Пожалуй, чуть ли не самое сложное в жизни это испытывать сердцем то, что ты не в состоянии облечь в слова. Как никогда остро, я осознаю это, стоя посреди галереи и смотря на висящую по центру стены серию картин. Вчера я, и правда, не смог всё рассмотреть, испугавшись множества вещей, в том числе и Беллы, и её родителей, и даже сестры, с которой не особо и знаком, и в особенности самих полотен, и фактически сбежав, но сейчас у меня обеденный перерыв, и я здесь. Никуда не торопясь, я уже уделил достаточно времени всем её творениям, но теперь ноги сами приводят меня к картинам, которыми она, очевидно, дорожит больше всего. Их пять, и они все связаны между собой, и на каждой из них я вижу себя. Именно это и объединяет их, и неважно, изображён ли я в полный рост, или взгляду посетителей выставки предстаёт исключительно моё лицо, меня пугает, что после всего, что было, я, кажется, вдохновил Беллу. Она нарисовала меня и не один раз, и я почти не спал прошлой ночью, пытаясь уложить всё это в своей голове, но пришёл лишь к осознанию того, что не верю Белле. Согласно её словам, это чуть ли не случайность, то, что я оказался на этих холстах, но я уверен, что это полная ложь. Просто потому, что вижу картину, зарождение которой мне доводилось видеть. Тогда я не понимал, что это, а Белле никак не удавалось её закончить, неважно, как часто и подолгу она сидела перед мольбертом и листом бумаги с оттенками чёрного и серого на нём и как сильно пыталась, но я прекрасно помню причиняющие лишь муки старания, так и не увенчавшиеся успехом. Но сейчас я вижу завершённую картину, и всё встаёт на свои места.

Ещё когда мы были вместе, Белла рисовала меня, и она вовсе не уничтожила тот непонятный мне тогда набросок, а наоборот довела его до ума, и я вижу расслабленного и улыбающегося себя, прислонившегося к ограде веранды, с немного опущенной вниз головой, прикрытыми глазами и направленным в пол взглядом. Я выгляжу счастливым, и я словно сияю изнутри, будто тот, кто нарисовал картину, не просто сделал это, а вложил в неё и свою душу, и, возможно, даже любовь к запечатлённому навеки человеку. Я не могу знать наверняка, и это не изменится, пока Белла не скажет и не подтвердит или наоборот опровергнет, но я везде выгляжу красивым и по-прежнему любимым ею, и если это и правда, то я фактически в ужасе. Я почти убил Беллу, и я убил нашего ребёнка, и потому я и понятия не имею, как чисто теоретически она ещё может любить меня, но моих чувств это ни в малейшей степени не отменяет, и именно поэтому мне и тяжело. Я хотел сказать ей, что её красота и спустя все эти годы продолжает причинять мне боль, ещё вчера, когда после нескольких часов ожидания, наконец, увидел покидающую галерею и осуществившую свою мечту Беллу, и тогда же и признаться в том, что отягощает мою душу. Но как мне произнести эти три слова, если ещё до того, как я говорил их в последний раз, между нами всё рухнуло, а после я и вовсе всё окончательно разрушил? Быть может, теперь я и не являюсь частью её жизни, но я горжусь Беллой, и хотя она пока так и не позвонила, несмотря на вроде бы существующее желание сделать это, это не уменьшает моей потребности в ней.

Я чувствую нужду услышать её голос и снова увидеться, и поговорить, и впервые за долгое время прикоснуться к ней, и ощутить тепло её нежной кожи под своими пальцами, и обнять, и вдохнуть её запах, но лишь при условии, что что-то из этого мне будет позволено. Если бы всё зависело только от меня, я бы ещё накануне, едва наши взгляды пересеклись в пространстве, опустился бы перед ней на одно колено, игнорируя риск запачкать свои брюки или пальто, и попросил бы её стать моей женой, но решать не мне. Я боюсь её спугнуть и даже просто спросить, кто мы друг для друга, и лишь по этой причине и не звоню ей сам, хотя ранее и наткнулся на визитки с её координатами и взял себе одну. Белла не давала мне свой номер, но в галерее эти карточки с прекрасным именем на них располагаются чуть ли не на каждом углу, и если Белла не хотела, чтобы таким образом у меня возникла возможность подобраться к ней ближе, ей не стоило оставлять их здесь. Я ясно дал понять, что вернусь, и я вернулся, и хотя Беллы прямо сейчас здесь и нет, я чувствую её присутствие, ведь это она приложила руку и свой талант ко всему, что я вижу. Неважно, где она сейчас находится и чем занимается, проводит ли время с родителями и сестрой или, испачкавшись в краске, отдаёт всю себя следующему шедевру, ощущение, что Белла будто бы наблюдает за мной, меня не покидает. Да, я хочу прокричать ей в лицо, что люблю, но этим мои желания не ограничиваются, и я знаю, что, будь у меня много денег, я бы, не задумываясь, уже приобрёл, по крайней мере, одну её картину так точно. Хотя я и не могу позволить себе даже одно полотно, мне важно понять, как сама Белла оценивает свой невероятно кропотливый и требующий много терпения труд. Когда дело касается творчества, без вдохновения далеко не уйдёшь, но и другого рода затраты, в том числе и материальные, никто не отменял. Я решаю узнать, сколько стоят те пять холстов, на которых изображён я, но всё, что мне становится известно, так это то, что эти работы не продаются, и мне становится почти дурно от того, что она, кажется, не способна расстаться с ними. Или, быть может, это со мной она не в состоянии проститься?

Как бы то ни было, это новое знание и возникшие в ответ мысли вызывают у меня потребность как можно скорее оказаться на свежем воздухе, и я почти выбегаю из галереи, словно за мной кто-то гонится, и уже на улице я понимаю, что, пока не увижу Беллу, успокоиться не смогу. Это не ради того, чтобы задать бурлящие внутри вопросы и непременно получить ответы. Даже если я и слова не смогу сказать, и она так же будет молчать, я просто хочу хотя бы немного побыть рядом, быть может, сводить её куда-нибудь, если она, конечно, свободна, и у неё нет никаких других планов, убедиться, что она не останется голодной, а после и до дома проводить. Никакого давления, никаких обязательств и уж точно никаких прикосновений и даже намёков на физический контакт, пока я не увижу, что она не возражает. Хотя мне и страшно вот так просто ей звонить, учитывая и то, что она может меня не узнать, и её возможную негативную реакцию на то, что её номер оказался у меня, вероятно, не совсем законно, я не в силах сдержать себя. Пусть и посредством сообщения, будучи не в состоянии как-то оттянуть этот момент, я связываюсь с ней ещё до того, как возвращаюсь на работу. Я думаю, что Белле может и не понравиться моя прямолинейность, хотя я и стараюсь не ждать согласия, но разве в прошлом я недостаточно изображал того, кем не являюсь? В том-то и дело, что мне неоднократно доводилось притворяться безразличным и ничего не чувствующим ради собственной защиты и самосохранения, и чтобы было не так больно, но ничем хорошим это не закончилось, и к лучшему ничего не изменилось, и я точно знаю, что не хочу возвращаться к тому, что было. Я больше не хочу ни лгать, ни увиливать, ни замыкаться, ни отстраняться и уж тем более не желаю вешать замок на своё преданное Белле сердце. Я хочу иметь возможность сказать ей, что люблю, и повторять это снова и снова, каждый день и обязательно по несколько раз, и нуждаюсь в том, чтобы и она ощущала то же самое. Но даже если она и отвергнет меня, я всё равно буду желать ей лишь счастья, и, думая об этом, вроде бы в соответствующем ключе я и набираю текст, который сразу же и отправляю, не давая себе ни единого шанса засомневаться и передумать.

Привет. Это Эдвард. Может быть, поужинаем сегодня вместе? Если только ты не занята, конечно, и хочешь этого.

Я вполне готов к тому, что в силу каких бы то ни было причин ответит она далеко не сразу, и потому я почти в шоке от того, как скоро приходит ответ, будто она только и делала, что ждала моего сообщения или звонка. Наверное, ближе к реальности то, что она просто находилась в ожидании того, когда на неё саму снизойдёт смелость, но всё, чему я придаю первостепенное значение, это тому, что она согласилась, и я чувствую, что улыбаюсь, и что мой день, который в принципе и так довольно неплох, становится ещё лучше. Хотя мне и кажется, что время тянется ужасно медленно, как почти всегда и бывает, когда тебе хочется, чтобы скорость его течения ускорилась, вечер всё же наступает, и за полчаса до назначенного времени я выезжаю за Беллой. По правде говоря, это не совсем так, ведь за рулём не я, а водитель, услугами которого я вообще-то пользуюсь крайне редко, но сегодня особенный день, и, забрав Беллу, я хочу смотреть лишь на неё, а не на дорогу, и видеть её будто впервые. Что думает обо мне она, я и близко не знаю, но своё мнение о ней я составил ещё вчера, и хотя мы и сегодня встречаемся у галереи, и, возможно, теперь, без потрясения от первой за долгое время встречи, я и не должен переживать всё так остро, легче совсем не становится. Но мне это даже нравится, то, что я, очевидно, уже больше никогда не буду относиться к Белле, как к чему-то само собой разумеющемуся, и воспринимать её, как должное. Воспоминания не стереть, как ни старайся, и я уверен, что те часы или даже дни, когда она находилась на волосок от смерти, потому что я играл с нею, останутся в моей памяти навсегда.

Я хочу сконцентрироваться на хороших вещах, как на тех, что были, хотя и остались в прошлом, так и на тех, что ещё, надеюсь, будут, но слова из песни не выкинешь. Плохое нужно помнить хотя бы потому, чтобы не забывать о последствиях неправильных и угрожающих жизни решений и не повторять однажды совершённых ошибок снова. Я знаю, что бывших наркоманов вроде как не бывает, и всегда существует вероятность вернуться к началу, но я так же знаю и то, что извлёк урок. Быть может, сказывается и то, что я люблю свою работу и больше не испытываю потребности непременно издавать что-либо, но творческие неудачи, из-за которых я и пустился во все тяжкие, больше не кажутся мне самым непреодолимым испытанием, а время, проведённое без Беллы, лишь заставило меня понять, что действительно является трагедией. Это когда ты не можешь быть с человеком, без которого мир тускнеет, теряет все свои краски, прелесть и очарование и становится серым и унылым. Я больше не хочу так жить. Я хочу заслужить шанс засыпаться и просыпаться с ней в одной кровати, знать, как прошёл её день, и рассказывать о своём, и называть её своей женой, чтобы она носила мою фамилию и принадлежала мне, и просто быть рядом как в хорошие, так и в плохие времена. Я хочу Беллу и в своей постели, конечно, тоже, обнажённую и задыхающуюся от моих ласк и нашего физического воссоединения, но гораздо сильнее нуждаюсь в ней просто в своей жизни и в своём доме, на самом деле в нашем общем доме, и я не собираюсь тратить время попусту. Мы и так уже достаточно его упустили. Почти два с половиной года никогда к нам не вернутся. Мы могли бы быть уже женаты, но вместо этого нам предстоит начать всё сначала, но если всё удастся, это будет стоить того, и, быть может, тогда мои шрамы, как и те, которые, я более чем уверен, есть и у неё, наконец, зарастут. Сидя на заднем сидении машины, я хочу прикоснуться к Белле и исцелить её, пока за окнами мелькают огни ночного города, но разбитые сердца так просто не восстанавливаются, и всё же понимание этого не останавливает меня от действий. Даже в преимущественно темноте я вижу, как дрожат неприкрытые платьем коленки, и я знаю, что их кожа наверняка по-прежнему такая же нежная на ощупь, какой я её и помню. Но, хотя чисто теоретически я и могу это проверить, я этого не делаю, а просто беру Беллу, за её лежащую между нами руку. В ответ на это наши взгляды встречаются, и всё, чего мне хочется, это чтобы мы оба были одинаково спокойны. Не то чтобы меня ничего не тревожит, но гораздо больше я переживаю за Беллу, а не за себя. Так было всегда, и я не думаю, что это когда-либо изменится.

- Тебе вовсе не нужно нервничать, Белла. Эта встреча ни к чему тебя не обязывает.

- Я не нервничаю… почти.

Я хочу, чтобы она поговорила со мной, снова открыла мне своё сердце, знать, что у неё на уме, и о чём она думает, и хотя она и не обязана ничем со мной делиться, я всё же надеюсь оказаться посвящённым в тайны её души, когда задаю кажущийся довольно-таки простым вопрос:

- Что тебя беспокоит?

- Ничего, - отвечает Белла, качая головой, но я знаю, это ложь. Пусть и прошло почти два с половиной года с нашего прощального разговора в больнице, я думаю, что всё ещё знаю Беллу, и могу распознать, когда она совершенно точно мне врёт, и сейчас именно такой момент. Она неискренна, и мне это не нравится. Я не хочу, чтобы она закрывалась или носила маски, или робела из-за того, что я рядом, или всё это вместе. Всё, что мне необходимо, это чтобы она расслабилась, и чтобы, несмотря ни на что, мы снова стали теми Беллой и Эдвардом, которым было уютно в присутствии друг друга. Мы другие, и теперь мы старше, чем были тогда, но я не хочу ни напряга, ни дискомфорта. Я желаю лишь покоя и лёгкости и хочу донести это и до Беллы.

- Послушай, мы просто поужинаем, быть может, ещё и поговорим, ну, а после я отвезу тебя домой, и на этом всё. Ты ведь согласна? – спрашиваю я, ведь она не прикована и не связана, и не заточена под замком, и ничто не ограничивает свободу её передвижений, и она вольна передумать. Если Белла захочет выбраться из машины и уйти, я её отпущу. Я даже отвезу её домой, если она попросит, и не буду спорить. Что бы она ни решила, я всё сделаю.

- Да, хорошо, - отвечает она, спустя всего одно короткое мгновение, а я внезапно пугаюсь того, что уже стесняю её своим слишком затянувшимся прикосновением, и даже начинаю убирать руку, но Белла удивляет меня тем, что в самый решающий момент не даёт мне закончить начатое. Я почти лишился тепла от ощущения её пальцев в своей ладони, но остаток пути мы держимся за руки, и я люблю это, и мне хочется знать, чувствует ли Белла то же самое, а именно электричество и силу притяжения между нами, но мне слишком страшно спрашивать. Ответ может оказаться не тем, какого в глубине души я и жажду, и тогда я буду разочарован, а вечер безнадёжно испорчен. А я пока не готов расстаться с верой в нас, по крайней мере, не сегодня. Я мечтаю смотреть на Беллу, в то время как она листает меню, и моё желание осуществляется спустя десять минут. Она не знает, что выбрать, а я уже готов прийти ей на помощь, едва она попросит, и мне даже не нужно вчитываться в названия блюд. Я и так знаю их все наизусть и потому просто смотрю на Беллу, терзающуюся из-за возникших затруднений, но всё ещё обворожительно красивую и прекрасную, а когда она, наконец, сдаётся, то делаю заказ за нас обоих.

- Эдвард?

- Да?

- Мне ведь столько ни за что съесть. Зачем ты заказал так много всего?

Я и сам знаю, что, вероятно, переборщил, но есть одна вещь, которую просто бессмысленно отрицать. Хочу я этого или нет, но при взгляде на Беллу ко мне всё ещё возвращаются воспоминания о том, какой болезненно худой она была, и, возможно, подсознательно я и сейчас хочу её откормить, хотя очевидно, что теперь Белла и не нуждается в этом. Она в порядке, и я почти уверен, что если бы она позволила мне снять с себя платье, её фигура и её изгибы взволновали бы меня в ту же секунду, заставив ощутить так никуда и не ушедшее желание. Но если я выдам себя и свои потребности, то лишь стопроцентно напугаю её, а это последнее, чего я хочу. Прежде мы порой не могли сдерживаться, но теперь я не хочу торопиться. Медленно это как раз то, что нам нужно, хотя по моим следующим словам, возможно, так и не скажешь, но разве можно запретить себе чувствовать? Я не могу контролировать каждое своё слово и, быть может, никогда и не смогу овладеть этим искусством. По крайней мере, не с Беллой и уж точно не тогда, когда речь заходит о ней. Быть может, любовь и ловушка, вырываясь из которой, мы несём потери и испытываем боль, но я так и не вырвался и, по правде говоря, и не хочу этого делать. Надеюсь, что и Белла тоже. Я люблю её и совсем не жалею о словах, которые приоткрывают завесу того, как я по-прежнему к ней отношусь.

- Разве я не могу угостить красивую девушку качественной кухней? Это запрещено?

- Нет, просто… Ты, и правда, считаешь меня красивой?

- Ты же знаешь, что да, и я чувствую, что…

- Кажется, я знаю, что ты хочешь сказать, но теперь я в порядке, и всё это уже давно в прошлом.

Я киваю, будто, и правда, полностью согласен, но гораздо в большей степени это зависит от того, а что конкретно подразумевает Белла, говоря об оставшихся позади вещах. Это всё это что? Только наркотики и то, что, на какое-то время став смыслом нашей жизни, они принесли в неё лишь смерть, боль и слёзы? Или и я тоже вхожу в список того, что уже никогда не повторится, а Белла и не хочет этого? Я хочу знать, и мне нужны ответы, но гораздо сильнее мне просто нужна она, и хотя я и знаю, что одно невозможно без другого, иногда неведение не такая уж и плохая вещь.

- Знаешь, ты обязательно должна попробовать фирменный десерт. Он необыкновенный.

- Ты пробовал?

- Я… я арт-директор этого ресторана, - после небольшой заминки всё же признаюсь я, чувствуя себя почти огорчённым. У меня нет ни единого повода расстраиваться, но при мысли о том, что именно так и отреагирует Белла, ко мне невольно подступает печаль. У нас обоих были мечты, и мы оба хотели разделить успех друг друга, но этого так и не произошло. Я всё ещё плетусь позади, в то время как Белла достигла всего, к чему только стремилась, но она не кажется разочарованной, когда отвечает мне:

- Ух ты. Это достижение. А я обустраиваюсь в новой квартире. Она не моя, а съёмная, и в ней не такие уж и большие комнаты, но их три, и мне этого вполне достаточно. Одну из них я со временем отведу под свою мастерскую.

- Ну, что ж, тогда у нас более чем есть что отметить.

Я заказываю нам бутылку вина, и хотя какое-то время Белла лишь изучающе смотрит на наполненный им фужер и, явно задумавшись над чем-то, проводит пальцами по его ножке, ожидая десерт, мы всё же опустошаем бутылку, и, наверное, исключительно благодаря этому Белла расслабляется достаточно для того, чтобы заговорить о действительно важных вещах. Быть может, я и должен был спросить первым, но она опережает меня.

- Ты не обязан отвечать, но я хотела бы кое-что знать.

- И что же это?

- Где ты теперь живёшь?

- Честно?

- Да.

- Быть может, это и странно, но я вернулся к родителям и так там и остался. Мне… мне там хорошо. Иногда я помогаю, Элис с уроками, и ей это нравится, а родители просто счастливы, что я рядом.

- Значит, у тебя всё замечательно.

- Да, - коротко отвечаю я, хотя и почти проклинаю собственную нерешительность. В целом у меня, и правда, всё отлично, но без Беллы всё равно что-то не так, просто сейчас, вероятно, не самое подходящее время для правды, и потому для продолжения разговора я выбираю наиболее безопасный путь: - Ну, а где живёшь ты?

- В Бруклине. Мне там уютно и спокойно. Тишина это то, что нужно.

Нам, наконец, приносят десерт, готовящийся из тёмного шоколада и невероятно восхитительный на вкус торт, но Белла съедает его почти в одиночку, а я более чем охотно позволяю ей это, предпочитая в этот момент просто смотреть на неё, наслаждающуюся каждым кусочком и чуть ли не облизывающую тарелку. Мне почти смешно, и я чувствую, что улыбаюсь, глядя на явно пребывающую в восторге Беллу, но моё пристальное внимание не остаётся незамеченным, и я тщетно пытаюсь, стать серьёзным, когда она обращается ко мне:

- У меня что-то на лице? Я испачкалась?

- Нет, - качаю головой я, чувствуя почти сожаление из-за того, что она так аккуратна. Если бы на её губе остались следы шоколада, я бы мог не просто указать Белле на это, но, быть может, ещё и прикоснуться к ней, чтобы их стереть, но её лицо совершенно чистое, и у меня нет ни единого повода дотрагиваться до неё.

- Тогда почему ты на меня так смотришь? Что-то не так?

- Нет, всё хорошо. Просто… просто я давно тебя не видел, - наше сегодняшнее время медленно, но верно подходит к концу, и мы не можем остаться ни за этим столиком, ни в этом ресторане навсегда, но я верю в завтрашний день, и лишь потому мне и не грустно, разве что совсем немного. В целом же я чувствую себя даже прекрасно, так, как уже давно мне не случалось себя ощущать. Это был чудесный вечер, и единственное, чего мне хотелось бы, это чтобы он никогда не кончался, но я надеюсь, что у нас с Беллой ещё много таких безмятежных и спокойных дней впереди. Даже тогда, когда атмосфера между нами неуловимо, но всё же сгущается, становясь, на мой взгляд, напряжённой, я ни о чём не жалею.

- Ты простишь меня за торт?

- Что?

- Тебе почти ничего не досталось, но он, и правда, был невероятным, как ты и говорил. Извини, что я так на него накинулась, - оправдывается она, но я нисколько не сержусь и думаю лишь о том, какой трогательной и беззащитной она выглядит, всерьёз полагая, что я чувствую себя задетым и обиженным, в то время как весь её вид лишь вызывает желание опекать и заботиться. Я знаю, что прощу ей всё, что угодно, а не только такую незначительную вещь, как десерт, которым она не пожелала делиться.

- Ничего страшного. Я могу отведать его, как только захочу.

- Да, верно. Ты ведь бываешь здесь каждый день, ну, или почти.

- Да, так и есть.

- Эдвард?

- Да?

- Мне столько всего хочется тебе сказать, и я думаю, что и тебе тоже. Но и я понятия не имею, как всё обстоит на самом деле. Хочешь ли ты поговорить? Или же нет?

- Хочу. Но только если и ты хочешь.

- Да, хочу.

- А как насчёт того, чтобы быть первой?

- Я… я не знаю.

- Это не страшно. Могу и я начать, - говорю я, потому что, и правда, могу это сделать, но когда я уже собираюсь продолжить, хотя и не знаю толком, что именно собираюсь сказать, Белла срабатывает на опережение, и у неё явно нет никаких проблем, будто она уже давным-давно и не единожды обдумала каждое своё слово. Я тоже это делал, не раз и не два выстраивая наш возможный разговор в своей голове, но теперь все предложения забыты, словно я никогда и не репетировал свои ответы, но это, наверное, и ожидаемо. Одно дело это когда-то что-то происходит лишь в твоих мыслях, и совсем другое, если желанные вещи становятся реальностью. Есть от чего растеряться и запаниковать, но, кажется, это не про Беллу, выглядящую уверенной и знающей каждый следующий свой шаг.

- Ты просто ушёл. Тогда, в больнице, но и до того тоже, - тихо говорит она, и я задумываюсь, что, быть может, ей всё ещё больно от того, как всё обернулось между нами, но я могу и ошибаться, и всё же её глаза кажутся мне подозрительно влажными. Я хочу держать свою руку на её лице, чтобы быть заранее готовым стирать возможные слёзы, но пока у меня нет ни малейшего понятия, кто мы теперь друг для друга, я не могу вот так просто и как бы невзначай коснуться её щеки или какой-либо другой части тела. Да, в машине наши пальцы были переплетены между собой, но это не длилось достаточно долго для того, чтобы я почувствовал, что могу претендовать на что-то большее. Что бы я ни думал и под каким бы углом не смотрел на нашу ситуацию, всё это лишь мои умозаключения, и так и будет до тех пор, пока мы не поговорим серьёзно.

- Но это было совсем не просто.

- Но именно так всё и выглядело.

- И, тем не менее, мне никогда в жизни не было так тяжело, как тогда.

- Тяжело от чего? От того, что пришлось иметь дело с почти умершей мной? Ты хотел не находить меня? Хотел, чтобы это сделал кто-то другой?

- Да, хотел, - честно отвечаю я, - но лишь потому, что боялся того, что могу найти. Та ночь навсегда в числе самых худших в моей жизни. В том числе и потому, что ты могла умереть прямо на моих руках или же прямо в ванной ещё до моего появления. Но мне просто было тяжело оставлять тебя.

- И всё же ты сделал это.

- Мне пришлось. Как ты не понимаешь? Я должен был это сделать, чтобы дать тебе шанс выжить… Я просто не мог остаться с тобой. Не после всего, что было, и всех тех страданий, с которыми ты столкнулась по моей вине. Покидать тебя было невероятно тяжело, но это того стоило. Ты излечилась, и ты в порядке, а именно этого я и хотел. Чтобы ты выжила и осуществила все свои мечты. Если бы я остался, ты бы погибла. Быть может, и я тоже, но…

- Но тебя это не особо и волновало так?

- Да, так.

- Ты хотел умереть?

- Да.

- Но если ты, и правда, переживал, то почему не звонил? Почему даже не пытался написать? Должна же быть причина.

- Я просто не хотел тебя беспокоить, и чтобы ты, слыша мой голос или читая мои сообщения, вспоминала то, что было бы предпочтительнее забыть. Меньше всего мне хотелось напоминать о себе.

- Но сейчас ты это сделал. Ты женат?

- Нет, - в отрицании качаю головой я, борясь с желанием сказать, что никогда и не думал о том, чтобы построить отношения с кем бы то ни было ещё. Даже после вроде бы окончательного расставания в моих мыслях главенствовала лишь Белла, и если честно, то и сейчас она мой приоритет. Никого другого нет, да и не будет. - С чего ты это взяла?!

- Просто… Ты выглядишь очень даже хорошо.

- Так, будто обо мне есть, кому позаботиться?

- Да…

- Но я и сам могу погладить свой костюм, если ты об этом, и, Белла…?

- Да?

- Прошло не так уж и много времени, чтобы начать всё заново с кем бы то ни было. Или ты не согласна и считаешь иначе?

- Нет, я думаю точно так же. Поэтому нам, вероятно, стоит просто общаться, как двум старым друзьям, - её слова в какой-то степени меня разочаровывают, но если бы Белла со мной не согласилась, я бы без сомнений воспринял это, как намёк на то, что у неё кто-то есть, и в таком случае мне бы стало совсем плохо. Переживающие расставание, хотя вроде бы и не утратившие чувств люди не всегда возвращаются обратно друг к другу. Если я всё ещё и оглядываюсь назад и выстраиваю какие-то сценарии в своей голове, то это вовсе не гарантия того, что и Белла делает ровно всё то же самое. Люди вполне способны двигаться дальше, и порой это просто нужно принять и отпустить того самого человека, который уже начал новую жизнь. Но мне страшно от одной лишь мысли о том, что придётся последовать своему же собственному совету, ведь я всё ещё хочу Беллу, хочу, чтобы она подарила мне ребёнка, даже если и лишь одного, и просто чтобы была рядом всю оставшуюся жизнь. Это то, о чём я мечтал ещё тогда, когда мы только встретились, и это всё ещё актуальные желания, осуществление которых мне до сих пор болезненно необходимо, и я надеюсь, что, быть может, для нас двоих ещё есть и надежда, и шанс на нормальную жизнь. Лично для меня без Беллы она определённо невозможна, и хотя я вроде бы и счастлив и знаю, ради чего встаю по утрам, я всё равно не чувствую себя полноценным. Не без той девушки, которую был вынужден оставить, но теперь отчаянно хочу вернуть, и всё же больше всего я боюсь её спугнуть, потому и знаю, что соглашусь на всё, чего бы она ни захотела и ни попросила. В любом случае теперь я здесь и не собираюсь отстраняться, что бы она ни сказала или ни сделала. Я не могу без неё жить, потому и приму всё, что она только сможет предложить, даже если этого и будет ничтожно мало для меня. Лучше иметь её в своей жизни, как друга, тем более что это, вероятно, временно, для чего я и собираюсь приложить все свои усилия, чем совсем никак не контактировать. Моё будущее рядом с ней, и я точно знаю, что оно никогда и ни с кем другим не будет таким же счастливым, как с Беллой. Не так уж и важно, сколько времени уйдёт на то, чтобы его добиться, впереди целая жизнь, чтобы им насладиться.

- Хорошо.

- Хорошо?

- Да, Белла, хорошо, - я хочу добавить, что всё будет развиваться настолько медленно, насколько она пожелает, но не говорю этого из опасений, что никто из нас ещё не готов к действительно откровенному разговору. Я ждал этого дня почти два с половиной года, хотя никогда и не верил до конца, что мы встретимся вновь, но он настал, и я не могу ничего испортить. Не сегодня и не вообще когда-либо в будущем. Я не прощу себе, если снова сделаю что-то не так, ведь, если честно, я ждал её не просто пару лет, а всю свою сознательную жизнь. Другой такой, как Белла, просто не существует, она единственная для меня, и я больше никогда её не потеряю и не отпущу. Хотя я и знаю, что какое-то время мне так и так придётся с ней расставаться на ночь или даже целые дни, когда настанет правильный момент всё прояснить, я непременно воспользуюсь им. Сегодня же я просто отвожу Беллу домой, несомненно, желая её поцеловать, но зная, что прямо сейчас это будет ошибкой. Всему своё время, и наше ещё не настало. Хотя я и вижу, что Белла не торопится уходить, будто бы думая о том же, о чём размышляю и я, но когда она, наконец, поднимает на меня свои глаза, то просто благодарит за этот вечер.

- Спасибо за ужин и за то, что подвёз. Хорошо было встретиться и поговорить.

- Я и сам этому очень рад.

- И я тоже, Эдвард, - нервно теребя свою небольшую сумочку, спустя несколько мгновений всё же признаётся Белла, и мне становится всё сложнее сдерживать себя. Хочется прикоснуться к ней и успокоить, и сказать, что она не должна переживать из-за моего присутствия, ведь это всего лишь я, но всё слишком сложно. Даже если я и скажу всё это, лишь из-за одних моих слов она не перестанет почти дрожать и трястись, и потому я просто желаю ей спокойной ночи, и Белла отвечает мне тем же прежде, чем уйти. Мы не обсуждали, когда встретимся в следующий раз, и как скоро это будет, но сейчас, глядя, как она уходит, я и не думаю об этом. Мне, уже привыкшему видеть её во снах, просто хочется, чтобы и она встретилась со мной там.

Предыдущая глава || Следующая глава