- Ты сказал тогда всё правильно. Насчёт Роуз и всего остального.
- Да мне без разницы, Эм. Это твоя жизнь, не моя. Делай с ней, что хочешь, - будто не слыша того, что смутно напоминает извинения, я заправляю в чёрные брюки белоснежную рубашку и застёгиваю её на все пуговицы до самого верха, не обращая должного внимания на друга, потому что теперь мне решительно не до него. Волосы всё ещё слегка влажные после тренировки и душа, но наверняка подсохнут, пока я заезжаю за Изабеллой и добираюсь до ресторана, а в остальном для встречи с родителями я выгляжу вполне презентабельно и внешне хорошо. Так с виду и не скажешь, что при одной только мысли об этом дурацком ужине-допросе душа от беспокойства то и дело проваливается куда-то вниз и уходит прямо в пятки.
Я позволил себе высказаться про измены и супружескую неверность, кажется, вечность назад, хотя на самом деле не прошло и двух недель, но с тех пор утекло столько воды, что я уже фактически забыл о том дне, а его практически сразу же затмили более важные вещи. Беременность бывшей жены, то, что её фото теперь повсюду, все эти слухи, прекратившие циркулировать лишь незначительно, и предложение моего агента выступить с заявлением, которое я решительно отклонил, потому что не собираюсь удовлетворять посторонний праздный интерес и потакать чужому любопытству, тем самым провоцируя его новые витки. И, наконец, сегодняшний ужин, который я, поверьте, проигнорировал бы, если бы только мог. Но ничего у меня не выйдет. Рано или поздно нам придётся давать ответы, так что лучше сорвать этот пластырь ко всем чертям. Теперь, надеюсь, ясно, почему мне не до примирений, как таковых?
- Но мне не по себе от всей этой ситуации между нами. Прости меня, ладно? Я не должен был говорить то, что тогда сказал. Это было низко, особенно учитывая...
- Забыли, хорошо? Что было, то было. Я вообще об этом не думаю, - пожимаю плечами я, через отражение в зеркале смотря на Эммета, просовывающего руки в обычную майку с короткими рукавами в дополнение к уже надетым серым шортам, и говоря «пока» Полу и Сэму, как раз закончившими со сборами и покидающими раздевалку, - и ты наверняка наслышан, почему.
- Значит... значит, это правда? Слухи не врут? Ты станешь отцом?
- Да, таков план. Если ничего не произойдёт.
- А что может произойти? - появляясь из зоны душевых, спрашивает Джаспер, присоединяясь к начатому без него разговору, но я лишь удручённо качаю головой, наблюдая за другом, потихоньку возвращающимся в строй и сегодня впервые за продолжительное время принявшим участие в общей тренировке:
- Надеюсь, что ничего, - ни к чему посвящать их в унылую предысторию всех тех событий, которые сейчас разворачиваются почти на их глазах. Это более не имеет смысла. Всё будет лишь пустой тратой времени. Настоящее значительнее прошлого. - Просто всякое бывает.
- Это точно. В наше время медицина шагнула далеко вперёд, но, тем не менее, периодически женщины продолжают умирать при родах. На практике никогда нет никаких гарантий. Дэвиду сейчас два, но у Розали в случае с ним чуть не прекратились схватки... Он мог задохнуться. Ну, а в первый раз, с Джейми мы так и вовсе тряслись буквально из-за всего, несмотря на теоретические знания о грядущем. А сколько всего ещё может произойти.
- Думай, что говоришь, Эммет, - вмешивается Джаспер, и в его голосе слышна поистине сильная злоба и грубый упрёк, будто я не могу вступиться сам за себя, и мне однозначно нужна дружеская опека. Но я в странном ступоре, так что, возможно, она не повредит.
- А что я такого сказал?
- Просто замолчи. Эдвард, постой. Вот видишь, что ты наделал.
- А в чём дело?
- Да в том, что он любит её, идиот ты несчастный. Эдвард.
- Мне пора, - схватив пиджак, я оставляю их перепалку и ругательства Джаспера, порицающего и осуждающего Эммета за его страшно-неуместную сейчас недальновидность, далеко позади, но слова, что мне не повезло успеть услышать, так и крутятся в моей голове. Женщины продолжают умирать... Что будет со мной, если моя вдруг повторит судьбу всех этих несчастных матерей, даже не увидевших своего ребёнка или и вовсе ушедших в вечность вместе с ним?
***
- Ты всё ещё выглядишь как-то странно... я бы сказала, испуганным и встревоженным. Уверен, что нам этого не избежать?
Я остановил свой внедорожник на парковке у итальянского ресторана, в котором мои родители и забронировали столик на сегодняшний вечер и уже наверняка находятся внутри, и мне понятно, отчего Изабелла, сидящая на переднем пассажирском сидении, полагает, что я такой взвинченный из-за них, но на самом деле это далеко не всё. Моё напряжение вызвано ещё и тем, что наговорил Эммет, и как отреагировал на его высказывания Джаспер, а она... она такая молодая и... обворожительная, и красивая. И вопреки всем словам о деньгах и полностью обусловленных и абсолютно ненужных тратах это платье глубокого синего цвета с рукавами длиной три четверти, обозначенной чёрным поясом завышенной талией, небольшим, но сексуальным декольте и струящейся нижней частью с драпировками явно приобретено специально. Оно точно сугубо для беременных, пусть я и обошёлся без комментирования данного факта, когда Изабелла только забралась в машину, и мне даже всё равно на высоченные чёрные каблуки на женских ногах. Я просто... Если вдруг её не станет...
- Ты, однако, наблюдательна. Но нам уже пора. Моя мама...
- ...не любит долго ждать.
- Да, точно, - я невольно улыбаюсь, глядя прямо перед собой, нисколько не удивлённый тем, что наши мысли совпадают, и даже вроде как обрадованный, что это по-прежнему так и не претерпело никаких изменений, - но ты не спеши. Я помогу тебе выйти.
Вытащив ключи из замка зажигания, я выбираюсь наружу и, обогнув машину, внимательно наблюдаю за Изабеллой, ставящей правую ногу на подножку, а левой касающейся асфальта прежде, чем обе туфли оказываются на твёрдой поверхности. Я не должен был, но, желая в случае чего поддержать, где-то посреди всего этого моя правая рука прикоснулась к левому локтю едва уловимым жестом, но вот теперь Изабелла почти в моих объятиях. Это больно, практически так же сильно, как не чувствовать её так близко, но я вынуждаю себя отступить, потому что думаю, что она сама в любой момент может потребовать у меня расстояния и дистанции. Пусть пока взаимно и смотрит в мои глаза. А я совсем не хочу этого слышать. И неизбежно расстраиваться тоже.
- Ну... идём? - спрашивает Изабелла, вроде бы излучая странную неуверенность и выглядя подобно мне, желающему всё это если и не отменить, то, по крайней мере, надолго отсрочить. Её взгляд скользит по направлению к входным дверям, изучая элитное заведение, в котором нам случалось бывать и прежде и при этом прекрасно проводить в нём время, но сейчас она отчётливо понимает, что сегодня этого не повторится, и это нас объединяет что ли... Опять-таки сближает. Как я не борюсь с этим и собой ради её относительного уюта, всё равно то и дело натыкаюсь на желание быть рядом. Стоит нам только оказаться вдвоём, всё неизбежно повторяется.
- Да, пошли, - глубоко вздохнув, наконец, отвечаю я, принимая неизбежное, и едва уловимым жестом касаюсь талии, пропуская Изабеллу вперёд, но открывая перед ней входную дверь, и убираю руку лишь около стойки метрдотеля, спустя несколько мгновений провожающего нас к моим родителям.
Как я, пожалуй, не надеялся услышать хоть что-то, Изабелла будто и не заметила короткого и непродолжительного, но, однако, имевшего место быть телесного контакта и проявления мною джентльменских качеств. Если бы не вздрагивание, пусть мимолётное и быстро исчезнувшее, но всё-таки, которым тело отреагировало на моё недоступное взору прикосновение, я бы и вовсе решил, что она ничего не почувствовала. Но, видимо, этих ощущений просто недостаточно, чтобы замереть из-за них хотя бы на пару секунд, застыть в непонимании и спросить меня, что я собственно делаю. А мне так хочется найти хоть какую-то уязвимость... слабость... любовь или хотя бы намёк на неё. Соответствующая необходимость просто нестерпима и неистребима.
Но сейчас не время проявлять её, и мы просто усаживаемся за стол, хотя лично я чувствую себя как на иголках или даже электрическом стуле, да и Изабелла, насколько я могу судить, не выглядит столь собранной и уравновешенной, какой хочет казаться. На самом деле это всё больше напоминает деловую встречу, чем семейный ужин. Но это и не странно. Мы оба не хотим тут быть, а нас призвали к ответу, будто провинившихся школьников, и это просто нелепо. Не знаю, почему я всё-таки не сказал, что, как взрослый человек, вполне способен разобраться со своей жизнью самостоятельно, и что мне не нужны такие вот якобы поддерживающие консилиумы. Но, стиснув зубы, я едва дожидаюсь, пока родители, наконец, определяются со своим выбором, и озвучиваю свой заказ сразу после Изабеллы, в отличие от них вообще не думавшей и быстро попросившей итальянский рис с морепродуктами в помидоре и зеленью:
- А мне, пожалуйста, будьте добры, жареного лосося с ароматическими травами, - что отец, что мать остановились на куриной грудке, разве что приготовленной по-разному и с добавлением отличающихся друг от друга ингредиентов, но я никогда не был сильно большим любителем мяса или птицы. Это с Изабеллой было у нас общим ещё задолго до брака. Дары моря лучше и зачастую полезнее всего того, что по сравнению с ними готовится значительно дольше, а значит, в процессе теряет больше важных свойств. - Ну, что, теперь можно приступить и к делу? - спрашиваю я, как только официант, сказав традиционные слова о прекрасно сделанном выборе, временно оставляет нас в приватной атмосфере. Так же, как ему необязательно думать, что то или иное блюдо действительно замечательное и вкусное, так и мы с Изабеллой не факт что притронемся к своим заказам, даже если всё пройдёт тихо, спокойно и мирно. Но не уведу ли я вообще её прочь прежде, чем смогу дождаться, когда их принесут? Так зачем в таком случае откладывать назревший разговор? Давайте просто покончим с неприятными вещами, от которых в горле возникает ком. А ведь всё должно быть иначе. Но где это счастливое время, о котором все так говорят и даже снимают фильмы? Оно где-то у других, у тех людей, которые хотят детей. В тех семьях, где их ждут абсолютно все. Мы же не они. У нас есть одно исключение, о котором не выйдет забыть. По крайней мере, мне.
- Эдвард, - это сказано с неодобрением, но я знаю, оно всего лишь напускное и искусственное, и что на самом деле отец не пытается поставить меня на место и призвать к уважению. Думаю, будучи одного со мной пола, подсознательно он тоже в курсе. Прямо как Джаспер.
- Всё в порядке, Карлайл. Если ты так хочешь, милый...
- Да, хочу. Это был долгий день, и я устал. Наверняка и Белла тоже.
- Белла? И с каких это пор ты стал её так называть? - да вот буквально только что. - Куда подевалось вечное «Изабелла», которое я слышала почти всё последнее время? - я и сам не в курсе. Но даже не подозревал, что имя, одно лишь имя, а точнее его сокращённая форма, исчезнувшая из моего обихода на несколько долгих месяцев, вернувшись, может послужить спусковым крючком и заставить всю ситуацию двигаться по драматической колее. - Ты мне явно что-то недоговариваешь.
- Мама.
- Что ты от меня скрываешь? - но, словно не слыша моего зовущего предостережения, просто спрашивает Эсми, но я не собираюсь ни в чём признаваться. Даже рискуя спровоцировать скандал и создать благоприятную для его дальнейшего развития атмосферу. Да, мы находимся в отделённом от остального зала пространстве, а женский голос совершенно обычный и нисколько не повышен, но это, бесспорно, назревающая сцена некрасивого и самого уродливого свойства, а я не хочу сцен. Я ненавижу сцены, и в идеале мне нельзя становиться их участником в общественном месте. Это привлечёт ненужное внимание. А с меня его и так уже довольно. Не дай Бог попасть в объектив чьего-нибудь мобильного телефона уже всей нашей компанией. Тогда и мои заявления, на которых время от времени и сейчас настаивает Виктория, будут точно не нужны. Всё автоматически станет ясно. А ещё сцены травмируют и заставляют нервничать, а беременным вот никак нельзя лишний раз переживать. - Вы не разводились? А это всё просто какая-то игра на публику? У тебя что, неприятности?
- Нет у него никаких неприятностей. Кроме меня. Я его единственная проблема, и нет, мы не вместе. Успокойтесь, Эсми. На этот счёт можете не волноваться. Он просто... - не знаю точно, что она собиралась и могла бы сказать, но я вмешиваюсь, цепляясь за её левую руку, прислонённую к столешнице около стаканов, фужеров и приборов поверх накрахмаленной скатерти. Стискиваю пальцы, возможно, до боли и не даю ей договорить:
- Я просто пытаюсь вести себя цивилизованно, вот и всё. Ради ребёнка. У нас... вроде как примирение, но без воссоединения.
- Я думаю, это не так уж и плохо, - прерывает молчание отец, одобрительно смотря на меня, - это ведь по-взрослому. А ты как считаешь, Эсми? - нежно и сердечно обращается к матери отец, и это напоминает желание максимально сгладить ситуацию и все острые углы. - Давай ты просто глубоко вздохнёшь, и мы не будем привлекать внимание к себе.
- Ладно, хорошо, - мама, наконец, расслабляется, а вместе с этим разглаживаются и мышцы её лица. Как раз в этот момент появляется официант со всеми блюдами разом, а когда он уходит, мы проводим какое-то время в полной тишине, нарушаемой лишь звуком столовых приборов, иногда скользящих по тарелкам, пока всё равно ощущаемого напряжения не становится явно слишком для неё: - Так как... как всё это будет?
- Ну, я думаю, что, прежде всего, нам стоит оставить прошлое в прошлом.
- Что ты имеешь в виду?
- Я хочу, чтобы ты извинилась, - вряд ли ей понравится, раз от начала и до конца она тщательно скрывала свою в некотором роде неприязнь по отношению к Белле, но, узнав, я не могу просто взять и отмахнуться от этого.
- Только скажи, за что именно.
- За свои слова или действия, или за всё вместе, имевшие место быть, когда ты приезжала ко мне домой, когда я уже был женат, но делала это в моё отсутствие, - с определённой долей враждебности вырывается из меня, - тебе не казалось это неуместным?
- Да, ты прав, - слишком скоро раздаётся в ответ, - мне не стоило, Эдвард, и я прощу у тебя прощения, - но это явно из-за того, что Белла здесь вообще будто бы не при делах. Но она главное действующее лицо, так что...
- Извиниться перед Беллой. Передо мной необязательно.
- И передо мной не нужно. Оставь это, Эдвард.
- Но...
- Оставь. Всё в порядке.
- Тогда куда ты? - она выпрямляется в полный рост, подхватывая свой клатч и на секунду дотрагиваясь до моего правого плеча, словно говоря мне не кипятиться понапрасну, ведь ей не привыкать, но это всё нехорошо и неправильно. Даже если она этого не чувствует, мне больно за нас двоих, а за неё вдвойне. Я пытался воспринимать ребёнка и Изабеллу отдельно друг от друга, но они одно целое, хочется ей и мне этого или нет, так что всё тщетно и бесполезно. Пора признать утопичность своих никчёмных стараний.
- Отлучусь на минутку.
- Точно всё хорошо?
- Да, - и таким образом я остаюсь наедине со своими родителями, уже пребывая не в духе и в чём-то даже злясь на них. Не только на мать, но и на отца, потому что если она выбрала для себя роль плохого полицейского, ему стоило напомнить ей ещё дома, что по телефону она вообще-то желала для меня лишь счастья. И что нужно думать прежде, чем что-то говорить, чтобы не получалось так, что слова расходятся с делом. У нас же, по сути, так и выходит. Абсурдные заявления и вытекающие из них склоки точно не сделают меня счастливым.
- Я тебя не узнаю, Эдвард, - мама переглядывается с папой, словно ему известно что-то такое, что недоступно ей и объяснило бы, что происходит со мной, а это лишь унылая и наивная фантазия, но обращается напрямую ко мне, - раньше бы ты никогда не попросил меня извиняться перед своей, между прочим, бывшей женой.
- Раньше я не знал, что ты делала.
- Но ты выглядел так, будто она разрушила и сломала твою жизнь до самого основания, и я ни за что не поверю, что ты резко взял и переменился из-за такой ерунды.
- Это не ерунда. Ты причиняла боль.
- Вряд ли большую, чем та, через которую наверняка до сих пор проходишь ты.
- Я не об этом хочу говорить.
- А о чём?
- Я всего лишь хочу вернуться к твоему вопросу и больше ничего. Так вот, мы будем растить, воспитывать и поднимать этого ребёнка совместными усилиями. Никакой единоличной опеки, - по крайней мере, на случай, если у нас что-то изменится, именно так всё и должно для них пока обстоять, - и я люблю тебя, мама, правда, люблю, но если бы я только знал обо всех тех визитах, я бы сразу же попросил тебя прекратить. Я могу лишь предполагать, насколько болезненными, оскорбительными и неприятными они были...
- По твоей Белле я этого, однако, не замечала. Вечно закрытая... погружённая в себя... Никогда не знаешь, что у неё на уме.
- Ты просто не пыталась узнать её, как следует, чтобы понять, что она такая, какая есть, а другая и не была мне нужна, - и по-прежнему всё ещё не нужна... - И ты, конечно, не обязана её любить и можешь этого не делать, но она мать вашего будущего внука или внучки, так что... Этот разговор окончен.
- И зачем тебе всё это нужно?
- В каком смысле зачем? У меня будет ребёнок, мама.
- Возможно, он даже не твой.
- Не верю, что ты снова за своё...
- А что прикажешь? Вот сделаешь экспертизу, и тогда...
- Не дави на него, Эсми. Серьёзно, достаточно. Выйдем на улицу, сын.
- Что, по-твоему, ты делаешь, Карлайл?
- То, за что ты мне ещё спасибо скажешь, и если Белла вернётся в наше отсутствие, прошу, держи себя в руках.
- Так что ты не мог сказать мне при маме? - я не против общения лицом к лицу, это не доставляет мне ровным счетом никакого дискомфорта, но просто хочется уже узнать, ради чего именно отец вывел меня из ресторана наружу. Неужели спустя столько лет брака и после двоих детей есть риск и вероятность сказать что-то такое, что обидит твоего партнёра по жизни?
- Знаю, мы воспитывали тебя так, что родителей надо слушаться, но, начиная с определённого возраста, это становится менее актуально. В общем, в твоём случае он уже давно настал, так что ты можешь учитывать мнение своей матери, а можешь вовсе не принимать его в расчёт, но что ты точно не обязан делать, так это непременно поступать так, как она намекает и хочет, чтобы ты поступил. И со мной то же самое. Ты больше не должен нам повиноваться, отчитываться и подчиняться, Эдвард. Никому из нас. И, пожалуй, вообще никому в мире. Я верю, что у тебя есть своя голова на плечах. Так что в первую очередь слушай только её и никого больше, ладно?