Сентябрь 2014 года

Ты умираешь за годом год…
Осталась сказка мечтой красивой,
Растаял сон. И с тобой не тот,
Кто делал самой тебя счастливой.
Чужие руки... Но помнишь ты
Других ладоней тепло родное.
И, как виденье, ЕГО черты
Вдруг затмевают лицо чужое.

- Открой!
- Нет!
- Открой, мать твою, эту дверь и впусти меня!
- Я сказала, нет! Уходи! Не позорься, Дима. Пожалей, в конце концов, хотя бы ребёнка: Аня так боится, когда ты начинаешь долбить по двери.
- Слушай меня, идиотка! Ты больше, гораздо больше потеряешь, если не дашь мне войти! Ты поняла меня?! Либо я вхожу по-хорошему, либо…
Она молчала. Молчала и давилась слезами. В комнате, обняв Татьяну Тимофеевну, плакала пятилетняя Аня. В кухне, забравшись под стул и прижав уши к голове, тихонько поскуливал всеобщий любимец, вест хайленд терьер Фаня. В коридоре маячил сын. Двигался, не меняя траектории: из угла в угол. На миг он поднял глаза, и Белла задохнулась от того, что увидела там: загнанный зверёк, задыхающийся от страха и отчаяния.
«Боже, Сашке только исполнится десять, а он уже столько пережил, сколько не всегда выпадает на долю взрослого человека!» - вдруг пришла в голову женщины мысль.
- Ты ведь впустишь его? – спросил сын. Обречённость, которая прозвучала в вопросе мальчика, пробрала его мать, подпиравшую входную дверь, до костей.
- Я хочу, чтобы он ушёл! - Саша уже кричал, не контролируя себя, по щекам его текли слёзы. - Как же он меня достал! Сколько можно верить ему?!
- Сынок, я…
Конец фразы утонул в испуганном Анином крике, прозвучавшем из комнаты, потому что в квартире вдруг погас свет – мужчина за дверью добрался до рубильника в щитке.
Ласковые слова и тёплые руки прабабушки уже не помогали. Дочь Беллы захлёбывалась слезами и не реагировала ни на что, повторяя только: «Пусть перестанет, боюсь… я боюсь. Не хочу! Пусть не будет темно. Мам, мамочка, ну включи свет, очень-очень большое пожалуйста!».
Белла посмотрела вокруг: вот они, те, кто являлся её семьёй. Им было сейчас неимоверно страшно, горько и мерзко только потому, что один кретин за дверью возомнил себя жертвой обстоятельств и искал мести, отыгрываясь на детях и женщинах. Кто он? В кого превратился за последние несколько лет?
Щелчок, тихий, услышанный только ею. Щелчок в её голове, словно открывший шлюзы всей ненависти и злости к человеку, так долго и старательно обращавшему их жизнь в ад.
Шаг, другой по направлению к двери. И вот она понеслась, не помня себя. Открыла дверь, толкнув стоящего у двери далеко не трезвого мужчину, когда-то считавшего, что он имеет право называться её мужем. Наступая на него, пятящегося назад, Изабелла высказывала всё, что накопилось в душе за долгое время, что накипело за годы её терпения и боли, за столетия его лжи и притворства, за реки грязи, которой он умудрился запачкать всё, что было когда-то хорошего между ними. Потом, когда Белла почувствовала, что голосовые связки безбожно устали и вот-вот откажут совсем, женщина перешла на шёпот. Слова лились рекой: «Пойми же ты, наконец, что это - всё. И лучше уже не будет никогда. Будет хуже, неужели ты сам не видишь этого?»
Белла подбежала к щитку, привычным движением вернув рубильник на место для того, чтобы в квартире вновь появился свет. Потом, повернувшись к мужчине, продолжила:
- Мы давно, слишком давно стали чужими друг другу. Зачем эти скандалы, крики? Ты ничего уже не исправишь, не надрывайся зря…
- Ах, вот как?- во взгляде Дмитрия, где до сего момента сквозила растерянность, вызванная внезапной агрессией жены, вспыхнула злость. - Значит, ты решила окончательно порвать со мной? Знаешь, кто ты? Неблагодарная тварь! Я взял вас под крыло, тебя и твоего обожаемого сыночка! Я растил его с двух лет. Помнишь, он даже называл меня папой когда-то? Я терпел его выходки, старался сделать из него человека, но, видимо, напрасно. И то, что сейчас твой сын считает меня чужим дядей…
- Только твоя вина. Вот именно, ты «терпел». Терпел, но не любил его. А дети чувствуют ложь. Да и как, скажи, мог он привязаться к тебе, если на его глазах ты столько раз унижал его мать? А его выходки… Ты ведь знаешь, у него переходный возраст. И если в семье ребёнка разлад, как можно ждать от него хорошего поведения?
- А как насчёт того, что у нас есть общая дочь? - мужчина всё больше заводился. – О ней ты подумала?
- О, да! И, поверь, лучше неполная семья и спокойная обстановка дома, чем родители, которые живут вместе, но при этом давно погрязли в ссорах и скандалах!
Муж молчал несколько минут. А Изабелла ждала, затаив дыхание. Неужели сейчас ей всё-таки удастся его убедить в том, что пришла пора прекратить бессмысленную войну и просто разойтись?
Наконец, Дмитрий заговорил:
- А, может, дело тут совсем в другом? Может, ты до сих пор сохнешь по своему давнему приятелю? Ну, помнишь, тот, что сделал тебе ребёнка десять лет назад и смотался в свою Америку? Он опять объявился?
- Что?! Ты с ума сошёл? Мы расстались давно, и он даже не знает, что у него есть сын! При чём тут вообще это? Разговор сейчас о нас с тобой!
- Да при том, что он тебе и сейчас небезразличен! Ты думаешь, я не знаю, где ты прячешь его старые фото? Думаешь, не замечал ни разу, какой у тебя бывает взгляд, когда ты смотришь на Сашку: ты словно сравниваешь их, ищешь в сыне черты его родного отца. И находишь их, потому что он с каждым днём всё больше похож на своего папочку. Уж я тоже это заметил, когда много раз залезал в твой тайник и разглядывал фотографии твоего бывшего дружка. Только где он, а? Где этот герой – любовник? Живёт в своих штатах, давно наплевав на наивную русскую дуру, с которой когда–то хорошо провёл время? Я ещё помню, как ты много раз звала его во сне, а потом просыпалась и рыдала, уходя на кухню, думая, что я сплю и ничего не знаю. Надо же, как ты оплакивала свою потерянную американскую любовь! Ты, наверное, по собственной мамаше так не убивалась, когда в прошлом году она отдала Богу душу!
- Замолчи! - Белла уже хрипела, боль скрутила внутренности так, что не было сил даже закричать на мужчину, который стоял сейчас перед ней и бил словами в самое больное место, вытаскивал наружу то, что женщина давно и, как ей казалось, успешно сумела загнать в самый глухой уголок своей памяти.
- Замолчи, - снова выдавила она из себя. - Мы не общаемся сейчас и не общались вообще ни разу с тех пор, как он уехал после смерти его бабушки. И не смей трогать память моей матери. Где ты был во время похорон? Развлекался с очередной шлюхой? Моя подруга, моя семья – все мы были вместе, когда хоронили маму, а вот ты…
- А что, я должен был прийти и старательно выдавливать из себя слезу, делая вид, что убит горем? Я никогда не ладил с твоими родителями, а мать твоя меня откровенно презирала.
- И было за что – теперь я это ясно понимаю! А теперь уходи! Уходи и никогда больше не возвращайся в этот дом. Мы больше не вместе, ты понял?!
- Не сомневайся, я понял. Сейчас уйду. Но запомни: ты плохо меня знаешь. Никто не знает настоящего Дмитрия Корнева. Я отомщу тебе и всей твоей родне! А ещё я заберу тебя у тебя дочь! Скорее всего, я не смогу сделать это официально, да и не буду. Но поверь, я найду способ решить эту проблему, даже если придётся прибегнуть к не совсем законным методам. Я сделаю это хотя бы для того, чтобы побесить тебя лишний раз!
- Зачем ты приплетаешь сюда ребёнка? Аня не нужна тебе. Тебе вообще никто не нужен, кроме себя любимого. – Белла не боялась такого поворота событий, понимая, что угроза забрать дочку - всего лишь блеф, способ лишний раз надавить на неё, причинить боль. Вдоль и поперёк изучив за годы совместной жизни характер мужа, женщина знала, что он никогда не осмелится на такой поступок. Но материнский инстинкт взял своё, и она добавила:
- Попробуй, у тебя ничего не выйдет? Видимо, ты плохо понимаешь, на что может пойти мать, защищая своего ребёнка. Я не отдам её тебе никогда, ни при каких обстоятельствах!
- Я всё равно заберу её, вот увидишь. Это будет твоим наказанием за то, что ты выгнала меня.
- Наказанием? - переспросила Изабелла. - А кто ты такой, чтобы рассуждать о наказании? Господь Бог? Ты возомнил себя вершителем судеб, решив распоряжаться чужими жизнями и чувствами? Побереги лучше силы, чтобы устроить СВОЮ жизнь, чтобы окончательно не опуститься ниже уровня пола.
- Сам решу, ясно? А ты… Ты ещё вспомнишь обо мне!
Белла стояла и молча смотрела на Дмитрия, думая о том, как сильно он изменился за последние несколько лет.
«А он ведь всегда был таким, а я просто не замечала! – пришла в голову молодой женщины мысль. - Или не хотела замечать его истинного лица, до последнего надеясь, что всё вдруг чудесным образом наладится и само встанет на свои места?»
Ни сил, ни желания продолжать разговор у неё не было. Да и стремления и дальше удивлять соседей разборками в подъезде тоже не наблюдалось.
«Уходи!» - резко бросила Белла и быстрым шагом вошла в квартиру, захлопнув за собой дверь.
Муж, теперь уже бывший, остался стоять на лестничной площадке. Немного погодя из-за двери послышались его удаляющиеся шаги – он ушёл, громко топая и выкрикивая какие–то ругательства.
Изабелла вошла в комнату, где на диване сидели рядышком её бабушка и дочка. Девочка, устав плакать навзрыд, только тихонечко всхлипывала. Белла села рядом, прижав к себе Аню.
- Всё хорошо, малыш. Не плачь, я с тобой. Всё будет хорошо.
- Было темно, я так испугалась, мамочка. И папа так кричал. Почему? Он не любит меня?
- Ну что ты, солнышко, папа очень тебя любит, - женщина решила, что бы ни случилось, не говорить плохого в присутствии ребёнка. - Просто у него сейчас такое время, когда он немного запутался в жизни и поэтому забыл, как нужно себя вести.
- А он вспомнит когда-нибудь? Я боюсь, когда он такой.
- Надеюсь, что со временем он поймёт, что значит быть папой, и тогда будет по-другому относиться к нам.
- Знаешь,- произнесла вдруг Аня таким тоном, словно собиралась доверить матери большой секрет, - это постарались какие-то злые волшебники.
- Почему ты так думаешь?
- В нашей группе в детском саду у нескольких ребят есть только мамы. Наверное, их отцы тоже забыли, что значит быть папами. И неизвестно, как их теперь расколдовать.
Изабелла проглотила горький комок и только молча обняла дочку, встретившись взглядом с бабушкой. У той в глазах стояли слёзы. Белла потянулась вперёд и дотронулась ладонью до руки пожилой женщины, сжав её дрожащие пальцы в своей руке.
- Прости за всё это, - только и смогла вымолвить она.
- Ничего, деточка, ничего, - старушка уже не сдерживала слёз, и они крупными горошинами катились по морщинистому лицу.
- Ничего, моя родная, всё будет хорошо. Ты только держись, - сейчас бабушка утешала Беллу, как минуту назад молодая женщина утешала свою дочь.
Её родному человеку, её бабуле, сейчас было больно. Но она снова и снова утешала свою внучку и поддерживала её, оставаясь с ней в трудную минуту. Впрочем, так было всегда: бабушка была её якорем, её тихой пристанью. Что бы ни случалось в жизни, Изабелла знала, что здесь, в её объятиях, она в любое время найдёт утешение и покой. И стало действительно легче. В голове прояснилось, тяжёлая и острая горечь, раскалённым куском железа застрявшая в горле, начала медленно, но верно исчезать, пока не превратилась в маленький, еле ощутимый шарик уже привычной душевной боли. Дышать стало легче.
- Спасибо, - тихо прошептала Белла. Бабушка только кивнула, ласково посмотрев на внучку.
Другой рукой Изабелла всё ещё обнимала свою дочь. Та, уставшая от слёз, уже успела заснуть, уткнувшись носом в материнскую шею и размеренно сопя. Женщина ласково провела ладонью по волосам девочки, тихонько отстранив её от себя. Потом встала, положив спящего ребёнка на диван и, взяв в шкафу одежду для сна, аккуратно, чтобы не разбудить, переодела дочь в пижаму, разрисованную её любимыми мультяшными героями – щенками-спасателями. Белла тихонько переложила дочь в кровать, укрыв одеялом. Так и не проснувшись, Анюта тихонько что-то пробормотала во сне и перевернулась на другой бок. Бабушка медленно поднялась, шёпотом пожелав спокойной ночи, и ушла к себе, намереваясь тоже лечь спать.
Белла зашла в комнату сына. Он лежал на кровати поверх покрывала, так и не переодевшись ещё в пижамные брюки и футболку. На прикроватном коврике, давно успокоившись, мирно дремал Афанасий. Фаня, как все привыкли его называть, приоткрыл один глаз, взглянув на хозяйку, пару раз лениво махнул ей своим хвостиком–морковкой и, перевернувшись на другой бок, снова уснул.
Саша разглядывал потолок, словно найдя на безупречно белом полотне что-то очень увлекательное. Услышав шаги матери, сын повернул к ней голову.
- Как ты? - спросила она у мальчика.
- Он ушёл совсем? – в голосе сына звучала неприкрытая надежда.
- Сынок, прости меня, – сказала Изабелла, умоляюще глядя на мальчика. - Точку надо было поставить гораздо раньше, ты был прав. Но мне так было жалко Аню! Мне казалось, что я не вправе разлучать её с отцом, какой бы он ни был.
- Да ладно, мам, всё я понимаю, я ж не маленький уже. Ты думаешь, я не видел, как ты мучаешься. Ты тоже прости меня за то, что так грубо с тобой разговаривал.
Саша вдруг резко сел и обнял Изабеллу. Она обняла его в ответ. Несколько минут они сидели молча, обнявшись, возвращая друг другу, казалось, утраченный шанс на доверие между родными людьми, между матерью и сыном.
- Мам, - вдруг послышался голос Саши, - могу я спросить у тебя кое-что?
Что-то в интонации мальчика подсказывало Журавлёвой: разговор будет не из лёгких.
- О чём ты хочешь поговорить?
- О моём… - Саша глубоко вздохнул, а потом на выдохе произнёс: - Я хочу поговорить о моём настоящем отце.
Изабелла никогда не скрывала от сына, что его отцом является другой человек. Когда он был совсем маленьким, на все его вопросы о папе она отвечала, что тому пришлось уехать очень далеко, объясняла, что, к сожалению, так иногда случается. Потом, когда в их жизни появился Дмитрий, женщина решила предоставить право выбора, кем считать нового члена семьи, самому мальчику. И Саша вроде бы быстро привязался к мужчине, даже стал называть его папой. Но время летело, характер Димы постепенно стал меняться в плохую сторону. И в какой-то момент Белла вдруг осознала, что её сын снова всё чаще и чаще называет отчима по имени. Слово «папа» теперь уже на долгие годы исчезло из словаря Саши.
Грустно покачав головой, женщина вновь посмотрела на сына.
- Хорошо, – Белла глубоко вздохнула, собираясь с силами. - Мы с тобой никогда не обсуждали эту тему. Иногда я чувствовала, что ты вот-вот спросишь меня. Но проходило время, ты не касался этого и, казалось, на какое-то время забывал обо всём. А я… Может быть, это было неверно, откладывать все ответы на потом, но тогда это казалось мне правильным решением. Я ошибалась, ведь так?
Саша неопределённо пожал плечами.
- Я думал, тебе будет неприятно, если я начну спрашивать…
- Нет, здесь другая причина. Понимаешь, иногда слишком тяжело ворошить прошлое, и мы стараемся избежать этого любыми путями. Что ты хочешь узнать?
- Почему мой отец бросил меня?
- Нет, это не совсем так, - Белла замялась, тщательно подбирая слова. – Он уехал ещё до того, как я поняла, что ты должен появиться на свет.
- Почему ты не сказала ему?
- Видишь ли, я была очень обижена, - тихо произнесла Изабелла и опустила голову, не выдержав пытливого взгляда сына. - Он исчез внезапно, не удосужившись даже поговорить со мной. Что я могла тогда подумать? Вывод был один – я не нужна ему. Я была совсем юной, а в такие годы смотришь на вещи совсем в ином свете. Я была уверена, что если он не нуждается во мне, то и ребёнок ему тоже ни к чему. В то время это казалось мне единственным верным решением.
- Ты знаешь, где мой отец сейчас?
- Ну, всё, что я знаю, это то, что он живёт очень далеко отсюда, в другой стране.
- Скажи, - спросил, вдруг Саша, внимательно вглядываясь в материнские глаза, - а что ты думаешь сейчас? Тебе до сих пор кажется правильным твоё решение?
- Честно? Я даже не знаю, как бы поступила теперь в такой ситуации. Может быть, и не стала бы переступать через собственную гордость, а может…
Саша кивнул, снова опустил голову на подушку и свесил руку с дивана, рассеянно перебирая пальцами густую шерсть Афанасия, словно пытаясь найти в этом действии успокоение и ощущение стабильности. Фаня был очень даже не против такого внимания к своей персоне. Он мгновенно перевернулся на спину, задрал вверх все четыре лапы и подставил под руку мальчика живот, тут же довольно засопев от ласковых поглаживаний.
Белла усмехнулась, разглядывая умильную сцену, потом встала и вытащила из шкафа одежду сына, предназначенную для сна. Протянув её мальчику, она нежно поцеловала его в лоб, на что Саша закатил глаза.
- Мальчиков не целуют. Что ты из меня девчонку делаешь? – проворчал он, осуждающе глядя на Изабеллу.
- Ну, прости, прости, больше не буду. И к тому же, никто не видит, – рассмеялась женщина.
- Ладно, так и быть, – смирился Саша с проявлением маминой нежности.
- Как ты думаешь, - спросил сын, когда Белла уже держала руку на выключателе, чтобы погасить свет и уйти к себе, - мой папа захотел бы увидеть меня, если бы узнал, что я есть на свете?
Столько надежды, столько желания иметь не только мать, но и отца, было в этом вопросе, что у Беллы на глаза навернулись слёзы. Она вновь вернулась к кровати Саши и присела, опустив колени на пол. Лицо сына оказалось на уровне её глаз, отливающих столь знакомым зелёнью с оттенком летней травы.
- Мальчик мой, ты – замечательный сын, добрый и заботливый человечек. Неужели ты думаешь, что кто-то по своей воле сможет отказаться от такого сокровища?
Саша смущённо улыбнулся матери, пожав плечами.
- Ладно, а сейчас – спать. Время позднее. У нас был трудный день, поэтому нужно отдохнуть! – ласково произнесла Изабелла и, выпрямившись, подошла к двери. Щелчок выключателя - и комната погрузилась в полумрак, разбавленный светом уличных фонарей, проникавшим в помещение сквозь неплотно задёрнутые шторы. Женщина покинула комнату сына, направляясь к себе.
Попав в свою спальню, Белла подошла к книжному шкафу, отодвинула несколько тяжёлых старых томов и, просунув руку в глубину, достала старую шкатулку. Она присела на диван и открыла её. Со временем, к обломкам телефона, когда–то подаренного Эдвардом, и двум прощальным письмам, адресованным ей сначала бывшим парнем, а потом Энни Каллен, добавились бирки из роддома после рождения сына и дочери. Изабелла погладила старую на вид, вырезанную из клеёнки бирку Саши. Потом взяла в руки пластиковую, более современную на вид, дочкину. Затем пришла очередь останков телефона, все эти годы бережно хранящихся в шкатулке. Изабелла перебирала кусочки покорёженной пластмассы, грустно улыбаясь при воспоминаниях о том, с какой злостью много лет назад шмякнула аппарат о землю, потому что это был ЕГО подарок. Покачав головой, словно удивляясь собственным глупым эмоциям, она аккуратно убрала все до единого кусочка обратно в шкатулку и тяжело вздохнула. Белла понимала, почему вспомнила о заветном сундучке именно сегодня. Сначала упрёки Дмитрия, а потом – откровенный разговор с сыном выпустили на волю то, что она старалась держать взаперти. Письма Белла открывать не рискнула, опасаясь, что окончательно расклеится и снова разревётся. Она захлопнула крышку шкатулки и убрала её на место, радуясь, что бывшему мужу ни разу и не пришла в голову идея порыться в книжном шкафу. Дмитрий Корнев книг не читал принципиально, считая это занятие пустой тратой времени, поэтому идея спрятать шкатулку в самом дальнем уголке книжного шкафа оказалась правильной. Зато он нашёл фотографии! Изабелла встрепенулась и дёрнулась к отделению, где лежала папка с документами. Пакет со снимками был на месте, и сами фото были целы и невредимы. Она достала из конверта тонюсенькую стопочку изображений, и, поддавшись минутной слабости, всё-таки просмотрела их. На каждой фотографии она видела Эдварда Каллена, ещё совсем молодого, смотревшего в объектив камеры с мягким, счастливым выражением лица… Белла нервно вздохнула и поспешно убрала снимки на место, чувствуя приближение слёз.
Боль в висках, сначала слегка покалывающая, теперь имела все шансы превратиться в мощные, сдавливающие мозг тиски. Молодая женщина, игнорируя неприятные ощущения, легла на кровать. Она ясно понимала, что сегодняшней ночью вряд ли уснёт: слишком много мыслей, образов и переживаний крутилось в её голове.