В комнате моей матери есть секретное место – большая шкатулка, которую она держит в стенном шкафу. И в этом секретном месте хранятся секретные вещи – Рене даже не догадывается, что мне о них известно. Иногда, когда я прихожу домой из школы, а мама ещё на работе, я иду и рассматриваю содержимое шкатулки, и каждый раз словно нахожу клад.
Большинство людей, увидев, что там лежит, не обратили бы большого внимания… но для меня это всё.
Сегодня мой двенадцатый день рождения, и когда я возвращаюсь из школы, мамы ещё нет. Я помню, что она собиралась работать допоздна и, вероятно, придёт домой только около семи или восьми. Поскольку сегодня понедельник и завтра в школу, вечеринки у меня не будет. Но мне она и не нужна, ведь кроме Элис, Эдварда и моей новой подруги Анджелы, приглашать всё равно некого. Это не имеет значения, потому что я рассчитываю провести весь уикенд, начиная с вечера пятницы, в доме Калленов. Эсме обещала, что мы с Элис сможем попозже лечь спать и будем смотреть фильмы – возможно, даже PG-13 – и такой план кажется мне прекрасным.
Но сейчас, пока мне не хочется выполнять домашнее задание, я решаю заняться изучением шкатулки с драгоценностями.
Взяв на кухне яблоко и оставив школьную сумку у себя в комнате, я крадусь к двери в мамину спальню и осторожно проскальзываю внутрь. Я всегда немного нервничаю, входя сюда, когда мамы нет дома, потому что если она обнаружит меня здесь, то наверняка рассердится.
Постель на маминой кровати в беспорядке – она никогда не заправляет её, - а на полу комки пыли, которые перекатываются под дуновением сквозняка. Пахнет дымом – на тумбочке стоит пепельница, полная окурков. Я морщусь, жалея, что не могу выкинуть их и проветрить помещение, ведь тогда мама узнает, что я была здесь, и у меня, вероятно, будут неприятности, поэтому я просто смиряюсь с этим запахом. Хорошо, что она курит только здесь.
Я открываю дверцу шкафа и сажусь возле него на пол, откусывая от яблока, а потом убираю одежду, которую моя мать набрасывает на шкатулку, и поднимаю крышку. Вот они… её сокровища… и мои. Вначале я беру в руки изящный заварочный чайничек из костяного фарфора, восхищаясь тонкой золотой вязью росписи и нарисованными птицами – кажется, это ласточки. Бережно перевернув его, читаю знакомые буквы ЭИР. Понятия не имею, ни что они означают, ни почему мама хранит этот красивый предмет в своём секретном месте, но чайничек мне очень нравится. Почти так же сильно, как фотографии, которые я достаю следующими. Они не собраны в фотоальбом или ещё как-то, поэтому я рассматриваю снимки по одному, опасаясь нарушить порядок, в котором они сложены – и которого я не понимаю.
Первое фото в стопке – моё любимое. На нём мои родители и, насколько я понимаю, это день их свадьбы. Они такие молодые – мама рассказывала, что они поженились сразу после окончания школы. Рене в простом белом платье, волосы убраны назад. Она выглядит красиво и обнимает папу. Я смотрю и смотрю, пытаясь вспомнить его лицо. Мужчина на фотографии улыбается, показывая идеальные белые зубы. Он одет в коричневый костюм и держит какую-то бумагу, а свободной рукой обнимает маму. У него тёмные усы и добрые глаза… такие же, как у меня. Я смотрю и пытаюсь вспомнить это лицо… его лицо… мои глаза. Но в памяти всплывает только эта фотография.
На следующей мама и я. Её волосы заплетены в косу, завязанную белой ленточкой, а я у неё на руках, крошечная, со сморщенным красным личиком. Мама выглядит усталой, но счастливой. Мы в больнице, а папа, наверное, нас фотографирует.
Ещё одно фото моего отца. На этот раз вместе с ним человек в инвалидном кресле. Я знаю, кто это – Билли Блэк, лучший друг моего папы. Билли – мой крёстный, и он по-прежнему живёт в Форксе вместе со своим сыном Джейкобом. Я знаю это, потому что они присылают нам рождественские открытки, а иногда я получаю маленькие подарки на день рождения. Это забавно, но я до сих пор не забыла, как совсем маленькой бывала у Билли дома. Приходят воспоминания: пахнет горящими дровами, а мы с Джейкобом играем в машинки на коврике. Джейк меньше меня и плачет, когда я отнимаю его красную машинку, а потом мне приходится сидеть в углу. Это всё, что я помню.
Следующий – дедушка Свон. Его я тоже помню, но он умер два года назад, после того, как убили моего отца. Почему я помню всех этих людей, но только не Чарли? Почему мне никак не вспомнить его лицо?
Ещё там есть фотография мамы, она совсем одна, сидит возле озера. Вокруг неё высокие сосны и туман, из-за которого она выглядит почти как привидение – она такая бледная, похожа на падшего ангела. Она смотрит на воду с отсутствующим видом и явно не знает, что её фотографируют. Я целую этот снимок и прижимаю к груди, прежде чем перейти к остальным: снова родители, я, Билли, ещё какие-то неизвестные люди, дедушка и бабушка, которая умерла до моего рождения. Но ни на одном фото нет родителей мамы. Им не нравилось, что она вышла замуж за моего отца. Я знаю это и думаю, что, вероятно, именно поэтому здесь нет их фотографий. Почти в самом низу пачки ещё один снимок моего папы. На этот раз я сижу у него на плечах, сжимая в кулаках его волосы. Он смотрит вверх, на меня, а я вниз, на него, и мы оба смеёмся. Мне, должно быть, около трёх лет.
Вдруг я слышу, как открывается входная дверь, и замираю: сейчас всего пять, а мама уже дома. Её голос разносится по коридору, она зовёт меня. Я машинально сую в карман фото нас с Чарли, торопливо укладываю остальные снимки и чайник обратно в шкатулку, закрываю её, снова маскирую одеждой и выбегаю из комнаты – как можно быстрее, но стараясь не слишком шуметь. Едва я успеваю закрыть дверь, как на лестнице слышатся мамины шаги, и я быстро поворачиваюсь с виноватым видом, уверенная, что моя бестактность написана у меня на лице.
- Вот и ты! – восклицает мама взволнованно. Меня охватывает облегчение, потому что она, похоже, не заметила, что я только что вышла из её комнаты.
- Да. Собиралась заняться домашним заданием, - стараясь выглядеть беззаботной, я откусываю от своего почти позабытого яблока.
- Ох, детка, никаких домашних заданий в твой день рождения! Пошли, - говорит она, обнимая меня, а потом тянет за собой. – У меня для тебя сюрприз.
- Я думала, ты будешь работать допоздна, - отваживаюсь спросить я, слегка нервничая насчёт сюрприза. Зная Рене, им может оказаться что угодно.
- Только не в день рождения моей малышки! – заявляет мама. – Я схитрила. Чтобы ты не знала.
Теперь она улыбается и кажется совершенно нормальной. Так заманчиво поверить в это, сдаться и позволить ей быть мне матерью. В последние несколько дней она вела себя хорошо, и я задаюсь вопросом, не начала ли она снова пить свои таблетки… Но в глубине души знаю, что нет – она никогда не возобновляла приём лекарства по собственной воле. Обычно она не верит, что с ней что-то не так. И очень сердится, если я упоминаю об этом.
Рене ведёт меня на кухню, и я ахаю, увидев на столе огромный торт с клубникой… он покрыт кремом из взбитых сливок, моим любимым, и достаточно велик, чтобы накормить двадцать человек. Рядом с тортом – маленькая коробочка, обёрнутая бумагой. Я стою ошеломлённая, и мои губы медленно расползаются в улыбке, а мама хлопает в ладоши.
- Вперёд, солнышко, - подгоняет она меня. – Попробуй его.
Помедлив, провожу пальцем по боковой поверхности торта и слизываю кусочек крема, чтобы оценить вкус. Восхитительные густые сливки обволакивают мой язык.
- Я решила, что мы можем сегодня поесть торт вместо ужина. Что ты об этом думаешь?
Я думаю, что это действительно отличная идея, но только идея ребёнка, а никак не матери. И снова мы словно меняемся местами. Но мне не хочется всё испортить, поэтому я киваю:
- Отлично! Я принесу тарелки.
Я наливаю молоко в высокие стаканы, мы отрезаем по большому куску торта и садимся за пыльный стол в столовой. Я слушаю, как Рене рассказывает о своём дне. Фотография всё ещё у меня в заднем кармане, и я боюсь помять её, но пока ничего не могу сделать, чтобы избежать этого. Мама говорит о надоедливых клиентах и не спрашивает меня о школе, и это опять же меня устраивает. Но кое-что мне всё-таки нужно с ней обсудить. Я ещё не говорила ей, что мне предложили присоединиться к новой программе «Одарённые и Талантливые». Если мама подпишет разрешение, я буду раз в неделю ходить в старшую школу на занятия повышенного уровня. Меня приводит в восторг эта возможность, а ещё больше – что я смогу бывать в школе Эдварда. Он теперь учится в девятом классе, и мы редко видимся, хотя его школа «South Elgin» совсем рядом с нашей «Kenyon Woods».
Я так сильно хочу принять участие в этой программе, что это меня пугает. Если Рене откажет, я буду просто безутешна.
Мама замечает, что я гоняю почти нетронутый кусок торта по тарелке.
- Что случилось, детка? Тебе не нравится торт? – она смотрит на него странным взглядом. – Если подумать, - говорит она, - он и мне показался немного подозрительным на вкус, - мамино лицо обеспокоенно хмурится, и она тоже перестает есть. Иногда она так поступает.
- Нет, мам, торт очень хороший. Мне нравится. Вкус замечательный, - пытаюсь я уговорить её. – Просто в школе предложили записать меня в эту особую программу – «Одарённые и Талантливые», и я очень хочу этого.
Её лицо становится серьёзным:
- Что ты имеешь в виду? Что это за программа?
Я рассказываю ей о программе, и мама снова оживляется. Она проводит пальцами по моим волосам и с улыбкой просит принести бланк разрешения. Моё сердце взмывает к небесам, я бегу в свою спальню и прихожу обратно с бланком и авторучкой. Мама подписывает, а я обнимаю её.
- Я так горжусь тобой, Белла. Ты такая умная. Ты далеко пойдёшь, моя малышка. Далеко пойдёшь.
Я сажусь, чтобы доесть свой кусок торта, но не успеваю сделать это, потому что мама забирает наши тарелки.
- Думаю, лучше нам поужинать чем-нибудь другим, хорошо? – по её натянутой улыбке я понимаю, что теперь у неё в голове прочно засела мысль о том, что торт плохой. Она шелестит чем-то на кухне, открывает консервные банки, и я знаю: что бы она ни приготовила, это будет хуже, чем торт.
Несколько минут спустя она возвращается в столовую со своим подарком, о котором я почти забыла.
- Для моей особенной девочки, - говорит она, подавая его мне.
Я осторожно трясу коробочку, потом быстро разворачиваю её и ахаю, обнаружив внутри маленький золотой кулон в виде сердечка на тоненькой цепочке. Он красивый, но я понятия не имею, где мама достала денег, чтобы купить его… мы не можем себе этого позволить.
- Я увидела его на витрине и подумала, что он идеален, - она снова улыбается. – Тебе нравится?
Мои глаза наполняются слезами… прекрасное украшение… то, как мама смотрит на меня… вина, которую я чувствую из-за того, что принимаю его… невозможность отказа, потому что она не поймёт.
- Очень нравится, мама. Спасибо.
Она помогает мне застегнуть цепочку, и я снова благодарю. Мы ещё немного сидим вместе, но я замечаю, что Рене совсем притихла. Она встаёт, снова идёт на кухню и приносит миску консервированного супа. Я не так уж голодна, но справляюсь примерно с половиной порции перед тем, как попросить разрешения встать из-за стола. Мама, которая совсем не ела, рассеянно кивает, и я бреду на кухню, чтобы вымыть тарелку, а потом ухожу к себе в комнату, чувствуя лёгкое беспокойство.
Весь остаток вечера я слушаю музыку и читаю, лёжа на кровати. Моя любимая группа сейчас «Red Hot Chilli Peppers». Я часто ставлю их новый компакт диск, который летом дал мне Эдвард, но это не единственное, из-за чего я люблю этот альбом. Некоторые песни очень грустные, а другие громче, яростнее. Мне нравятся тексты. Для меня это почти поэзия, хотя я уверена, что большинству людей эти стихи показались бы глупыми. Девочки в школе обожают «Back Street Boys» и Бритни Спирс, но я терпеть не могу такую музыку. Вся она звучит для меня одинаково.
Около девяти Рене заглядывает ко мне и говорит, что пора в постель. После этого она возвращается в свою комнату, а я выключаю музыку. Я знаю, что нужно спать, ведь мне рано вставать, но я ещё ожидаю, надеюсь. Погасив свет, я сижу в тишине, а моя тайная надежда становится всё сильнее.
Я устала и постепенно начинаю дремать, однако сонливость тут же улетучивается, когда я слышу знакомое звяканье. Как можно тише я открываю окно и вижу внизу силуэт. Эдвард смотрит на меня и машет рукой.
Он приходит не слишком часто – раз в две недели или около того, но у нас уже выработалось что-то вроде заведённого порядка. Теперь я не кричу на него, а беру свои кеды и, тихо открыв дверь, на цыпочках спускаюсь к входной двери. Но прежде чем выйти из дома, я вспоминаю огромный вкусный торт и решаю угостить Эдварда. В холодильнике торта нет, и где-то внутри у меня появляется нехорошее предчувствие. Я знаю, где искать. Разумеется, он в мусорном контейнере.
Это ужасно злит меня. Внезапно я прихожу в ярость и испытываю желание сорвать с шеи золотую цепочку. Меня переполняют противоречивые эмоции, и я не знаю, плакать мне или ругаться. Разумеется, я не хочу, чтобы Эдвард увидел меня такой. Но он ждёт меня, поэтому я натягиваю кеды и иду к двери. Уже двенадцатый час, и на нашей улице тихо, если не считать раздающегося поблизости собачьего лая. Эдвард нетерпеливо расхаживает возле дома спиной ко мне, но поворачивается, когда слышит, что я приближаюсь. Я не видела его больше недели, и он кажется… высоким. Элис дразнила его из-за того, как он вымахал за лето, и впервые я осознаю, что она права. Теперь он на добрых шесть дюймов выше меня, а не на один-два, как раньше. Сейчас довольно прохладно, и он в шапке. Его волосы торчат из-под неё, и он выглядит… мило. Я чувствую, как моё лицо краснеет при этой мысли, и радуюсь темноте.
- С днём рождения! – говорит он, обнимая меня. От него пахнет сигаретами, но он не курит – возможно, потому, что знает, как мне это не нравится.
- Спасибо.
- Как прошёл день?
- Ээ… неплохо, - я трогаю пальцем золотую цепочку, пытаясь забыть об остальном.
Он рассматривает кулон, после чего снова переводит взгляд на моё лицо:
- Это хорошо. Подарок?
- Да, от мамы, - я отпускаю цепочку, а Эдвард берёт кулон пальцами и сразу отпускает.
- Красивый.
- Спасибо.
Внезапно я с удивлением замечаю какой-то предмет у него в руке:
- Что это?
- О, это… Я… ммм… - он снимает шапку и проводит ладонью по волосам. – Это тебе.
Я не могу поверить, что Эдвард принёс мне подарок, и эта мысль волнует меня.
- Ну? – поддразниваю я, приподняв бровь.
- Вот, - бормочет он. – Ничего особенного, книжка, которую мы читаем на уроках английского. Я подумал, что тебе понравится.
- Очень понравится, я уверена, Эдвард, - говорю я, принимая книгу. Она тоненькая, и на обложке необычная иллюстрация… две фигуры, пригнувшиеся, чтобы спрятаться от ярких языков пламени.
«Песни невинности и опыта». Я никогда ещё не слышала такого названия.
- Кто такой Уильям Блейк?
- Это поэт. Он писал в девятнадцатом веке и сам иллюстрировал свои стихи. Видишь? – Эдвард берёт книгу и открывает её на первой попавшейся странице. Там ещё одна картинка – необычное изображение тигра. Я не могу как следует различить цвета под тусклыми уличными фонарями, но мне сразу же нравится этот рисунок. Его сопровождает стихотворение, однако оно набрано старинным шрифтом, который трудно прочесть.
- Наш учитель говорит, все думали, что Уильям Блейк сумасшедший. Он сам набирал все свои книги и вроде как создал собственную персональную религию или что-то в этом роде. Но теперь его считают гением.
- Это просто здорово, спасибо, - я перелистываю несколько страниц и сразу понимаю, что полюблю эту книгу. Мне не терпится подняться к себе и рассмотреть её при свете, но я не хочу, чтобы Эдвард уходил.
- Я подумал, что это лучше, чем многое из той ерунды, что мы читаем.
- Тебе действительно не стоило делать это, - теперь мы идём, и он суёт руки в карманы. Шапка снова у него на голове.
- Ничего особенного, - повторяет он.
- Ну и как тебе твои уроки? – спрашиваю я. Немного странно, что Эдвард уже старшеклассник, но это весело. Я не чувствую, что он настолько старше меня. На самом деле иногда мне кажется, что старше как раз я. Но мне интересно, считает ли он меня ребёнком. Не исключено. Я только в седьмом классе, а он – в девятом. У него есть друзья, о которых я ничего не знаю – насколько мне известно, он по-прежнему проводит время с Джеймсом. Возможно, у Эдварда даже есть девушка. Эта мысль злит меня, хотя я знаю, что никогда не буду его девушкой. Вообще-то, я не хочу быть ничьей девушкой… эта мысль меня почему-то пугает. Чего обычно ожидают от девушки? Значит ли это, что нужно целовать другого человека? Когда это нужно делать? И как?
Эдвард отвечает, вырывая меня из раздумий:
- Уроки ничего, большинство из них, во всяком случае. Но у нас теперь алгебра, и это ужасно.
Я понимающе киваю. Математика и для меня худший предмет.
- Вот уж чего я не жду с нетерпением, - говорю я.
- Ну, тебе-то в любом случае можно ещё пару лет об этом не беспокоиться. – Я ещё не рассказывала Эдварду о программе «Одарённые и Талантливые». И почти уверена, что в неё входят и занятия повышенной сложности по математике, а не только по языку и литературе. Внезапно я смущаюсь. Мне не хочется выглядеть всезнайкой. Но меня по-прежнему тянет рассказать ему об этой программе.
- Я… Вообще-то, я собираюсь посещать в этом году более продвинутые занятия. Начиная со следующей недели по вторникам буду ходить в старшую школу.
- Правда? Ух ты! Это здорово, Белла. И полезно для тебя, - он пинает лежащий на земле камень.
- Спасибо. А это страшно – быть в такой большой школе?
- Может быть, немного – вначале, но ты освоишься. И, кстати, вас наверняка отделят от старшеклассников. – Моё сердце падает… скорее всего, он прав.
- Да. Наверное.
- Но тебе придётся сказать мне, где будет ваш класс, - говорит он, улыбаясь, и тянет меня за волосы. – Обязательно забегу, чтобы подоставать тебя.
- Ох, пожалуйста, - насмешливо отвечаю я. – Ты не захочешь, чтобы тебя увидели со мной.
- Ладно тебе, Белла, ты же моя подруга, разумеется, я захочу.
- Да, но ты теперь старшеклассник. Уверена, у тебя есть более интересные друзья.
- Ну, теперь, когда ты об этом упомянула… - Я знаю, что он просто дразнит меня, но внезапно хочу узнать больше.
- Кстати, почему тебе нравится Джеймс? – спрашиваю я, и мне едва удаётся скрыть своё отвращение.
- А почему он не нравится
тебе? – задаёт он встречный вопрос. – Из-за курения?
- И из-за курения тоже.
- А ещё почему?
- Ох, не знаю, - я всё ещё вспоминаю наш разговор месячной давности… тот самый, когда я обвинила его в том, что он по ночам ходит к кому-то… и под этим «кем-то» имелась в виду, разумеется, Виктория. – Я просто считаю, что он плохо на тебя влияет.
- Но есть причина, которую ты не хочешь называть. Стесняешься или что-то ещё? Почему? – он останавливается и смотрит на меня. Я пытаюсь избежать его взгляда.
- Кажется, я знаю эту причину, - говорит он.
- О, неужели? – спрашиваю я, желая вызвать его на откровенность.
- В тот день, за «Кеньон Вудз», ты была рядом, когда мы разговаривали, и убежала, а с тех пор как-то странно ведёшь себя, если дело касается Джеймса. Думаю, ты услышала что-то, что тебе не понравилось.
Он понял всё правильно, а я слишком взволнована, чтобы врать.
- Неважно, - бормочу я.
- Это правда, да?
- Может быть.
- Ну, просто не верь всему, что слышишь, хорошо? – Нам обоим неловко вести этот разговор, и я понятия не имею, зачем Эдвард начал его. Он говорит, что ему пора домой, и мы идём обратно к моему дому. Я молчу.
Когда мы уже почти на месте, Эдвард поворачивается, чтобы уйти:
- Я не хотел расстроить тебя, Белла. Просто дразнил.
- Хорошо, Эдвард, - фыркаю я, всё ещё сердитая на него.
- Ты такая обидчивая. Иногда я об этом забываю, - задумчиво говорит он.
Внезапно я чувствую себя виноватой из-за того, что веду себя так по-детски – ведь Эдвард пытается быть хорошим. И он один из немногих моих друзей. Я стала полагаться на него даже больше, чем на Элис, и не хочу расстаться вот так.
- Ладно. Я знаю, что ты ничего такого не имел в виду.
- Отлично. Не могу допустить, чтобы ты грустила в свой день рождения.
Если бы он только знал.
- И ты ведь придёшь в этот уикенд, да? Элис просто места себе не находит от нетерпения, - он закатывает глаза. – Она планирует преображение или что-то такое, так что лучше тебе быть готовой.
- Уфф, - у меня вырывается стон.
- И, возможно, если ты будешь милой со мной, я разрешу тебе поиграть на моей новой «PlayStation».
- Какое счастье! – говорю я, улыбаясь.
- Ты права, чёрт возьми, - отвечает он не моргнув глазом. – Она просто потрясающая.
- Ну, посмотрим, если Элис мне позволит. Ещё раз спасибо за книгу.
- На здоровье, - он снова тянет меня за прядь волос, и мне становится интересно, не новая ли это привычка у него. Эта мысль вызывает у меня улыбку.
- Спокойной ночи.
- Спокойной.
Вернувшись в свою комнату, я открываю книгу и с жадностью погружаюсь в чтение, хотя уже первый час ночи. Утром, в школе, я буду сонной, но мне наплевать. Я читаю все стихотворения подряд, пока могу держать глаза открытыми. И засыпаю с книжкой в руках.
~QF~
Остаток недели, конечно же, тянется очень медленно, потому что я с нетерпением жду выходных. Я избегаю упоминать об этом в разговорах с мамой, чтобы она не изменила своё мнение и не решила, что мне нельзя идти, но она в последние дни кажется очень отстранённой, поэтому я не слишком беспокоюсь.
Наконец наступает пятница, и я спешу домой, чтобы собрать вещи. Хотя обычно мы с Элис ходим из школы вместе, ведь теперь она тоже в средних классах, но по пятницам Эсме забирает её сразу после занятий, чтобы отвезти на гимнастику. Поэтому если поторопиться, мне удастся до возвращения Элис провести немного времени с Эдвардом и, возможно, поиграть с ним на «PlayStation». Рене ещё нет дома, но я оставляю ей записку о том, что ушла к Калленам. Набиваю рюкзак одеждой, кладу туда же пару книг, включая ту, со стихами, которую подарил мне Эдвард. Наутро после дня рождения я была потрясена, обнаружив на внутренней стороне обложки сделанную им надпись. Там было всего несколько слов: «Белле. С днём рождения. Всегда, Эдвард».
Это короткое послание, но я думаю о нём всю неделю. Смотрю на него снова и снова, чтобы убедиться, что оно мне не привиделось. Что означает «всегда»? Всегда что? Я знаю, что никогда не наберусь храбрости спросить у него… или всё-таки наберусь?
В последнюю минуту я решаю взять с собой фото, на котором мы с папой. Почему-то не хочется оставлять его здесь, к тому же я, вероятно, покажу этот снимок Элис и Эдварду.
Дорога до их дома занимает примерно десять минут, и мне хочется бежать вприпрыжку, несмотря на то, что я для этого слишком взрослая.
Подойдя ближе, я замечаю возле дома чёрный внедорожник доктора Каллена, и это меня удивляет. Обычно по пятницам он работает допоздна. Я звоню в дверь, и мне открывает Карлайл, сердитое выражение лица которого сразу же исчезает, как только он смотрит вниз и видит меня.
- О, Белла! – восклицает он. – А Элис ещё нет дома.
- Знаю, мистер Каллен. Я пришла пораньше, так как подумала, что, может быть, дома Эдвард – он собирался показать мне свою новую «PlayStation».
Карлайл оглядывается назад, потом снова смотрит на меня.
- Что ж, - говорит он, - ты, разумеется, можешь остаться и посмотреть телевизор, пока не вернется Элис, но Эдвард наказан, - последние слова он произносит подчёркнуто строго, и я первым делом чувствую разочарование. Но потом моё эгоистическое желание уступает место сочувствию и тревоге – почему у него неприятности? Неужели его всё-таки поймали?
- Хорошо… - отвечаю я, и он впускает меня в дом.
- Если тебе что-то понадобится, я у себя в кабинете, - продолжает он, снимая очки, и трёт глаза. – Эдварду запрещено выходить из его комнаты. И никаких посещений. Договорились? – голос Карлайла звучит сурово, он смотрит на меня, приподняв брови, и я понимаю, что это его способ попросить меня о содействии. Я киваю, и он закрывает дверь, поворачивается и уходит на второй этаж, в свой кабинет. Несколько мгновений я стою в нерешительности, с рюкзаком в руках. Потом разуваюсь, следуя правилу, принятому в доме Калленов, и, неслышно ступая, иду по коридору в комнату, где находится телевизор. Я прохожу через кухню, мимо двери в комнату Эдварда, которая расположена в цокольном этаже, борясь с желанием свернуть туда. Но я не хочу, чтобы из-за меня у него были дополнительные проблемы.
Плюхнувшись на мягкий диван, беру пульт и включаю телевизор. Он настроен на HBO*, где идёт какой-то фильм, которого я никогда не видела, но я не обращаю большого внимания. Моё сердце сильно колотится в груди, пока я колеблюсь, не в силах принять решение. Карлайл наверху. Он не узнает, если я на минутку-другую схожу вниз, просто чтобы узнать, как там Эдвард. А Эсме и Элис вернутся самое раннее через полчаса. Но я должна оставаться здесь…
Разумеется, я веду заранее проигранную битву. Подобрав свой рюкзак, я возвращаюсь на кухню. Снизу доносится музыка – должно быть, очень громкая, если я слышу её отсюда. Я узнаю «Smashing Pumpkins», любимую группу Эдварда, и, собравшись с духом, открываю дверь.
Спустившись по лестнице, я вхожу и осматриваюсь. Свет тусклый, и сначала я не вижу Эдварда. Потом обнаруживаю его на кровати, он сидит, прислонившись спиной к стене и подтянув колени к груди. Он не подаёт виду, что заметил моё присутствие, и я приближаюсь. Музыка просто оглушает.
- Эдвард? – зову я, внезапно потеряв всякую уверенность. Может быть, мне не следовало приходить. Он явно не хочет, чтобы я была здесь.
С минуту я остаюсь на месте, неловко отводя взгляд, а когда снова смотрю на него, вижу, что он плачет, и это потрясает меня.
- Эдвард? – говорю я снова, садясь рядом с ним. – Что с тобой? Что случилось? Ты попал в беду?
- Да, - презрительно усмехается он, вытирая лицо тыльной стороной кисти, и отворачивается. – Наверное, можно сказать и так. Хотя больше подошло бы слово «облажался». Чертовски облажался.
Эдвард ругается, чего обычно не делает, по крайней мере, при мне. Похоже, дело плохо.
- Мой отец знает, что ты здесь? – спрашивает он.
- Нет. Я потихоньку. Он наверху.
- Хорошо. Белла, ты должна уйти… ты сама не захочешь ввязываться в это.
- Может быть, ты просто скажешь мне, что случилось?
- Меня поймали, понятно?
- Поймали, когда ты уходил тайком из дома?
- Нет, хуже.
В животе образовалась противная пустота. Что могло быть хуже этого?
- Застукали за курением?
Он молчит чуть ли не минуту, и я уже не жду, что он ответит, поэтому удивляюсь, когда он всё-таки начинает говорить:
- Я был с Джеймсом и несколькими выпускниками во время обеденного перерыва… и мы курили за школой… а потом один из парней достал самокрутку с травкой и пустил её по кругу. Когда очередь дошла до меня, я не хотел брать, но нельзя было, чтобы они подумали, что я… не знаю… что я струсил. Поэтому я притворился.
- Ты притворился?
- Да, прикинулся, что затягиваюсь… Но как раз в этот момент одна учительница пошла нас искать и увидела меня. Все разбежались, а я стою и держу косяк, представляешь? И она так смотрит на меня… - он вздохнул, прежде чем продолжить: - И не успеваю я глазом моргнуть, как уже сижу в кабинете директора, а они звонят моему отцу. Он приехал в школу в таком бешенстве… таком чертовском бешенстве. Я пытался объяснить им, что травка не моя, что я этого не делал, но никто мне не поверил. Разумеется, они обыскали мой шкафчик и нашли сигареты… в присутствии моего отца, - Эдвард замолчал.
Потом снова заговорил, слова обгоняли друг друга:
- Я пробовал сказать ему, что не курил траву, но он просто мне не поверил. Просто не поверил. И теперь я временно исключён, чёрт возьми. Может быть, меня даже отчислят. А отец обещает отправить меня в чёртов интернат. И да, я под домашним арестом до самой смерти или до восемнадцатилетия, в зависимости от того, что случится раньше. И только сейчас, как раз перед твоим приходом, отец сказал мне, как он разочарован во мне… и ещё целую кучу всего, я даже не буду это повторять.
Он снова плачет, но со злостью вытирает лицо и отворачивается. Меня просто бесит, что его отец не верит ему. Конечно, сигареты – это уже достаточно плохо, но я знаю, что Эдвард не врёт насчёт наркотиков.
- Это так несправедливо, - говорю я. Мне необходимо сделать что-то, чтобы утешить его, но я не уверена, чего именно он хочет от меня и хочет ли вообще.
- Ты веришь мне? – спрашивает он, вытирая нос рукавом. Это вроде как противно, но почему-то не беспокоит меня, ведь это же Эдвард.
- Да, я тебе верю. Зачем ты стал бы мне врать?
- Ты потрясающая, знаешь это? – бормочет он. – Никто мне не поверил, а ты веришь. Почему?
Я пожимаю плечами, не зная, что ответить:
- Элис тебе поверит. И твоя мать.
- Но не отец, - с горечью добавляет он.
- Он просто сердится, Эдвард. Он остынет.
- Он сказал, что я ему… отвратителен.
Моё сердце сжимается, и внезапно я чувствую ненависть к Карлайлу. Хотя я знаю, что на самом деле он не имел в виду того, что сказал, но никто не должен говорить такого своему ребёнку. Это неправильно. Я даже не понимаю, как это происходит, но вдруг осознаю, что обнимаю Эдварда и теперь он плачет у меня на плече. Я рада, что могу помочь ему, как он всегда помогал мне. Когда он отстраняется, я чувствую, что моя блузка промокла, но, конечно же, это меня не волнует. Возможно, я даже больше никогда не буду её стирать.
- И ты была права, Белла. Насчёт Джеймса. Этот ублюдок бросил меня там. Он сразу же удрал и даже не заступился за меня… просто убежал.
Не время для высказываний типа «ну-я-же-тебе-говорила», поэтому я молча киваю и похлопываю его по спине.
- Иногда мне хочется, чтобы у меня не было отца, - говорит он, не подумав, и я тут же застываю, отдёрнув руку.
- Чёрт. Ох, чёрт, Белла. Прости. Я ничего такого не имел в виду, - глаза Эдварда расширяются, он хватает меня за плечо, а я некоторое время раздумываю, что делать. Можно, конечно, разозлиться на него и сказать, что он бесчувственный придурок… но это не так. Ему просто больно.
Вместо этого я расстёгиваю свой рюкзак и достаю свою фотокарточку. Она немного помялась из-за того, что лежала у меня в кармане, а потом под матрацем, и я пытаюсь разгладить её ладонью, а потом протягиваю Эдварду.
- Я хотела показать тебе это, - тихо говорю я. – Это одна из немногих фотографий моего папы, и мама даже не знает, что я её взяла.
Он осторожно берёт фото и долго молча рассматривает его.
- Это ты.
- Да, - я не могу не улыбнуться. В его голосе почему-то слышится благоговение.
- Я болван, - шепчет он.
- Нет, - говорю я ему. – Ты не болван. И я не потому показала тебе это. Просто хотела, чтобы ты увидел, что когда-то у меня была семья… как у тебя.
- Спасибо. – Он возвращает мне снимок. – Ты действительно потрясающий человек.
- Брось, я просто твой друг.
- Ты замечательный друг, - говорит он тихо. Мы сидим молча, пока не умолкает музыка. Диск закончился. Я совершенно забыла о времени и о том, что если меня здесь застукают, то у нас обоих, вероятно, будут неприятности.
- Я лучше пойду наверх.
- Да, - с иронией отвечает он. – А то Карлайл подумает, что я утащил тебя в своё логово.
- Ну, мы не можем этого допустить.
- Нет.
- Всё будет в порядке, - говорю я. – Вот увидишь.
- Ладно, - он слегка улыбается, а я поворачиваюсь, чтобы уйти.
Но перед этим останавливаюсь на лестнице, внезапно почувствовав прилив храбрости:
- Эй, Эдвард?
- Что?
- Что значит «всегда»?
Я не вижу в темноте его лица, но слышу тихий ответ:
- Навсегда.
~QF~
Два месяца спустя
- Ненавижу вторники! – жалуется Элис. Она стоит возле моего шкафчика, а я собираю то, что понадобится мне в старшей школе. – Тебя нет на ланче и… ффуу… это отстой, что приходится сидеть с Эриком Йорки и Майком Ньютоном… а потом мне даже не с кем пойти домой.
Разумеется, я не говорю ей, что люблю вторники, поскольку в эти дни у меня есть возможность встретиться с Эдвардом. С тех пор как он под домашним арестом, я вижу его, только когда прихожу в «South Elgin» для занятий по программе «ОиТ», как я теперь её называю. К счастью, Карлайл не осуществил свою угрозу отправить Эдварда в школу-интернат.
- А я хожу одна по пятницам, - напоминаю я подруге.
- Да. Ты права. Но я скучаю по тебе на переменах.
Я слегка улыбаюсь Элиc, закрывая шкафчик, потом запираю его на замок и подбираю с пола свою сумку.
- Мне кажется, ты нравишься Йорки, - поддразниваю я её.
Элис корчит рожицу:
- Фу! Белла! Ладно тебе! А мне кажется, что Майку Ньютону нравишься
ты! Прежде чем мне удаётся ответить, раздаётся звонок и Элис убегает на урок. А мне нужно поспешить к парадному входу «Kenyon Woods», пока остальные участники программы не ушли без меня.
На крыльце меня с улыбкой приветствует Анджела Вебер. Она только недавно переехала сюда, и то, что она теперь учится в нашем седьмом классе, изменило для меня всё. В этом году мне гораздо лучше, чем в предыдущем, по крайней мере, в школе. Я больше не чувствую себя таким уж аутсайдером: Анджела ведёт себя со мной так же, как со всеми остальными, и встаёт на мою защиту, когда Лорен и Джессика пытаются издеваться надо мной. Кроме Анджелы и Элис, я общаюсь и с другими ребятами из моего класса – и даже благодарна Ньютону и Йорки, хоть они и кажутся мне немного назойливыми.
Большая удача, что Анджелу тоже отобрали для «ОиТ» - теперь мне есть с кем поговорить на переменах и в кафетерии «South Elgin», где мы обедаем по вторникам.
- Привет, - говорит она.
- Привет!
- Ты принесла свою папку?
- Да, - я хлопаю по сумке. – Она здесь. – Мы работаем над индивидуальными проектами, и я решила, что буду писать работу по книге, которую Эдвард подарил мне на день рождения. Уильям Блейк «Песни невинности и опыта». Миссис Джонсон, координатор программы, считает, что это слишком сложно, но мне очень хочется сделать это. Это трудно, потому что я по-прежнему не понимаю многих стихов, но я не позволю ей отговорить меня.
Анджела вздыхает:
- Кстати, как там твой проект?
- Мм… Довольно хорошо, как мне кажется. А твой? – Анджела увлекается естественными науками, поэтому проводит эксперимент по ботанике.
- Не очень, по правде говоря. Но у нас ещё есть время. Не буду сходить с ума, пока это не станет абсолютно необходимым.
- Уверена, это будет здорово, Андж. Честное слово.
- Посмотрим.
Мы усаживаемся и приступаем к работе. Уже одиннадцатый час, и мой взгляд время от времени устремляется к маленькому окошку в двери.
Без четверти одиннадцать в этом оконце мелькает его лицо, его заметная рыжеватая шевелюра, и я прошу позволения выйти в туалет, пытаясь утихомирить бешеный стук в груди. Анджела понимающе смотрит на меня, но у миссис Джонсон моя просьба не вызывает никаких вопросов и она молча подаёт мне разрешение.
Я торопливо прохожу по коридору мимо туалета для девочек к сто третьей аудитории. Поворачиваю дверную ручку – и вижу Эдварда, как обычно, сидящего на учительском столе.
Он так радостно улыбается, что у меня возникает странное ощущение в животе. За эти два месяца кое-что стало мне ясно. Я влюблена, СИЛЬНО влюблена в своего друга Эдварда Каллена.
- Думал, ты меня, возможно, не заметила, - говорит он, спрыгивая со стола.
- Ну да, тебе просто повезло, что я как раз смотрела на часы.
- Занятие такое скучное, а?
- Да нет, ничего. А у тебя?
Он стонет:
- Ооххх, это ужасно. Меня совершенно не волнуют митозы и мейозы.
- Кажется, что-то не слишком интересное.
- Так оно и есть, можешь мне поверить.
- А у нас сегодня просто самостоятельная работа. Так что довольно-таки терпимо.
- И над чем ты работаешь?
- О… - небрежно отвечаю я. – Да так, книжный проект.
Эдвард снова садится на стол и жестом приглашает меня сесть рядом. Я сижу, болтая ногами и пытаясь не думать о том, что у нас всего пара минут, а потом нам обоим придётся возвращаться в свои классы.
- Так, у меня отличные новости, - признаётся он. – Мои родители немного остыли. Теперь ко мне могут заходить друзья. За примерное поведение и всё такое.
С того дня, когда его застукали за «курением» марихуаны, Эдвард прекратил общаться с Джеймсом и больше не уходил тайком из дома по ночам. Мне не хватает его поздних визитов, но я знаю, что так лучше. И к тому же его новые друзья, видимо, хорошие ребята. Эммет МакКарти и Джаспер Уитлок оба второкурсники**, но, судя по тому, что говорит Эдвард, они совсем не похожи на его бывших приятелей. Даже Карлайл и Эсме одобряют их.
- Замечательно! И выходить тебе тоже разрешили?
- Нет ещё. Я над этим работаю, - он плотно сжимает губы. – Но если ты захочешь зайти в этот уикенд, я наконец-то смогу показать тебе некоторые из моих новых игр, - Эдвард смотрит на меня с надеждой. Мы сидим очень близко, крепко держась за край стола. Наши руки почти касаются друг друга. Если я совсем чуть-чуть пошевелю мизинцем, то дотронусь до его пальцев. Но я не делаю этого. Зато энергично киваю:
- Разумеется. Это будет весело.
Внезапно, ни с того ни с сего, я начинаю ужасно нервничать. Не то чтобы Эдвард никогда раньше не просил меня зайти. Но на этот раз всё кажется другим. Он улыбается мне и слегка дёргает за волосы, а потом снова спрыгивает со стола.
- Клёво. Ладно. Мне пора идти. Значит, в субботу?
Я думаю о том, отпустит ли меня мама, и, поскольку сейчас она работает чаще, надеюсь, что всё будет в порядке.
- Хорошо, - смущённо отвечаю я.
Ещё раз улыбнувшись мне напоследок, он поворачивается и выходит, а меня наполняет тёплое чувство – я знаю, что мне нравится Эдвард. Возможно ли, что я тоже ему нравлюсь?
* HBO – Home Box Office, телевизионный канал в кабельных сетях США, специализируется на показе художественных фильмов.
** Второй курс старшей школы (sophomore) соответствует десятому классу.
что в 
0
ну вот между нашими героями намечается химии в отношениях, пока, лишь на не подсознательном уровне, но их тянет друг к другу и это чувствуется. Спасибо большое за продолжение 
так интересно наблюдать за ними 
