Bella's POV

Вокруг была пустота. Такая приятная, убаюкивающая, мирная пустота, в которой я ощущала себя так спокойно и безмятежно, так легко, воздушно, что казалось, я умерла. А почему бы и нет? У меня запросто могло остановиться сердце во сне, и я бы не стала особо переживать по этому поводу в свете того, что произошло в последнее время.
Если это и есть смерть, вернее та ее часть, что зовется загробной жизнью души, то это очень хорошее место. Я иначе его себе представляла. В моих представлениях оно выглядело, как классический ад или рай, с кипящими котлами или ангелами на воздушных облаках, а оказалось все совсем иначе, оказалось, что ничего этого нет. Даже жалкого света в конце тоннеля или возможности созерцать себя со стороны парящим в воздухе бестелесным духом.

Сначала не чувствовалось совсем ничего: меня со всех сторон меня окружал кокон или какое-то его подобие, в котором было очень темно и, как мне казалось, отсутствовали границы. Там было очень тихо, никаких, даже самых слабых звуков не улавливали мои уши, и от этого мне не становилось жутко, как обычно, когда я оказывалась в абсолютной тишине. Это было похоже на то, что я лишилась чувств, но почему-то не всех, со мной осталось то самое мистическое шестое чувство, называемое интуицией, но в данный момент, когда я пыталась понять, где границы этого странного места, она нагло молчала, забившись в самый дальний угол сознания.
Если это – то самое место, где мне предстоит провести свою вечность, то я точно когда-нибудь сойду с ума. Пустота, которая еще недавно действовала на меня успокаивающе, теперь давила подобно тяжелому походному рюкзаку за спиной. Меня стали волновать такие вещи, как, например, сколько времени прошло с тех пор, как я оказалась здесь, или что я теперь из себя представляю. Стало страшно, по-настоящему страшно. У меня бы наверняка похолодели пальцы, если бы я точно знала, что они у меня есть.
Это место полностью перестало устраивать меня, будто мир перевернулся с ног на голову в один миг. Я вспомнила, зачем и главное – почему я здесь, и поняла, что не этого я хотела. Равнодушие исчезло, как будто его и в помине не было, к нему на смену пришли ужас и злость – мои верные спутники в последнее время. Захотелось кричать, что я и сделала, но ни единого звука не слетело с моих губ, все крики оставались немыми.

…

Темнота постепенно редела. Я не успела понять, как окружающий меня черный мрак начал рассеиваться, его густота больше не была такой глубокой, как прежде. Вскоре появились и звуки, они были тихими, отдаленными, все, что я слышала, я слышала как сквозь толщу воды, будто меня опустили на дно наполненной ванны, а где-то рядом, но только на поверхности включили громкую музыку.
Бам-бам-бам – стучало приглушенно откуда-то снаружи – бам-бам-бам – стучало очень ритмично. Я напрягла слух и поняла, что удары эти отдавались у меня в ушах, как пульс стучал в висках. Мой собственный пульс. Но как такое возможно? Я попыталась ухватиться за этот звук, в надежде, что он поможет мне вынырнуть на поверхность, понять, что происходит.

Постепенно ко мне стала возвращаться способность чувствовать свое тело и окружающую среду. Мне было холодно, дул пронизывающий ветер, а в спину неприятно врезался полный неровностей рельеф – нечто похожее на холодную стену. Я сидела, да, именно сидела, упираясь спиной о твердую вертикальную стенку, подо мной было что-то такое же твердое и холодное, но холодное не как лед внутри холодильника и не как снег, а холодное, как земля только с твердостью камня. Вокруг было тихо, до меня доносился лишь шум сильного ветра и лай собаки где-то неподалеку, постепенно превращающийся в протяжное завывание. Стало немного жутковато, по коже прошелся легкий холодок, а по спине живо побежали мурашки. Теперь я окончательно поняла, что я жива.
Я поспешила открыть глаза, чувствуя себя абсолютно незащищенной, безоружной перед любой опасностью, которая могла поджидать меня вокруг. Открыв глаза, я едва не задохнулась от удивления: из сумрака ночи с расстояния метров двух-трех на меня смотрела невысокая, примерно в пять этажей, стена из кирпича, цвет которого был почти неразличим в темноте; из-за угла лился мягкий желтый свет фонаря. Позади меня возвышалось такое же кирпичное здание, слева был тупик в виде еще одной кирпичной стены, а справа тянулась улица, вымощенная камнем. Таким образом, получалось, что я сидела посреди двух домов в так называемой подворотне, прямо на земле. Во мне медленно, но уверенно нарастала паника, что-то было не так в окружающем меня мире, но я не могла понять, что именно. Я пыталась вспомнить, где в Форксе есть такое место. На ум не приходило ничего, просто оттого, что в Форксе не было таких зданий, и дороги везде были заасфальтированными, даже в Порт Анжелесе не было улиц, вымощенных камнем.
Я неуверенно поднялась на ноги и оглядела себя. На мне было то самое легкое белое платье чуть выше колена с россыпью крупных красных, лиловых и оранжевых цветов, но при этом я была босой. Мои домашние тапочки исчезли.
Происходящее не нравилось мне все больше и больше. Сердце ускорило ритм как в предвкушении чего-то очень нехорошего. В воздухе четко ощущался запах приближающейся грозы и опасности, последняя, кстати, исходила отовсюду. Эти странные дороги, дома, этот переулок – все казалось мне каким-то странным, чужим, не таким, как положено.
Я на ватных ногах с тяжелым сердцем вышла из переулка и осмотрелась по сторонам. Передо мной лежала целая улица, которая будто сошла со старой кинопленки: дома были сплошь кирпичными, а их архитектура напоминала о начале прошлого века, деревянные фонарные столбы и полное отсутствие неонового освещения делали это место особо пугающим для меня, как для дитя конца двадцатого века, а не его начала. Район, в котором я оказалась, совершенно не вызывал доверия, а наоборот – отталкивал и отпугивал от себя, как будто кричал мне, предупреждая, что здесь лучше не находиться. Обветшалые здания, канализационные решетки, из которых клубами валил густой сизый пар, побитая дорога и половина неработающих фонарей наводили ощущения, схожие с теми, которые испытываешь при просмотре качественного фильма ужаса. Стало жутко. Не так жутко, как бывает при виде монстра из фильма «Жуки», а жутко, как при созерцании пейзажей «Сайлент Хилла». На всякий случай я хорошенько ущипнула себя за руку, чтобы убедиться, что не сплю, было даже очень больно. Значит, не сплю, и все это есть на самом деле. Но как? Как такое могло произойти, и что вообще произошло? Я схватила себя за запястье, пытаясь определить пульс. Я была живее живых, тогда что, черт побери, происходит?
Я понимала, что надо бежать, но не знала, куда.
За углом в рассеянном свете фонаря мелькнула чья-то тень, звуки шагов раздавались пока еще достаточно тихо, но с каждой секундой их звучание становилось все более отчетливым. На принятие решений у меня было мало времени, но много мне и не понадобилось бы: правильное решение пришло ко мне почти мгновенно – надо бежать. Может это просто человек, а может и нет, мало ли куда я попала, и чей покой могла нарушить. Я бросилась в сторону, где было светло, темнота сейчас пугала меня больше всего. Босиком по каменной дороге идти было не привычно, но сейчас я радовалась отсутствию обуви, потому как мои шаги были неслышны. Я шла довольно долго, не могу точно сказать, сколько, но я уверена, что пересекла несколько кварталов этого мрачного неприятного района; людей на улицах почти не было, но меня это даже радовало. Когда я остановилась, шагов позади уже не было. Я осторожно оглянулась по сторонам: никого, только ряды однотипных домов и аптека напротив и пугающая, чужая атмосфера прошлого времени. Я, будто смотрела фильм двадцатых годов, только в цвете и с эффектом полного присутствия. По спине снова побежали мурашки, кажется, я начинала понимать, что случилось и где я оказалась, вот только не верилось, что Форкс когда-то мог выглядеть подобным образом – слишком большим был этот город и леса нигде не было видно, даже намека на него.
Я поежилась. Мысль о том, что я каким-то чудовищным образом оказалась в прошлом, совсем меня не радовала, особенно в свете отдаленности этого прошлого от моего времени, а все указывало именно на это. Я оказалась слишком далеко от 2009 года. На ступеньках аптеки, двери которой были плотно закрыты, лежала газета, ветер принес ее сюда; я решила просмотреть ее, пока не поднялся новый порыв. Это могло помочь мне узнать хотя бы приблизительную дату.
Я осторожно развернула помятую бумагу и встала под фонарем, чтобы иметь возможность видеть буквы. Названия газеты, конечно, не было, мне попалась самая середина с огромной статьей на весь лист, на которую я даже не глянула, мой окаменевший от ужаса взгляд был прикован к дате на самом верху страницы. Номер газеты, которую я держала в руках, был выпущен 17 мая 1918 года.
Моя душа прямым рейсом ушла в пятки.
- Невозможно… - пробормотала я, не веря своим глазами. – Этого не может быть. Это что, какая-то шутка? – я воздвигла взгляд в небеса, грозившиеся тяжелыми тучами, за которыми не было видно ни звезд, ни луны. Мне на щеку упала холодная дождевая капля, фонарь, под которым я стояла, угрожающе мигнул.
Колени подкосились, а ноги стали ватными. У меня в голове никак не укладывался смысл всего случившегося. Я и прошлое. Я и 1918 год… Я в 1918 году – нет, ну это же в самом деле звучит, как бред сумасшедшего. Путешествия в прошлом невозможны – не надо быть гением, чтобы знать это, и особенно они невозможны, когда ты умираешь, вернее, когда ты уже умер, а я была уверена, что все случилось именно так. Но вот упрямая реальность говорила об обратном.
Я снова взглянула на дату – она не изменилась. Похоже, что я в самом деле оказалась в прошлом, сомневаться было почти невозможно, на такие шутки никто не способен, а, значит, я в 1918 году.
Я в третий раз взглянула на газету, пробежалась глазами по статье, в ней шла речь о быстро распространяющейся эпидемии гриппа, о смертности, симптомах и… Эдвард! С моих губ сорвался едва слышный вскрик. Где-то далеко, а может очень близко должен быть Эдвард. Это его время. Это время его человеческой жизни и человеческой смерти. Возможно, он все еще человек, возможно, он даже еще здоров… Мысли в голове завертелись вихрем, но я не успела ничего обдумать: снова послышались те знакомые шаги, та мягкая поступь. Я выронила газету из рук, и, не помня себя, бросилась наутек, куда глаза глядят. В мыслях у меня крутились миллионы вопросов и мыслей, но страх преобладал над всем остальным, меня не оставляло чувство, что за мной все это время следили. Я никогда не была параноиком, но сейчас любой шелест, любое движение или звук могли напугать меня до смерти, а она теперь перестала быть для меня такой желанной. Умирать больше не хотелось.
Я шла быстро, не оглядываясь, мне недоставало решимости посмотреть назад, чтобы убедиться в том, что или у меня развилась паранойя, либо я действительно в опасности. Свет фонаря вырвал из темноты длинную тень – мужской силуэт. Мне окончательно стало не по себе, что-то было в нем устрашающее, что-то пугающее… Шаги приближались, и мне не оставалось ничего другого, кроме как попытаться убежать от своего преследователя. Я ускорила шаг, почти переходя на бег; сердце стучало в безумном ритме, страх сцепил на моем теле свои холодные ручищи, и тут, в довершение всем моим несчастьям случилось то, что могло случиться только со мной - я споткнулась и не удержала равновесие, упав на землю. Шаги стихли, на некоторое время вокруг повисла могильная тишина. Мой преследователь, должно быть, ликовал, видя свою жертву беспомощно распластавшейся на дороге, я буквально упала в его руки, и теперь никто и ничто не помешает ему сделать со мной все, что он только захочет. Меня колотило от страха; неужели я совершила скачек в прошлое лишь затем, чтобы умереть от рук какого-то ненормального убийцы? А может все-таки не убийцы?
«Все равно своего преследователя стоит знать в лицо», - подумала я и обернулась.