будоражило моё воображение. Эти два дня я настойчиво искала общества Джаспера, чтобы хоть к чему-то быть готовой морально. Он послушно садился напротив, брал меня за руки и говорил со мной. Рядом, как пиратский попугай на подлокотнике моего кресла, сидела Элис.
Советы, советы, советы...
Все они были не впрок, потому что голова моя была занята совершенно не этим. Мне не хотелось оставаться наедине с собой, поэтому я была готова проводить время хоть в обществе Розали, только бы не задумываться о том, что вот уже два дня точило меня.
Мне не хотелось возвращаться мыслями в ночь похорон Беллы Свон.
Надо заметить, что Эдвард не донимал меня своим присутствием, был подчёркнуто вежлив и так же подчёркнуто холоден. Он держался на расстоянии, но неизменно рядом, в зоне видимости. Поворачиваться к нему спиной было очень неуютно: от ощущения того, что он сверлит меня взглядом своих переменчивых глаз, мне становилось не по себе. Я напрочь позабыла о голоде: он отступил на второй план, поблек, стал всего лишь проявлением физической природы моего тела, таким же, как ломота в суставах от неудобной позы. Меня подхватило и понесло совершенно новыми ощущениями, которых я раньше никогда не испытывала. Не могу сказать, что меня устраивала такая подмена. С голодом было проще – я знала, что это такое. Теперь же надо мной нависла пугающая меня неизвестность. Эдвард не заговаривал со мной, но смотреть ему в глаза было просто невозможно. Потемневшие, но гораздо более живые, чем на заре нашего знакомства, они пугали меня.
В моих ушах всё ещё стоял его голос тем вечером.
Эдвард не закрывал от меня своих мыслей, но они были сумбурны. Он и минуты не думал о чём-то определённом, перепрыгивая с одного на другое, на третье, а потом внезапно возвращаясь к первому. Однажды я даже поймала его зубрящим какое-то стихотворение.
Эдвард? Зубрит? Такого быть не может. Впрочем, прислушавшись, я поняла, что он просто повторяет что-то про себя для того, чтобы отвлечься. Чтобы не думать.
О чём?
Кажется, вчера на уроке английского... Я судорожно сжала карандаш и записала то, что постоянно повторял про себя Эдвард.

Уж если ты разлюбишь - так теперь,
Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.
Будь самой горькой из моих потерь,
Но только не последней каплей горя!

И если скорбь дано мне превозмочь,
Не наноси удара из засады.
Пусть бурная не разрешится ночь
Дождливым утром - утром без отрады.

Оставь меня, но не в последний миг,
Когда от мелких бед я ослабею.
Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,
Что это горе всех невзгод больнее,

Что нет невзгод, а есть одна беда -
Твоей любви лишиться навсегда.

Моей дрожащей рукой, казалось, водил сам Шекспир, которого нельзя было не узнать в бессмертных строках одного из его сонетов. Прохаживавшийся между столами мистер Мейсон замер надо мной, заглядывая через плечо.
- Посмотрим, посмотрим... Вильям Шекспир, Сонет 90. Кажется, с Шекспиром у нас уже покончено. Или в Сиэтле вас к этому пристрастили, мисс Каллен?
Я только пожала плечами. Во всяком случае, учитель остался доволен тем, что не застал меня за разрисовыванием полей тетради забавными мордашками или комиксами на тему школьной субординации. Мне оставалось пережить обед и ненавистный мне урок машинописи. Как водится, в школе Форкса машинопись вела засушенная старая дева. Кажется, Джессика говорила, что зовут её мисс Чейз, и что она ужасно строга и придирчива. Радовало меня только то, что этот урок у меня был вместе с Розали. Впервые оказываться в классе с изначально предвзятой преподавательницей в одиночку, да ещё и в потрёпанных чувствах мне не хотелось. Впрочем, сначала обед.
Обед.
Эдвард.
Когда я пришла в кафетерий, не было только Эммета. Мы с ним практически одновременно вошли в зал, прошли к раздаче, получили свои обязательные гамбургеры. Кажется, здоровяк ещё что-то схохмил... Элис оставила мне место рядом с собой, и я уже направилась туда, когда меня окликнул Майк Ньютон.
- Белла...
- Что?
- Скоро у нас будут танцы...
О, чёрт. Как же я забыла обо всех этих танцевальных вечерах! Наверняка сегодня на машинописи мы будем делать программки для этих увеселительных мероприятий.
- Да? Я не знала...
- Если хочешь, я могу составить тебе компанию.
Если я не ошибаюсь, то это о нём постоянно тарахтит Джесс. Я не знала, что ответить ему, поэтому просто улыбнулась.
- Майки, я подумаю, окей? – едва услышав его ответ, я развернулась, поискав глазами Эммета. Как раз вовремя, чтобы заметить, как он садится на оставленный для меня стул. Поймав мой удивлённый и растерянный взгляд, Элис пожала плечами. Для неё это тоже было полнейшей неожиданностью: Эммет впервые сел сюда, с другой стороны от Розали. Даже она, казалось, немного в шоке от происходящего.
Когда я поняла, что мне придётся сесть на единственный свободный стул между Эдвардом и Розали, мне захотелось сбежать прочь. Я уже обмозговывала вариант отсидеться с Джесс и Анжелой, который давно звали меня к себе за столик. «Каллены они такие заносчивые, а ты... Ты самая живая», - робко сказала Анжела в первый день знакомства. Она очень смущалась, но это не помешало мне понять, что она очень даже неплохо относится к моей семье. Это открытие вызвало во мне смутное чувство благодарности. Сейчас я была готова сбежать, но...
Эдвард обернулся и посмотрел на меня долгим, пронзительным взглядом.
Этот взгляд вынимал из меня душу...
Я не знала, о чём он думает, но выбора у меня не было. Сдержав горестный вздох, я аккуратно опустилась на единственный свободный стул. Подняв глаза, я заметила, что Эммет смотрит на меня и улыбается. Наверное, думает, что поступил правильно, и что я сама в жизни не рискнула бы сесть рядом с Эдвардом...
«А ты бы рискнула?» - раздался в моей голове ироничный вопрос. Впервые с момента прощания там, в темноте моей комнаты я снова слышала его голос, обращённый ко мне.
Смешанные чувства.
Радость, больше похожая на боль.
«Шекспир тебе удавался просто мастерски. Ты ещё и блестящий чтец...»
Я невольно вспомнила о сияющей коже и усмехнулась. Он не ответил.
Вот и поговорили.
Зато мы достаточно оживлённо обсудили с Розали перспективу урока у мисс Чейз.
- После этой грымзы нужно требовать молоко за вредность, - сестра накрутила густой золотистый локон на палец. – Машинопись – это вообще вчерашний день. Но это лучше, чем изящное рукоделие, - прибавила Розали на полтона тише.
- Неужели она настолько достаёт учеников, что про неё страшилки рассказывают?
- Сама посмотришь, - усмехнулась Розали. В её словах звучало сожаление. – Ты новенькая, а значит, к тебе она будет присматриваться...
Этого только мне не хватало...
- Белла, у меня нет следующего урока, поэтому постарайся не опаздывать, я не хочу проторчать в машине до второго пришествия. – Эдвард резко встал из-за стола, заставляя стул жалобно скрипнуть стальными ножками о скользкие плиты пола. Сидящие за соседним столом девятиклассники притихли. Я невольно упёрлась взглядом в его удаляющуюся спину. Розали фыркнула.
- Не бери в голову, Белла. Братец Эдвард ещё не так вспылить может.
Ну что же... Машинопись так машинопись. Зайдя в уборную перед уроком, я с лёгкой степенью отчаяния констатировала, что мои глаза медленно, но верно становились цвета кобальта.
Иссиня-чёрными.
Хорошо хоть, что Джесс думает, что у меня линзы. Раззвонила уже всей школе...
Выйдя в коридор, я послушно потащилась вслед за сестрой.
Машинопись так машинопись.

***
Мисс Чейз оказалась засушенной, хотя ещё далёкой от дряхлости, женщиной лет шестидесяти. Её седые волосы были стянуты в чопорный пучок с тонкой ниткой пробора, воротничок строгого чёрного платья явно накрахмален, хотя даже со своей предпоследней парты я могла видеть, как обтрепались края вышивки «ришелье», украшавшей его.
Она была похожа на тонкую восковую свечу, которая медленно оплывает. Мисс Чейз напомнила мне всех моих преподавательниц из воскресной школы – таких же полупрозрачных, будто обмылки тёток без возраста. У меня возникло гадостное чувство...
Или предчувствие?
Я посмотрела в тёмно-шоколадные глаза Розали, ища поддержки. Она улыбнулась и показала мне большой палец. Она действительно желала мне удачи, а это означало, что она мне ой, как понадобится. Розали Хейл не стала бы распыляться просто так.
Окинув класс взглядом поверх очков, мисс Чейз чинно прошествовала к своему столу. На нём белым квадратом виднелся мой злополучный формуляр. Взяв его в скрюченные артритом пальцы, мисс Чейз вчиталась в моё имя, повторяя его одними губами.
Будто пробуя на вкус.
Ещё недавно я сама играла в эту игру с именем Эдварда, но теперь мне стало противно. Я совершенно точно испытывала совсем другие чувства, когда говорила его имя...
- Кристабелла Каллен? Дочка Карлайла Каллена? – странно, но у этой женщины был певучий, приятный голос. Наверное, он был единственным свидетельством того, что и мисс Чейз когда-то была школьницей. Хотя... люди подобного склада наверняка рождаются глубокими стариками.
Розали закатила глаза и почесала висок. В принципе, я была с ней согласна. Мне пришлось встать, хотя она и не вызывала меня. Но раз имя названо, оставаться сидеть просто не вежливо.
- Да. Это я.
Мисс Чейз отложила формуляр и медленно, будто оттягивая момент неизбежной экзекуции, подошла ко мне на расстояние вытянутой короткой указки.
Господи, у неё ещё и указка есть! Зачем преподавателю машинописи указка?
Седлав это, она сняла очки. Её глаза были такими же бесцветными, как она сама: мне показалось на мгновение, что радужки у неё нет вовсе – только два прицела чёрных узких зрачков. Только мгновение спустя я заметила какое-то бледно-голубое, будто выцветшее, недоразумение. Этот эффект был сногсшибателен, но меня она не испугала.
Скорее, настроила на сопротивление.
Пока эти её бесцветные глаза шарили по моему лицу, я думала. Думала о Шекспире в исполнении Эдварда.
...И если скорбь дано мне превозмочь,
Не наноси удара из засады.
Пусть бурная не разрешится ночь
Дождливым утром - утром без отрады...

Красивые слова, красивая ширма, за которой он спрятал себя самого... Почему же они так запали мне в душу? Почему они так здорово подходят моему собственному настроению?
Мои размышления оборвал напевный голос мисс Чейз.
- Мисс Каллен, возьмите свой формуляр и убирайтесь из этой аудитории...
Что?! Я посмотрела на неё с непониманием.
- Что вы сказали?
- ... и впредь не смейте являться на мои уроки в таком... – она взяла театрально-долгую паузу, за время которой её лицо приняло брезгливое выражение, - ... непотребном виде.
Девочки в классе затихли. Даже толстушка Олив, которая постоянно ест лакричные конфеты, перестала шуршать обёртками. Все глаза сейчас были направлены на меня и мисс Чейз.
Я была в шоке. На мне были надеты достаточно свободные джинсы и тонкий, но плотный блейзер цвета топлёного молока. Даже Эсми сегодня утром сказала, что я выгляжу элегантно. Это был мой первый комплимент столь высокого качества, и я улыбалась даже тогда, когда мы с Эдвардом ехали в школу. И вот теперь эта старуха...
- Простите, мисс Чейз, не могли бы вы объяснить... – начала я, стараясь держать себя в руках. Спиной я чувствовала молчаливую поддержку всего класса.
И Розали.
- Потрудитесь смыть свой мейк-ап. И запомните, что девушке вашего возраста не пристало так ярко краситься.
Мне захотелось расхохотаться ей в лицо. Наконец-то, я поняла в чём дело.
- Мисс Чейз, я не пользуюсь декоративной косметикой в школе, – в доказательство своих слов, я провела по лицу ладонью, старательно прижимая её и к ярким губам, и к белым щекам, а потом показала её сначала классу – потом учительнице.
Выражение её лица мне не понравилось. Она достаточно сильно шлёпнула меня указкой по руке.
- В таком случае, следующий раз оставьте за порогом класса свою дерзость. А сейчас – она ткнула мне формуляр, - вон!
Взяв свои вещи, я спокойно прошла к двери. Никогда не думала, что можно настолько завидовать чужой красоте и молодости. Узнай мисс Чейз, что я сохраню этот дар навечно, она бы задохнулась от злости. Я уже взялась за ручку двери, когда услышала её шёпот:
- Грязное отродье... Поганая семья, грязная кровь...
Обернувшись, я едва сдержалась, чтобы не выпустить клыки. Гнев накатил на меня сплошной волной, сбивающей с ног разум. Но буквально в этот же миг достаточно шумно со своего места поднялась Розали Хейл.
- Мисс Хейл, куда это вы собрались, позвольте уточнить? – мисс Чейз побледнела от ярости. – Вы не боитесь получить не слишком высокую оценку в семестре?
Но Розали даже не удостоила её взгляда. Вместо этого она направилась к двери, где крепко обняла меня за плечи, и сказала:
- Пойдём, Белла.
Я невольно вслушалась в мысли мисс Чейз. Таких гнусностей о семье Каллен не думал никто в целом свете, не то, что в Форксе. Интересно, откуда у чопорной старой девы такие фундаментальные познания о пороке?..
Уже через минуту мы шли по коридорам школы вдвоём, в полной тишине.
- Кажется, на этот раз грымза превзошла саму себя. Давненько она никого не распинала...
- Знала бы ты, что она о нас думает...
Розали красивым жестом отбросила волну светлых волос и рассмеялась.
- Знаешь, Белла... Я, как истинная блондинка, предпочитаю не брать в голову лишнего. Этот, с позволения сказать, дар достался тебе и Эдварду. Вот и пользуйтесь им на здоровье. Знания умножают печаль... – она посмотрела на меня. – Но знаешь... после того, что она сказала... Никто не смеет говорить так о нас. Мы не ангелы, но Карлайл столько сделал для всех жителей Форкса, что ему пора сооружать памятник. Знаешь... – она лукаво прищурилась, - Я бы убила её, не задумываясь. Проблема в том, что её кровь по вкусу будет напоминать уксус. Это пугало - только видимость жизни. Она мертвее всех нас вместе взятых, притом, давно. Потому что её завистливая чёрная душонка давным-давно умерла.
Будь я просто человеком, меня бы взяла оторопь. Но теперь... Теперь мы с Розали просто смеялись над этим.
Возле канцелярии нам пришлось расстаться: Розали осталась ждать Эммета, Джаспера и Элис. Я хотела было составить ей компанию, но она мягко отказалась.
- На твоём месте я бы отыскала Эдварда. Сейчас ему лучше не быть одному. Скоро охота...
Я вспомнила, что его глаза уже стали практически чёрными.
- Да... Хорошо.
Взяв сумку, я направилась к выходу. Розали окликнула меня.
- Белла...
Обернувшись, я улыбнулась. Склонив голову на бок, она посмотрела на меня снизу вверх, потом сверху вниз, будто пристальный тёмно-карий сканер. А потом негромко, чтобы никто, кроме нас, не услышал, проговорила:
- Береги его, Белла.

Из административного корпуса я вышла с идиотской улыбкой на лице, хотя объективных поводов для радости у меня было мало.

***
Вопреки опасениям Розали, Эдвард оказался на месте. Он сидел на капоте «вольво» и смотрел, как я приближаюсь. Его взгляд был таким же пронзительным, как и в кафетерии.
Он смотрел на меня настороженно, будто подозревал в том, что я снова замышляю побег. Даже в его позе было что-то хищное, будто он в любой момент готовился к прыжку. Зная о его возможностях, я представляла себе, насколько эффектным мог бы быть этот акробатический трюк. Но прямо сейчас мне не хотелось чего-то сверхъестественного.
Я поймала себя на мысли, что меня радует то, как сложились обстоятельства.
Что мне наплевать на мисс Чейз и на машинопись в целом.
Что именно сейчас мне хочется только самых простых вещей.
Быть дома или...
Или взять Эдварда Каллена за руку.
На моём лице по-прежнему играла дурацкая в своей беспричинности улыбка.
Подойдя к Эдварду, я осторожно поправила воротник его лёгкой ветровки, разгладила ладонью широкую складку... Он был так близко, что его дыхание касалось моего лица, заставляя вздрагивать немного выгоревшие на солнце волоски у виска.
- Эдвард... Поехали домой.
Выждав пару мгновений, он усмехнулся.
- Не вопрос, Белла.
Весь вечер он провёл дома, но мы не разговаривали. Он не прикасался к роялю, отказался играть в карты, а я не читала книгу в своём любимом кресле у окна, из-за которого у нас были шутливые баталии с Джаспером. Мы периодически терзали друг друга глазами, но говорить – даже мысленно, - не начинали.
Как будто нам нравилось мучить друг друга ожиданием этого разговора....

И вот сегодня, сидя в обществе Элис и Джаспера, я отчётливо поняла всю его неизбежность. Я не слушала советов, о которых сама же и просила. Джаспер видел это не хуже меня, но продолжал объяснять и рассказывать. Элис перебирала мои распущенные по плечам волосы, глядя, как они отливают на солнце золотым и красным, изредка вставляя реплики в рассказ Джаспера. Она была сегодня задумчивой: ей слишком ощутимо хотелось рисовать, но пока ещё это желание не взяло верх, она предпочитала находиться в обществе того, кто ей дорог.
Сколько нежности было в их отношениях... Это лишь со стороны Элис казалась легкомысленной и инфантильной. Когда дело касалось Джаспера, она была предельно внимательна и обходительна. Они ловили каждый вздох друг друга, иногда превращая этот душевный трепет в забавную игру... Глядя на них, я в очередной раз почувствовала всю бесконечность предстоящего одиночества.
И ещё что-то. Какой-то протест, идущий из таких глубин души, куда обычно я посылаю собственную не слишком надоедливую совесть. Там же оказывается и всё то, что хоть чем-то мешает мне жить. Повернувшись, я в очередной раз увидела Эдварда: он вытянулся на диване с книгой в руке, но смотрел поверх ровного среза страниц. Прежде, чем натолкнуться на его взгляд, я увидела его белую руку, сжимающую корешок книги.
Это был Шекспир, но меня задело не это.
Я будто впервые увидела изящество его кисти. Тонкие длинные пальцы, узкие ногтевые лунки... Такие руки принято называть музыкальными, но этого было мало. У него были поющие руки, которые будто живут своей, отдельной узколадонной жизнью, привлекая внимание и очаровывая всех, кто хоть что-то понимает в пластике человеческих тел. Засмотревшись, я без всякого опасения подняла взгляд выше, с разгону напоровшись на ошарашенное лицо Эдварда.
Он не читал, нет. Он лишь прикрывался книгой, часть которой он вот уже два дня пересказывает наизусть в своей голове. Он лихорадочно думал, затрачивая массу энергии на то, чтобы скрыть эти свои мысли от меня.
- Спасибо, Джаспер... Скоро я смогу и попрактиковаться.
Моя наигранная весёлость не убедила даже Элис, тем более что я продолжала смотреть на Эдварда, не отрываясь.
Или мы поговорим, или... Чёрт, кто-то сойдёт с ума. Ты или я, Эдвард?
Гибким движением большой грациозной кошки он поднялся на ноги и, положив на стол томик Шекспира, вышел из комнаты.
Ничего не объясняя, я встала с кресла и вышла за ним. Да и не нужно было никому ничего объяснять...
Слишком всё было очевидно.

Мои глаза не успели привыкнуть к полутьме коридора, когда сильные руки достаточно жёстко поймали меня за плечи. Я оказалась в небольшом пространстве между стеной и грудью Эдварда Каллена.
Его большие и совершенно чёрные глаза... Твёрдая линия подбородка, высокие скулы... Всё его красивое и невероятно чувственное теперь, в состоянии крайнего эмоционального возбуждения, лицо медленно, но верно прорисовывалось в темноте. Он был на грани... На взводе... Между полусветом, в котором волей судеб довелось существовать нам, вампирам, и полной и безоговорочной тьмой, возвратиться из которой практически не возможно. Если ты не Орфей... Эдвард Каллен не балансировал, нет. Он летел, едва цепляясь за этот узкий и скользкий поребрик, наплевав на все условия и условности. Ему было решительно всё равно, что будет дальше: слишком далеко он забрался и уже плохо понимал, куда это – назад.
- Эдвард... – он на мгновение отвернулся, будто взяв передышку. В этот момент я всем своим существом почувствовала, что теряю его. Что он погружается в тень, названия для которой ещё никем не придумано. Поймав его лицо в свои ладони, я знала, что и у меня шанса переиграть этот гейм не будет. Но я же и знала, что отдать его темноте – выше моих сил. – Эдвард, нет...
У меня не было слов – только мои чуть вздрагивающие ладони на его щеках...
Только тонкий лёд его бледной кожи под моими ладонями...
Только жар его потемневших донельзя глаз...
Только тонкий пульс наших жизней, которые переплелись так тесно и так прихотливо...
- Белла... Кристабелла... – кривая усмешка тронула его дрогнувшие губы. – Один вопрос.
- Говори.
- Честный ответ?
- Я обещаю тебе...
Дальше тянуть было некуда, но каждое слово было значимым в этой игре смыслов, секунд и полутонов. Гробовую тишину в доме, казалось, нарушает только тонкий эскиз звука наших дыханий, мучительно ищущих общий такт...
- Ты влюблена в меня?
Врать тому, кто читает твои мысли как свои бесполезно. Что ж...
- Эдвард...
- Скажи это...
- Да...
Мой голос упал до шёпота, но у меня не было сил отвести взгляд от его лица, на котором сменялись самые противоречивые эмоции.
- Скажи это громко.
- Да, Эдвард Каллен...
Мне казалось, что прошла целая вечность, но секунды на больших часах в гостиной и не думали замедлять свой бег.
- Пойдём, - до боли сжав мои пальцы, Эдвард решительно потащил меня вверх по лестнице.
Что ж... лёгкого разговора не получилось.
Мне не оставалось ничего, кроме как повиноваться.