Глава 29. Привет из прошлого
В ночь перед полетом я спала очень плохо. То и дело просыпалась, а потом снова забывалась короткими обрывочными снами. Ворочалась на постели, дважды вставала пить. Не могу сказать, что я была против поездки на остров. Не могу сказать, что я была «за». Я воспринимала эту смену обстановки как данность, от меня не зависящую: Белла и Эдвард решили, я слушаюсь.
Каллены восприняли мысль о каникулах с энтузиазмом. Учитывая, что мы с родителями уезжали, Роуз и Эммет тоже решили покинуть Лондон и съездить в Таиланд. Элис и Джаспер выбрали Мексику и только Карлайл и Эсми решили провести некоторое время в Лондоне. Мне кажется, всем не терпелось, чтобы я наконец исчезла из их поля зрения и перестала напоминать о том непростом времени, которое было в нашей семье… Может быть, это была моя очередная параноидальная фантазия, но я воспринимала это именно так.
Вечером, накануне отъезда, когда я собирала вещи, я полезла в ящик стола и наткнулась на альбом с фотографиями. Одно короткое мгновение мои руки дрожали, столкнувшись с этим документальным конспектом моментов прошлого. Но потом отстраненное равнодушие снова накрыло меня, унеся в бездну отдаленный призрак боли. Я открыла большой альбом в кожаном переплете на середине, на первой попавшейся странице. На всех фотографиях этого разворота была я года четыре назад. Мы тогда жили на Аляске, и на мне был смешной канареечного цвета лыжный костюм. Рядом со мной стоял улыбающийся Джейк, и его оливкового цвета кожа особенно ярко выделялась на фоне белоснежного снега. Я уставилась на него, чувствуя тугой комок в горле. Я так долго и так пристально смотрела на фото, что мне показалось, что Джейк подмигнул мне, и даже его улыбка стала шире.
Я закрыла альбом и убрала его подальше в ящик, как если бы просто спрятав фотографии от своих глаз, можно было бы перестать думать… Но мысли не уходили, словно насмехаясь над моими жалкими попытками не тревожить себя снова и снова, и снова.
Я еще не говорила вам… Не желала говорить, что Джейк не общался со мной. Я попыталась позвонить ему на прошлой неделе, но он холодно ответил, что пока не готов снова играть роль моей няньки. Я ничего не успела возразить, даже не попросила прощения, как в трубке послышались короткие гудки. Разговор был окончен. Потом я еще пару раз набирала его номер, но трубку никогда не снимали. Я знала, что заслужила подобное отношение, но от этого было не легче. Джейк никогда раньше не был со мной таким. Никогда, даже когда я предпочла ему Дэниэла. И мне было сложно свыкнуться с мыслью о том, что на этот раз от меня потребуется нечто совершенно большее, чем простое и банальное извинение…
В утро нашего отъезда на остров Эсми меня разбудила Белла. Мама с собранными в хвостик волосами в обычной толстовке и джинсах откинула мое покрывало и с ласковой улыбкой на губах подала мне стакан воды и пару таблеток-витаминок. Пока я принимала душ, мама собрала мою постель, а папа снес вниз мой чемодан с вещами. Мне оставалось только одеться и спуститься к завтраку, на котором собралась вся семья.
Оглядывая в последний раз перед выходом свою комнату, я подумала, что никогда не переезжала с места на место так часто, как после моего появления в Лондоне. Словно раньше, в Форксе и Аляске, мне всего было достаточно, а сейчас и целого мира мало, потому что даже в нем, кажется, нет уголка для меня…
Пока я шла по коридору к лестнице, я подумала еще об одной вещи. Комната Дэниэла…
Сейчас дверь в нее была крепко заперта, но я знала, что Розали иногда проводила в ней часы на пролет. Наверное, она была мазохисткой. Я, наверное, была ей тоже, но все же зайти в комнату не решалась. Может быть, потому, что прекрасно помнила, как дала ей обещание в следующий раз увидеть ее, когда в ней будет ощутимо живое присутствие Дэниэла. Я знала, что он больше там не появится, а значит, я вряд ли еще когда либо вновь увижу прислоненный к стене борд, стойку с дисками, низкую кровать и голубые стены…
Я слышала, как пару дней назад Эсми и Эдвард обсуждали возможность ремонта той комнаты. Они хотели, чтобы ничто не напоминало мне о Дэни… Я поражалась, неужели мой папа так глуп, что не понимает, что это все просто бессмысленно, потому что если бы для меня была хоть малейшая возможность излечиться, просто выкинув вещи или перекрасив стены в другой цвет, я бы давно уже это сделала. А потом, подумав немного, я пришла к выводу, что для папы эта видимость деятельности – тоже своего рода способ терапии. Использовав все способы достучаться до меня, образумить, растормошить, он принялся к разрушающей деятельности всего материального, связанного с Дэниэлом. Вряд ли он в серьез думал, что это поможет мне, но может быть, это действительно поможет ему, поэтому я не стала возражать. Уничтожать, так уничтожать.
Когда я пришла в столовую все уже были в сборе. Я поздоровалась и села на свое место. Белла подала мне чашку чая и блюдо с блинчиками, Эсми подвинула варенье. Пока я ела, уставившись в свою тарелку, за столом царило непривычное оживление.
- Я знаю, - звонко щебетала Элис. – Что эти каникулы всем нам пойдут на пользу. Я вижу нас всех за этим самым столом через четыре недели. Боже! Мне кажется, мы никогда не были более счастливы!
Я недоверчиво посмотрела на свою тетю, на лице которой играла прямо таки ослепительная улыбка. Джаспер рядом с Элис тоже улыбался. И Карлайл и Эсми, и Эммет, и даже Белла, кажется, поддалась всеобщему воодушевлению. Я повернула голову, чтобы посмотреть на папу – кто-кто, а он никогда не отличался верой в глупые сказки, но и здесь меня ждало разочарование. Эдвард улыбался, ласково поглаживая сидящую рядом Беллу по руке.
Откуда ни возьмись, к горлу подкатила тошнота. Я сглотнула. Отодвинула от себя тарелку.
Да что же это со мной? Почему я не могу верить в лучшее вместе с ними? Почему же я не могу так же беспечно жить, ожидая, как через четыре недели все снова будет хорошо? Может быть, просто потому, что я точно знаю, что для меня ничего не изменится? А разочаровывать свою семью в очередной раз мне так не хочется? Они верят, что четыре недели способны все склеить. Как же я буду смотреть им в глаза, когда этого не случится…?
За завтраком последовали такие же теплые и воодушевленные проводы. Мы с мамой и папой уезжали первые, поэтому нам досталась самая большая порция поцелуев и объятий. Элис, расцеловывая меня в обе щеки, довольно сказала, что хоть она и не может видеть меня, чувствует, что все будет хорошо. А Розали, крепко сжимая меня в объятиях, шепнула на ушко, что любит меня так сильно, что я единственная, кто может помочь ей пережить потерю Дэни. Я посмотрела на нее настороженно и слегка удивленно – ее голос на фоне веселого щебетания других Каленов был каким-то совсем отчаявшимся, а глаза полны такой тоски, что мне стало не по себе. Полностью зарытая в свои переживания, я как-то совершенно упустила из виду состояние Розали, и сейчас подумала, что ей бы не помешало сходить на пару приемов к мисс Ли…
В аэропорт мы приехали как раз к нашему рейсу в Лиссабон. А уже там нас ожидал самолет, готовый к трансатлантическому перелету до Рио де Жанейро. Дорога для меня прошла на удивление спокойно. Чтобы не скучать и не думать в самолете, я взяла с собой пару книжек и их сюжеты так захватили меня, что я полностью погрузилась в чужой мне мир и не нервировала сама себя. Белла тоже что-то читала. Эдвард слушал музыку. Пару раз я перекусила, а потом еще спала. В общем, делала все, что и положено делать в долгом полете.
Когда мы прилетели в Рио уже смеркалось. Я была здесь впервые, хотя об острове Эсми была наслышана – всегда думала, что проведу здесь свой медовый месяц. Я одернула себя – не в этой жизни и не с моим счастьем ждать чего-то подобного, зная реалии моего настоящего.
Рио был красив. Не так умопомрачительно красив, какими мне показались с первого взгляда, например, Швейцария или Италия, но все же особенен. Его красота и красота Бразилии открывалась для меня постепенно, как будто я спящая красавица, которая потихоньку приходит в себя после долгого сна и видит вокруг мир, который ей только предстоит открыть для себя. Дышалось здесь легко, воздух пах тропической зеленью и почему-то медом. Шлось тоже легко. Наверное, впервые за последние месяцы, во мне затеплилось предвкушение чего-то хорошего, ожидающего меня впереди, и слова Элис перестали казаться такой уж блажью. Пока мы ехали на такси до морского порта, я смогла рассмотреть светящиеся ночными огнями улицы и скверы. Появилось стойкое желание рассмотреть их ближе… Потом.
В порту мы пересели на небольшой катер. Где-то минут через двадцать пути по океанской глади папа указал мне на замаячившую впереди светлую точку, которая должна была быть островом Эсми. Еще через десять минут я смогла разглядеть очертания двухэтажного дома в окружении густых раскидистых пальм и кустов зелени, а через пять – уже спускалась на мягкий сыпучий песок пляжа. Я специально сняла кроссовки еще на катере, и потом с удовольствием прошла путь до дома босиком, чувствуя, как песчинки щекочут ступни и передают мне тепло солнца, нагревшего их за день.
Дом Эсми (все на этом острове было посвящением Карлайла своей жене) был большой, светлый и уютный. Белла сказала, что за время их с папой медового месяца здесь ничего не изменилось, разве что кровать в главной спальне, да побелка на стенах, которую обновляют каждые три года. И действительно, озираясь по сторонам, я чувствовала удивительный историзм этого места. Словно каждый предмет мебели шептал о счастье, которое испытали здесь Эсми и Карлайл, впервые поселившись здесь. Будто каждая деревянная половица пела о страсти, которую подарила этому месту пара Роуз и Эммета. И нежность Элис и Джаспера танцевала в зажженных лампах, и бесконечная любовь Беллы и Эдварда парила в воздухе…
И вот я, потерянная, отвергнутая, истощенная, стояла посреди всего этого великолепия чувств, и ощущала себя еще более одинокой, чем прежде. Еще более несчастной. Еще более грязной.
Не так, о Боже, не так я должна была войти в это место! Не так… Я не должна быть одна. Со мной должен быть кто-то влюбленный, дорогой, родной. Кто-то, для кого я прекрасна и любима. Кто-то, для кого я – жизнь и мир. Кто-то, для кого самое большое счастье в жизни – проводить каждую минуту времени со мной, делясь самым сокровенным, разговаривая, изучая, любя…
Вместо этого, вот она – разбитая и истерзанная я. Мне казалось, что своим присутствием я прямо таки оскверняю это место, и с каждой проведенной здесь секундой тускнеет счастье мебели, рассыпается страсть половиц, затухает нежность ламп, и воздух становится суше и холоднее без любви…
Мама тогда, увидев мое несчастное лицо, бросилась ко мне и обняла так крепко и ласково, словно хотела своими руками дать мне сил и стойкости, а потом к ней присоединился и папа, обняв нас обоих. В таком тройном объятии мы простояли минут пять, пока у меня не затекли руки. Тогда папа выпустил нас с мамой из своих рук и сказал:
- Мы справимся, Ренесми. Вместе мы переживем все. Ты только не закрывайся от нас.
- Я постараюсь, - прошептала я, и пообещала сама себе, что сделаю все, чтобы так и было.
Моя спальня была небольшой, но очень милой. Кровать под балдахином, персиковые обои и мягкий светло-серый коврик располагали к расслабленному времяпрепровождению. На прикроватном столике стояла лампа, под потолком горели лампочки в форме бабочек, а в углу стояло небольшое плетеное кресло. Большой внутренний шкаф с зеркальными дверцами и картина, изображающая морской пейзаж, дополняли атмосферу, но самым главным был полукруглый балкон. Сейчас его створки были открыты и в комнату, колыхая прозрачные шторы, врывался свежий океанский бриз.
Я разделась, приняла душ в смежной с комнатой ванной, и легла в постель. Она была чуть-чуть влажной и прохладной. Поцеловать меня и пожелать спокойной ночи зашли Белла и Эдвард.
- Отдыхай, принцесса, - прошептал папа, целуя меня в лоб.
А потом они с мамой вышли, держась за руки, а я тут же заснула.

Когда я проснулась утром, то не сразу поняла, где я. Но постепенно осознание снизошло на меня, и я успокоилась. Какое-то время я повалялась в кровати, а потом встала, чтобы идти на поиски родителей.
Я нашла их на террасе перед домом. Белла в шортах и майке, и Эдвард в таком же пляжном одеянии смотрелись так непривычно, что я слегка обалдела. К тому же, они буквально искрились под жарким солнцем, поразив меня своей поистине неземной красотой. Столько лет они рядом, а я все никак не могла привыкнуть к их совершенству…
- Как спалось? – улыбаясь, спросил Эдвард.
- Хорошо, - ответила я, проходя на террасу и усаживаясь на одно из плетеных кресел. – Как вы?
Белла мелодично засмеялась. Эдвард усмехнулся.
Ох… Не нужно было спрашивать. Я почувствовала себя не в своей тарелке.
- Фантастика! – сказал папа. - Мы уже искупались. Вода изумительная. Не хочешь поплавать? Или сначала позавтракаешь?
- Я позавтракаю.
Мама подвинула мне апельсиновый сок, ветчину и сыр, несколько ломтиков ананаса и дыни на большом блюде. Пока я ела, родители сидели рядышком, развлекая меня историями об острове и тех возможностях отдыха, которые у нас есть. Я слушала их внимательно, иногда вставляя ничего не значащие фразы. Потом я переоделась в купальник, взяла полотенце и пошла на пляж.
Берег был таким же потрясающим, как я и ожидала. Ночью, в темноте, я не могла оценить его красоту в полной мере, но сейчас он предстал передо мной в своей полной стати. Белоснежный песок, бирюзовая вода, такая яркая, что создавалось впечатление, что она не настоящая, а специально подсиненная краской, и тропическая зелень создавали картину полного довольства и божественного великолепия. Прозрачные воды Атлантики манили к себе, вызывая непреодолимое желание нырнуть в глубины океана и оставаться там как можно дольше.
С вздохом блаженства я вошла в ласковую воду, теплую как парное молоко, и, забыв обо всем, поплыла вперед. Я плыла неторопливо, наслаждаясь нежным прикосновением воды к коже, то переворачиваясь на спину, то вновь пробивая себе дорогу сквозь волны вперед, и вдруг почувствовала себя так легко и свободно, что защемило в груди.
Только позже я поняла, что это спадали с моего сердца оковы.
Потом для меня началось однотипное, но блаженно-спокойное время. Один день на острове был похож на другой. Течение времени замедлилось. Жаркий день сменялся теплыми сумерками. Шум волн был постоянным и планомерным, убаюкивая меня. Мы с родителями проводили много времени вместе: ныряли с аквалангом, знакомясь с удивительной первозданной красотой океанского дна, загорали, играли на пляже в волейбол и много купались. Иногда катались на белоснежной яхте. Я смотрела на бескрайние океанские просторы, иногда видела вдали линию берега. А когда уставала, то закрывала глаза и клала голову на поручни. И слушала голос океана и шелест ветра и ни о чем не думала. По вечерам мы сидели в зале перед телевизором или читали, иногда папа упражнялся на фортепиано, и даже я исполнила как-то пару композиций.
На шестой или седьмой день нашего пребывания на острове Эсми разразился шторм. Волны яростно бились о берег, ветер свистел и ревел, на горизонте сверкали зигзагообразные ослепительные молнии, а вслед за ними раздавались оглушительные раскаты грома. Гроза была такой мощной и яростной, что наш домик буквально трещал, и казалось, что громыхает прямо у нас в гостиной. Пол дня мы с Эдвардом и Беллой играли в карты и монополию, потом папа приготовил ужин, а после я отправилась спать. Сон не шел. Дождь барабанил по крыше, норовил пробить окна и ворваться внутрь…
Оставив безуспешные попытки заснуть, я тихонько вышла на улицу.
Закутавшись в куртку, я сидела на берегу и смотрела вдаль. И меня не беспокоили ни капли дождя, стекающие по телу и волосам, ни мокрый песок, пробирающийся под одежду. Где-то через пол часа я замерзла. Буквально тут же пришел папа:
- Иди спать, дочка, - сказал он тихо.
- Я смотрю на дождь, - ответила я, даже не повернув к нему голову.
- И долго ты еще собираешься смотреть? – спросил он.
- Не знаю. Но хочется побыть здесь еще чуть-чуть. Тут так хорошо. И спокойно. Посредине бушующей стихии ты сама кажешься такой незначительной, и все твои переживания ровным счетом перестают иметь какую-то власть над тобой…
Эдвард вздохнул и накинул мне на плечи еще одну непромокаемую куртку.
- Не долго, - строго сказал он и оставил меня одну.
Минут через двадцать я пошла обратно в дом. Там меня уже ждала мама с горячим чаем и душистой ванной. Я выкупалась и почти сразу заснула.
Весь следующий день шел дождь. Я сидела в гостиной перед телевизором, а мама с папой собирались на охоту.
- Ты уверена? – в который раз повторила мама. – Мы с папой можем охотиться по очереди.
- Мам, конечно, я уверена! – воскликнула я. – Ну, скажи мне, что со мной здесь может случиться за те пару часов, что вас не будет?
- Мне было бы спокойнее, если бы…
- Перестань, Беллс! – прервал ее папа, и я посмотрела на него с благодарностью, – Ренесми явно хочет побыть одна. Мы с тобой ей уже порядком надоели, правда, милая? - он подмигнул мне.
- Мам, я буду здесь, когда вы вернетесь, я обещаю, - сказала я. – Могу даже пообещать, что не покину пределов дома, если тебе станет легче…
Белла с сомнением посмотрела на меня, а потом вздохнула, признавая свое поражение.
- Если надумаешь выходить на улицу, возьми с собой телефон. И одевайся, как следует, - сказала Белла торопливо, на ходу застегивая кофту. - И ни в коем случае не лезь в воду.
- Будь уверена.
Когда родители ушли, я еще какое-то время посидела перед телевизором, клацая по каналам. Потом пошла на кухню и сделала себе бутерброд. Потом все же решила прогуляться, и пошла в свою комнату за джинсами и кофтой. Одеваясь перед зеркалом, я в который раз отметила, что загорела и загар очень шел мне, скрывая впалые щеки и синяки под глазами. Золотистые глаза, казавшиеся еще недавно безжизненными и тусклыми на бледном лице, приобрели блеск и яркость на золотистом фоне. А некоторые пряди волос выгорели и приобрели медовый оттенок. Я показала язык своему отражению, запихнула в карман мобильник и пошла на улицу.
На остров уже опустился вечер, но из-за темных грозовых туч казалось темнее, чем обычно в это время. Вечер окутал меня. Ветер трепал волосы. Тишину нарушали лишь равномерный шум прибоя и капель дождя, ударяющихся о воду, и мое дыхание. Я уныло побрела вдоль берега, зарываясь носками кроссовок в песок, в противоположную от дома сторону. Я шла, целиком погрузившись в раздумья.
То, какой я увидела себя в зеркале, не на шутку взволновало меня. Хороший внешний вид – это признак того, что и моя душа может скоро преобразиться? Я хотела, я искренне хотела быть прежней – пылким, вечно улыбающимся созданием, радующимся каждому новому дню своей жизни. Я хотела этого в первую очередь для своей семьи. Но я не верила, что время можно повернуть вспять, особенно, когда удалить из жизни нужно такое глобальное и значимое событие, каким стал в моей жизни Дэниэл. Со слабой надеждой я подумала, что может быть, переоценила значение Дэни… Может быть, все оказывается не так страшно, как я думала? Может быть, еще есть шанс для меня не просто выжить, но и просто жить? Может быть здесь, в этом оторванном от мира месте, я вновь обрела себя? Я вновь почувствовала себя? Услышала себя?
Внезапно запищал мой телефон, вырвав меня из круговерти мыслей. Я посмотрела по сторонам и увидела, что довольно далеко удалилась от дома, а стемнело теперь окончательно, и луна уже взошла на небосвод, иногда прячась за быстро бегущими по небу тучами.
Я вытащила телефон и увидела на экране сообщение об смс. Открыла папку, только чтобы обнаружить незнакомый номер. Я нахмурилась…
«Я хочу видеть тебя. Кажется, у нас остались незавершенные дела»
Я застыла, едва до меня дошел смысл этого послания. Телефон выпал из моих ослабевших пальцев прямо на мокрый песок. Мороз пробежал по коже. Дыхание перехватило и мне показалось, что я медленно, но верно начинаю рассыпаться.
Это было глупо, но я огляделась по сторонам, почти ожидая, что увижу Его где-то рядом.
Пляж был пуст. Я вздрогнула от неприятного ощущения и, опустив глаза, уставилась на мобильный в песке невидящим взглядом. Смс вызвало рой болезненных видений, среди которых самое невыносимое – Он с Дарьей. Или того хуже – он в его последний день рождения: счастливый, улыбающийся и родной. Тогда я была уверена, что он любит меня и никогда не позволит себе причинить мне боль…
Я застонала и на одно короткое мгновение я словно увидела себя со стороны: в глазах паника и смятение, руки сжаты в кулаки, в попытке сдержать крик проснувшейся боли. Беспомощный, подстреленный зверь, которого, как не беги, все равно рано или поздно настигнет охотник…
Мне вдруг стало так страшно, что я, наступив на телефон подошвой кроссовки, бросилась бежать к дому.