Глава 22

Гермиона постучала. В ожидании, пока он откроет дверь, она размышляла, до чего же знакомым все это кажется. Не так давно она так же стояла под его дверью, хотя и при несколько других обстоятельствах.

От страха внутренности буквально заморозило, с каждым вздохом дрожь пронизывала её до самых кончиков пальцев. Она слышала его приближающиеся шаги, и с каждым шагом во рту становилось все суше. Поэтому к тому времени, когда он наконец открыл дверь, язык уже буквально прилип к нижним зубам.

— Грейнджер, — поприветствовал он.

— Привет, — выдавила она.

— Заходи, — он жестом пригласил её войти. Она слабо улыбнулась и подчинилась.

Квартира оказалась много меньше, чем она думала. В сравнении с Малфой-Мэнором так просто крошечная. И хотя фамильный особняк был конфискован Министерством, Драко владел приличным состоянием. Так почему он живет здесь?

— Не то, что ты себе представляла? — спросил он, заметив её расширившиеся от удивления глаза.

— Не совсем. Но здесь мило. Правда, — она на самом деле так думала. В гостиной стояла стильная современная мебель: черный кожаный диван, стеклянный кофейный столик, книжный шкаф темного дерева, к которому, конечно же, и направилась Гермиона.

— А я и не сомневаюсь, — произнес он, пока она изучала книги.

— Вот и отлично.

Его библиотека включала весь стандартный набор волшебных книг: старые хогвартские учебники, биографии знаменитых волшебников и волшебниц, руководства по магическим шахматам и квиддичу. Но среди них оказались и другие книги — из его магловской жизни: несколько поваренных книг, сочинение о футболе и, естественно, том «Полных собраний сочинений Уильяма Шекспира». Она провела пальцем по его потрепанному корешку.

Единственным предметом, помимо книг, стоящим на полке книжного шкафа, оказалась колдография совсем ещё юного Драко с матерью. Она наклонялась к нему, проводила затянутой в перчатку ладонью по щеке — будто стирая невидимое пятнышко — и поворачивалась к камере, улыбаясь, когда Драко крепко обнимал её.

— Мне разрешили забрать кое-что по мелочи из Мэнора, — сказал он. — Так ко мне попали снимок и книги.

— Я… я не… — покраснев, она отпрянула от полки.

— Были и другие снимки, но мне только этот нравился, — сказал он, игнорируя её смущение.

— Ну… э-э-э… и давно ты тут живешь?

— Несколько месяцев. Вначале в Министерстве просто не знали, что со мной делать. Пока мне не открыли доступ к семейному состоянию, я жил в гостинице, — его голос дрогнул, и последние слова он произнес уже с горечью: — А потом они уже не могли мне указывать, где жить и что делать.

— И… ты переехал сюда?

— Да.

— И… тебе здесь нравится?

— Да.

— Хм.

Они по-прежнему стояли посреди комнаты друг напротив друга.

— Ну… ладно тогда.

— Угу.

Она поставила сумку на пол и осмотрелась. Тут, в отличие от его предыдущего жилища, было больше окон и не было телевизора и стиральной машины. Но за исключением этого — и того, что в книжном шкафу все же были книги — квартира поразительно напоминала его жилье в магловском мире.

— Окно на кухне, я надеюсь, не выходит на свалку?

— Посмотри.

Он провел её на кухню: маленький стол с двумя стульями, плита, на которой закипал чайник, и огромное окно с видом на парк за дорогой.

— Так намного лучше, — заметила она. Оперлась локтями о стойку и уложила подбородок на ладони. Многочисленные белые и розовые цветки усыпали кроны деревьев.

— Вот уж не знаю, — задумчиво произнес он, облокотившись о стойку совсем рядом. — Мне даже слегка не хватает возможности понаблюдать за голодными крысами, рыскающими в поисках заплесневелых чипсов.

— Да любой бы загрустил. Тебе недоступны такие привычные радости жизни. Лишь жалкие деревья, цветочки и травка. Как прозаично.

— Да ужас просто.

Закипел чайник.

— Кстати, пахнет феерически, — заметила она, пока он разливал чай по чашкам.

— У меня в духовке яблочный пирог.

— Да ладно! — она недоверчиво посмотрела на него.

— А что?

— Ты готовишь?

— Конечно, это магическая духовка. Провести сюда электричество было бы сложновато. Оно того не стоило.

— Знаешь, — начала она, шагнув к столу, — а я ведь всегда думала, что твое увлечение кулинарией вызвано подсознательной тягой к зельям…

И замолкла, осознав, что сказала. Не только потому, что это прозвучало как очередное высокопарное изречение нудной всезнайки: она произнесла это так, будто считала его лишь объектом для своих психиатрических изысканий. И то и другое было без сомнения верно… но говорить этого вслух не стоило. Он ничего не ответил, зачаровал руки и достал из духовки пирог.

— Без украшенной хренами рукавицы эффект уже не тот?

— Угу, наверное.

— Драко, прости, что я сказала…

— Забудь, Грейнджер, — он начал резать пирог.

— Ладно, — она переступила с ноги на ногу, спрятала руки в карманы, потом вытащила и наконец, скрестив на груди, села за стол.

От кусочка отрезанного Драко яблочного пирога поднимался пар. У Гермионы потекли слюнки.

— С мороженым это, наверное, очень вкусно, — выговорила она.

— У меня нет мороженого.

— Так даже лучше. У меня зубы болят от резкой смены температуры.

— А твои родители-дантисты разве не могут их вылечить? — он сел напротив и расстелил салфетку на коленях.

— Я не просила, — ответила она.

— Оба твоих родителя — специалисты в лечении зубов, но ты никогда не просила их вылечить тебе зубы? — с легким недоверием спросил он.

— Если твои родители — дантисты, все не так просто. Я всегда опасалась есть сладости в их присутствии. Только представь себе их разочарование, когда у меня оказался глубокий прикус. Было полное ощущение, что я их подвела. И я решила, что небольшое неудобство из-за чувствительности зубов того не стоит, — она проглотила кусочек пирога. — Очень вкусно.

— Ты серьезно? Твои родители были разочарованы в тебе из-за зубов?

— Ну, они не собирались отречься от меня из-за этого, но… а чего это ты на меня так смотришь?

— У тебя очень красивые зубы, — отхлебнув чаю, сказал он.

— Ну, за это я должна благодарить тебя. Твой Дантисимус сотворил чудо с моей улыбкой.

— Я метил в Поттера.

— Какое утешение!

Он пожал плечами.

— Так а что сказали родители на творчество мадам Помфри?

— Они всегда были против применения магии к зубам. По их понятиям, старые добрые брекеты были бы предпочтительнее.

— Интересное мнение.

— Ну конечно, — сказала она.

— Не веришь, что меня это интересует?

— Драко, мои родители — магловские зубные врачи. Как это вообще может тебя заинтересовать?

— Не думай, что знаешь меня, Грейнджер, — он посмотрел на неё тяжелым взглядом. Она уставилась в тарелку, ковыряясь в остатках пирога.

— Извини, — пробормотала она.

— Знаешь, как умер мой отец? — все ещё напряженно спросил он.

— Знаю.

— Я не о внешних обстоятельствах его смерти.

— А о чем тогда? — её голос, как и его, срывался.

— Знаешь, о чем он размышлял, умирая?

— Конечно нет.

— Он был мной разочарован, Грейнджер.

— Ты этого не знаешь наверняка.

— Знаю.

— Откуда ты можешь знать? Тебя там не было.

— Он должен был разочароваться во мне. Я во всем его подвел.

— Драко… то, что он, скорее всего, просил тебя делать…

— Это неважно, — он со звоном опустил чайную ложку на стол.

— Это очень важно, — она в свою очередь бросила свою.

— Не для него.

— А для тебя? Для… твоей матери?

Подняв чайную ложку, он начал ожесточенно размешивать чай.

— Это другое… — начал он, но вдруг замолк, наблюдая за движением ложки в чае. — Бруствер сказал, что они создали комитет для обсуждения вопроса снятия с них чар. Ну и для оформления соответствующих документов и прочей херни, — перестав помешивать, он сделал глоток. — Она по-прежнему счастлива? — его голос смягчился. — В Штатах?

— Да, — положив вилку на тарелку, ответила она. — Каждую пятницу Гарри выкрадывает для меня её дело. В следующем месяце она устраивает шикарный день рождения для ребенка какого-то преуспевающего игрока в гольф.

— Она… с кем-нибудь встречается?

— Серьезно, думаю, нет. Но… она не кажется одинокой. Не хочешь просмотреть её дело? Я бы могла сделать копию.

— Нет.

— Уверен?

— Так слишком просто.

— Ладно.

— Но ты мне скажешь, если…

— Обещаю.

В его глазах промелькнуло такое выражение, что захотелось взять его за руку и, успокаивая, погладить пальцы. Но она лишь похвалила его за чудесно приготовленный чай.

— Это она меня научила, — ответил он. — Чаем она всегда занималась лично, никогда не доверяла его приготовление магии или домовым эльфам.

В других обстоятельствах при упоминании о малфоевских домовых эльфах Гермиона не преминула бы прочесть обличительную тираду об охране магических популяций, но в данной ситуации это было лишним.

— А она у кого научилась? — лучше бы не спрашивала.

— Даже не знаю, — он отхлебнул чаю. — Уж точно не от тети Беллы.

При звуке этого имени Гермиона застыла. Открыла рот, и тут же закрыла.

— Если ты сожмешь чашку ещё сильнее, она треснет.

— Может быть, — сквозь зубы произнесла она.

— Вот именно поэтому ничего и не получится, Грейнджер.

Он выпустила чашку и попыталась успокоиться.

— Ты о чем?

— Почему ты так грустила после той пьесы? И следующим утром тоже?

— Потому что знала, что все закончится. Рано или поздно.

— И ты все ещё так думаешь?

Она прикусила щеку, размышляя над ответом. К черту все. Тут нужна правда.

— Я не хочу, чтобы все заканчивалось.

— А как же твои гребаные друзья? Семья?

Она не ответила. Но её молчание само по себе было ответом.

— Ты полная дура, — презрительно бросил он.

— Скорее всего.

Он пробормотал себе под нос что-то неразборчивое.

— Что?

— Ничего, — вздохнул. — Слушай, я хочу кое-что у тебя спросить.

— О чем? — с подозрением спросила она.

— О том, что со мной произошло.

— Отвечая, я могу вести себя как последняя сволочь?

Он приподнял брови в изумлении. Издал звук, подозрительно напоминающий смешок.

— Если тебе так хочется, — ответил он.

— Ладно. Задавай свои вопросы.

— Первый, — глубоко вздохнув, начал он. — Какому недоразвитому кретину пришло в голову назвать меня Дрейком О. Малфордом?

Она улыбнулась в чашку, отчаянно стараясь не рассмеяться.

— Я не могу тебе сказать.

— Это был Дин Томас?

— Почему ты так думаешь?

— Потому что в моей палате, после того как я очнулся, кроме тебя был только он. И потому что он конченый придурок.

— Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть это предположение, — проговорила она, уверенная, что выдала все улыбкой.

— Как скажешь. Кстати, это была попытка быть последней сволочью?

— Ну не то что бы…

— Вот и хорошо. Жалкое зрелище.

— Я буду стараться.

— Если можно. Почему ты подарила мне ту книгу?

— Шекспира? Я… я просто…

— Только не надо этих историй про пустой книжный шкаф.

Она закатила глаза.

— Потому что я хотела, чтобы она у тебя была, болван.

— Вот, уже лучше, — кивнул он. — В следующий раз попробуй что-нибудь посильнее чем «болван», — похоже было, что он шутит, хотя и не улыбался. И продолжил: — А теперь… Когда ты начала замечать, что с заклинанием… что-то пошло не так?

— Ты очнулся от комы через двадцать три дня. Остальные — через три месяца.

— Хм, — казалось, он гордился этим обстоятельством.

— Но за исключением этого, первые несколько недель все, казалось, было в порядке. В основном из-за того, что ты, как последний придурок, отказывался со мной говорить.

— Лучше. Но ненамного. А почему, когда ты заметила, как что-то пошло не так, ты просто не наложила заклинание снова? Или не попросила кого-нибудь из Министерства?

— Я не знала точно, как это на тебе отразится.

— Я бы не смог снова использовать Окклюменцию. Все бы сработало.

— Я не знала, что ты использовал Окклюменцию при наложении первого заклинания, идиот.

— Какого хера ты так боялась? Чего именно?

— Не знаю я! — она почти кричала. — Но могло стать только хуже.

— Хуже чего? — он тоже повысил голос. — Грейнджер, мать твою, я собирался себя убить!

— Я знаю! Почему, по-твоему, я обратила заклинание?

— Но ты, блядь, не сильно торопилась!

— Я не была уверена, что это лучшая из альтернатив. Нужно было провести доскональные исследования, прежде…

— Исследования? Естественно, Гермиона Грейнджер не может без гребаных исследований, — на его бледной шее отчетливо бился пульс.

— А чего ты хотел? Чтобы я действовала наобум и, скрестив пальцы, молилась, чтобы сработало?

— Ну а тебе-то какая разница?

— Более дебильный вопрос и придумать-то сложно! — заорала она, вскакивая со стула.

— Почему? — он с грохотом уронил стул, вскочив вслед за ней.

— Потому что ты знаешь, что я к тебе чувствовала, тупой боров.

— А почему ты ко мне это чувствовала?

— Потому… я… я… я просто чувствовала, понял? И ты то же самое чувствовал ко мне. И не смей этого отрицать! — она все ещё кричала.

— Я гребаный Драко Малфой, — проорал он в ответ.

— Ну и что с того?

— Ты не видела меня в нем, так ведь? Ты думала обо мне как о Дрейке Малфорде, — это был не вопрос — обвинение.

— А как иначе? — спросила она. Её переполнял гнев. — Ты не вел себя как Драко Малфой. Ты говорил со мной по-человечески. Ты смотрел на меня как… как…

— Как?

— Как на личность, а не как на кусок дерьма, — в уголках её глаз собирались слезы.

— Я не Дрейк Малфорд, — прошипел он. — Ты должна это понять.

— Но тогда ты и не Драко Малфой, — ответила она, промокнув уголки глаз салфеткой. — Потому что ты все ещё смотришь на меня, как на человека. Потому что всего несколько секунд назад мы мило беседовали. Потому что ты…

— Блядь, Грейнджер, — сказал он, отойдя от неё в противоположный угол кухни. — Чего нам это стоило?

— Что именно? Чего ты от меня хочешь? Чтобы я тебя игнорировала? Мне это прекрасно удавалось, пока ты не пригласил меня сюда, конченый имбецил! Именно ты сделал мне чай и приготовил пирог! Я не знала, что ты хранишь ту страницу из блокнота! Я не пыталась написать тебе тогда! Это ты послал мне бумажную розу на Рождество! Так что если ты хочешь обо всем забыть, то делаешь ты это странными методами!

— Я не могу об этом забыть, Грейнджер! Именно это, блядь, я и пытаюсь до тебя донести! Я не могу забыть о произошедшем!

— Какая ирония, — протянула она. — Учитывая, как отчаянно ты пытался все вспомнить ещё несколько месяцев назад.

Он испустил горький смешок.

— Ну наконец-то тебе удалась попытка стать последней сволочью.

— Я не извинюсь.

— А я и не прошу, — отрезал он.

— Тогда чего ты от меня хочешь? Я не понимаю, Драко! Определись уже! — она бросила чашку на пол, та рассыпалась на множество маленьких осколков.

Он ничего не сказал, под подошвами ботинок хрустнули осколки чашки, когда он быстро пересек разделявшее их пространство. Сжал её руки, сильно впиваясь пальцами в плоть так, что, она знала, останутся следы. Она отчаянно пыталась не выказать страха. Его хватка усилилась, и она непроизвольно напряглась, но потом сразу расслабилась, когда он притянул её к себе и прижался губами к её губам.

Его твердые настойчивые губы, его дыхание на её коже, его пальцы, запутавшиеся в её волосах. Она почувствовала, как его язык скользнул вглубь рта, как напряглось его тело, столкнувшись с ней. Как он провел рукой по спине и положил ладонь ей на бедро. И как он застонал, а потом отпрянул — задыхающийся, пылающий и совершенно очевидно возбужденный.

— Блядь, — пробормотал он. Вытер рот тыльной стороной ладони, склонившись над раковиной, будто думал, что его в любой момент может стошнить.

Она уставилась на него — просто смотрела, казалось, целую минуту, тщетно пытаясь осознать, что же собственно произошло. Губы припухли, а трусики, к её ужасу, намокли.

— Я… я пожалуй, пойду, Драко, — произнесла она, вновь обретя дар речи. — Для меня это слишком.

— Что именно? — хрипло произнес он.

— То, что ты делаешь с моим мозгом. Это реванш за Рескрипсо? — она прошла в гостиную за сумкой. — Если это так, то молодчина, Драко. Ты поимел мой мозг даже извращеннее, чем мы поимели твой. Ты удовлетворен? — не удержавшись, она всхлипнула.

— Грейнджер, постой, — она услышала его шаги у себя за спиной.

— Катись к черту, Драко, — ухватилась за дверную ручку.

— Грейнджер! Пожалуйста.

Услышав это слово, она обернулась, топнула ногой и одарила его яростным взглядом.

— Слушай, я… я не… — он вздохнул. — Ничего я с твоим мозгом не делал.

— Тогда как это ещё можно назвать? — она оставила дверную ручку в покое и повернулась к нему.

— Я… не имею ни малейшего понятия, — и посмотрел вначале себе под ноги, потом уставился в потолок.

— Зачем ты меня пригласил?

— Хотел понять.

— Что именно? — она была крайне раздражена.

— Я хотел понять, что же со мной произошло. И что мне теперь делать.

Она глубоко вздохнула.

— Драко, — с укором начала она, — ты просто не сможешь осознать всего. Ты прошел через нечто… чрезвычайное.

— Меня не устраивает такой ответ, Грейнджер.

— Но я тебе могу дать только его, — она снова потянулась к двери.

— Не уходи, — он накрыл её ладонь своей. — Не сейчас.

— У меня нет для тебя ответов.

— Просто останься. Пожалуйста. Ещё немного. Если хочешь, я даже выдам тебе записную книжку.

Пытаясь скрыть улыбку, она прикусила губу.

— Это совсем необязательно.

— Ладно. Присядешь?

Он сел на один конец дивана. Она — на другой. Скрестила руки на груди в ожидании того, что он начнет. Но он молчал, и она взяла дело в свои руки.

— Почему ты живешь именно в этой квартире? — спросила она.

— Даже не знаю. Мне так удобнее.

— Эта крошечная квартирка удобнее роскошного дворца, который, как мы оба знаем, ты можешь себе позволить?

— А почему ты спрашиваешь?

— Я пытаюсь помочь тебе найти ответы на твои же вопросы, Драко. Разве ты не понял? Какой-то части тебя нравится быть Дрейком Малфордом.

— Да знаю я, Грейнджер.

— Знаешь?

— Конечно, знаю. Думаешь, я совсем идиот? По возвращении я не смог протянуть и двух дней без бега. Я даже читаю магловские газеты, чтобы быть в курсе исходов футбольных матчей. Я даже, представь себе, немного скучаю по бухгалтерской работе.

— Так в чем проблема, Драко? — спросила она, потирая виски. Голова гудела. — Если тебе нравится жить здесь, совершать пробежки и вообще все что угодно ещё — вперед, делай это.

— Не все так просто.

— Почему нет?

— Грейнджер, — медленно произнес он, — у меня кучу времени заняло только признать, что он и я — один человек. Ты сама говорила, что думала обо мне, как о Дрейке Малфорде.

— Но я…

— Позволь мне закончить, — сказал он. — Оказавшись здесь, я попытался снова вернуться к той, прежней жизни. Старался проводить как можно больше времени с подходящими людьми.

— Вроде Астории Гринграсс? — спросила она прежде, чем успела себя остановить. К тому же говорила она с несвойственной для неё злостью.

Он изогнул бровь.

— Да. Вроде неё. Что это было?

— Ничего, — отрезала она. — Забудь.

— Ревнуешь? — по голосу похоже было, что он улыбался. Но она решила не смотреть в его сторону, чтобы не давать ему повода для насмешек.

— Я сказала — забудь, Малфой, — кожаный диван издал жалкий писк, когда она закинула ногу на ногу. — Что ты хотел сказать?

— Угу… ну… Министерство предложило вернуть все мое имущество: одежду, мебель из Мэнора, фамильные ценности. Но я не захотел. Меня буквально тошнило от всего этого. Весь хлам до сих пор лежит на складе Министерства. Все, что я забрал, уместилось в этом шкафу, — он показал на книжный шкаф, который она обследовала сразу по прибытии, потом сжал лоб двумя пальцами. — Я был маглом, Грейнджер. Во всех смыслах я был маглом. У меня была магловская работа, я жил в магловской квартире, и у меня была, как я думал, магловская девушка.

— Девушка?

— И потом, когда я начал обо всем этом размышлять, — продолжил он, не слыша или игнорируя её реплику, — рассмотрел проблему всесторонне… мне стало противно. Не за Дрейка, за Драко. Как я мог потратить столько сил, страсти на ненависть к маглорожденным? И к маглам. К маглам!

— Тебя так воспитали, — сказала она. Это прозвучало так просто, будто и в самом деле можно было оправдать все то зло, которое он причинил другим людям, этой банальной фразой.

— Но я никогда не ставил это под сомнение, Грейнджер, — сказал он, хлопнув ладонью по подлокотнику.

— Ты был ребенком.

— Но потом я вырос, а лучше не стал. И то, что я творил, когда был подростком… то, что я почти сотворил… — он замолчал и глубоко вздохнул.

— Он угрожал тебе. Твои родители…

— Хватит искать мне оправдания! Я не хочу никаких оправданий! Я годами скрывался за ними, но от этого только хуже… потому что когда я думаю о тебе… о… нас… Грейнджер, я ведь неделями не мог на тебя смотреть. Я и на себя-то с трудом мог взглянуть. Потому что я знаю, что к тебе чувствовал Дрейк. И что к тебе чувствовал Драко. И это два взаимоисключающих чувства.

— Поверь мне, я это понимаю, — сказала она, откидываясь на спинку дивана.

— Нет. Не понимаешь. Не до конца. Потому что ты все время знала, кто я такой, и что именно ты делаешь. Ты могла заставить себя поверить, что я другой человек, но все равно ты помнила все, что я натворил. Как ты… как ты могла хотя бы находиться со мной в одной комнате, Грейнджер? Не говоря уже… об остальном? — в его голосе слышалось и изумление, и отвращение.

— Я не буду врать, говоря, что это было просто, Драко. Не было. Я просто… старалась относиться к этому как к работе. Тем и жила поначалу. Но через какое-то время я… — она замолкла.

— Ты — что?

— Мне стало нравиться проводить с тобой время.

— Как тебе могло это нравиться? — не веря, спросил он.

— Не знаю, — ответила она, всплеснув руками. — Я не нарочно! Какого ответа ты от меня ждешь? Что на самом деле ты был мне противен? Что моя увлеченность тобой была хитрой уловкой?

— А была?

— О да, конечно, Драко. Именно поэтому я все ещё сижу здесь, как полная дура, когда любая другая, не безнадежно глупая девушка ушла бы ещё несколько часов назад, если бы вообще появилась. Да Господи ты Боже мой!

— Ты не ответила на вопрос.

— Знаешь… Уж извини за тон прожженного психотерапевта, но похоже, тебе позарез нужно знать, как мне удалось тебя простить, чтобы самому понять, как простить себя.

— Вовсе нет, — слишком быстро ответил он.

— А я не могу тебе этого сказать, — продолжала она, не отрывая от него взгляда, — потому что вообще не знаю, как мне удалось тебя простить. Потому что для меня вопрос так никогда не стоял. Я не пыталась свести в одно уравнение твое прошлое и будущее. Я просто любила человека перед собой. До самого конца, — она замолчала и отвела взгляд. Зря она все это выложила. Всей кожей ощущая повисшую тишину, она положила голову на спинку дивана и уставилась в потолок.

— И ты все ещё на это способна? — наконец спросил он.

Он медленно вздохнула, задержала дыхание и так же медленно выдохнула.

— А ты?

— А мы не обо мне говорим.

— Но дело-то не во мне, Драко. Дело в тебе. Это не у меня экзистенциальный кризис.

— Если бы не ты, Грейнджер, у меня не было бы экзистенциального кризиса.

— Хватит. С меня довольно, — она встала. — Очевидно, ты не хочешь…

— Я рад, что у меня экзистенциальный кризис, — выпалил он.

— Чего?

— Правда рад. Я… Слушай, мне нелегко это говорить. Сядь, пожалуйста… Спасибо. Я много об этом думал. Больше, чем ты можешь себе представить. То, что Министерство сотворило со мной и моей матерью просто чудовищно. Мы ничего плохого не сделали. Просто старались не высовываться.

— Мы не знали, что… и мы не хотели рисковать… — начала она.

— Позволь мне закончить, Грейнджер. Вот что я пытаюсь сказать: как бы ужасно это ни было… я просто… я просто… я бы по-другому просто не смог все это осознать. Итак, Грейнджер — Гермиона — с тобой я кидаюсь в крайности и веду себя как последняя сволочь, потому что я ещё не во всем могу разобраться, и я не знаю, когда это закончится и закончится ли вообще. Но вне зависимости от того, что я говорю или как я себя веду, я хочу, чтобы ты знала: я тебе очень благодарен за все, что ты для меня сделала. Не Министерство. Именно ты.

— Драко, я тоже была в Совете! Я согласилась на Рескрипсо!

— Я знаю, Грейнджер. Просто позволь мне…

— Нет. Слушай. Прости, Драко. Я искренне прошу прощения за то, что мы…

— Мерлин, Грейнджер. Ты все так же никому не даешь вставить ни слова? Дай мне закончить. Я знаю, как много плохого сделал тебе и дорогим тебе людям. У тебя не было причин относиться ко мне по-доброму или так рисковать ради меня. Я этого не понимаю, но только потому, что мы, наверное, очень разные люди.

Это признание потрясло её.

— Возможно, не такие уж разные, — наконец произнесла она.

— Я бы для тебя того же не сделал, — пробормотал он. — И мы оба это знаем.

— А Дрейк бы сделал, — прошептала она.

Он сглотнул и закрыл глаза, но промолчал.

Она встала и пошла к двери.

— Мне пора. Пожалуйста, только не останавливай меня.

— Не буду.

И он сдержал слово: даже не встал с дивана. Она подняла сумку и закинула её на плечо.

— Спасибо… за чай.

— Всегда пожалуйста.

— Ну, увидимся… наверное.

— Я каждый день о тебе думал, Грейнджер.

Она обернулась. Он не смотрел на неё, уставился в точку на стене. Бледное лицо, слегка подрагивающие сложенные руки. Душа рвалась к нему: хотелось сжать его в объятиях, уложив голову ему на плечо.

— Прощай, Драко.

— Прощай, Грейнджер.