Steglitz-Zehlendorf (Штеглиц-Целендорф) — шестой административный округ Берлина, образованный в 2001 году путём слияния округов Штеглиц и Целендорф. Район располагается в юго-западной части Берлина, населяет его 310 000 жителей, в основном - высшего класса. Наравне с Шарлоттенбургом является местом притяжения обеспеченных берлинцев. Невдалеке расположена живописная местность Ванзее и Потсдам.

Erlösung - искупление

Эдвард тяжело опускается на диван гостиной. Сперва обходит его, примерившись к самому краю, а потом садится. Задумчиво оглаживает пальцами подлокотник. Взгляд у него собранный, напряженный, а вот поза на удивление расслабленная. Словно бы держать себя в узде Falke больше не по силам.
Я подхожу к нему со спины, но Эдвард слышит. Не удивляется, когда касаюсь его плеч, сначала мягко их погладив. А потом легко массирую мышцы, прижав к коже его темную кофту. Он так и не переоделся, вернувшись. Не стал подниматься наверх.
- Ты не перестаешь удивлять меня, Эдвард.
- Я сам себя удивляю, Sonne, - бормочет, устало прикрыв глаза. Чуть ведет плечами под моими пальцами, тихонько стонет в такт движению. – Ох черт...
- Как ты решился привезти ее?
- Если я начну анализировать, то увезу обратно, - шипит Эдвард. Откидывает голову назад, касается затылком моей талии. – Можешь еще немного? Да, вот так.
Я продолжаю массаж, не заставляя его просить дольше. Плюс массажа в том, что он, как минимум, Эдварда расслабляет. За эти дни напряжение хватило нам всем, пора уже уходить от него. К тому же, расслабленный Эдвард куда охотнее говорит.
- Тревор сказал, ты поехал к Кэтрин.
- Я сначала завез Гийома. А потом уже... давай не будем больше называть ее имя.
- Она призналась тебе?
- Отрицала до последнего, дрянь, - мрачнеет, наполняясь гневом, его лицо. Тон звучит по-настоящему жестко. - Я уже жалею, что не закончил все это прямо там.
- Это правильно. Она ответит по всей строгости закона, как полагается.
Я массирую его плечи повыше, там, где начинаются мышцы шеи, и Эдвард морщится под моими руками.
- Она надеется, что я – тоже.
- В каком смысле?..
- Собирается подать встречный иск за Кензи. Срок давности еще не истек.
- Но это не было совращением, она же сама...
Falke касается моей ладони, мягко погладив запястье. Вздыхает.
- Не стоит, Белла. Я сообщу адвокату завтра, будем просто иметь это ввиду. Ей-то терять нечего.
- А тебе?.. – с сомнением зову я. Перспектива, пусть и туманная, потерять Эдварда больно отбивается в груди. Он не станет крайним в этом чертовом деле. Она не посмеет.
- А мне важно, чтобы она получила приговор за Тревора, - выдыхает Каллен. Целует мои пальцы, когда сжимаю его плечо. – Тише, Sonne. Все будет в порядке.
- У тебя ведь хороший адвокат?..
- Лучший в Портленде. Не о чем переживать.
Он слишком быстро это говорит. А когда Эдвард говорит быстро, значит, что что-то может пойти не по плану, он не до конца уверен. Скорее меня хочет успокоить. Прежде всего теперь Эдвард всегда хочет успокоить меня. Мы это уже проходили.
Я наклоняюсь к нему ближе, приникаю к плечам. Бережно, тепло целую его щеку. И у челюсти. И губы, когда поворачивается ко мне. Нежно на поцелуй отвечает, придержав рядом.
- Правда, Schönheit, - уговаривает, как маленькую. - Ну что ты.
- Я планирую выйти замуж и встречать ужином в семь вечера, Эдвард. А не посещать тебя раз в неделю в окружной тюрьме. Запомни, пожалуйста.
Он мило улыбается, рассмеявшись. Так успокоено, что и меня пронимает.
- Вот как, Изабелла. Я учту.
- Учти, будь добр.
Тяжело вздыхаю, обняв его как следует. Эдвард гладит мои руки у своей груди.
- Мое ты солнце. Мое яркое Орлеанское солнышко.
Хмыкаю, медленно, но возвращаясь к массажу. Сокол не торопит, но ждет его. Удовлетворенно выдыхает, когда касаюсь его снова. Так, как следует.
- Как же ты попал к Сибель, Эдвард?
Мне не забыть эту картину дня, ставшую одной из лидеров в списке неожиданных появлений. Когда Эдвард припарковал «Порше» и вместе с ним из машины вышла Сибель. В кроссовках прошла по снегу вслед за Калленом, стянув ближе края своей красной куртки. Смятенно со мной поздоровалась.
Каллен не слишком хочет говорить на эту тему, но сдерживается. Отвечает мне – и довольно обыденно:
- Позвонил ей с телефона Фаба.
- И велел собираться?
- Почти что так. Мы еще немного поговорили у ее крыльца.
- Мама отпустила ее?..
- Не думаю, что она в курсе. Дежурит в больнице этой ночью.
Я растерянно оглядываюсь на второй этаж. Разминаю плечи Каллена сильнее, чем прежде.
- Но разве это не киднепинг?
- Пусть предъявит мне еще и за киднепинг, впутав Тревора в свои дела, - жестко отвечает Эдвард. Напрягаются мышцы его спины, очерчиваются под моими пальцами. – Тимотей говорит, что у нас есть шанс отделаться малой кровью. Это тоже с адвокатом обсудим.
- Сибель знала про трамадол?..
- Я стараюсь верить, что нет.
- Но она не побоялась ехать с тобой?
- Меня больше удивило, что не боялась остаться там. Лес так близко к дому, Белла. Ничего не стоит пробраться внутрь и изнасиловать ее. Или перерезать горло, тут уже как сложится. Для молодой девочки это точно не место.
Я бережно глажу его шею у ворота кофты. Кожа у Эдварда снова горячая.
- Ты переживаешь за нее.
- У меня у самого есть дочь. И я прекрасно знаю, на что все эти ублюдки способны.
Он вздыхает, снова откинув голову назад. Подстраивается под моим движения, проникается ими. Приглушенно, сдавленно стонет. Эти три дня надолго останутся в нашей памяти – и, боюсь, в памяти тела тоже. Как же хорошо, что им пришел конец. Боюсь пока радоваться полномасштабно, но подспудно понимаю – мы выстояли. Дальше будет легче.
- Ты очень мудро поступил, Эдвард. Ее присутствие – бальзам на сердце Тревору.
- Ты сказала, ему нужна ощутимая мотивация жить дальше. Я вспомнил о ней. Осталось еще избежать ему тюрьмы – и мир прекрасен.
- Мы решим и эту проблему. Обязательно.
Я заканчиваю массаж, напоследок ласково погладив его плечи. Качаю головой на слова благодарности.
Я обхожу диван и Эдвард, наблюдая за мной, тут же поднимает руку. Притягивает ближе к себе, когда сажусь на подушки. Тепло целует мою скулу.
- Я горжусь тобой. И я тобой восхищаюсь, родной, правда.
Тихо выдыхает, прислушавшись к моим словам. С интересом смотрит на мое лицо. Выглядит и уставшим, и воодушевленным. Мы оба понимаем, как много эта девочка значит для Тревора. Возможно, наступив себе на горло в этот раз, признав ошибку, Эдвард уберег сына от огромной беды.
- Я надеюсь, что не зря привез ее. Еще и на ночь...
- Может, он поспит рядом с ней? Это очень успокаивает – спать с теми, кого любишь.
- Не поспоришь.
Я приникаю к его плечу и Эдвард, позволив мне удобно на нем устроиться, медленно гладит волосы по всей длине прядей. Его давний умиротворяющий ритуал.
Я правда считаю, что приезд Сибель Тревору только на пользу. У нас с ним вышел доверительный разговор сегодня, было даже несколько признаний – и мне греет сердце, что он тоже ко мне проникся – однако больше, чем Сибель, сделать не способен никто. По крайней мере, сейчас.
- Мы вернемся в Берлин позже, чем планировали, - через какое-то время сообщает Эдвард. Лицо у него беспристрастно.
- Ты перенес билеты?
- На восьмое число, ты говорила, статей в журнале не будет до десятого, - кивает, мрачно посмотрев на входную дверь. - Всего неделя, но больше невозможно. Сразу несколько крупных брифингов и выставка в Потстдаме. Еще и презентация Cayenne Coupe-2 в феврале.
- Ты прекрасно понимаешь, что не пустишь все на самотек, Эдвард. Они знают, что ты рядом – так или иначе.
- Сейчас «иначе» нам не подходит, - хмурится он, - я поговорю с Террен. Нужно пару недель, чтобы перевести документы. В конце января, на остаток семестра и лето я заберу их в Берлин. Найдем международную школу, хоть американскую, хоть какую... я не буду сейчас оставлять их одних. Видишь, чем все кончилось.
Привстаю на локте, чтобы лучше видеть его лицо. События этих дней оставляют свой след на нем россыпью морщинок, оседают пеплом в глубине глаз, повисают в недосказанности тяжелого порой, хмурого взгляда. Но Эдвард борется, как и Тревор. Ему есть, ради чего. Им обоим.
- Звучит как план, - робко улыбаюсь я.
Новости сыплются как из рога изобилия, только успевай получать. Но после всего этого трехдневного бездействия, мрачной, хмурой этой тишины и неопределённости, узнать четкий план действий – отличное событие. Тревору лучше, он уже спокойнее, уже верит в себя – и в Сибель. Она даст ему то внимание и заботу, которое сам бы себе не позволит. Мне кажется она настойчивая, эта девочка. Имеет на него свое влияние.
- Детям надо сменить обстановку, даже больше, чем надо – необходимо. Но я не знаю, как они отреагируют, Schönheit. Здесь все-таки их дом.
Эдвард с беспокойством, отнюль не скрытым, смотрит мне в глаза. Выдыхает, когда глажу его щеку.
- Полгода – не такой большой срок, к тому же, они вряд ли откажутся пожить с тобой.
- С нами, - поправляет мужчина, убрав прядку волос мне за ухо, - надо будет найти другие апартаменты, побольше. Может, в Штеглице-Целендорфе или округе.
- А что будет после лета? Ты уже думал?
- Буду искать место здесь, поближе к Портленду. Может, представительство в Мэне или Нью-Гэмпшире, Вермонте. Надеюсь, полгода мне хватит.
Он и собранно, и удрученно это говорит. Выглядит несколько растерянным.
- Тебе жаль переезжать?
- Я не был готов, что это придется делать так внезапно. Еще есть вопросы с Элис.
- И все же, мы вернемся в США?..
- Вернемся домой, - устало ухмыляется, бережно погладив мою руку у своего лица. – Ты так и хотела, Sonne, нет? Дом здесь. Лужайку. Собаку. Разве что, снега много, ветер...
- Я привыкну, - обещаю, ободряюще ему улыбнувшись. Каллен немного успокаивается. – Здесь твоя семья, Эдвард. Это правильно – возвращаться к семье.
- Слишком крепко я держался за Берлин, Schönheit. Наверное, ждал тебя.
- Наверное, - целую его, придвинувшись ближе. Ласково обвожу контур челюсти, мягко помассировав мочку уха. Эдвард прикрывает глаза. – Я рада, что ты дождался.
- А я как, Изза. Но раз в пару месяцев в Германии бывать мне все равно придется. Может, раз в полгода, если очень повезет.
- Говорят, Берлин притягательнее для туристов, чем для местных, - подмигиваю ему, пригладив темные волосы. Эдвард слабо, но улыбается в ответ. Многое я готова отдать за его улыбку. Соскучилась по ней.
- Уж точно.
Тихо поскрипывают ступени лестницы. Мы синхронно оборачиваемся назад и Сибель, стиснув пальцами край своей кофты, останавливается, не дойдя пару ступенек до пола. Глаза у нее горят, но беспокойство в них все равно очевидно. Сибель неуютно с нами, не уютно в этом доме, где ее никогда не хотели видеть. Она здесь ради Тревора. Ради него же Эдвард приехал к ней этим вечером. Топор войны зарыт – пока, слишком многое стояло на кану. Все это забудется, я надеюсь.
- Печенье, - негромко поясняет Сибель. – И молоко, если можно.
- Он согласился поесть? – недоверчиво зовет Эдвард.
- Да, мистер Каллен, - в тоне Сибель проскакивает огонек гордости. Но и спокойствия тоже. Если она любит Тревора, а она любит, я ей верю, его состояние не могло остаться для нее незамеченным. Ему нужна помощь.
- На столе, Сибель, - говорю ей, указав на кухню. - Я оставила пару стаканов у мойки. Помочь тебе?
- Спасибо, Изабелла. Я найду.
Уже через минуту Сибель возвращается на второй этаж с жестяной банкой и стаканом. Вид у нее воодушевленный и решительный. Эдвард пристально наблюдает за ее уходом. Он под впечатлением.
- Я ее недооценивал.
- Ты недооценивал их чувства, - мягко поправляю его, погладив по груди. – Сердцу не прикажешь.
- Даже если захочется...
Я подвигаюсь ближе, касаюсь его лица обеими ладонями, заключаю в них. Неспешно, целомудренно Эдварда целую. Несколько долгих, трепетных раз. С искренней любовью.
- Это чудесно, что ты привез ее. Она ему поможет.
- Я очень на это надеюсь, - не до конца доверяя себе, бормочет Эдвард. Целует меня еще раз, уже самостоятельно.
Потом он устало оглядывается на часы – половина девятого. Потирает переносицу пальцами.
- Мне надо съездить за Паркером. Ты справишься здесь одна?
- Не думаю, что они выйдут из спальни этим вечером, Эдвард. Слишком давно друг друга не видели.
- В любом случае, лучше бы нам знать, что там происходит.
- Все будет под контролем, - утешительно обещаю ему. – Надеюсь, у Парки тоже был хороший вечер. Возвращайтесь аккуратно, пожалуйста.
- Ты все чаще сомневаешься во мне как в водителе, Изза. Я начинаю переживать.
- Я сомневаюсь в дорожных условиях этого прекрасного штата, Falke. Твоего любимого. И я всегда буду беспокоиться о вас, придется тебе привыкнуть.
Он улыбается, как умеет только Эдвард – очаровательно, мило, с ямочками на щеках. Искренне. Я давно, слишком давно не видела такой его улыбки. Не могу насмотреться. Тянусь к Эдварду навстречу, снова его целую. И еще раз. Глажу у висков, у скулы. Не хочу отпускать.
- Чем быстрее уеду, тем быстрее вернусь, Красота, - мягко подшучивает он, когда все же отстраняюсь. Влюбленно, трепетно мне кивает.
Поднимается с дивана, разминает спину, потянувшись. Массаж явно пошел ему на пользу – выглядит спокойным, улыбается. Но уже на пороге, когда провожаю его, вдруг серьезнеет.
- Если что-то случится, сразу же мне звони.
- Ничего не случится, Эдвард, - поправляю ворот его пальто, застегнув верхнюю пуговичку. – Ждем вас дома. Правда, аккуратно, прошу тебя.
- Обещаю, Изз.
Выходит на улицу, где уже вовсю буйствует ветер и метет метель. Чудесное время для поездок. Потрясающий горол для жизни. Эдвард сам закрывает входную дверь, перехватив в руках ключ-карту от «Порше» - его крышу уже подзамело снегом.
Наблюдаю в окне, как мигнув фарами, «Caeynne» выезжает с подъездной дорожки. Шины негромко шуршат на темном асфальте. Эдвард скрывается из вида.



Ночной шторм разрешился тихим солнечным утром. Туманная дымка растворилась в морозном воздухе, утих ветер, успокоился океан. Искрятся шапки пушистых сугробов, иней чертит затейливые узоры у подоконников. Блики солнца блуждают по глазированной поверхности комода, чей ящик неплотно закрыт с вечера. Самые крупные солнечные зайчики добираются и до нашей постели – из-за того, что она внизу, солнце как следует ее освещает. Я просыпаюсь в самой непосредственной его власти.
Привстаю на локте, не до конца поверив, что в спальне и вправду так светло. Что не идет снег, порывы ветра не ударяют в стены, не разметывают сугробы. И туч нет – на голубом небе ни облачка. Красиво блестят на солнце остроугольные снежинки.
Эдвард так быстро этому утру сдаваться не хочет. Недовольный моими лишними движениями, поворачивается на бок, утягивает обратно к себе. Сминает покрывало, но это мало его заботит. Освобождает для меня немного места на общей подушке, зарывшись лицом в мои волосы. Чувствую кожей его горячее дыхание и не менее горячее, что уже не новость, тело. Тонкая серая футболка задирается от наших перемещений, красиво обнажает его талию.
- Доброе утро, - улыбаюсь, погладив его ладони у своего живота.
Ощущаю кожей, как мужчина хмурится. Бормочет что-то в подушку.
Сонный Эдвард – отдельный вид искусства. И совершенно особая, исчерпывающая нежность. С каждым таким утром я убеждаюсь, как сильно я его люблю.
- Солнце уже высоко, мистер Каллен.
Говорю и саму удивляюсь. Мало того, что впервые за три ночи мы спим в одной постели, так еще и на улице давно отгорел рассвет. Последний раз, кажется, такое было лишь в Берлине.
- Пусть там пока и будет, - хрипло отвечает Эдвард, с удовольствием обняв меня крепче.
Эта приятная, очень милая часть его пробуждения – когда прижимает к себе, желая почувствовать всем телом, прежде чем открывает глаза. Легонько целует мою шею и плечи. Приникает щекой, уже немного колючей, к бретельке пижамной кофты. Эдвард пахнет собой этим утром, моим любимым набором ароматом и слегка – отдушкой кондиционера для белья. Меня греет мысль, что когда мы встанем, я тоже буду пахнуть Эдвардом.
Даю ему минутку. Мирно, ласково глажу его пальцы. Касаюсь предплечий, очертив контур неявных мышц. Следую за темными волосками до запястья, проследив путь приметного переплетения вен до ладони. Улыбаюсь его теплу.
- Schönheit, - выдыхает, медленно раскрывая передо мной руку. Бережно, очень нежно пожимает ее в своей, переплетая наши пальцы. Просыпается.
В доме царит абсолютная тишина. Эдвард не закрывал дверь в нашу спальню и коридор хорошо просматривается. Но никто, похоже, еще не вставал. Ни звука, ни шага. Только солнце. Так много солнца, что в пору усомниться, что мы до сих пор в Портленде.
- Ты знаешь, сколько времени?
- Десять, наверное.
- Десять утра?
Эдвард сдавленно усмехается моему удивлению. Целует волосы.
- Да уж, Sonne.
- И за всю ночь – ничего?..
- Я проверял их в пять. Тревор не просыпался, с Гийомом мы мы немного поговорили.
- Ему, наверное, непривычно, что Сибель ночевала с нами.
- В этом плане посторонних он не любит, это да. Но все неплохо, Изза. В кои-то веки все и вправду неплохо.
Оборачиваюсь к нему, повернувшись на спину. Эдвард освобождает мне больше места, пододвинувшись назад и окончательно просыпается. Синие глаза кажутся мне излишне серьезными для такого солнечного утра, но в них очевидно облегчение. Рубикон пройдет, мы выжили. Мы все выжили.
- Я рада снова просыпаться с тобой, - откровенно признаюсь, погладив его скулу. Эдвард наклоняет голову к моей руке и это такой очевидный, теплый жест принятия. Я улыбаюсь и эта улыбка, пусть и не столь яркая, но искренняя, отражается и в нем.
- Еще и с солнцем...
- Это уже бонус, - смеюсь, пригладив его волосы, - но да, с солнцем – еще лучше.
- Ты была права, Schönheit. Насчет девочки.
- Ты сам ее привез, Эдвард.
- Я поверил ей благодаря тебе. Пока, выходит, не напрасно.
Глажу его челюсть, слегка напряженную, коснувшись большим пальцем уголка губ.
- Будем надеяться на лучшее, - резюмирую. И целую Эдварда в это светлое, позднее, поистине зимнее утро. Нежно, но требовательно. Он тихо стонет, отвечая. Вот теперь улыбается по-настоящему, очень довольно.
- Guten Morgen.
- Dir auch einen guten Morgen, Schatz. Sollen wir aufstehen?
С подозрением поглядываю на него с подушки, когда поднимает голову. Иллюстрирует свои действия, но не переводит их. Целует меня еще раз, уже сам.
- Это был призыв к действию?..
Эдвард наклоняется к моему лицу, утешительно коснувшись сперва скулы, а затем линии губ. Взгляд его приглушенно мерцает сотней крошечных алмазов. Красиво.
- Куда более банальному. Пора готовить завтрак.
- Слова «завтрак» я не слышала.
- Lass uns Frühstück kochen, – согласно кивнув, уточняет Эдвард, уже на на немецком. – Und wir werden aus dem Bett aufstehen. (Будем готовить завтрак и вставать с постели)
Вздыхаю, последние пару мгновений нежась на своей подушке. Эдвард, уже севший на постели, наблюдает за мной с любованием. Взгляд его заметно теплеет.
- Красота моя.
Протягиваю ему руку и Сокол, усмехнувшись, помогает мне сесть рядом. Нежно убирает спавшие на лицо волосы.
- Frühstück, значит.
- Sehr gut, Белла.
За семейный завтрак этим утром Эдвард отвечает сам. Надевает свой ярко-красный фартук «Speedy Racer», активно включаясь в работу. Я варю кофе и помогаю ему в качестве подмастерья. Заметно приободрившись от первой спокойной ночи Тревора, Эдвард так и пышет энергией – его производительности позавидует любой кухонный цех. Он всерьез намерен накормить небольшую армию этим утром. С учетом всех предпочтений, разумеется.
- И панкейки тоже?..
На одной электрической конфорке уже поджаривается овощной омлет с кусочками белого сыра, а на второй закипает вода для яиц. Эдвард разводит тесто для блинчиков, благодарно кивнув, когда протягиваю ему молоко.
- И тосты. Поджаришь тосты, Белл?
- Ты планируешь, что дети не будут есть до завтра?
- Хочу, чтобы у них был выбор. Омлет вообще только я здесь люблю.
Понимаю его, поэтому не спорю. Чем больше вариантов, тем вероятнее, что Тревор все же съест что-то и утром. И Гийом порадуется.
Кладу поджаренные тосты на тарелку, отправляя в тостер следующую партию. Мою ягоды из холодильника, попробовав малину прямо из пачки. Достаю на стол россыпь джемов.
- Там еще сок, liebe.
- Апельсиновый. Вот так сюрприз.
Эдвард усмехается, перевернув поджарившиеся панкейки. Омлет уже почти готов.
Сонный Гийом приходит на кухню первым. С изумлением разглядывает накрытый стол и папу, который перекладывает блинчики на желтое керамическое блюдо. Прищуривается.
- Сегодня опять Рождество?
- Это в честь нового года, - Эдвард, отставив сковородку в сторону, наклоняется к Гийому за утренним поцелуем. Мальчик обвивает его за шею, прижав к себе. – Доброе утро.
- Доброе утро, папочка. Белла.
- Доброе утро, Парки. Хочешь сок?
Гийом с готовностью кивает. Выдвигает для себя один из стульев, забираясь на него. С более близкого ракурса изучает стол. Но ничего пока не пробует, ждет остальных.
- Ты не слышал, Гийомка, Тревор проснулся?
- Сибель точно проснулась, пап, - вздыхает Паркер, все же утащив себе одну ягоду голубики. – Я ее видел.
Я не уверена, что Фабиан захочет спуститься в столовую – или сможет, как минимум. Эдвард планировал семейный завтрак, но все же...
Но мои опасения оказываются напрасны. Ближе к одиннадцати, когда все уже готово, Тревор заходит в комнату. Он все еще бледный, но эта уже не та пугающая белизна, что была раньше. Синяки под глазами притупились, чуть выцвели от мирной ночи. Кажется, он был в душе, потому что волосы еще влажные. И совершенно особенно, очень живо горят его темные глаза. Там не дым от затухшего пепелища, там теперь самый настоящий костер надежды. Я уповаю, ничто ему больше не помешает.
- Доброе утро, - несколько неловко, тихо здоровается Тревор. Вместо растянутой пижамы на нем сегодня домашние штаны в черно-красную клетку и белая футболка. На руке, вместо привычных браслетов, две тонких резинки. Точно такие же, как и на запястье у Сибель. Она тоже спускается с Фабианом, но держится чуть в стороне, за его спиной. С удивлением, не меньшим, чем у Гийома, смотрит на организованный Эдвардом завтрак.
- Доброе утро, сынок, - Эдвард, обогнув стул, мягко касается плеча Фаба. Ободряюще сыну улыбается, внимательно взглянув на его лицо. Мальчик выдавливает эту же улыбку в ответ.
- Доброе, vati.
- С добрым утром, Сибель, - вежливо обращается Эдвард и к девочке. Она поднимает голову.
- С добрым, мистер Каллен.
- Не только добрым, но и солнечным, - разряжаю эту официальную атмосферу я. – Вот как нам повезло.
Тревор смотрит на меня с тихой признательностью. Счастье видеть, что ему лучше. Обещаю ему, одними губами, что все будет хорошо. На щеках Тревора прорезаются ямочки от смущенной улыбки.
Мы садимся за стол. Я рядом с Эдвардом, чем вызываю какое-то глубокое восхищение в темноте глаз Сибель, а Парки – слева от папы, ближе к брату. Тревор тяжело опускается на свое место рядом с возлюбленной. Она придерживает ему стул, протянув свою руку. Слабость медленно, но верно Тревора покидает. Движения его вполне себе сносные, пусть и даются пока тяжелее, чем прежде.
Эдвард приносит нам кофе. Тревор, кратко глянув на меня, выбирает апельсиновый сок. Наливает и Сибель тоже. Сибель – больше.
Гийом радуется тостам, но сперва уделяет внимание панкейкам. Кладет на свою тарелку клубничный джем.
- Erdbeere, - называет клубнику, обернувшись к папе. – А «джем»?
- Marmelade, Парки.
- Marmelade, - старательно повторяет мальчик. - Очень вкусно, папа.
- На здоровье, Spatzen.
- Это вы готовили, мистер Каллен? – недоверчиво зовет Сибель.
Вечером она явно была смелее. Теперь же, за этим столом, явно чувствует себя лишней. Если бы не Тревор, не осталась бы.
Эдвард кивает, подав Паркеру второй тост. Девочка выглядит удивленной до глубины души.
- Это правда очень вкусно.
- Спасибо, Сибель.
Фабиан смотрит на отца с теплой признательностью. Он до сих пор не может поверить, что Эдвард сам привез Сиб сюда. Нить доверия, протянувшаяся мжеду ними, становится крепче. Эдвард переживал, что не знает своего сына, он старается наверстать упущенное. Фабиан с радостью ему помогает. Этим утром мне верится, что у них получится все исправить. Оставить эту страшную историю с Кэтт позади – и пойти дальше.
- Почему так много блюд, папа? – живо интересуется Паркер, приканчивая третий блинчик. Вид у него вполне удовлетворенный жизнью, словно бы прежде ничего и не было. Это хорошая новость – Парки тоже досталось за эти дни.
- Мне так захотелось, Гийомка.
- Здесь нет овсянки.
- Ты хотел бы овсянки?
- Аннелиз каждый день ей завтракает. Я бы попробовал.
- Тогда завтра едим овсянку,д оговорились.
Гийом разряжает атмосферу за столом своей непосредственностью. Эдвард расслабляется, отвечая на его вопросы. И не так уж пристально наблюдает за Сибель. Ей все равно неуютно, но Фабиан искренне старается помочь – сам кладет ей на тарелку еду, сам наливает сок. И нежно, кратко гладит по ладони, когда благодарит его. Фабиан смотрит на Сибель с любовью, самой настоящей и первой, волшебной по самой своей сути. Это уже не только от Эдварда, но и от меня не укрывается. Как же правильно, что она сегодня здесь. По моим наблюдениям, Тревор съел целых четыре блинчика с ягодами и немного омлета – дорогого стоит после его голодовки.
Ближе к концу завтрака, допивая свой кофе, Эдвард как бы невзначай говорит:
- Завтра вечером бабушка устраивает рождественский ужин. Мы приглашены.
Гийом потягивается на своем месте, играя с ягодой голубики на опустевшей тарелке. Фабиан поднимает на папу глаза, немного нахмурившись. Выжидает.
- Боюсь, бабушка испугается... меня.
- Ее сложности испугать, Тревви, уж поверь мне. К тому же, завтра праздник.
Сибель складывает руки на коленях, чересчур внимательно глядя на стол перед собой. На мгновенье выражение ее лица становится почти пространным. Думаю, ей тоже нелегко живется. Как минимум, неспокойно точно.
- Я бы лучше остался дома, пап.
- Но кто тогда представит Сибель семье? Тебе стоит пойти.
Фабиан изумленно моргает, внимательно, очень пристально посмотрев на отца. В его черном взгляде взметывается надежда. Еще робкая, слабая, только-только раскрывает крылья. Правда, Эдвард не забирает своих слов обратно – и надежда превращается в веру.
Я помню, что Тревви жаловался мне на этой самой кухне, будто папа никогда не позволит ему познакомить Сибель с остальной семьей. Теперь же он сам это и предлагает.
- Мы пойдем вместе?..
- Поедем, - примирительно поправляет Каллен, не без улыбки встретив энтузиазм сына. Прямо-таки очевидную его радость.
Я касаюсь колена Эдварда под столом, мягко его погладив. Все правильно.
- Сибель? – Тревор оборачивается к девушке, с нетерпением посмотрев на нее сверху-вниз. – Ты согласна? Поедешь со мной?
Сибель робеет, закусив губу. С опаской встречает вопрос Фабиана.
- Прямо со всей семьей?..
Эдвард удобно опирается спиной о спинку своего стула, отставив на стол чашку с кофе. Пожимает мою руку, переплетая наши пальцы. И успокаивается, и убеждается в своем решении.
- Насколько я знаю, будут все, Сибель. Да, - вместо Тревора, сам отвечает ей.
Девушка неглубоко вздыхает. Ищет достаточно смелости по всем закоулкам души.
- Хорошо...
- Хорошо? – Тревор восторженно переспрашивает, сжав ее ладонь в своей. – Правда? Хорошо?
Он хочет жить. Вот в этот момент, за этим столом, в окружении своей семьи и девочки, которую любит, я вижу эту истину. Эдвард просто напомнил сыну, почему не стоит сдаваться и опускать руки. И эта ночь, и этот завтрак, и это приглашение... все это – как живая иллюстрация, самый яркий пример. Эдвард больше не старается выбить застарелую боль Тревора другой, более сильной. Он показывает ему радость жизни, к которой можно вернуться. Если только захотеть.
Сибель улыбается, неявно усмехнувшись. Кажется, она приходит к такой же мысли. Смотрит на Тревора с нежность, пожимает его ладонь в ответ.
- Да.
А потом оборачивается к Эдварду, все еще за ними наблюдающему. Глядит на него прямо теперь, без опаски, но с уважением. И с благодарностью. Эта благодарность прямо-таки в воздухе витает.
- Спасибо за приглашение, мистер Каллен.
Он легко улыбается ей, чуть прищурившись. Поправляет:
- Эдвард, Сибель. Не за что.



Тревор провожает Сибель до самой двери. Тускло светит над крыльцом один-единственный фонарь, скрипят старые ступени лестницы. Тревор идет позади Сибель, придерживаясь за перила – собирает с них снежную шапку.
Сибель что-то говорит ему на коврике с надписью «Welcome» - самой несуразной вещью в этой дыре. Бархатно ему улыбается, погладив по щеке. Тревор наклоняется к ней, обнимает за талию. Тревор ее целует. И почти сразу же отстраняется.
Они прощаются. Несколько раз Фабиан почти уходит, но что-то останавливает его, задевает. Сибель не настаивает, не просит, не удерживает. Наоборот, она тревожно поглядывает в мою сторону, то и дело кусая губы. Но Сибель тоже не хочет Тревора отпускать. Очевидно.
Он придерживает ей входную дверь, пропуская внутрь. Свет нигде не горит, тут также пусто, как вчерашним вечером. Сибель машет ему из окна кухни, отдернув занавеску. Фабиан медленно, слишком медленно, будто с грузом на плечах, спускается по лестнице. Сам он бледный, а щеки горят. Фабиан громко хлопает дверью, когда садится, сразу же этого устыдившись.
- Прости, папа.
- Не стоит. Нужно еще пару минут?
- Нет, - с готовностью качает головой, откинувшись на кожаную спинку сиденья. - Поехали. Просто поехали отсюда.
Мне незачем с ним спорить. «Порше» оживает огнями фар, утробно мурлычет мотор под металлом капота. На нечищеной от снега подъездной дорожке остаются следы шин. Сибель смотрит нам вслед из кухонного окошка. Лес шумит за ее спиной.
Тревор молчит до самого съезда на трассу. Сидит тихо, сжав пальцами свой ремень безопасности и пространно глядя на лобовое стекло. В салоне негромко играет музыка с какой-то радиостанции, по прогнозу погоды стоит снова ждать снегопад. По левой полосе нас обгоняет черная «Ауди».
- Давай выпьем кофе.
Я оглядываюсь на него, но Тревор принципиально на меня не смотрит. Впивается пальцами в материал ремня, потирает его у плотных серых швов.
- Я не думаю, что кофе сейчас хорошая идея, Sohn.
- Тогда не кофе, - сглатывает он. – Сок, чай, коктейль, воду. Заедем куда угодно.
Я знаю этот взгляд. И это его выражение лица я тоже знаю. Мы упустили многое, мы потеряли еще больше, оборвав эту цепь веры с легкой подачи Кэтт. Но Фабиан – мой сын, мое самое большое, самое очевидное достижение... и я его знаю. Я смогу узнать его заново. Я его пойму. Кажется, Тревор снова пытается в это поверить – поверить мне. Отсюда и такое предложение.
Не домой. Поговорить. Поехать, чтобы поговорить.
- В пяти милях отсюда «Старбакс».
- Отлично.
На трассе не так много машин. Я занимаю левую полосу, включается круиз-контроль. Тревор перещелкивает песни на радио в поисках какой-то более-менее позитивной – удается не сразу. Салон наполняет приятный женский голос. Тревор скалится.
- Она там совсем одна.
- Ее мать вернется к шести, ты ведь знаешь.
- До шести еще три часа.
- Но ведь они не вчера туда переехали, правда?
Тервор сжимает руки в кулаки, попытавшись сконцентрироваться на дороге. Медленно разжимает их. Смотрит, как дворники стирают с лобового стекла остроугольные снежинки.
- Отвратное это чувство... бессилие.
- Я сожалею, что она живет там, Тревор.
Он вроде бы и хочет что-то скзаать, но останавливает себя. Глубоко, тяжело вздыхает. Низко наклоняет голову.
На парковке у «Старбакса» от силы десять машин. Но Тревор указывает мне на drive-in, отстегнув свой ремень безопасности. На окошке выдачи девушка с синим мелированием и пирсингом хряща носа передает нам имбирный чай и шоколадно-ванильный кей-поп красно-зеленого цвета. У них праздничная акция, улыбается. Праздники, волшебное время и все в этом духе. К моему удивлению Фабиан немного приободряется, усмехнувшись нежданному десерту.
Я останавливаю машину в отдалении от других, у созданных снегоуборочными машинами сугробов вдоль белой линии паркинга. Фабиан снимает со своего стакана белую пластиковую крышку.
- С каких пор ты пьешь имбирный чай, vati? – тихо спрашивает.
- Белла меня научила, еще в Берлине. А ты, Фаб?
Тревор ухмыляется уголком губ, засчитав такой ответ.
- Сибель его любит.
Он ставит чай на выемку приборной панели. От стаканчика-гранде идет полупрозрачный пар. На его коленях не распакованный кей-поп в крафтовом пакетике.
- Милая акция.
- Рождество – время чудес, - повторяю слова девушки с ее же интонацией и Тревор смешливо хмыкает.
- Да уж...
Я пробую свой имбирный чай. Фаби перебирает пальцами загнувшиеся уголки крафтового пакета. Пока его не открывает.
- Я так и не сказал тебе «спасибо».
- Чай как чай, малыш.
Тихо выдыхает, поморщившись.
- Не за чай, папа. Какой чай...
Сейчас смотрит на меня также, как самой первой ночью, сразу после... пронзительно, потерянно и почти что отчаянно. Только зреет в глубине его взгляда какое-то серьезное, стальное чувство. Редко его увидишь в пятнадцать лет.
- За Сибель, пап. Спасибо за Сибель.
Я касаюсь его ладони на чертовом пакете своей собственной. Сперва пальцы Фабиана вздрагивают. А потом Тревор переворачивает ладонь, сжав мою руку в своей.
- Я допустил огромную ошибку, Тревор. Извини меня.
- Прямо так?.. ошибку? – не слишком-то и верит он. Посматривает из-под ресниц с подозрением. Я заслужил.
- Я не понимал, как много она для тебя значит.
- А теперь... понимаешь?
- Я даже увидел своими глазами, - невесело улыбаюсь ему, бережно погладив вдоль запястья. – Я бы хотел узнать тебя лучше, Тревор. Я буду прилежным учеником.
Он немного смущенно, немного растерянно выдыхает. Облизывает губы, все в заживающих трещинках. Смотрит на меня с робкой, но признательностью. Фабиан заново учиться мне верить.
- Сдалось тебе...
Убираю свой чай в подстаканник, повернувшись к сыну всем корпусом. Тревор следит за мной с особым вниманием, несколько напряженным пока. Остывает его собственный напиток. Так и лежит на коленях кей-поп.
- Сынок, этого больше никогда не повторится. Всей истории целиком.
- Ты ва-банк идешь? – нервно шепчет он, задумчиво посмотрев на наши руки. – Сибель и к нам домой, и к семье за стол, и все и сразу... слишком резкий контраст.
- Я представляю, как это выглядит. Но Тревор, если она так важна для тебя, если ты ее любишь – не мне вам мешать.
- А ее мама? Эти... флаконы?
Сжимаю зубы, с трудом, но сдержавшись. Лучше бы он о них не упоминал.
- Будете встречаться на нейтральной территории. Никаких больше контактов с ее матерью. А Сибель... в конце концов, не ей за ее ошибки отвечать.
- Не верю, что это ты говоришь.
- Пообещай мне, Тревор. Что никогда и ни за что ты больше не станешь иметь дело с наркотиками. Любой природы.
Фабиан напряженно поджимает губы. Глаза его влажные в уголках.
- Н-не буду. Прости меня.
Я глажу его ладонь в своей, не держу больше так крепко. Тревор морщится, едва заметно вздрогнув.
- Я тоже тебя пообещаю, сын: пока Сибель чиста перед законом и перед тобой, я не стану вмешиваться. Ты имеешь право на свой собственный выбор.
Фабиан удивляется каждому моему слову. Все очевиднее эта его эмоция, все глубже. И все более хриплым становится его дыхание.
- Как ты ее?.. Как привез? Она сказала, ты сам приехал...
- Я знал адрес, Тревви, у меня был телефон. Это было несложно.
- А как уговорил поехать с тобой? С чего бы она вообще, раз я так... раз я бросил?..
- Они отлично чувствую правду и ложь, Тревви. Женщины. Белла замечает даже те моменты, когда лгу сам себе. Сибель просто не поверила в твое прощание. Потому что чувствует, как ты ее любишь.
- Она гораздо умнее меня, - вздыхает Фабиан, подавив глухой, сорванный всхлип. Жмурится. – И сильнее – тоже. Спасибо, что позволил ей... правда, папа, спасибо! Я не знаю, как мне выразить, я... я люблю тебя.
Он договаривает, с трудом подобрав слова и с не меньшим усилием контролируя голос. Но эмоции его очевидны, они льются через край, заново выплескиваются из сердца. Молчание ни для кого не рпохожит бесследно и Тревор это понимает. Он больше не засталяет себя молчать, он с этим борется. И он со мной.
- Любимый, - обнимаю его в ответ, когда Фабиан подается вперед и крепко, куда крепче, чем прежде, прижимается к моему плечу. Не дрожит, не плачет, только держит. Не в оковах кошмара, наяву теперь.
Тревор будет жить. Во что бы то не стало, чтобы не было. Я чувствую его, моего мальчика, я слышу, как бьется его сердце, как он часто дышит, как обнимает меня. Я чувствую жар его тела и искренность его слов. Я держу в руках его душу, оголенную, распахнутую, кровоточащую. Но это не конец, мы это концом не оставим. У Тревора впереди потрясающая жизнь. Он проживет ее сполна. Erlösung. искупление. Наконец-то.
- Ты говорил, я забуду... ну неужели я забуду ее, vati? – сдавленно стонет он.
- Это не закончится в одночасье, как бы нам не хотелось. Но чем больше будет проходить времени, тем легче... сперва воспоминание начнет выцветать, потом покроется ржавчиной, затем начнет разлагаться. Оно не будет больше тревожить тебя, любимый. Не причинит боли.
- Я помню каждую секунду. Оно мне снилось и так подробно... я не знаю, пап, я не знаю...
- Она мне за все ответит, Фабиан, я тебя клянусь. За каждую эту секунду.
Он всхлипывает явно на этот раз, вздрагивает на моих словах. Стоило ожидать. Еще много, много работы предстоит моему мальчику чтобы поверить, что не он тому виной. Что это Кэтт больная мразь, что она манипулировала им, что она заставила считать себя виновным, платить, молчать, страдать и думать... чувствовать отчаянье.
- Я не понимаю, как я... зачем я это сделал? Если бы я только мог не прийти к ней тогда...
Я обнимаю Фабиана крепче, хочу забрать его боль себе, хочу уничтожить эти воспоминания, этот ужас, оставшийся клеймом на его памяти. Чтобы больше ничего, только темнота. Чтобы и имени ее он однажды не вспомнил.
- Уже все, Тревор. Уже все закончилось. Навсегда.
Он опускает голову ниже, касается щекой моей шеи. Щека мокрая. Тревор подрагивает.
- Мне очень страшно, папа.
Глажу его волосы, плечи, спину. Тревор жмурится.
- Чего ты боишься? Расскажи мне.
- Это так глупо и... это отвратительно.
- Фаб, ничего, что касается твоих поступков по определению не может быть ни глупым, ни отвратительным для меня.
Он не ходит вокруг да около, не старается унять себя ложными уверениями. Старается поверить сразу. Судорожно вздыхает.
- Мне было с ней хорошо, - едва слышным шепотом признается. Краснеет, багровеет кожа его лица. Тревор затаивает дыхание.
- Это был первый секс, Тревви. Первый оргазм с женщиной. Это остро.
- Это не как оргазм, а словно бы всю тело наизнанку, всю душу... я будто бы и на глубину, и к звездам... как же ужасно это звучит!
Его голос срывается на этом откровении, тонет в нем. Звучит хрипло, растерянно, жалостливо. С болью. С ужасом. С отвращением. Фабиана самого от себя воротит.
- Нет, Трев. Не ужасно.
- Не надо, пап...
- Она опытная женщина, - объясняю ему, медленно погладив вдоль позвоночника, у лопаток, - опытные женщины многое могут показать юным мужчинам, Тревор. Особенно в их первый раз. Тебе не могло быть с ней плохо – не в процессе так точно.
- Больше никогда не было... так глубоко. Я боюсь, я не хочу, я... что та ночь навсегда останется самой... ужасной, отвратительной, конченной, но самой... самой лучшей.
Я бережно целую его лоб. Тревор не отстраняется.
- Не останется. Ее вытеснят другие, куда более потрясающие. Еще слишком мало времени прошло, сынок.
- Откуда ты знаешь?.. Сибель и я, мы же... ни разу – так. Я не знаю, почему, а я люблю ее! – почти плачет он, признаваясь.
- Все еще впереди, - обещаю, мягко придержав его плечи. – Тише, Тревор. Близость с любимой девушкой не сравнится ни с какой оравой матерых проституток. Ты почувствуешь... ты уже чувствуешь. Это совсем иначе.
- Если бы, - сжав зубы, шепчет он. Безнадежно.
Раздумываю, как лучше ему объяснить. Очень надеюсь, что смогу его утешить и, как минимум, подобрать верные слова. Тревору это нужно. Тревор еще испытает истинное физическое единение, непередаваемый экстаз, фейверк эмоций. Я знаю, о чем говорю.
- Мне очень жаль, что твой первый секс случился с ней той ночью, - начинаю, в защищающем жесте накрывает пальцами его затылок. - Ты прав, Фаби, меня не было рядом, я не смог уберечь тебя от этого кошмара. Однако ты справился с этим сам, ты смог, Тревор, посмотри, какой ты сильный. Это достойно восхищение. Отныне я здесь и всегда, когда я тебе нужен, Тревви, ты можешь мне довериться. Я не подведу тебя. Я тебя так люблю, сынок. Больше этой жизни.
Тревор затихает в моих руках, прислушивается. Медленно, но верно пропадают его всхлипы. А вот дыхание все еще неровное. И слез много.
- Я бы никогда не рассказал маме. Я бы без тебя не... Ich liebe dich. Ich liebe dich so sehr! Danke!
- Я всегда рядом, малыш. Ich bin in der Nähe, - сдавленно ему обещаю. Откровенно.
- Я тебе верю. Я больше всех тебе верю, пап. Я знаю, ты боишься... я думал, честно, правда, прости меня, я думал... но я не убью себя. Я хочу жить. Я хочу остаться с вами. Я не стану, никогда не стану. Я клянусь.
Сорвано выдыхает, когда прижимаю его к себе слишком сильно. И неявно, смущенно улыбается сквозь слезы, когда отстраняется пару минут спустя. Я глажу его щеки, вытирая эти слезы большими пальцами, и Тревор тихонько вздыхает. Ему легче. И он правду говорит, жить он хочет.
- Тревви.
- Я больше не буду, - скромно обещает, сам приникнув к моей руке. Улыбается чуть шире. – Все будет хорошо, vati.
- Теперь ты мне это скажешь?..
Его лицо теплеет.
- Точно. А еще, наш чай остыл.
- Черт с ним, с этим чаем.
- Кей-поп с чаем вкуснее, - примирительно замечает Тревор. Вытирает остатки свои слез сам, садится ровнее в кресле. Еще немного дрожит его голос, но уже почти в норме дыхание. – Разделишь со мной?
Звучит многообещающе. Последняя его фраза так и вовсе – наш слоган. Я кратко Тревору киваю.
- Все, что будет нужно разделить, любимый.
Тревор доволен моим ответом. Все-таки вскрывает крафтовый пакет, достав на свет божий акционный десерт. Разламывает его на две части. Одну протягивает мне.
- Спасибо.
- И тебе, - вздыхает он, откусывая свой кей-поп, - тебе – больше.
На Портленд медленно, но верно опускаются вечерние сумерки. Имбирный чай остывает, пар от него больше не идет. Мы выезжаем в сторону дома.



31 декабря, всю дорогу до особняка Калленов Фабиан держит руку Сибель в своей. Не слишком заметно, но очень бережно потирает ее пальцы, стараясь успокоить. У нее маленькая ладонь, полностью помещается в его собственной. Фабиан этим пользуется – он ее согревает.
Они ни о чем не говорят. Тревор сидит посередине, спрятав Сибель в уютном полумраке заднего сиденья у окна. Гладит ее волосы кончиками пальцев, когда приникает к его плечу. Тревор переживает, но не так очевидно, как девочка. Он скорее выглядит задумчивым.
Гийом, занявший место слева от брата, тоже у окна, посматривает на них с подозрением. Он уже рассказал Сибель, что бабушка тоже печет печенье. И что у них хорошие Großeltern, очень добрые. Ей понравится. Гийом искренне хочет, чтобы Сибель у нас понравилось. Фабиан ему скромно, благодарно улыбается.
- Ты отличная группа поддержки, Паркер.
Парки таким комплиментом гордится, сразу же заулыбавшись.
Эдвард поворачивает на одноколейную дорогу, въезжая на нужную улицу. «Порше» идет мягко, уверенно пробираясь сквозь узкую бесснежную колею. В каждом из огромных домов горит свет, но кое-где праздничные украшения уже сняли. Сибель смотрит на особняки вдоль улицы с тем же ошеломлением, с каким не так давно их встретила я. Правда, в силу возраста, эмоции у нее более яркие.
На крыльце у Эсми и Карлайла горит россыпь желтых фонариков. Они оба уже ждут нас, кажется, заприметив еще вначале улицы. На Эсми темно-зеленое пальто в крупную клетку, а волосы собраны в простую, но элегантную прическу. Карлайл, накинув поверх синей рубашки серую куртку, мягко касается талии Эсми, традиционно возвышаясь за ее спиной. Они хорошо смотрятся вместе. Я очень надеюсь, правда надеюсь, что у нас с Эдвардом будет также. Каждый раз его родители – как наглядная подсказка, что это возможно.
- Папа, ну тормози уже!
Эдвард, усмехнувшись ремарке младшего сына, паркуется у самой пристройки гаража. Мы первые – с предупредительность Сокола этого стоило ожидать, сейчас лишь полтретьего. Раньше закончилась его встреча с адвокатом, он снова звонил Тимотею и, кажется, новости неплохие. По крайней мере, Falke смотрит в завтрашний день с большей уверенностью.
Гийом, отстегнув ремень безопасности и получив свободу, сразу же открывает дверь.
- Бабушка!
Прямо по снегу, выбирая самый короткий маршрут, он забирается на крыльцо. Эсми улыбается, притянув к себе внука.
- Привет, мой воробышек.
- Wie geht's, Парки?
Карлайл, наклонившись к мальчику, ерошит его светлые волосы. Паркер смотрит на него из-под бабушкиной руки. Протягивает свою ладошку, обняв и его тоже.
- Gut, Opa. Und wie geht es dir?
- Mir geht es gut, sonny, - смеется Карлайл.
- Wir haben eine Überraschung (у нас есть сюрприз)
- Neujahrsüberraschung? (новогодний сюрприз)
- Ja. Und er hat sogar einen Namen. (Да. И у него даже есть имя)
Карлайл с интересом оглядывается в нашу сторону, не совсем понимая, что Гийом имеет ввиду. Перехватывает взгляд Эдварда, как только он выходит из машины.
- Ну какой же ты молодец, Паркер, - хвалит малыша Эсми, поцеловав в макушку. – Мой любимый немецкий мальчик.
Эдвард помогает мне выйти из авто, предложив свою руку. Подъездную дорожку затянуло толстой коркой льда, так что это очень кстати.
- Осторожно, Schönheit.
Фабиан тоже намерен выбраться сегодня из машины. Вижу в боковом зеркале, как он нежно, но кратко целует Сибель. Что-то шепчет ей на ухо, мягко улыбнувшись. Она вздыхает.
Мы подходим к Эсми и Карлайлу, и миссис Каллен, словно бы давно этого ждала, довольно улыбается. Ее теплые глаза мягко переливаются.
- Эдди, Белла!
Сначала она обнимает меня, легко придержав за талию. А потом – Эдварда, уже чуть дольше. Он бережно гладит ее спину.
- Привет, мам.
- Ты раздавишь меня, vati!
- Дай-ка и мне обнять бабушку, Гиоймка, - смеется Эдвард. Целует Эсми в щеку.
- Здорово снова видеть тебя, Белла, - сдержанно, но по-доброму приветствует меня Карлайл.
Еще в машине Сибель смотрела на него с опасливым благоговением, как на Эдварда этим утром. Они и правда очень похожи. Но благодаря тому, что я знаю Сокола, могу лучше понять и его отца. Мы с Карлайлом подружимся.
- Здравствуйте, Карлайл, - искренне ему улыбаюсь. И, быть может, чересчур смело, нарушив спешно выстроенную границу, сама старшего Каллена обнимаю. Совсем некрепко и осторожно, но его пронимает. Карлайл теряется.
- Д-добро пожаловать, дети.
Эдвард наблюдает за ними – моей решительностью он доволен, ясно вижу это в синих глазах. Сокол обнимает меня за талию, снова оказавшись рядом. Гладит по спине, путаясь пальцами в прядях и касается губами виска. Наши отношения заметно крепнут за эти дни, восходя на следующий уровень. Пережив шторм Тревора, вместе выстояв за него, мы теперь друг друга куда лучше. И куда лучше умеем ценить настоящее.
Фабиан, перехватив руку Сибель в своей, идет в нашу сторону. Он следует чуть впереди, а Сибель – на полшага сзади. Ветер развевает ее темные волосы, остужает пылающее лицо. Сибель кажется мне совершенно растерянной до самого последнего шага. Но когда они останавливаются возле нашей компании, вдруг поднимает голову. Скромно, обезоруживающе улыбается.
- Бабушка, дедушка... это Сибель, - вздохнув, представляет их Тревор.
Он все еще выглядит несколько болезненно, но говорит ровно, взгляд уверенный. К тому же, Тревор чувствует поддержку папы. Их долго не было вчера и мне кажется, что они сполна вернули то доверие, что едва-едва не кануло в лету. Эдвард смотрит на сына гордо и с одобрением. Фабиан это видит.
Эсми с Карлайлом изумленно переглядываются. Всего мгновенье, но все же.
- Сибель?..
- Моя Сибель, моя девушка, - уточняет Тревор, крепко пожав руку Сиб в своей. – Теперь вы знакомы.
Эсми оттаивает первой. С проникновенной, теплой радостью взглянув на Фабиана, ласково улыбается его возлюбленной. Подходит к ней те два шага, что их разделяют, и бережно обнимает. Отстраняется, огладив ее плечи. Смотрит в мерцающие ее темные глаза.
- Какое у тебя волшебное имя, Сибель! Добро пожаловать!
- Спасибо, миссис Каллен...
- Тревви, - Эсми, переключившись на внука, обнимает и его тоже. – Замечательно, что вы приехали вместе. Ну наконец-то!
Карлайл, не готовый сегодня к таким чудесам принятия, мягко Сибель кивает.
- Рад познакомиться с тобой.
Улыбка девушки подрагивает, когда Карлайл так на нее смотрит. Но она сдерживается. Приникает к плечу Тревора, коснувшись щекой его черной куртки.
- Это и был сюрприз, - подает голос Гийомка. – Классный, правда?
- Еще бы, - вздыхает Карлайл. Оглядывается на Эдварда, но тот ему спокойно кивает.
- Пойдемте в дом, - Эсми, почувствовав неладное, разряжает обстановку своим оптимистичным, глубоким голосом. Она протягивает руку Парки, но первым уступает дорогу Фабиану и Сибель. – Ты любишь brunede kartofler, Сибель?
- Датский картофель в сахаре! Тревор его обожает! – уточняет Гийом, - и я тоже.
- Твой brunede kartofler божественен, бабушка, - поддерживает их старания Фабиан, энергично кивнув. – обязательно попробуй, Сиб.
- С удовольствием.
Мы с Эдвардом и Карлайлом остаемся на улице. Напряжение между ними разряжает воздух. Старший Каллен с недоумением и искренней тревогой смотрит Тревору вслед.
- Я тоже пойду, - почувствовав, что поговорить им следует вдвоем, касаюсь плеча Эдварда. – Холодно же сегодня.
Эдвард благодарно улыбается.
- Мы скоро, Sonne.
Карлайл с трудом дожидается, пока я отойду хотя бы на пару шагов. Подходит к сыну вплотную.
- Это та самая девочка?
- Что значит «та самая», пап?
- Из-за которой эта беда с полицией?
- Она ему сейчас нужна.
- Ты пугаешь меня, Эддер. Она втягивает его в такие дела, а ты позволяешь им встречаться? Еще и сюда ее привозишь?
- Девочка не причем. Поверь, папа, так нужно. Фабиану важно, чтобы ее приняли. Это его первая любовь.
- С каких пор эти разговоры и влюбленности тебя трогают, Эддер? Ты хочешь навещать его в тюрьме?!
- Не заставляй меня пожалеть, что мы обсудили это. Так сейчас надо – и всё. Мы поговорим в лучшее время и я объясню.
У самой двери я все-таки оборачиваюсь к ним. Карлайл мрачно смотрит на сына, но Falke непоколебим. Мне удивительно слышать и видеть его таким уверенным в Сибель. Еще пару дней назад Эдвард абсолютно разделял позицию Карлайла. Жаль, что Тревору потребовалось нырнуть на самое дно своего кошмара, чтобы изменить мнение семьи о Сибель. И о себе самом, в конце концов. Но лучше поздно, чем никогда. Эдвард умеет признавать свои ошибки, я уже знаю. И это дорогого стоит для каждого из его родных людей.
На кухне царит оживление. Эсми с Гийомом украшают запеченное мясо ягодками брусники. Тревор и Сибель пробуют глазированный мелкий картофель прямо с противеня, у кухонных тумб. Идиллическая картина.
- Белла! – окликает Гийом, выглянув из-за бабушкиной руки. – Хочешь брусники? Кислая!
- Сомнительный отзыв, Гийомка, - смеется Эсми.
- Зато честный, - закинув еще одну ягодку в рот, признает мальчик.
Калеб с семьей приезжает в три дня. Заходит в дом следом за Розали, сперва пропустив детей. Гийом тут же увлекает внимание Аннелиз, едва дав Эсми обнять внучку. Они уже заговорщицки обсуждают что-то в гостиной, покачивая шарики на огромной ели. Георг, кратко со всеми поздоровавшись, забирается на диван и достает из кармана айфон.
Розали мягко обнимает Эсми, натужно улыбнувшись. На ней сегодня простые темные брюки и розовая рубашка, никаких изысканных нарядов и украшений. Макияж совсем неброский, волосы собраны в хвост на затылке. Розали стильная, до боли красивая, но какая-то излишне сдержанная сегодня. При виде Эдварда за спиной свекрови она совсем сникает.
- Давай-ка я переложу спаржу на противень, Калеб.
Мужчина, с беспокойством встретив ее пустой взгляд, придерживает красавицу за руку. Не сразу отдает ей накрытое крышкой блюдо, с которым пришел.
- Что-то случилось, Роззи?
- Нет, - быстро отвечает, - ну же, Калеб. Сейчас все растрясешь.
- Что-то я ничего не понимаю, Эд, - вздыхает здоровяк-Калеб, когда Роз уходит на кухню. Обнимает брата, похлопав его по плечу. Потом оборачивается ко мне. – Как дела, Белла?
- Лучше всех, Калеб.
- Вот он, наш оптимизм в чистом виде, - басисто смеется брат Сокола, привлекая меня к себе. – Готова к возвращению в немецкие пенаты?
- Мы задержимся еще на неделю, - уточняет Эдвард. И сразу предупреждает. – Потом обсудим.
Тревор спускается со второго этажа. Сибель, уже немного попривыкшая к дому, все равно кажется напряженной перед новым знакомством.
- Фабиан! Кого я вижу! – радостно приветствует юношу Калеб, сделав шаг навстречу. И так и застывает в прихожей, когда примечает Сибель. Загадочно улыбается.
- У тебя сегодня своя компания?
- Это моя Сибель, дядя Калеб. Привет.
Тревор пожимает его руку и Калеб, глянув на Сибель сверху-вниз, одобрительно кивает.
- Привет, Сибель! Сбежать бы с Фабом от всей нашей семейки, м-м-м? В кино или на коктейли.
Девушка немного расслабляется, проникнувшись шутливым тоном Калеба. Когда-то он точно облегчил участь знакомства для меня. Калеб – чудо.
- Мне приятно познакомиться с вашей семьей, мистер Каллен. Спасибо большое.
- Ох, Фаб, она слишком для тебя хороша!
- Я знаю, - улыбается Тревор. Обнимает Сибель, притянув к себе. Она не возражает, хотя и смущается обоих братьев.
Рей приезжает в половину четвертого. Паркует «Теслу» у самого края дороги, передает Карлайлу- младшему шоколадный пирог. Алл что-то рассказывает на кухне Эсми. Розали нигде не видно.
Рей куда прохладнее принимает Сибель, когда Фабиан их знакомит. Пожимает ее протянутую руку, похвалив Тревора за решимость. Уходит в гостиную, перекинувшись парой слов с Эдвардом. Но мне кажется, дело тут не в Сибель. Все это больше связано с его собственными мыслями – как и Роз, Рей выглядит несколько потерянным. Он говорил Эдварду об их разводе? А Калебу? Калеб, мне кажется, знает о жизни своих братьев меньше всех. И искренне их поведению недоумевает.
- Чертовщина какая-то, Белла, - жалуется мне, опустившись на соседнее кресло. Мы сидим в гостиной возле ели, невдалеке играет на айфоне Георг, мерцают огоньки елки. Мелко сыплет за большими окнами снег.
- Это все конец года и вытекающее из него помешательство, - утешаю я.
- Я же говорю, самый оптимистичный человек семьи, - фыркает мужчина. Смотрит с пониманием. – Не без твоего влияния эта девочка здесь, а? Эдвард мудро поступил.
- Любовь для него не пустой звук, Калеб. Вот и вся магия.
- Оставишь это для наивных. Я вижу, как Эду хорошо с тобой. Наконец-то он нашел тихую гавань.
- Спасибо тебе.
- Это тебе спасибо, Изза.
Калеб широко улыбается, подмигнув мне. Похлопывает по руке.
Розали проходит через гостиную, направляясь куда-то вглубь дома. Останавливается, увидев нас с Калебом вместе. Смотрит на мужа очень жестко.
- Ты видел Аннелиз?
- Они что-то строят с Гийомом в библиотеке, Роз.
- То есть, у тебя все под контролем?
Калеб хмурится, но с улыбкой. Поднимается со своего кресла, подходит к жене. Роз будто бы свысока на него смотрит, губы сжаты в тонкую полоску. Красота ее в эту секунду почти угрожающая.
- Что случилось, любимая?
- Будь так добр, проследи за дочерью. Лиззи последнее время увлекается чем не нужно. Интересно, с чего бы?
- Роззи, - он пробует коснуться ее, но женщина отстраняется.
- Ладно, я сама, - отворачивается, - хорошей вам беседы.
Калеб накрывает лицо ладонью, глубоко, слишком глубоко вздохнув. Смотрит на меня с раскаяньем.
- Все в порядке, Калеб. Бывает.
- Что-тот все чаще оно у нас бывает, Белл, - морщится тот. – Да уж.
В четыре вечера, когда Эсми уже зовет всех за стол, в дверь звонят снова. Карлайл, на правах хозяина, открывает лично. Удивленно, недоверчиво улыбается.
- Элли?
Элис, сразу же обняв старшего Каллена за шею, тепло целует его щеку. Смеется.
- Ты не рад меня видеть, Opa (дедушка)?
- Еще как, малышка, - опровергает Карлайл, обняв ее крепче. - Но откуда ты?..
- Эммет меня подвез, - пожимает плечами Элис. Видит меня у лестницы, машет рукой. – Привет-привет, Белла. Мальчишки с вами? Папа?
- Где же им еще быть, Элли, - вздыхает Карлайл. Отпускает внучку, давая ей наконец пройти в дом.
На Элис красивое светлое пальто, недлинные волосы уложены у плеч, на губах темно-красная помада. Ярко, увлеченно сияют ее глаза – такие же, как у Фабиана, такие же, как у Террен. Элис счастлива.
- Элли! – восклицает Эсми, выглянув из арки столовой.
- Привет, бабушка! Дядя Калеб, Рей.
- Давно же ты не баловала нас вниманием, - упираясь плечом в дверной косяк, посмеивается Калеб с наигранным недовольством.
- У меня были дела, - загадочно щурится девушка. Снимает свое пальто и почти сразу, не дав толком его и повесить, Гийом повисает на ее талии. Элис нагибается, крепко брата обнимая.
- Элис, ты приехала!
- Я еще и страшно соскучилась, Парки, - уверяет она, потрепав его волосы. – Как жизнь с папой? Веселитесь?
Она оглядывается на меня, но кратко. Возвращается к брату.
- Не так, как ты думаешь. Но у нас есть новости.
- Как же без новостей, - смеется. – Какие на этот раз?
- На этот раз – мои, - подает голос Фабиан. Подходит к сестре вместе с Сибель, и выдерживает ее прямой вопросительный взгляд. – Это моя сестра, Сиб, Элис. Элис, это моя Сибель.
Не скрывая своего удивления, Элоиз поглядывает на Сибель сверху-вниз. Но с интересом.
- Девушка твоя что ли, Тревор?
Вся семья, собравшись в прихожей, является свидетелем этой сцены знакомства. Очередной для Фабиана сегодня, он уже начал к ним привыкать. Впрочем, Элис о Сибель вряд ли что-то слышала в последнее время в принципе.
- Да, Элл. Вот и познакомились.
- С ума сойти, Тревор! Ну привет, Сибель, которая девушка.
- Здравствуйте, Элоиз, - смятенно, но улыбчиво отзывается та.
Элис обнимает их с Тревором обоих, брата, правда поцеловав в щеку. Он выше ее едва не на голову и Элис усмехается. Кажется, оставляет на его щеке едва заметный след помады.
- Мой младший старший братик, - вытирает его кожу, усмехнувшись. – Я так рада тебя видеть.
- Я тоже, Элли. Правда.
Давно Элоиз не казалось мне такой счастливой. Жизнерадостной и энергичной она была всегда, правда, до нашей совместной с Эдвардом встречи в Берлине. Потом случались иные сложности и новые люди... но вот тепреь, здесь, в Мэне, я впервые вижу Элис дома. И она, мне кажется, этой жизнью более чем удовлетворена. Эммет подвез, говорит?..
- Ты как всегда вовремя, Элли. Мы как раз садимся за стол, - напоминает о себе Карлайл, хлопнув в ладоши. Вешает пальто внучки, едва не упавшее, обратно на вешалку. Кивает на столовую. – Пойдем-ка, дети.
Калеб, отрываясь от стены, не спорит. Рей уходит за ним и садится на самый дальний стул. Гийомка и Аннелиз тоже уже в столовой, делят с Аллом какую-то безделушку со стола. Георг философски за ними наблюдает.
- Через минутку приду, - обещает Элис Карлайлу, пропуская его и Фабиана с Сибель в столовую. Напоследок похлопывает брата по плечу, мол, так держать. Он усмехается.
Мы с Элис остаемся в прихожей одни. Прежде, чем успеваю сделать и шаг ей навстречу, Элис уже сама подходит. Смотрит пронзительно, но немного робко. Аккуратно мне улыбается.
- Вот ты и в Портленде на праздники, Белла.
- Не поспоришь, Элис.
- Мы заключили перемирие, я помню. Но в нем, наверное, нет больше особого смысла.
Я изгибаю бровь, не могу удержаться, и Элис усмехается. Качает головой, заканчивая мысль:
- Я к тому, что все сложилось вполне неплохо. Эддер счастлив, мальчики довольны, семья вот тебя приняла. Я зря боялась.
- Спасибо.
- Ты любишь говорить «спасибо», я помню, - вздыхает Элис. Смотрит на меня с улыбкой и мне вдруг вспоминается и Берлин, и наши встречив в «Сиянии», и те походы к Бураку за менеменом, по музеям, на ярмарки... Элис долгое время быдла моим единственным другом. И пусть эта дружба основательно накренилась, думаю, у нас еще есть шанс ее спасти. Перевести в другую плоскость, быть может, но оставить. Хотелось бы верить.
- Я скучала по тебе, Элис, - честно признаюсь я. Не думаю лишнего, просто говорю. Последнее время это – лучшая тактика.
- Я совру, если скажу, что я – нет, - хмыкает она. Осторожно касается моего плеча. – Но теперь нам часто предстоит видеться.
- Я не буду против.
- Я тоже, - улыбается Элис. – А еще... спасибо, что дала Эммету мой номер тогда. И твои подсказки ему – это так мило. Он мне признался.
- Он тебя привез?
- Пока еще не готов встретить папочку, так что да, просто подвез, - прыскает Элис. – Но мы работаем над этим.
- Ты ему очень нравишься.
- Он мне больше, - вздыхает она. В глазах – мечтательное выражение. Я узнаю прежнюю Элис. – Но это мы еще обсудим. Сейчас безопаснее все-таки пойти в столовую, пока бабушка не пришла звать снова. Она умеет сердиться.
- Эсми? Да ты что.
- Еще как! Не стоит испытывать судьбу. Кстати, папу я так и не видела еще.
- Думаю, он наверху, - оглядываюсь на лестницу, приметив, что в столовую Эдвард точно не заходил. - Я позову.
- Надеюсь, нам потом не придется искать вас обоих, - хмыкает Элис. Но больше ничего не говорит. Направляется к ванной, как и планировала. Я поднимаюсь на второй этаж.
Дом и вправду огромный. Широкий коридор темным полотном ковровой дорожки уходит вперед, разветвляясь на несколько закрытых дверей. Стены покрашены в цвет слоновой кости, обиты внизу деревянными панелями. На каждой из них по две картины в тяжелых рамках – четыре репродукции отождествляют собой четыре сезона года. Один и тот же пейзаж, кажется, с маяком Портленда, сияет то в осеннем дожде, то в летнем солнце.
Мне любопытно. Никогда не была дальше гостиной и чувство, как минимум, непривычное. Эсми смогла сделать этот старый особняк истинным семейным очагом и мне есть чему у нее поучиться.
Коридор поворачивает вправо. Высокий книжный шкаф высится у стены, возле него кресло и журнальный столик – но лампа на нем не горит. Зато полоска света видна из-под соседней двери. Она наполовину открыта – что-то вроде кабинета, есть письменный стол, стеллажи с книгами и старый кожаный диван. Негромкие голоса доносятся изнутри.
- Ты не так это понял... ты и не смог бы.
- Скажи мне, что я не прав, Роз, - требует Эдвард с ощутимой сталью в его низком голосе. – Что ты этого не делала.
Не знаю, лучший ли сейчас момент, чтобы к ним зайти. Слышу шаги по паркету, как кто-то резко выдыхает, как вибрирует телефон.
- Она мне не чужой человек, да пойми же ты, - с дрожью в тоне просит Розали. Ни разу прежде я не слышала, чтобы она так отчаянно говорила.
Эдвард смягчается. Вижу, как подходит к стене, возле которой Роз стоит. Это не больше половины от всей картины, дверь загораживает остальное, но мне достаточно. Эдвард наклоняется к Роз, ровняясь с ней ростом. Смотрит в глаза.
- Кэтт тебя использует.
- Даже если так... вдруг это действительно серьезно? Кто ей поможет, кроме меня?
- Что она тебе сказала. Повтори мне.
Розали, такая сдержанная прежде, такая холодная, едва не плачет. Накрывает ладонью свою грудь, треплет пальцами пуговички рубашки.
- Ей угрожает мужчина. Какой-то влиятельный давний знакомый. Он хочет ее убить.
- С чего бы вдруг?
- Всей истории я не знаю. Но уже достаточно, что такая угроза... ты понимаешь, Эддер? Убить. Она моя сестра.
- И что она, будет подавать иск? – поджимает губы Эдвард. Они больше не двигаются, так и стоят рядом возле этой стены. Розали судорожно вздыхает.
- Да.
- А ты оплатишь адвоката. Весь его счет.
- Да. И ты поступил бы также – для Калеба или Рея... ты поступил бы также, Эдвард.
Почти на минуту в комнате повисает абсолютная тишина. Розали поправляет волосы, нервозно распустив свой хвост. Ее красивые кудри рассыпаются по плечам, видоизменяют тени на полу. Эдвард подступает к Розали совсем близко, почти интимно. Она замирает.
- Я – этот мужчина, - серьезно произносит он.
- О чем ты говоришь.
- Тот, кто угрожает Кэтрин. Это я.
Розали вздергивает голову, что есть мочи сжав пуговицы рубашки на своей груди. Вздрагивает.
- Неправда. Нет. Не может быть.
Она трижды повторяет отрицание, но Эдвард на него не реагирует. И Роз понимает, что он не врет. Осекается.
- Зачем?..
- Это наше с ней дело. Поверь мне, Роз. Я ни разу тебе не солгал. Не нужно помогать ей со мной воевать, не нужно за это платить. Она просто тебя использует. Родные люди так не поступают.
- Какого черта вы снова?.. Я думала, все давно выяснили. Она же простила тебя!
- Неважно.
- Ну уж нет, - женщина отстраняется от стены, отходит в центре комнаты. Она высоко держит голову, плечи прямые, взгляд – острый. Искажается от гнева ее лицо. – Просвети меня, будь так добр. Или то, что ты сделал с Кензи, тоже было неважным?
- Ты знаешь все про меня и Маккензи, Розали, - сурово обрывает ее Эдвард. Ходят пазухи его носа, чересчур ровной становится поза, - И ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы оценить последствия. Я сделал для девочки все, что мог, чтобы искупить вину. Мы говорим о Кэтрин, а не о Кензи.
- Она намерена поднять то дело... если найдется свидетель или сама Маккензи скажет... ты понимаешь, чем тебе это грозит? Что она сотворила, что ты готов на это пойти? Рисковать свободой?
Эдвард мгновенье медлит, глубокая морщинка прорезает его лоб. Но потом качает головой.
- Мы не станем это обсуждать, - отрезает он.
- Ты так решил?
- Я, Роз.
Розали складывает руки на груди, совладав с дыханием. Лицо ее теперь беспристрастно, ледяная маска. Волосы на плечах пружинят от каждого движения. Голос звучит глухо, но уверенно.
- Если ты мне не объяснишь, я найму этого адвоката. Просто потому что она мне доверилась, она мне объяснила. И про твои угрозы, и про поведение. Что ты вообще о себе возомнил, Эдвард?
Каллен отворачивается от окна в глубине комнаты, смерив Розали пристальным, темным взглядом. Раздумывает пару секунд, не больше – снова. Но вот теперь говорит:
- Фабиан.
Розали не до конца верит, что он вправду намерен ей что-то прояснить. Хмуро и нетерпеливо на Эдварда смотрит. Опускает руки.
- Фабиан?
- Мой сын.
- Причем здесь Фаби, Эдвард?
Эдвард само спокойствие, просто определение этого слова. Мне тревожно.
- Она совратила Фабиана, Роз. Твоя сестра.
Розали с силой сжимает ладони в замок. Замирает в пространстве, словно ее ударили. Беспомощно оглядывается вокруг, сжав губы, будто так станет легче.
- Как это, «совратила»?
- Занималась с ним сексом. Всю ночь его пятнадцатилетия. А потом заставила молчать об этом. Восемь месяцев за свое молчание брала плату.
Розали и слушает его, и не слышит. Все качает головой. Опирается о ту самую стену как о последнее, что осталось надежным.
- С твоим Фабианом?.. Кэтт?
Эдвард подходит к Роз, становится рядом. Не касается, не объясняет подробнее, ничего не спрашивает сам. Только лишь внимательно, пристально смотрит глаза. Очень близко. И обещает:
- Она за это сядет.
Слышу, как кто-то поднимается по лестнице. Довольно быстро, но тяжело – не дети. Калеб хмуро выглядывает в коридор второго этажа.
- Белла! Ты видела Роз или Эда?
Сокол, услышав брата, шире открывает дверь. Видит меня, когда света становится больше. Хмурится, но ничего не говорит.
- Мы здесь, Калеб.
- Кто «Мы»? – причитает тот, несколько медвежьей походкой проходя коридор. Останавливается на пороге комнаты, с сомнением заглянув внутрь. Глаза его при виде жены округляются.
- Роз? А ты здесь как?
Миссис Калеб Каллен, с силой сжав губы, сдерживает себя из последних сил. Не замечает ни меня, ни Эдварда больше. Калеб подходит к ней, растерянно, беспокойно наклонившись к лицу. Мягко касается прядки волос, что прячет ее взгляд, убирает ее. Тихо, бархатно зовет:
- Роззи?
И все. Это служит для женщины последней каплей. Как делала лишь Аннелиз на моей памяти, Розали вдруг подается вперед и обхватывает Калеба за шею так сильно, что тот с трудом удерживает ее в руках. Розали жмется к нему, как испуганная маленькая девочка, прячется у плеча. Хрипло, коротко, судорожно всхлипывает.
Калеб теряется окончательно.
- Роззи, да ты что?.. Что такое?
- Прости меня.
- Простить? За что это еще? Эдвард? Что у вас тут было?
Сокол оглядывается на меня. Мягко, но требовательно касается плеча. Прекрасно понимает, что большую часть я слышала. И что подслушивала, соответственно, понимает тоже. Не злится и не расстроен, скорее выглядит уставшим. Кивает мне на лестницу.
- Иди вниз, Изза. Начните без нас.
- Элис пришла...
Его лицо чуть светлеет, улыбка получается слабой, но не натянутой.
- Да? Это хорошо. Скажи Элли, я скоро приду. Пожалуйста, Schwalbe.
Думаю, мне и вправду лучше вернуться в столовую.

«Порше» останавливается у дома Сибель в семь сорок вечера. Свет в узких окнах еще не горит.
Сибель негромко прощается с нами обоими в темноте салона.
- Спасибо вам за вечер. С праздником.
- С новым годом, Сибель, - желает Эдвард.
Фабиан выходит с девушкой, намеренный проводить ее до двери. Они медленно поднимаются по лестнице и Сибель что-то Фабиану говорит, пожимая его пальцы в своих. У самой двери юноша нежно Сибель целует, куда трепетнее, чем можно было бы представить. Я отворачиваюсь, оставляю их одних. Гийом дремлет, приникнув головой к спинке заднего сидения.
- Извини, что я вас подслушала.
Эдвард наблюдает, как Фабиан расстается с Сибель. Вид у него несколько напряженный, но больше – задумчивый.
- Вряд ли ты узнала что-то новое.
- Я не собиралась, просто хотела позвать вниз и...
Каллен смотрит на меня с пониманием, довольно нежно. Накрывает мою руку своей.
- Ничего, Liebe. Не страшно.
Сибель закрывает входную дверь, отпуская Тревора. Ее матери еще нет. В одном из окон вспыхивает неяркая лампочка. Тревор медленно, куда медленнее, чем поднимался, бредет по лестнице вниз.
- Розали доверяет Кэтрин?
- Как старшая сестра, - вздыхает Эдвард. – И эта дрянь всегда этим пользовалась.
- Это хорошо, что ты рассказал ей.
- Не знаю, хорошо ли, Изза. Но право знать у Роз точно есть.
Фабиан садится в машину, глухо закрыв за собой дверь. Взгляд у него тяжелый.
- Все в порядке, Sohn?
- Нормально, - уклончиво выдыхает парень. Он тоже откидывает голову на спинку сиденья, прикрывает глаза. В полумраке зимнего вечера лицо у него бледное и уставшее.
Домой мы добираемся в молчании. Тишину разбавляет лишь местная радиостанция, которую Falke делает погромче. Там играет какая-то старая американская песня. Фабиан пространно смотрит в свое окно. Гийом просыпается.
- Мы скоро приедем, папа?
- Уже почти, малыш.
- Тревор?..
- М-м?
- Мы посмотрим мультик?
Тревор помнит, что обещал брату пару серий из «Утиных историй». Этот мультфильм стал невольным свидетелем всей это тяжелой недели – справедливо было бы им же ее завершить.
- Да, Паркер. Посмотрим.
Медленно открываются ворота гаража. Эдвард, остановив машину, вынимает ключ-карту из зажигания. Фабиан выходит первым.
Через сорок минут они с Гийомом уже устраиваются на диване с пачкой готового попкорна. Утята на экране говорят по-немецки. Фабиан накидывает на Гийома плед, оставив себе лишь маленький его кусочек. Периодически поглядывает на экран своего мобильного.
Парки засыпает на плече брата еще до конца первого эпизода. Эдвард сам укладывает его в постель. Желает спокойной ночи Тревору, что поднимается к себе. Тревор крепко обнимает его, приникнув к плечу.
- Спасибо, пап.
- Люблю тебя, Тревви. Sehr stark.
В нашу спальню Эдвард возвращается в мирном настроении. Заходит в ванную. Наблюдает, как расчесываю волосы после душа у круглого зеркала. Неявно улыбается.
- Ты загадочный, Эдвард.
- Все-таки неплохой день выдался, правда? – скромно спрашивает он.
Улыбаюсь ему, не скрывая нежности.
- Очень хороший. И это – твоих рук дело.
Он хмыкает, подступив ко мне на полшага ближе. Невесомо касается подвивающихся, еще влажных после душа локонов.
- Они отросли, тебе не кажется?
Эдвард удивляется моему вопросу. Правой рукой, и самовольно, и бережно накрывает низ моего живота. Тонкая сорочка на бретельках не скрывает тепла его кожи, да и физическая моя реакция на Каллена более чем очевидна. Второй ладонью он неспешно ведет по всей длине моих прядей, потирает их кончики между пальцами.
- Очень даже, Белла.
Убираю расческу на тумбочку. Смотрю в отражение глаз Эдварда рядом с собой.
- Тебе больше нравятся длинные? Или лучше короткие?
- Мне больше нравятся твои, - примирительно отвечает, - очень красивые.
- Длинные или короткие, Falke. Ну же.
- Длинные.
- Я знала, - улыбаюсь, повернувшись к нему лицом. На щеках Эдварда очаровательные ямочки от улыбки. Мягко переливаются его синие глаза, мои самые любимые. Расслабляются черты лица, наполняются теплом и спокойствием. Мне этого не хватало.
Мужчина как следует обвивает меня за талию, когда я его целую. Отвечает мне сполна, очертив пальцами каждый позвонок. Слегка задевает ткань ночнушки, сдвинув ее выше на бедре. Касается обнаженной кожи с благоговением. Чуть шершавые кончики его пальцев.
- Ich vermisse dich. (я скучаю по тебе)
Эдвард прерывисто выдыхает, оторвавшись от моего лица. Я удивляю его снова.
- Ich will dich, Schönheit (я хочу тебя), - шепчет, запустив руки мне в волосы, огладив контур шеи. – aber nicht jetzt.
С немецким у нас определенно наметился прогресс. Но пока – не настолько.
- Что?.. – хмурюсь я. Эдвард целует мою щеку, а потом – уголок губ. Трепетно, как впервые.
- Не сейчас, любимая.
Я не стараюсь скрыть разочарования. Вернее, умом прекрасно понимаю, что после всего случившегося с Тревором, этого насыщенного вечера, проблем с законом и проблем в принципе, множащихся каждый час, это как минимум... сложно. Сложно найти время для нас двоих. И все же, я безумно по Эдварду соскучилась.
Он понимает. Утешительно, очень нежно целует мое лицо, гладит волосы и спину. Согревает своими руками, напитывает своим присутствием. Никуда не уходит.
- У меня кое-что есть для тебя, Белла.
Я хмурюсь и Эдвард снова загадочно улыбается.
- Разве мы дарим подарки на Новый год?
- Новый год – тоже праздник.
- Эдвард, правда, - кладу ладони ему на грудь, призывая себя услышать. – Тебе не нужно постоянно мне что-то дарить.
- Не лишай меня этого удовольствия, - обиженно протягивает Каллен, усмехнувшись. Глаза его снова горят, улыбка становится шире.
- Так не честно.
- Еще как честно, Изабелла. Пойдем.
Я бы поспорила с ним еще, но мне правда интересно. Подарки Эдварда это всегда нечто особенное, что-то, что не забывается. И он искренне любит их дарить, это уже тоже заметила – вспомнить хотя бы семейное рождество и наш последующий маленький праздник. А мне нравится доставлять Эдварду удовольствие – всеми возможными способами.
Сокол доволен, что я не спорю. Увлекает меня обратно в спальню, оставив расческу позабытой на умывальнике. Останавливается возле комода. На его темной поверхности лежит матовый бордовый конверт.
- Я боюсь.
- Это зря, Schönheit.
Эдвард наблюдает за каждым моим движением. Как нерешительно и опасливо смотрю на конверт. Как беру его в руки, погладив острые края. Как ищу шов, чтобы вскрыть бумагу. Но конверт не запечатан.
С подозрением касаюсь бумаги внутри него. Это точно бумага, только очень плотная. С трудом достаю ее на свет божий.
- Это билеты?..
Черным по белому на листах выведен штрихкод. И печатным шрифтом отмечены два места: вылета и прилета. Аэропорт Берлин-Бранденбург. Lufthansa. Бизнес-класс.
Эдвард ждет моей реакции. А я толком и не знаю, что сказать. На всякий случай еще раз смотрю на точку прибытия.
- Мы летим в Венецию?
- Не самый скучный город для маленького путешествия, - аккуратно предполагает Каллен, коснувшись кулончика с соколом и ласточкой на моей шее. – И день подходящий.
День. Я снова смотрю на билеты, но теперь ищу дату. Сдавленно усмехаюсь.
- 14 февраля?..
- Наш заслуженный праздничный уикенд. Как думаешь?
Обнимаю его, потянувшись вперед. Эдвард с удовольствием принимает меня в объятья. Приятно массирует спину.
- Это потрясающе.
- Как ты говорила? Я не совсем понимаю, нравится тебе или нет, - вспоминая мои слова о его реакции на кофейный каппинг, подначивает Эдвард. Я смеюсь у его шеи, поцеловав обнаженную кожу. Любимый снова пахнет цитрусами и сандалом – моя личная маленькая сказка.
- Мне очень нравится. Каждый раз думаю, что больше удивить меня уже невозможно... но у тебя получается. Стабильно получается, Эдвард.
- Это лестно слышать, малыш.
Целую его яремную ямку, кладу голову на плечо. Не хочу, чтобы оставлял меня этим вечером – но Эдвард и не планирует. Это греет сердце.
- Мы летим вдвоем?..
- Там должно быть написано.
Поднимаю руку с билетами выше, повернув их поближе к себе. Ищу наши имена среди цифр. Вот Эдвард, а вот... удивленно моргаю. Еще раз пересматриваю. Нет. Не ошиблась.
Берлин Бранденбург – Венеция Марко Поло. 14 февраля. Второй ряд, третье место. Мистер Эдвард Каллен.
Берлин Бранденбург – Венеция Марко Поло. 14 февраля. Второй ряд, четвертое место. Миссис Изабелла Каллен.
- Эдвард...
Он касается двумя пальцами моего лица, бережно гладит его, приподняв подбородок. Просит на себя посмотреть. В чертах его, удивительных и таких близких, чистейшее любование. И темный, матовый блеск, как на поверхности Мюггельзе перед закатом. Я как будто бы смотрю Эдварду в душу.
- Я бы хотел начать новый год с этого обещания, meine Schönheit. И никогда больше мою ласточку не отпускать.
У меня не так много слов остается.
- Ты хочешь?.. Со мной?..
- Это не официально предложение, тебе ничего не нужно мне отвечать, - с легкой поспешностью уточняет Эдвард, заволновавшись. Пронзительно, но честно смотрит мне в глаза – не прячет ни одного своего чувства. - Я лишь хочу, чтобы ты знала. Чтобы ты была моей. И чтобы отныне на всех билетах, пригласительных и открытках твое имя было написано именно так. Миссис Каллен. Изабелла Каллен. Моя жена.

----------
Будет безумно интересно прочесть ваши отзывы, мысли и идеи. На форуме и тут Спасибо за интереск к СиЛ!
- Форум -