Растерянность охватила её. Ведь на самом деле она хотела, хотела убить это животное, хотела, но не смогла. В чем причина? Эсми не знала, должно ли было выйти все с первого раза, как это обычно происходит на первой охоте. Сейчас она только была разочарована, её зверь был разочарован, и это вполне безобидное чувство быстро переросло в дикую ярость, которая способна смести все на своем пути. И по этому, когда Карлайл, секундой ранее уловивший её взгляд, ловко перехватил оленя, она и не думала сопротивляться его требовательному тону. Уже потом, намного позже, она вспомнит, с какой неповторимой грацией и быстротой он это сделал. Вспомнит и невольно испытает чувство восхищения и восторга, и почему-то гордости, как и тогда, на солнце, вспомнит и снова ощутит печаль, лишний раз поняв, что стала заложницей своих мыслей, ощущений, и его поступка, из-за которых она будет вынуждена находиться с мужчиной, который никогда не сможет стать её. Но сейчас Эсми была далека от этих мыслей, как далека от того, чтобы ослушаться Карлайла. Кто она такая, чтобы менять законы природы? «В ущерб себе,» - промурлыкал довольный зверь внутри, и Эсми за секунду оказалась рядом с вампиром, чтобы, наконец, утолить свою жажду, чтобы монстр внутри замолчал хотя бы ненадолго. Она впилась в шею оленя, разрывая зубами кожу и без труда находя артерию, и видела перед собой шею человека. Такую же теплую, с пульсирующей под кожей кровью. Господи, когда это закончится? Неужели я теперь вечно буду жить с этим проклятьем? Как же легко слово
«вечность», хоть до конца и не принятое, вписалось в её речь.
С первым глотком исчезли все посторонние мысли. Эсми закрыла глаза, стараясь внушить себе, что это вкусно. Но не могла. Кровь животных была отвратительна. Где та сладость и восхитительный аромат, которые ощущались во рту в доме и за его пределами? Но все же она продолжала пить, жадно, почти растерзывая шею животного, который уже дрожал в предсмертной агонии, при этом стараясь не думать о том, как это выглядит со стороны. Но, в конце, концов, она такой же зверь, хищник. Вампир. Карлайл прав. Чувствуя, как кровь медленно проникает в неё, постепенно убирая чувство голода, Эсми понимала, что удовлетворения она не ощущает. И сейчас ей казалось, что она не сможет питаться только животными. Если раньше она не знала, что такое животная кровь, то сейчас ощущала колоссальную разницу. И пусть вкус человеческой крови был для неё неизвестен, но запах человека, запах его крови Эсми уже успела хорошо узнать, чтобы сравнить и понять, что на свете нет ничего притягательней, и если бы по близости оказался человек, она бы встала на сторону монстра, не задумываясь ни о чем. Но, тем не менее, сейчас, она была вынуждена признать, что начинает чувствовать себя намного лучше, но не настолько, чтобы вновь выпить кровь животного. Эсми отбросила от себя мертвую тушу, в которой не осталось наверно ни капли, и поднялась. Кровь тонкими струйками стекала из уголков её губ. Она стояла, не глядя на Карлайла, и первым её желанием было выразить протест, ощущая во рту ужасное послевкусие. Ей очень хотелось сказать, что это самое отвратительное и по вкусу и по запаху, и зверь внутри охотно подбивал её на бунт. Слова уже готовы были сорваться с губ, но тут она все же встретилась с ним взглядом, попав в плен тепла и расплавленного янтаря. В памяти возник напряженный, пронизанный сожалением голос Карлайла, который говорил, что её глаза могут стать такого же цвета, как и у него. И они станут, но только при одном условии, уже хорошо известном Эсми. Господи, да все что угодно, только бы не видеть своих красных, жутких и диких зрачков. Хочется смотреть в зеркало, при этом не испытывая отвращения к себе, хотя бы на половину. Хочется, чтобы у них был такой же оттенок. Хочется смотреть в его глаза и думать, что она отдает ему солнце и наоборот, потому что… Об этом она никогда не продолжит думать и всякий раз будет себя обрывать, когда её мысли будут заходить слишком далеко, потому что внутри все и так слишком кровоточит. Она развернулась и почти за несколько секунд догнала стадо, уже успевшее убежать на приличное расстояние.
В этот раз она сделала все как надо. И вот уже очередной олень повален на землю её стремительным прыжком. Но все же инстинкт сработал и на этот раз, и Эсми уже начало казаться, что она никогда не сможет им управлять. С тем же диким порывом она набросилась на животное, прокалывая кожу и вену, и с удивлением поняла, что на этот раз ощущения другие. Неприятный привкус остался, но он уже не был таким противным и не особенно раздражал. Или, может, на этот раз все дело в запахе меда и липы, который она снова начала ощущать, когда первый порыв жестокости и сильной жажды прошел? Кровь бежала по мертвому телу, а словно дарила жизнь каждой клеточке, и вскоре Эсми поняла, что вроде бы сыта. Судить она могла по тому, как раскаленный огонь из горла исчез, и все тело наполнилось чем-то приятным, отчего появилась легкая расслабленность. Неуловимым движением встав на ноги, Эсми начала поправлять платье, но это оказалось безнадежным мероприятием. Все же женщина должна всегда оставаться женщиной, независимо от ситуаций и обстоятельств. И сейчас ей захотелось выглядеть по-другому. Не перемазанной кровью и в чистом платье. Истинные причины этого желания она запрятала глубоко в себя.
Внезапно её посетила мысль и показалась сейчас намного важнее, чем всякие бытовые мелочи. Продолжая поправлять платье, она задала вопрос. Первый вопрос, сказанный обычным тоном, хоть и с легким раздражением. Но определенно в нем не было негативных эмоций и упреков, как будто перед ней сейчас был не вампир, который сделал её такой же, а просто… друг.
- Сколько… вампиры… такие, как мы, могут обходиться без еды? Эсми не стала говорить, что ей совсем не понравилось и хотелось бы знать, как часто все же предстоит терпеть эту пытку. Подняв на него глаза, Эсми слегка опешила. Янтарь исчез. Вместо этого был цвет угля, в котором едва золотились крапинки золота. - Что с твоими глазами? - Эсми инстинктивно сделала шаг назад. Они не должны быть такими, он же говорил, что можно быть вампиром и не быть убийцей. Выходит, он соврал? Какая разница: красные или черные. Это глаза все того же монстра. А Эсми уже свыклась с мыслью, что в его взгляде всегда должно плавиться золото.
Часть 30. Шаг вперед.
(от лица Карлайла )
И все-таки я был счастлив. Как-то по-своему, не имея возможности выразить все свои положительные эмоции на лице. Может быть, из-за того, что боялся обидеть Эсми, может быть, боялся, что она просто не поймет моей улыбки. А может быть, просто из-за того, что не мог улыбнуться, улыбнуться так, как хотел бы. И это щемящее чувство до сих пор не отпускало моё сердце. Хотя о таком понятии, как сердце, после перерождения я и не знал. Я не знал, что этот камень может что-то чувствовать. На удивление тому же Аро, я всегда казался добрым и готовым помогать, но чувство, что сейчас разрывало меня изнутри, не было мне знакомо. Как-то вот так вот получилось, что за свои двести лет я никого не смог полюбить. Сначала, будучи человеком, просто не находил время для того, чтобы обратить свое внимание на девушку, да и служба, в которой я помогал отцу, отнимала слишком много времени. Видя, как мои одногодки гуляют по ночному городу, я предпочитал тихий вечер с интересной книгой. Ну, а потом, уже став вампиром, у меня и в мыслях не было, что такой, как я, может любить. Хотя именно я показал другим вампирам, что не обязательно быть монстрами. Работа, пожалуй, это единственное, что меня спасало от безысходности. И если бы не возможность помогать людям, то я бы уже давно скатился до уровня Твари, которая требовала каждый день свободы.
Я уже давно не ощущал такого спокойствия, как сейчас. Каждый мой день проходил в спорах с самим собой, каждый раз мне приходилось затыкать все щели, которые могли возникнуть из-за моей расслабленности, и бороться за права на это тело и на эту жизнь со своим собственным дьяволом. Дьяволом, который каждый день был рядом, сидел у меня на плече, ожидая, когда я совершу хоть одну малейшую ошибку. И именно этот дьявол ожил, когда Эсми проклинала меня, когда она была готова убить. Именно этот дьявол громче обычного шептал мне на ухо, что пора, пора забыть все свое благородство. Но сейчас я чувствовал, что на другом плече у меня появился свой собственный персональный ангел. Вы скажите, это не возможно, вампиры прокляты, им закрыт путь на небеса, а значит, и ангелов-хранителей они лишены. А я и не стану спорить. Мой Ангел не был с небес, он был земной, когда-то рожденный небесами, но теперь такой же проклятый, как и я сам. Проклятый из-за эгоизма. Но даже не смотря на это, я никогда не поверю, что Эсми опустится до уровня того дьявола, который пожирал меня все эти двести лет. Ее глаза будут делать все за нее. Ее один единственный взгляд, и я буду готов служить этой уже даже не девушке, а именно женщине. Готов буду стать ее слугой, но только чтобы быть хоть как-то рядом или хотя бы жить в иллюзии, в которой я смогу к ней прикоснуться, даже если только по ее разрешению.
Я успевал и думать и действовать. Я уже привык, что мозг проделывал несколько вещей одновременно. Сейчас я пытался убедить Эсми и в тот же момент думал о том, как она прекрасна. Я уже начал себя ругать за эти мысли. А особенно за мысль, что ужасно буду скучать, если нам вновь придется расстаться, за мысль, что я хочу задавать ей вопросы, хочу знать о ее жизни. Я хочу понять, где ее муж, отец погибшего ребенка, и где ее ребенок, ведь она спрыгнула вместе с младенцем. Как же опять было много вопросов. Точнее, были одни вопросы и ни одного ответа. Смогу ли я превозмочь себя и когда-нибудь задать их, я не знал. Может быть… когда-нибудь...
Я сейчас попытался вспомнить свою первую охоту, но в голове высветился только один единственный день. В тот день я сидел в пещере, на которую набрел после своей третей неудачной попытки закончить эту жизнь. Я был зол на себя и безумно слаб. Я чувствовал, что сейчас уже восстанавливаюсь не так, как после первого прыжка с горы или же после того, как пытался утопиться, долгое время пробыв под водой. И именно эта слабость и ужасный голод давали надежды, что следующая моя попытка будет удачной. Это только потом я узнал, что вампиры могут умереть только от огня. В те дни мне и в голову такое не могло взбрести. Стадо оленей… Я сейчас стоял рядом с деревом, отойдя от Эсми, только наблюдая за тем, как она пьет кровь… Такое же стадо оленей набрело на лесной ручей, что был рядом с пещерой. Я слышал, как бьются их сердца, слышал, как бежит кровь по венам. А потом было какое-то помутнение. Я пришел в себя, только когда рядом воцарилась полная тишина. Ни одного удара сердца, ни одного удара копытом о камень в попытке убежать. Я огляделся и видел одни трупы. Жажда, она как бы исчезла, но огонь, хоть и слабый, все равно продолжал терзать моё горло. Но я уже не обращал на него внимания, а понимал, что можно жить, не убивая людей…
Я пришел в себя, опять вернувшись на эту поляну, когда Эсми убивала уже пятого или шестого оленя. И я не собирался ее останавливать, хоть то пламя, от которого я избавился двести лет назад, сейчас полыхало в полную силу, сжигая все изнутри, заставляя Тварь очнутся в полную силу и опять начать требовать. Я всего лишь слегка прищурился, видя, как Эсми пыталась первоначально перебороть отвращение. Может быть, и я тогда так же пытался? Я этого просто не помнил. Для меня кровь животного стала тем спасательным кругом, за который я готов был хвататься еще долгое и долгое время, и ее вкус был хоть и неприятен, но, самое главное, спасителен. Мои пальцы вцепились в дерево, круша под собой крону, заставляя ствол рушиться. Я бы сейчас сам не отказался перекусить, вот только не оленем. За всей этой суматохой с порывами ветра мой нюх вампира ощутил, как еще чуть северней бродит пума. Я редко встречал этих животных здесь и сейчас, если бы не Эсми, все бы отдал, чтобы попробовать ее крови.
- Это зависит от возраста и выдержки вампира, - скрывая улыбку, проговорил я. Попытки Эсми привести себя в порядок рухнули, не успев начаться, а кровь, которая капала с ее подбородка, манила еще сильнее, чем кровь пумы, что была всего в сотни метров от нас. Какая же она… У меня даже слов не найдется, чтобы описать, ее красоту. - Я временами не питаюсь по несколько недель и, если бы не работа в больнице, то смог бы выдержать и месяца. Но чтобы на работе не думать о том, как люди притягательны, я вынужден ходить чаще в эти леса, - последние слова я уже проговорил с явным сожалением в голосе. Я не особо любил охоту, хоть с каждым годом именно в лесу находил какой-то покой, который мне был так необходим.
Опять она отходила, а я делал наоборот шаг на встречу. Я не хотел ее пугать и ведь не врал, еще ни разу не соврал. Ни разу после того, как она открыла глаза. В каждом слове я был честен. Да в мыслях я сейчас врал, но там врал самому себе. Доказывая, что смогу лишь смотреть, а не трогать. Врал, и это вранье должно было раскрыться через несколько секунд.
- Это из-за голода они почернели, - тихо и отрывисто проговорил я, делая еще один шаг ближе к Эсми, - запах крови разбудил огонь, и мое горло сейчас полыхает Эсми, но если ты дашь мне попробовать кое-что… - еще один шаг, и уже тихий шепот, а мой взгляд направлен только в ее глаза. Я коснулся своими руками ее лица, очень нежно и аккуратно проводя пальцами по ее щечкам, спускаясь к подбородку, слегка убирая кровь. - Я хочу потушить этот огонь, который сейчас раздирает меня на куски, - я прикусил нижнюю губу, чуть неуверенно поддавшись вперед. Я не хотел сейчас ни о чем думать. Не хотел думать, что Эсми это еще больше напугает, что именно этот шаг оттолкнет ее еще сильней, я просто хотел почувствовать вкус ее губ.
Очень медленно мои губы коснулись сначала ее подбородка, языком убирая остатки крови, все такими же аккуратными движениями. Сначала один уголок губ, а потом и второй. Ее запах одурманивал, заставлял зверя урчать от удовольствия. Для меня это было ново. Ново слышать не рык отчаянья, а такое тихое и краткое урчание. Моей Твари так же, как и мне самому, нравился этот запах, этот вкус, который сейчас оставался на губах. Наконец, я прильнул к ее губам, все также не решительно обхватив своими ладонями ее щечки. Не зная, чем это закончится, я наслаждался этим мигом, который дарила мне судьба.
Глава 15.
Часть 31. Поцелуй (или так отдаляется душа в небеса)

Несколько недель без охоты, это хорошо. Хотя Эсми даже и не подозревала, насколько часто ей придется это делать, и как часто она будет испытывать чувство дикого голода. Но пока ответ её удовлетворил. Но потом это удовлетворение сменилось тревогой, и дело уже было вовсе не в его глазах.
Она отступала по шагу назад, с непривычки забыв, что может умчаться, куда глаза глядят, за одну секунду, наблюдая, за движениями Карлайла. Не вслушиваясь в его слова, она была охвачена чувством дежа-вю… из её иллюзий. Когда он мягко коснулся её лица и погладил щеки, Эсми поняла, что происходит. Именно так он смотрел на неё в её мечтах, именно так прикасался, только трепет тела был совсем другой. Он не шел ни в какое сравнение с тем, что она испытывала сейчас. Запретное предвкушение смешалось с голосом здравого смысла. Карлайл был сейчас рядом. Слишком реальный и такой долгожданный. И он может сделать явью её мечты, если только она позволит это сделать. Ей не нужно было спрашивать, чего он хочет. Ей не нужно было спрашивать себя. Все было и так ясно. Пальцы нежно касались её подбородка, пробегая вверх к щекам и обратно, заставляя все её существо тянуться к этим прикосновениям. А ведь нужно было удержать его, остановить, бежать, в конце концов, ведь она знала, что будет дальше, знала, что потом будет еще труднее для него, для неё. Ведь без этих губ она уже не сможет, как только почувствует их касание на своих. «Они должны быть тоже со вкусом меда,» - подумала Эсми, не сводя глаз с его совершенного лица. Она знала все и хотела этого. К чему скрывать? Невыносимая мука скрутила все её существо, но эти руки словно стирали каждую попытку отстраниться.
Нежный шепот завораживал, его близость заставляла трепетать. Стало непривычно тихо вокруг, и весь мир, как и сама Эсми, словно замер в ожидании чего-то прекрасного и неземного. Его поцелуя. Карлайл был неуверен, как и она. Сейчас, казалось, что они оба понимали, что могут окончательно погубить то, что есть. А было у них так мало, но вместе с тем так много. Крохотные ростки зарождающегося доверия и его помощь, без которой Эсми просто не сможет в этом новом для неё мире. И это являлось самым ценным. Но, тем не менее, пути назад уже не было. Она как никогда чувствовала его запах и отчаянно желала ощутить вкус его губ.
Карлайл склонил голову и нежно притронулся губами, теплыми и на удивление мягкими, к её подбородку, а затем коснулся его языком. Эмми потрясенно замерла, переживая такую чувственную ласку, понимая, что пусть он не сразу подарил её поцелуй, которого она ждала десять лет, но это было тоже прекрасно. Ради этого можно было подождать. Неужели все происходит на самом деле? В первый раз за все её время в облике вампира, Эсми не испытывала сожаления. Его губы не давали ей этого ощутить, как несколько секунд назад руки не дали уйти. Она ловила его дыхание, и сейчас для неё не было ничего слаще. Со смешанным чувством наслаждения и легкой паники, которая всегда бывает в преддверии новых ощущений, особенно когда их сильно ждешь, хоть и пытаешься это отрицать, Эсми в последний раз попыталась найти в себе силы, чтобы не перешагнуть черту. Но затем он начал целовать уголки её губ. И она поняла, что утратила последние остатки здравого смысла, который умолк, сложив оружие. Здесь и сейчас не должно быть никаких сомнений. Уже не должно. Потому что Эсми не могла его отпустить. Руки взметнулись вверх и обняли его за плечи, опять ощущая под ладонями крепкое тело Карлайла. Она уже сама искала его губы, не в силах выносить эти дразнящие прикосновения, которые заставляли все тело трепетать. Через мгновение стало непонятно, кто кого прижимает к себе, потому что реальность перестала существовать, как только он коснулся её губ, переплетая их в таком долгожданном поцелуе. И как только он сделал это, Эсми показалось, что все тело охватило пламя. Она неосознанно прильнула к нему, переполненная какими-то незнакомыми чувственными ощущениями, которые она тщетно пыталась с чем-то сравнить, но не могла. Руки погладили сильные плечи и кольцом обвились вокруг шеи. Она не думала о том, что делает, все шло откуда-то из глубины, и она стала отвечать ему, стараясь доставить хоть малую толику того удовольствия, которое испытывала сейчас сама. Сначала робко, а потом постепенно смелея. Боже, это не шло ни в какое сравнение с её мечтами.
- Это лучше, чем я себе представляла, - прошептала она, отрываясь от его губ, чтобы потом снова коснуться их. Почему время так жестоко и дает нам то, чего мы так хотим, когда самому желанному уже нет места, и ты с горечью понимаешь, что могло все быть по-другому? Проскочившая в голове Эсми мысль не ушла. Нет. В их ситуации не могло быть по-другому. Эсми нужно было пройти через тот ад, через который она прошла, прежде чем очутиться на краю обрыва. Ей нужно было шагнуть вниз, чтобы потом её нашел Карлайл. Он бы не забрал у неё жизнь просто так. Следовательно, ей суждено было потерять ребенка … Чтобы встретить его опять, его, единственного мужчину, с которым она хотела быть рядом… Зачем он ее спас? Обрывки мыслей с убийственным смыслом. Эсми освободилась от его объятий, хотя рвалась в них обратно со страшной силой. Она не хотела смотреть ему в глаза, потому что не хотела, чтобы он вдел её взгляд. Не хотела, чтобы он видел, как она жалеет о своей слабости. Как она жалеет обо всем, что случилось. Этот поцелуй, окончательно проложил пропасть между ней и Карлайлом. Лучше бы она умерла. Лучше бы они вообще не встретились. Никогда.
- Прости…

Эсми сидела перед зеркалом в своей спальне и задумчиво водила расческой по волосам, которые мягким каскадом падали на плечи и струились по спине. Она не считала, сколько прошло времени с момента её перерождения. Может, три месяца, может, полгода. Зачем вести учет дням, неделям, месяцам, когда для тебя, вампира, это всего лишь ненужное слово? Последний взмах расческой, и она её отложила. Слегка наклонившись вперед, она подперла подбородок одной рукой, а второй провела по своим губам. Не смотря на прошедшее время, они все еще помнили его вкус, словно это случилось вчера или же вообще пару минут назад. Эсми все еще ощущала их тепло и сладость. Но ни она, ни Карлайл больше не возвращались к этому, старательно избегая любых напоминаний, делая вид, что ничего не было. То же самое делал и Эдвард. Эдвард… чудесный мальчик, умеющий читать мысли, умный и бесконечно добрый. Эсми задумалась, вспоминая момент, когда его увидела. Это произошло сразу после её первой охоты. Они вернулись в дом, и он стоял в холле с такой трогательной нерешительностью и, наверное, страхом. Потому что теперь Эсми точно знала, какими на самом деле бывают новорожденные вампиры. Видимо, тогда, прочитав её мысли, в которых был сплошной хаос, напряжение отпустило его, и он ей улыбнулся. От этой улыбки Эсми почувствовала в себе огромное, так и не растраченное чувство, но которому поначалу не смогла найти объяснение. И все же оно нашлось. Материнский инстинкт, который теперь так и лился из неё, получив того, на кого его можно истратить. Они вместе охотились, потому что она до сих пор была не уверена в себе, боясь, что сорвется, а еще потому, что ей нравилось проводить с ним время. Иногда их сопровождал Карлайл, иногда они были без него из-за работы в больнице. Отношения с ним складывались ровно, но недосказанность сквозила ото всюду. Даже когда они просто говорили на отвлеченные темы, понимая, что нужно говорить о другом, и что уже просто невозможно продолжать дальше в таком же духе. И все же излишне нарушать личное пространство друг друга никто не хотел. Постепенно её боль проходила, отчасти благодаря Эдварду и заботе о нем. Все меньше и меньше её занимали грустные мысли. Эсми училась жить с тем, что есть, и получать от этого удовольствие. Её глаза уже были не такими яркими, но в них появилась какая-то муть, но это не особенно волновало её, главное - из них ушла пугающая, пронзительная краснота.
Ей не нужно было смотреть на часы, чтобы понять, что сейчас должен вернуться Карлайл. Каждый день внутри себя она чувствовала небольшой толчок, как будто бы сжимается сердце, которое у неё было мертвым. Даже еще не слыша его, она выходила в холл и просто ждала его возвращения. И это уже вошло в привычку. Вот и сейчас она встанет и спустится вниз, чтобы спросить его, как прошел день, чтобы опять начать этот спектакль, под названием «друзья», понимая, что это уже просто абсурд.
Часть 32.Разрушая мосты
(от лица Карлайла )
Что я делал? Я сейчас рушил последнее, что отсталость у меня. Эсми, которая опять смогла довериться, поверить, дала мне последний шанс, сейчас должна была опять оттолкнуть или же выпустить своего зверя, чтобы окончательно растерзать меня. Я бы с удовольствием начал вновь испытывать физическую боль. Боль, которую я хотя бы мог объяснить. А эта неизвестность, этот жар, который накрывал меня с головой, пугал. Ведь я не знал, что со мной происходит, не знал, смогу ли я его когда-нибудь теперь потушить, а если смогу, не превращусь ли я в лед, который полностью затянет то хорошее, что продолжало во мне быть. Вдруг став отвергнутым женщиной, в которой почему-то видел свой смысл жизни, я превращусь в камень, каким был в самом начале своей новой жизни. Это помогало жить, помогало не обращать внимания на боль, от которой не было спасения. И сейчас я желал лучше жить в этом пламени, чем вернутся в тот холод, в котором никому не был нужен.
Моё дыхание сбилось еще в тот момент, когда я только прикоснулся своими губами к ее подбородку. Я медлил, ожидая реакции Эсми. Ведь я мог только гадать, что будет. Как же я сейчас хотел хоть на пару минут получить дар Эдварда, чтобы заглянуть в голову моего Ангела и понять. Понять, что же она чувствует. Я ощущал, как мои руки стали слегка дрожать, и это для меня тоже было впервые. Я боялся, всем своим нутром, что не смогу жить без этого. Боялся, что если сейчас распробую сладость губ этого прекрасного создания, не смогу забыть его, от чего становилось еще больнее. Если бы мы были людьми, моё сердце сейчас смогло бы выдать все внутреннее состояние. Оно бы отдавалось глухими ударами в районе горла и в момент, когда мои губы, наконец, коснулись губ Эсми, рухнуло вниз. Падая, не разбирая дороги, оно, в то же время, возносило бы меня куда-то на небеса. Там, где бы я никогда не расставался со своей любимой. Где смог бы открыто показать свои чувства.
Я еще раз прерывисто вздохнул, прикрывая глаза, желая верить, что это мне все снится. Лучше бы это был сон. Сон, из которого можно было выбраться, не делая больно никому, кроме себя. Сон, в котором можно было мечтать, не боясь, что своей мечтой испортишь последнее, что осталось между мной и этой женщиной. Теперь, когда я переступил эту черту, я не смогу вновь вернуться в прошлое, где обещал себе, что никогда не покажу ей свою любовь. Где обещал себе, что не заставлю Эсми решать, как ей поступить. Я хотел лишь веры в себя, и именно ее веры. Вера Эдварда и Эсми стали самым необходим для меня, как воздух для живого существа, который не сможет прожить без кислорода. А сейчас я собственными ногами ее топтал, как аллею в саду с самыми прекрасными цветами на земле.
Ее руки легки мне на плечи, нежные и любимые, притянули к себе, и я поддался, забывая обо всем. Ее губы ответили мне на поцелуй и оказались такими теплыми и еще более манящими, чем я мог представить себе до этого. Мой разум, который до этого момента, еще пытался сопротивляться, сейчас, как и мой дьявол, стал тихо урчать от одурманивающего запаха, что ударил в нос, и от привкуса спелой вишни, который принесли губы Эсми. Этот момент был самым ярким во всей моей жизни. Время как будто остановилось, и я просто завис где-то в пространстве, не видя и не чувствуя ничего, кроме своего Ангела. Если бы моя фантазия была настолько богата, то мне бы показалось, что мы просто взлетели или же рухнули куда-то в ад, так как новая волна огня в очередной раз накрыла меня с головой. Чтобы себя удержать, нужно было что-то большее, чем мой самоконтроль. Сейчас моя Тварь, опять встала не на мою сторону, и именно она захотела чего-то большего, чем просто поцелуй. Мои руки чуть сильнее сжали щеки Эсми, еще ближе притягивая ее лицо к себе, губы уже просто требовали продолжения так же, как и все моё тело.
Мечты десятилетней давности сейчас воплощались в реальность, мечты, от которых я отказывался. Но от этого становилось только страшнее. Тихий шепот Эсми, когда она все же отстранилась от меня, заставил распахнуть глаза. Глаза, которые опять начали приобретать янтарный окрас:
- Я и мечтать о таком не смел, - мои сбившееся дыхание и дрожащий голос с трудом воспроизвели несколько слов. А потом опять сказка, в которой не было вампиров, а были только два человека, и они хотели быть в этом плену, сладостном и настолько мучительном.
- За что?- тихий вопрос, когда я неуверенно сделал шаг назад. Сейчас меня вновь окунули в чан с холодной водой. Я не видел глаз Эсми, она не давала мне в них заглянуть, но я уже знал, что теперь между нами не просто маленькая речка, через которую еще можно было бы перешагнуть, а целый ров с черной и холодной водой. Я сам его только что наполнил, не сумев справиться с переполнявшими меня чувствами. Нужно было что-то сказать. Вот только что? Я не хотел говорить, что сожалею, это сейчас было написано на моем лице. Мои глаза, которые всего мгновения назад, были цвета жидкого золота, наверное, опять превратились в ту черную бездну, в которой я теперь и буду жить. Без света, без спасения или возможности когда-нибудь выбраться…

Время, оно должно лечить, хотя бы дать шанс на спасение. Но каждый день в моей голове продолжали стучать только несколько слов, от которых точно не было спасения. И по возращению домой, этот шум только усиливался. Видя Эсми, видя, как она нашла общий язык с Эдвардом, я начинал действительно завидовать сыну, и еще больше себя за это корить. Эти месяцы, эти полгода, а может быть, и больше, были моим персональным адом. Я просто потерялся во времени, не замечая ни восхода солнца, ни смены погоды. Туман затянул меня всего. Он чуть помогал, но из-за этого облегчения я боялся, что, когда смогу из него выбраться, моё состояние только ухудшится. Работа, пожалуй, была той ниточкой, за которую я хватался из последних сил. Я уже не мог идти домой, так как раньше. Хотел, но не мог. И каждый раз, переступив порог дома, я просто уходил в свой кабинет. Ложился на диван, сворачиваясь там калачиком, и пытался ни о чем не думать. Слыша голоса в доме, я прислушивался только к одному из них. Общаясь с Эсми, я всегда улыбался, и делал все, только чтобы она не видела того, что со мной происходит все эти месяцы. Я привык быть просто тем, с кем она делит крышу над головой, хоть и, закрывая глаза, лежа на диване в своем кабинете, я видел только ее. Я видел те глаза, которыми она смотрела на меня, будучи еще ребенком, а потом тот взгляд, который она подарила мне в последний раз в лесу, в тот момент, когда я рыл этот чертов ров, через который теперь было не перебраться. Почему она не оттолкнула меня в тот момент? Почему дала себя поцеловать? И каждый раз, подавив тяжелый вздох, я хотел уснуть. Уснуть для того, чтобы хотя бы во сне пожить нормальной жизнью. Но я не умел спать и не умел плакать. А может быть, именно слезы мне бы помогли. И желание, которое исчезло с появлением цели, опять стало расти, как снежный ком. Я хотел умереть, каждый день обдумывая, как уйти из этого дома и облегчить жизнь Эдварду и Эсми. Ведь Эсми хорошела с каждым днем, в ней умирал тот зверь, который когда-то кинулся на своего создателя. Ее глаза стали приобретать то теплое, жидкое золотое, которое плескалось в моих в момент нашего поцелуя.
Очередной день моей проклятой жизни подходил к концу, и я должен был вернуться опять домой. Я хотел видеть Эсми, хотя бы в тот момент, когда возвращаюсь, а потом опять тихо уйти в кабинет. Она всегда меня ждала, спрашивая, как у меня дела, а я всегда лишь улыбался и делился всем, что происходило в моей жизни. А там была только работа. И в эти моменты, моменты, когда мы могли с ней поговорить, мы были наедине. Эдвард всегда уходил, находя какие-то предлоги. Мне было стыдно перед сыном, стыдно за свою слабость, и поэтому я просто стал реже находиться с ним рядом, чтобы не давать читать Эдварду свои мысли. И за это я тоже себя ненавидел.
Я зашел в дом, тихо прикрыв за собой двери и скидывая свое пальто. Стоило только поднять глаза, как я увидел Эсми, она сидела в гостиной на диване и ждала, когда я разденусь.
- Добрый вечер, Эсми, - тихое приветствие, ежедневное, за которым в дальнейшем должен будет последовать вопрос о ее делах и физическом состоянии. Но сегодня я решил, наконец, открыться. Я не могу больше жить в этом аду. Я скажу, что ухожу, скажу, что хочу, чтобы она нашла свое счастье. Но смогу ли?
Оставив в прихожей свой портфель, я лишь на секунду посмотрел в зеркало. На меня опять смотрели те черные глаза, та бездна, которая теперь жила во мне. Сколько бы я не убивал животных, желая избавиться от этих глаз, ничего не помогало. Я неуверенно пробежал пальцами по своим белоснежным волосам, цвет которых еще больше подчеркивал черноту глаз, и медленно прошел в гостиную.
- Эсми, я хотел бы с тобой поговорить, только дай мне закончить, не перебивай, пожалуйста, иначе я не решусь больше на этот разговор, - я замер где-то на середине, решая, как начать, что сделать, какое слово сказать первым. Мои руки опять начали дрожать, и опять я поспешно провел ладонью по своей щеке, - понимаешь, - одно слово, которое прозвучало глухо, по которому я понял, что не смогу справиться, - я решил уйти. Я вижу, как тебе не просто жить со мной под одной крышей. Дом останется в твоем полном распоряжении, Эдвард думаю, тоже будет здесь. Вам вдвоем будет лучше. Он тебя полюбил и будет лучшим тебе помощником, чем я, - я это выдохнул, протараторив все на одном дыхании, боясь сбиться, боясь отступиться.
Еще один шаг, который я сделал по направлению к дивану, был опять каким-то мимолетным влечением. Мои руки, которые я запустил в карманы, сжимались в кулаки, пытаясь физической болью заставить держать себя в руках. Я опять опустился на колени рядом у ног Эсми.
- Не прошу простить, знаю, что не имею на это прав. Ты с самого начала была права, я убийца, который недостоин чего-то просить или о чем-то желать, - я скользнул своими руками, которые быстро вытащил из карманов, к рукам Эсми, что лежали у нее на коленях. Поднес их к своим губам и очень аккуратно и нежно целовал ее ладони, из моего горла вырвалось совсем тихое, - прощай, моя маленькая девочка, - вещи, которые нужно было лишь забрать из комнаты, были собраны еще накануне, сейчас оставалось только подняться на ноги и, не оглядываясь, уйти. Я еще раз коснулся своими губами ее руки, замерев на мгновение, запоминая в последний раз их запах, привкус ее кожи, а потом все же смог подняться на ноги и выйти из комнаты.