Прошу прощения за задержку...

Этой ночью меня будит непонятный и невероятно громкий звук. Отворачиваюсь от него, пытаясь отгородится от подобного грохота. Время предрассветное, а я совсем не выспалась. Даже больше – лишь недавно уснула. Слишком много мыслей витало в сознании, слишком многое надо было обдумать. Ночь чересчур длинная, и переждать её можно только в царстве Морфея.
Завтра суббота. Завтра с утра возвращается мистер Каллен. Выходные в его присутствии будут полны переменяющих друг друга злобы и безразличия. Этот мужчина притягивает меня к себе (как ни сложно это признать), но одновременно и отталкивает. Иногда мне хочется узнать, что кроется внутри него, а иногда эта затея кажется не только глупой и опасной, но ещё и противоестественной. Будто бы я газель, случайно попавшаяся на территории львиного прайда…
Окончательно проснуться и выпутаться из калейдоскопа дум заставляет повторившийся звук. Похоже на удары по дереву, если не ошибаюсь. Как будто кто-то ломится внутрь.
Инстинктивно скольжу рукой по покрывалам, ища малыша. Не хочу, чтобы он испугался. Дверь закрыта изнутри. Мной лично. Опасаться нечего.
Однако пальцы натыкаются на сплошную гладкую материю, смятую в несуразные кучи. Подушка откинута к изножью, часть одеяла запуталась на серебристых балках, поддерживающих балдахин…
Больше похоже на место военных действий, откуда спешно эвакуировали местное население.
- Джером? – сажусь, оглядывая скудное освещенное пространство возле себя. Слишком темно…
Ответа не получаю.
Первые проблески волнения пробуждаются ото сна.
- Джером? – пробую снова, хотя уверенна, что результата это не даст. На кровати мальчика точно нет. В центре комнаты - тоже. Может быть, он в каком-нибудь из углов?
Успокаиваю себя этой мыслью. Он напуган и прячется. Дети всегда прячутся…
Встаю, собираясь исследовать первый угол, как удар снова сотрясает входную дверь. Возможно потому, что обращаю на неё внимание в нужный момент, а может дело в простом везении, но ребенка я нахожу там.
- Малыш! - путаюсь в сброшенных с кровати простынях, едва не оказываясь на полу. Переступаю комок из ткани, спеша к мальчику.
Пальцы Джерома впились в позолоченную дверную ручку. Нога то и дело ударяется по двери в том месте, докуда может достать.
Он стучит.
Он хочет выйти.
Приседаю рядом, одновременно с этим притягивая малыша к себе. Его брыкания, как и всхлипы, учащающиеся с каждым движением, неожиданно сильные.
- Солнышко, - использую уже выявленное слово, проводя пальцами по спутанным светлым волосам. – Что такое? Что?
Мальчик вырывается с большей уверенностью. Кажется, он стремится только лишь к тому, чтобы покинуть мои объятья.
Не выпускаю белокурое создание, тщетно стараясь его успокоить. Уже даже не пытаюсь разобраться, в чем дело.
- Джером, Джером… - шепчу детское имя, не переставая поглаживать содрогающееся от рыданий тельце. Никакой пользы это не приносит. Малыш не унимается.
Совершенно некстати раздается короткий стук в дверь снаружи. Видимо, грохотом мы все же привлекли кого-то. Охрана?..
- Джером? – голос Марлены (а это именно она) испуган, в нем явно чувствуются истеричные нотки. – Джером, мой милый, в чем дело?
Естественно, никакого ответа мальчик не дает.
- Джером! – домоправительница не на шутку взволнована. – Джером, открой дверь! Зачем ты заперся? Открой!
В её словах одновременно угроза, просьба и мольба. Я даже не знаю, что и думать.
Спустя мгновенье к словам присоединяется стук, нарастающий с каждой секундой.
- Давай отопрем дверь, - шепчу на ухо малышу, пытаясь удержать его, - Марлена ведь хорошая? Правда ведь, хорошая?
Ему нет никакого дела до женщины. И до меня, похоже, тоже.
Откидывая руку, сдерживающую его, он покидает мои объятья, стремясь куда-то вглубь комнаты.
Полсекунды разрываюсь между желанием утешить его самостоятельно, проследовав за ним, или же впустить домоправительницу и действовать вместе.
Решаю, наконец, в пользу второго варианта.
Отпираю дверь, поворачивая в противоположную сторону выпирающую часть замка.
Деревянная застава едва не сшибает меня – так широко и быстро она распахивается.
Домоправительница с распущенными волосами, доходящими ей до плеч, и светлом халате, стоит на пороге, тревожно осматривая помещение.
Нерешительно покидаю свое место за дверью, представая перед ней.
Глаза женщины распахиваются.
- Изабелла? – она не может поверить в то, что видит.
- Марлена, - прикусываю губу, стараясь ответить, как можно спокойнее. Надеюсь, она не забьет тревогу и не вышвырнет меня из этого дома.
- Почему вы здесь? – растерянность обращается в подозрительность.
- Джером попросил меня остаться…
- Зачем закрыли дверь?
Этот вопрос остается без ответа. Напоминания о мальчике вполне достаточно, чтобы мои мысли вернулись к белокурому созданию.
Оборачиваюсь, выискивая его глазами.
Подмечаю сжавшуюся детскую фигурку в левом крайнем углу. Она притаилась за большим белым креслом, удачно контрастирующим с повисшей тьмой.
- Малыш, - зову, делая один несмелый шаг в его направлении.
Бледные маленькие ладошки в немой мольбе вытягиваются вперед, стремясь отгородить меня от своего обладателя.
- Что такое? – Марлена за спиной смотрит туда же, подмечая мой взгляд.
- Не знаю. Когда я проснулась, он уже был в таком состоянии, - пару раз моргаю, стараясь убедиться, что не сплю. Если это кошмар, то он самый бредовый из всех возможных.
- Джером, милый, - домоправительница сменяет эмоции в голосе за один миг. - Милый мой мальчик, почему ты плачешь?
Быстро-быстро качая головой в разные стороны, малыш заходится сильнее. Его тело сотрясается от рыданий и всхлипов, ладошки сильнее вытягиваются вперед.
- Джером, - переступаю через сомнения, гложущие душу и направляюсь к нему. Один шаг – одно слово. - Малыш… малыш… малыш…
Спиной чувствую удивленный взгляд женщины. Благо, она достаточно мудра, чтобы не мешать мне.
Завершаю свой путь в одиночку и горжусь этим, посылая мысленные благодарности Марлене.
- Мой маленький принц, - осторожно приседаю рядом с ребенком, не обращая внимания на его участившееся дыхание и дрожь. – Иди ко мне. Я тебя пожалею…
Джером задыхаясь, вжимается спиной в стенку.
- Не нужно, - мягко уговариваю, мысленно корчась от волнения, рвущегося изнутри. – Не нужно плакать. Иди, я обниму тебя.
Такие простые слова, такие простые предложения…
Малыш упирается, не хочет, но спустя минуту все же оказывается в моих руках. Нежно глажу дрожащее детское тельце, садясь на пол, стремясь быть к нему как можно ближе.
- Все в порядке, - тихо говорю, убирая светлые волосы с его взмокшего лобика. – Никто нас не тронет.
Верно, кто посмеет? В дверях по-прежнему Марлена, а миллион охранников бдит и днем, и ночью.
Мы в безопасности.
Крепко обнимая мальчика, нашептываю ему на ухо все, что приходит в голову. Все, что по моему мнению, способно успокоить человека.
Надеюсь, поможет.
Джером мечется, дрожит. Его пальцы перебирают мои волосы, но вовсе не с тем спокойствием и уверенностью, какой наделяют это занятие другие дети. Нет, это скорее похоже на принуждение.
- Мой малыш… - не стесняюсь употреблять подобные слова, зная, что сейчас они помогут, а не оттолкнут. Сейчас настало их время.
Внезапно над нашими головами ярко вспыхивает свет. Лампы загораются так неожиданно, что Джером дергается, больно зажимая своими пальчиками мою кожу.
Оборачиваюсь, замечая, что теперь Марлена стоит у восточный стены, а её рука опускается по белой поверхности вниз, от выключателя.
Может быть, при свете действительно лучше?
Ласкаю малыша, стремясь заглянуть в его глазки. Хочу понять хоть что-нибудь.
Возможность представляется достаточно скоро – буквально спустя пару минут.
Налитые слезами и горечью, затопленные отчаяньем малахиты встречаются с моим взглядом. Сердце разрывается на части от вида этого ребенка.
- Джерри, - собственноручно сокращаю его имя, запечатлев на лобике ребенка поцелуй. - Все хорошо…
Джерри…достаточно необычно, если учесть, что имя «Джером» вряд ли прописано как исконно американское. Здесь уж наверняка постарались французы.
От моего проявления чувств мальчик немного расслабляется. Ему легче.
- Я принесу воды, - напоминая о своем присутствии, говорит Марлена.
Киваю, немного поворачиваясь. А затем возвращаюсь к мальчику, поудобнее устраивая его у себя на коленях.
Будто бы проснувшись от кошмара, он прижимается ко мне, не желая отпускать. Вижу в нем того малыша, которого знаю. Который верит мне.
- У тебя очень красивые глазки, - нежно стираю пальцами соленую влагу с его щек. – Два больших драгоценных камушка. Знаешь, как красиво они блестят, когда ты улыбаешься?
Джером зажмуривается при этих словах, пряча личико у меня на груди.
- Чего ты боишься? – оглядываюсь, подмечая, что ничего особо страшного вокруг не наблюдается – Тебе приснился плохой сон?
Мальчик отрицательно качает головой.
- А что тогда, солнышко?
Скоро я совсем забуду другие слова. Благо, по отношению к Джерому это будет скорее плюсом, чем минусом.
Белокурое создание указывает пальчиком мне за спину и тычет им в северную стену, у кровати. Он стремится показать мне что-то, чего я не вижу. Или не могу увидеть…
- Он тебя обидел? – стираю остатки слез, спрашивая это. – Кто? Скажи и я накажу его.
Накажу… ты переходишь дозволенные границы, Белла. Тебе ли говорить подобное?
Делая рваный вдох, мальчик отрицает мою догадку.
- В любом случае, сейчас я с тобой, - привлекаю его обратно, обвивая руками и наглядно демонстрируя сказанное.
Малыш вздыхает. Его ладошки крепко держатся за мои.
Возвращается Марлена. Стакан с водой подрагивает в её руках.
- Спасибо, - искренне благодарю домоправительницу, забирая воду. – Выпей, Джерри.
Белокурое создание не изъявляет недовольства. Скорее напротив, припадая к стеклянной поверхности стакана, он жадно пьет целительную жидкость.
- Ещё? – стряхиваю несколько капель, упавшие на ладонь.
Не хочет. Это видно по взгляду.
- Идите с Беллой в кровать, Джером, - женщина, уже успевшая все застелить, указывает на нашу постель. - Поспи, мой милый. Поспи.
Однако в планы Джерома сон точно не входит. При одном упоминании о кровати он снова начинает дрожать, и меня это совсем не радует.
- А как насчет того, чтобы прогуляться, Джерри? – смотрю на по-прежнему раскрытую дверь, предлагая это.
Марлена неодобрительно хмурится.
- Изабелла…
- Мы недолго, - посылаю ей молящие взгляды, стреляя глазами на малыша. – Совсем чуть-чуть, правда?
Тот нерешительно кивает.
- Чуть-чуть… - наконец опасливо соглашается домоправительница, освобождая нам дорогу, - недолго…
- Пойдем, - встаю, увлекая за собой малыша, крепко вцепившегося в мою шею. Правда, с каждым шагом, удаляющим нас от комнаты, судорожное сжимание плавно перетекает в объятья.
К тому моменту, как деревянная дверь в детскую захлопывается за спиной, Джером, уткнувшись в мое плечо, тихонько посапывает.
Его тело больше не дрожит, а ослабевшие ладошки покоятся на шее, изредка проводя по ней пальцами.
Он успокаивается.
Это не может меня не радовать…
- Солнышко, - немного поворачиваю голову, целуя пухлую детскую щечку. – Мое маленькое солнышко…


Утро настает слишком скоро. В голове тут же всплывают воспоминания о ночном происшествии с мальчиком, его слезах и в мольбе протянутых вперед ладошках… При одной лишь мысли об этом жалком зрелище мое сердце обливается кровью.
Инстинктивно прижимаю теплое тельце поближе к себе, поворачивая голову в его направлении. Вздыхаю, успокаиваясь от того, что сейчас он рядом и в безопасности. Ему не страшно, он спит. Летает среди облаков или скачет на маленькой ладошке по лугам – не имеет значения. Главное, все хорошо.
Расслабленная подобными размышлениями, слабо улыбаюсь. День начинается не так плохо, несмотря на тяжелую ночь…
Когда, в конце концов, решаю открыть глаза и подняться, подумывая над тем, чтобы посетить ванную и принять горячий душ, глаза находят среди белых стен и пола подозрительный, можно даже сказать никак не вписывающийся в интерьер объект.
Этот самый «объект» располагается в белоснежном кресле, поставленном как раз напротив моей стороны кровати.
Одна из его рук подбирает голову, вторая сжата в кулак на коленях. Смотрю выше пояса, замирая на увиденном лице. Спутанные бронзовые волосы и бледная кожа идеально друг друга дополняют.
Эдвард.
Малахитовые глаза полны всепоглощающей ненависти. Настолько сильной, что могут испепелить весь мир целиком.
И сейчас этот поток выльется на меня.
Одну меня…
- С добрым утром, Белла, - негромко произносит Каллен. Интонация, коей сказаны эти слова, никак не вяжется с их смыслом. Голос полон плохо сдерживаемой ярости и разочарования. То же чувство повисло в глубине малахитовых омутов.