Сердце дико колотилось, и Эсми хотела, чтобы все закончилось побыстрее. Ну, надо же? Практически первый раз в больнице и по такому серьезному поводу. Страха не было. Было просто волнение. Как всегда, когда с ней происходило что-то непривычное. Но тут она стала куда-то падать…
Эсми очень медленно приходила в себя. Она уже очнулась, но глаза еще не могла открыть.
– Мама.
Не смотря на шум в ушах от наркоза, поняла, что в палате тихо, и никого, кроме неё, нет. Эсми открыла глаза, и тут же их закрыла. Яркий свет неприятно резанул по ним, отозвавшись болью в и без того свинцовой голове. Первым её желанием было вообще не открывать их, а остаться вот так, с закрытыми. Ведь зачем сознательно делать себе плохо? Любой дискомфорт, любую боль, одним словом, любой негатив физический или моральный, Эсми переносила с трудом. Но все же открыть глаза надо. По одной причине, которую она осознала, лишь вспомнив все события, связанные с ногой. Она может пропустить приход доктора. А он уйдет, подумав, будто бы она спит. Эсми моргнула пару раз, привыкая к яркому свету, и уставилась в потолок. На ногу в гипсе смотреть было выше её сил.
В памяти возникли янтарные глаза. Вот таким и должно быть солнце. Чтобы на него можно было смотреть и смотреть, сколько хочешь, и не бояться ослепнуть. Голова слегка кружилась от наркоза, и Эсми периодически куда-то проваливалась, забирая сначала эти глаза с собой, а потом и все лицо. Она видела его в разных образах из книг, в разных временах. Но всегда неизменным было одно. Доктор Каллен был героем, сильным и красивым. Вот он спасает её от грабителей, вот танцует вальс в огромном бальном зале, уверено и крепко держа за талию сильными руками. Точно так же, как и тогда, когда он перенес её на кресло-каталку. Руками… Эсми нахмурилась, что-то вспоминая. Нет. Ей показалось. Дальше в своих фантазиях она идти не смела.
Снова какое-то непонятное состояние между сном и явью. Она уже замучалась проваливаться куда-то, открывать глаза и снова видеть потолок. Интересно, в такие моменты кто-то заходил к ней? Кто-то. Более опытный человек только бы улыбнулся тому, как Эсми до смерти боится показаться непорядочной даже в собственных мыслях. Вздохнув, она опять уперлась взглядом в потолок.
Текли минуты. Потолок надоел. Эсми уже устала представлять, как можно было бы его оживить, в какой цвет перекрасить, чтобы избавиться от этой унылой белизны. Перепробовав массу оттенков, она, конечно же, остановилась на янтарном. Именно в него надо будет перекрасить свою комнату. Эсми точно решила так поступить. Будет замечательно. Особенно зимой. Может, позвать кого-то? Ох, нет! Идея хуже не придумаешь. Девушка перевела взгляд за окно на облака. В детстве она могла часами лежать на траве и смотреть в небо, сравнивая их форму с различными предметами или животными. Вот и сейчас вон то маленькое облачко было удивительно похоже на голову зайца, а чуть подальше на сердце. Но и это занятие ей скоро надоело, тем более, что Эсми замирала всякий раз, когда слышала в коридоре шаги, тайно желая, чтобы они были именно в её палату. Кого она ждала, говорить не нужно. Она пошевелилась, устраиваясь поудобней настолько, насколько это позволяла нога, запрокинула руки за голову, придумав себе новое развлечение. Соединять все трещины в штукатурке, что бы получился красивый узор. Сейчас бы очень пригодилась книга, которую она начала читать перед падением. А так оставалось просто ждать, пока к ней придут. Лежать просто так тоже может быть утомительным занятием. И Эсми поразилась, как от ничегонеделанья можно устать. Дома она постоянно была чем-то занята. Веки опять стали закрываться, но совершенно не хотелось спать. Девушка посмотрела на свою ногу. Какой кошмар! И почему она сорвалась вниз, ведь знала каждую ветку с детства? Эсми приуныла, понимая, что теперь это надолго. Хотя, какая ей разница? Ну, не будет она ходить месяц. Большое горе. Попросит маму, чтобы принесла ей книжек, а еще она будет вязать. Пусть мама ей купит шерсть янтарного цвета. И тут же Эсми расхохоталась. Что такое желтый, мама еще поймет. А вот янтарный… Смех сменился глубокой грустью. Мама была несчастлива. И Эсми это видела. Грубый, властный отец, который вырастил из её братьев себе подобных. Однообразие и тоска. Удивительно, почему она выросла не такой, как большинство её сверстниц, только и мечтающих, как бы удачней выйти замуж в будущем. Не то, чтобы Эсми совсем об этом не думала. Думала. Потому что много читала. И знала, какую жизнь она хочет для себя. «Жизнь с янтарными глазами,» - услужливо подсказала память. Эсми смутилась, румянец залил её щеки, и тут же она рассердилась сама на себя. Он просто красивый мужчина, таких встретить сейчас - большая редкость. И только. Хватит забивать себе голову. Но легче, конечно, сказать, чем сделать. И она перестала бороться, надеясь, что сейчас уснет и её тяжелую после наркоза голову, не посетят никакие сноведения.
Часть 6. Чувства?
(от лица Карлайла )
О чем я думал? Я бы и сам сейчас не смог правильно сформулировать свои мысли. О чем я вообще думал, стоя там, в палате. Наблюдая за спящей Эсми. Она была красивой и такой хрупкой. Видя ее родителей, я бы никогда не подумал, что у них может быть такая красивая дочь. И это было одно из доказательств, что не только вампиры бывают божественной красоты. Я с диким, неимоверным трудом, удерживал свое тело на месте. Ведь изнутри я горел желанием подойти к этой малышке поближе и просто прикоснутся.
Каллен! Это ненормально, ты знаешь? Неужели недостаточно взрослых женщин, которые оказывают тебе знаки внимания? Ты захотел заострить свое именно на этой девочке? И не говори, что твоя жажда еще никогда так о себе не напоминала. Именно эти мысли заставили меня буквально вылететь из палаты. Стоило только вспомнить про жажду, про кровь, которая могла опьянять и доводить до безумия, и я уже не мог себя сдерживать. Сейчас, когда я быстрым шагом иду по коридору в свой кабинет, в голове я до сих пор слышу удары ее сердечка.
Тук-тук-тук…и так раз за разом, раз за разом. Я захлопнул за собой дверь и буквально сполз по ней на пол. Сидя на корточках, я прижимал руку к лицу, не дышал, не двигался, сжав плотно глаза. «Карлайл, ты же сильный. И ее запах - всего лишь притягательный аромат. Она всего лишь человек, которого ты должен вылечить. И ты это сделаешь. Зачем же так себя мучить?» Первые годы моего существования, когда я толком не умел себя контролировать, именно такой внутренний голос помогал мне. Только он помогал заглушить голос монстра, голос Твари, с которой мне приходилось делить свое тело, свой разум. Я бы никогда не хотел бы вечной жизни. Даже если бы эта жизнь не сопровождалась такими мучениями. В ней была бы любовь и семья, о которой я так мечтал. Мечтал еще с детства. Когда меня воспитывал отец.
Я сейчас думал о чем угодно, но только не о своей пациентке. Меня тянуло туда, с этим я не стал бы спорить. Я хотел бы находиться в той палате. С этим тоже спорить было бы бесполезно. Но я не имел никакого права вообще этого хотеть. Хотеть не как врач, который обязан пойти и осмотреть девочку после операции, а как мужчина, которому эта молода девушка очень понравилась. Хотя нет. Я не думал о ней, как о женщине. Это было бы сверх безумием и, наверное, каким-то эгоизмом. Ведь она реально была еще ребенком.
За моей спиной пару раз дернулась дверь, но я буквально подпирал ее своей спиной, превратившись в камень. Без чувств, эмоций, смотрящий в одну точку на полу. Но, вот взгляд медленно перешел на часы, которые давали понять, что Эсми уже давно должна была отойти от наркоза, и теперь уже просто сидеть здесь, борясь с убийцей внутри себя, невозможно. Хотя выход, конечно же, был. Просто передать пациентку другому врачу. Вот только я этого не хотел. Ради того, чтобы побыть с Эсми хоть еще немного, даже если я просто не будет дышать, я был готов отдать все.
В моем кабинете всегда было открыто окно. Несмотря на погоду, пожалуй, только при сильном ветре я его закрывал и то только из-за пыли. Вот и сейчас на меня веяло прохладой из открытого окна. И я мог спокойно надышаться воздухом, наполненным тысячами ароматов. Ароматов людей, земли, неба, деревьев. Но как бы я не старался, я не мог выбросить из своего осязания запах спелой вишни, перемешанной с корицей. Именно так пахла она. И именно этот запах я хотел бы ощущать всю свою вечность рядом.
Встать…еще один вздох. Еще один выдох. Поправить на себе халат, подойти к столу, взять ручку, развернутся и, выйдя из кабинета, надеть свою обычную маску, направиться в палату Эсми. Хотя я очень редко, когда улыбался неискренне или же играл все свои эмоции. Даже вампиризм не изменил мой характер.
Очень тихо зашел в палату и пристроился опять у стенки, не попадаясь под легкие лучики солнца. Я склонил слегка голову на бок, наблюдая за полудремлющей девочкой. Но сейчас я вынужден ее разбудить. После наркоза нужно, чтобы Эсми чуть пободрствовала. Даже не смотря на ее молодость, лекарства все же были не идеальны.
- Как ты себя чувствуешь, Эсми? Нога не сильно болит? - я специально говорил тихим голосом, прекрасно зная, как у девушки сейчас болит голова. Подошел к окну, проклиная себя на чем свет стоит из-за своей глупости, что забыл задернуть штору. Ведь яркий свет сейчас так же, как и громкие звуки, были не особо приятны мозгу человека, который только отошел от наркоза, - ты так и не рассказала, как же умудрилась такая чудесная девочка сломать ногу, - я подтянул к кровати металлический стул и уселся. Аккуратно отодвинув простынь, моя рука прошлась по гипсу, который, в общем-то, сам накладывал и всегда был уверен в своей работе, но решил просто перепроверить. - Я видел, как ты терпела перед родителями, но сейчас, если что-то сильно болит, лучше мне сказать. Я не хочу, чтобы у тебя остались неприятны воспоминания об этом переломе.
«И уж точно не хочу, чтобы такая красивая девушка осталась калекой.»

Глава 4.
Часть 1. Пробуждение.

Все-таки она пропустила тот момент, когда пришел доктор. Провалившись в непонятную дремоту, Эсми все же различала звуки и шаги, а вот его почему-то не услышала. О том, что кто-то был в палате, девушка догадалась, лишь когда услышала его голос. Тихий и мягкий. Он не отдавался болью в висках, как другие голоса из коридора, когда кто-то слишком близко проходил рядом с её дверью или слишком громко кого-то звал. Он… обволакивал. Да, именно обволакивал. Точнее не скажешь. Она повернула голову на этот звук и слегка улыбнулась, от чего на щеках появились ямочки. Ей понравилось, как он произносит её имя, как оно сочетается с таким тембром голоса, как у него. Медленно Эсми открыла глаза и наблюдала, как доктор задернул шторы, от чего стало совсем хорошо и уютно, и сел на стул рядом с ней, удивляя своей прямой осанкой. Яркое воображение Эсми тут же представило его верхом на лошади. Она очень любит этих животных. Соседний фермер держал несколько, и часто Эсми приходила в загон, чтобы поиграть с ними, уткнуться носом в теплую морду или же просто посмотреть в такие умные для животного глаза, удивляясь, почему у большинства людей взгляд вообще лишен каких-либо эмоций.
На несколько секунд, она словно перестала слышать, как будто кто-то отключил слух, забив уши ватой, или, может, она опять куда-то провалилась? Но тут же этот «кто-то», вынул вату, и Эсми вернулась в реальный мир. «Чудесная девочка.» Ну, да, а кто же еще? Но почему- то вдруг захотелось стать старше на пару лет, и чтобы вместо девочки было другое слово. Предательский румянец залил её щеки, и она опустила глаза, начиная теребить в руках простынь, понимая, что нужно отвечать на вопрос, и отчаянно молясь, чтобы голос был обычным, хотя после наркоза это вряд ли получится. Эсми не привыкла жаловаться. Но перед ней сидел доктор, и уж он точно не посчитает её слабой, если она скажет, что нога действительно причиняет ей дискомфорт. Ведь это больница, и говорить о том, что тебя беспокоит, в порядке вещей.
– Нога ноет. Но уже не болит так, как раньше. Спасибо вам, - язык, видимо, все же вздумал пожить своей жизнью, и, как показалось Эсми, её ответ получился слегка заторможенным. А вот о своем ребячестве рассказывать не хотелось. Это и так было камнем преткновения в её семье. Каждый раз совместные приемы пищи превращались для Эсми в ад, когда отец или мать начинали говорить, что «в шестнадцать лет глупо лазить по деревьям, словно обезьяна в цирке», а братья начинали отпускать недвусмысленные шуточки в её адрес, отчего Эсми мечтала провалиться сквозь землю. Но как объяснить, почему она туда залезла? Ведь это значит, рассказать, что дерево стало для неё островком, где можно спрятаться от повседневной рутины и однообразия, которые просто душили девушку. А что, если и доктор Каллен не поймет и скажет то же самое? Хотя вряд ли. Эсми подсознательно чувствовала, что красивая внешность, это еще не все, чем обладает этот мужчина.
– Я ….люблю читать там...на дереве, и….когда слазила, нечаянно оступилась, - ну, вот, теперь он подумает, Бог знает что про нее! «Говорю, как Томас,» - мелькнуло у нее в мыслях. Старший брат Эсми обладал весьма скудным словарным запасом, в котором самыми популярными были два слова «женщины» и «выпивка». О них он мог говорить часами со своими друзьями. Девушка смутилась. Стало неловко от этого, и захотелось, чтобы доктор ушел. Она не была дикой и всегда вполне нормально общалась как с женщинами, так и с мужчинами, не говоря уже о сверстниках. Правда, общение происходило на темы, которые были для Эсми совершенно не интересны, и она, быстро уставая от пустых бесед, находила предлог, чтобы уйти. И то, что происходило сейчас, вообще не поддавалось никакому объяснению. Девушка не могла понять, что с ней. Почему она не может и слова из себя выдавить? Кончик накрахмаленной простыни, превратился в кусок мятой ткани, и она прекратила его терзать. Сделав глубокий вдох и выдохнув, Эсми все же решилась посмотреть на врача. Сердце сделало сальто, и упало где-то в желудке. Ощущения были те же, что и до операции. Интересно, как он живет с такой-то внешностью? Она бы, наверное, быстро устала от того, что тебя без конца рассматривают. Быть может, ему нелегко. А в том, что это было так, Эсми почему-то не сомневалась.
– А чем плохо, если у меня останется память об этом переломе? Если это просто воспоминание, то ничего плохого в нем нет. Потому что каждое событие, серьезное или не очень, все равно несет в себе какой-то урок, если вы, конечно, об этом, - Эсми пожала плечиками. – Вот, например, я теперь не буду лазить по деревьям. Потому что дала слово, и потому что отец тогда его точно погубит. А вот если у меня неправильно срастётся кость, к примеру, я бы конечно предпочла забыть, что последует за этим, - Эсми улыбнулась, ощущая, как напряженность постепенно исчезает, и к ней возвращается уверенность.
– Доктор Каллен, когда ко мне придут родители? Здесь просто очень скучно, и мне бы хотелось заняться чем-то. А еще, можно мне воды?
Часть 2. Просто ли пациент?
(от лица Карлайла )
Что же меня привлекало в этом человечке? Ведь в мире было миллион людей, которые ходили по этой земле. Любили, ненавидели, боялись или же пытались показаться героями. Мужчины и женщины. Добрые и злые. Веселые и грустные. Что могло привлечь мое внимание именно в этой девушке, которая сейчас лежала на кровати и краснела? Запах…это было самое сильное для вампира. По нему он мог найти в толпе одного единственного, кто ему был нужен. И именно аромат, который я ощущал при каждом новом вдохе, заставлял мою голову кружиться. Если это вообще возможно для вампира. А ведь, и правда, будь я человеком, сердце было бы готово выпрыгнуть из грудной клетки, упасть к ногам этой девушки и согласится на вечность в ее обществе. Ну, почему ей всего шестнадцать лет? Я чуть ли не простонал от негодования. Ведь если еще в кабинете я не мог расценивать Эсми взглядом мужчины, то сейчас эта смущенная малышка нравилась мне еще больше.
- Это нормально, - уверенно произнес я как доктор, поднимаясь на ноги и очень аккуратно приподнимая ногу Эсми, но через секунду она уже вновь покоилась на кровати, - легкая боль еще некоторое время будет присутствовать. Все же переломы - это не простой вывих.
Я поправил простынь и вновь присел на стул. Я прекрасно видел состояние Эсми. Видел, как ее смущает мое присутствие. И как бы я не хотел остаться здесь до скончания своих веков, но должен уйти. У меня сначала брови чуть сдвинулись к переносице, вызывая на моем лице какое-то огорчение, потом поползли к верху, а на губах появилась улыбка. Первая реакция возникла из-за злости на отца Эсми, я даже не знал сам, что вызвало это чувство. Может быть, из-за поведения мужчины в больнице. Особенно из-за того, что он так колеблется, давая согласие на операцию. У меня почему-то сложилось впечатление, что мужчина скорее заберет дочь домой и оставит ее с поломанной ногой, чем разрешит оставить ее здесь. Ну, а вторая реакция появилась после ответа Эсми на мой вопрос. И здесь я даже упустил из виду ее неуверенность.
- Значит, любишь читать? - тема, которую я мог обсуждать часами. Ведь я был безумным любителем книг. Дома, ночами или свободными днями, я именно читал. И в моей коллекции всегда были книги, не только касаемые профессии, но и художественная литература. Такие авторы, как Габриель Гарсия Маркес, О’Генри жили в моей коллекции, а еще в последнее время меня покорили русские писатели и поэты, - так, стоп! - я задорно улыбнулся, - видимо, то дерево и есть место, где можно полностью окунуться в мир книг? Знаешь, есть места более безопасные. Например, берег у вашего лесного озера. В день, когда на небе царит солнце, а не повседневный дождь, вода отражает в себе несколько сотен цветов. А теплый ветерок с другого берега - очень хороший спутник в чтении.
А ведь тот берег и был тем местом, где я любил проводить время. Вот только не в теплые солнечные деньки, когда весь город будто просыпался от зимней спячки. Люди выходили на улицу, радуясь этому дню, как самому большому счастью на всем белом свете. Нет, в эти дни, я мог позволить себе или сидеть дома, плотно задернув шторы, или уйти далеко в лес. Ночь была моим спасителем. Тихая, безлюдная, лишь Луна была моей спутницей.
Я, улыбаясь, опустил глаза к полу, видя каждую трещинку в бетоне, каждую пылинку, что парила в воздухе. Всего несколько секунд, и я вновь смотрел на свою пациентку. Меня немного удивило такое серьезное рассуждение на тему воспоминаний. Хотя ведь ей было шестнадцать, а в этом возрасте многие уже взрослели. Есть даже прекрасный пример: Джейн, которая обладала сильнейшим даром, и Алек, ее брат, наделенный не менее страшными способностями. Два ребенка, которыми пользовался Аро, играя на их преданности, как умелый кукловод в театре.
Если у тебя срастется не правильно кость. Я собственноручно сломаю твою ногу, и мы начнем все заново. Или, если понадобиться, отвезу в самую лучшую клинику страны, но ты никогда не будешь хромать!
Практически рык, от накатившей злости, вырвался из моего горла, но я вовремя взял себя в руки, так как прекрасно знал, что глаза сейчас из теплого золота могут превратиться в бездну. В черную и непроходимую. Злость-то была направлена только на себя. Если вдруг кость, и правда, срастется неправильно, виноват буду только я и никто другой.
- А, ты ведь права,- моя спина, как и пару минут назад, была прямой, с идеальной осанкой, а руки были сложены на коленях и сцеплены в замок, - каждый момент в жизни нас учит чему-то новому. И если человек правильно поймет, что ему хочет сказать, например, та же природа, он в будущем сможет избежать ошибки. Но ведь и от ошибок никто не застрахован. Для того эта жизнь и дана, чтобы мы могли учиться, - мои пальцы на руке расцепились, и я быстро пробежал одной из рук по своим волосам, поправляя прядь, упавшую на лоб. А она спросила про родителей. - Ох, родители. Я отправил их домой. Твой отец нервничал, что хозяйство осталось без присмотра, и я заверил, что за тобой присмотрю я. Мама была не против, поэтому они уехали, - я легко поднялся на ноги и, обойдя кровать, лишь для того, чтобы дойти до тумбочки, где стоял графин с водой. - Знаешь, что предлагаю. Можешь взять мой блокнот и записать туда все, что хотела бы прочитать или же видеть в своей палате. Я тебе принесу, - я склонился к Эсми, держа в руках стакан с прохладной водой, и помог девушке привстать, - только аккуратно, - серьезным и безапелляционным голосом добавил я, - после наркоза лучше не спешить. Я меньше всего хочу, чтобы ты впридачу к перелому подхватила что-нибудь еще.
Вот так вот я и стоял. Склонившись, одной рукой придерживая стакан, а второй спину Эсми. Я с каждой секундой понимал, что уже намного лучше себя чувствую и контролирую. И это меня безумно радовало.