- Компьютерный класс? – Энтони улыбнулся, заходя вслед за мной в одну из аудиторий моего колледжа, где студенты могли бесплатно выйти в интернет и найти необходимую информацию. Здесь, в Мексике, далеко не все могли позволить себе иметь дома достаточно мощную машину, и в таких классах редко бывало безлюдно.

- Садись, - ухмыльнулась я, показывая на свободный стул перед монитором, одном в цепочке многих. Я тут же подвинула себе еще один стул и открыла браузер, с замиранием сердца поглядывая на Энтони, настроение которого остаток дня оставалось приподнятым, как и мое. Быть хирургом – это не то же самое, что вором.

День прошел хорошо. Я очень редко брала отгулы, но сегодня не жалела ни о чем: мы с Энтони бродили по городу, держась за руки, рассматривали достопримечательности, посидели в маленьком дешевом кафе и с огромным удовольствием заглянули в крошечный местный океанариум.

Потом мы вместе посетили мои вечерние лекции, где Энтони не раз продемонстрировал знание предметов, подтверждая свою профессию, а теперь пришли сюда, в электронную библиотеку, встречу с которой с нетерпением ждали весь день.

Я набрала в поисковике слова «доктор» и «деньги», а немного подумав, добавила имя «Эдвард» и улыбнулась Энтони.

- Эдвард? – Его идеальные брови сошлись к переносице, лицо напряглось.

- Ты сегодня два раза отреагировал на это имя, как будто тебя позвали, - пояснила я, и он не возражал.

Мы вместе следили за загрузкой ленты новостей, а потом прильнули к экрану, читая названия. Сразу стало очевидно, что мы на верном пути.

«Доктор, лечащий Эдварда Сноудена, рассказал…»

«Шестилетний Эдвард Петерсон нуждается в срочном лечении. Доктора говорят, что…»

«Эдвард Каллен, сын известного пластического хирурга и…»

«Эдвард Каллен – расследование странного преступления…»

«Эдвард Каллен до сих пор не найден…»

«Эдвард Каллен отдыхает на Багамских островах. Фото и видео…»

Энтони тяжело задышал рядом со мной, когда я открыла одну из статей и заголовок появился целиком. Неопровержимым доказательством того, что мы нашли искомое, была фотография Энтони собственной персоной. Ошибиться было невозможно.



Если до этого Энтони дышал с трудом, то теперь перестал дышать вообще.



Стул с грохотом отъехал, заставив меня не просто вздрогнуть, а подскочить на месте. Шокированная и дезориентированная, я наблюдала, как Энтони широкими шагами уходит прочь. Остановившись у окна, он сжал переносицу пальцами и напряженно застыл, а я, не в силах побороть сочувствие к нему и одновременно ужас, продолжила читать.



Я прочитала еще несколько публикаций, но все они не привнесли ничего нового. Информация сводилась к одному: главной версией полиции оставалось предположение, что Эдвард Каллен убил отца и сбежал со всеми найденными в сейфе деньгами на своей машине, и больше ни его, ни машину никто нигде не видел. Понятно – почему. Ниточка вела прямо сюда, в Сан-Хосе. Кто были эти люди, искалечившие и почти убившие его? Нанятые кем-то из семьи отморозки, поймавшие его на половине пути и решившие своими силами, без вмешательства полиции закрыть «семейный» вопрос? Или, может, это были его подельники, с которыми он договорился, но не поделился, припрятав краденое?

Тысячи вопросов кружились в голове, а Энтони – точнее, Эдвард – так и стоял возле окна со сведенными плечами и закрытым рукой лицом. Мне было жаль его, что он узнал о себе такое, но я находилась в ужасе, что это могло быть правдой. Я переживала за то, что он вор, но каково мне будет смотреть в его глаза теперь, когда я знаю, что он подозреваемый убийца, и не случайного человека, а собственного родителя? Это в корне меняло все дело…

Одна деталь мешала страху взять верх над сомнениями: головорезы говорили о женщине, которая велела «сделать все так, чтобы это выглядело естественно». Кем она была, еще одна обманутая подельница? Или обиженная любовница? А может, это кто-то из родственников, кому одной трети наследства показалось мало? Но тогда терялся мотив преступления: кому из них могла быть выгодна немедленная смерть Эдварда Каллена и исчезновение даже его тела, если это отсрочит получение наследства на целых полгода? Бессмыслица какая-то.

Запутавшись, я призналась самой себе, что из меня не получится детектив, и, закрыв все вкладки и освободив место, направилась к Эдварду. Его спина показалась каменной, когда я осторожно приложила к ней руку, привлекая внимание. Мужчина с трудом освободил от хватки пальцев свое лицо: его глаза были красными от боли и гнева.

- Пойдем домой, - устало предложила я, ни слова больше не говоря – я знала, ему не хочется обсуждать то, что мы прочитали.

Он кивнул и больше не смотрел на меня, глядя только под ноги или вперед. Когда он обнял меня за плечи одной рукой, она сильно дрожала.



Ни слова. Эдвард не произнес ни слова с тех пор, как мы приехали домой. Я сделала вид, что в моем уединенном хрупком королевстве ничего не изменилось: выбросила из головы прочитанное и занялась готовкой ужина, впервые за несколько недель сама. Эдвард сидел на кровати перед включенным телевизором, но смотрел сквозь него. Его лицо было мрачным и непроницаемым, а кулаки периодически белели, разжимаясь лишь для того, чтобы взъерошить волосы или поменять напряженное положение тела.

Откровенно говоря, такого Энтони я боялась. Не так, как вначале, когда впервые увидела его и не знала, чего ожидать. Нет, этот новый Энтони-Эдвард вызывал во мне какой-то новый вид страха: я словно предчувствовала приближение беды, и была уверена, что перемены мне не понравятся.

На мое приглашение к столу Эдвард мотнул головой, и мне пришлось ужинать одной. Впрочем, я его понимала: мне тоже кусок не лез в горло.

Однако когда пришло время лечь спать, я решительно направилась к мужской фигуре, угадывающейся на постели в почти кромешной темноте. Не знала, примет ли он меня – казалось, Эдвард никого не готов сегодня видеть. Его отчаяние было осязаемым, оно отравляло все вокруг, как смертельный яд.

Но я ошиблась. Стоило мне неловко протиснуться под одеяло и робко, с величайшей осторожностью коснуться еле видимой на подушке щеки, как я оказалась в плену теплых рук, прижатой к мужскому телу.

- Ты пришла! – удивленно выдохнул он.

- Я целый вечер не знала, с какой стороны к тебе подступиться, - пробормотала я. – Ты же мрачен, как грозовая туча!

- Я был уверен, что теперь тебе противен…

- Я пока не решила, как ко всему этому относиться, но я люблю тебя – слишком поздно, чтобы это могло измениться. Ты все еще тот, кто заботился обо мне каждый день последние несколько недель…

Эдвард с тяжелым всхлипом зарылся в мою шею и замер, полностью прижав меня к себе. Только иногда, с большими перерывами судорожно вздыхал, пополняя запасы воздуха.

Выпростав руку из-под одеяла, я мягко погладила его по волосам, как маленького испуганного ребенка. Как бы я ни относилась к его поступку, я была просто женщиной, и я любила этого мужчину, несмотря ни на что. Боль, которую причинила полученная шокирующая информация, была нашей общей – мне, как и Эдварду, требовалось время, чтобы даже просто осознать масштаб случившейся катастрофы. Я не была готова.

- О чем ты думаешь? – пробормотала я, желая разбить угнетающее затянувшееся молчание.

- О тебе, - удивил он меня ответом. – О себе… Взвешиваю «за» и «против»…

Моя неотчетливая тревога превратилась в бетонную стену, врезавшуюся в грудь и разбившую сердце на миллион остро ранящих осколков.

- Ты собираешься бросить меня, - мой хрупкий мир, лишь день назад ставший идеальным, стремительно потерял яркие краски.

Эдвард вздохнул, прижавшись ко мне еще теснее. Голос звучал сдавленно, вибрируя на моей коже:

- Ты же понимаешь, что другого выхода нет? Я совершил ужасное преступление и обязан понести наказание. Я не смогу прятаться здесь вечно, зная, что натворил. Не представляю, какая немыслимая нужда заставила меня поднять руку на родного отца, к тому же, смертельно больного – это не укладывается в голове, – но совесть не позволит просто забыть об этом. Я должен сдаться полиции.

Я знала, что он прав. Но моя маленькая часть кричала во весь голос внутри бьющегося о ребра сердца, чтобы он остался. После стольких лет одиночества и страха я не могла потерять того, кто привнес в мою темную и пустую жизнь свет.

- Единственная причина, по которой я не сделал этого еще днем, это ты, - продолжал он, и я обняла его за шею со всем возможным отчаянием. – Меня страшит мысль, что ты останешься тут одна, и пока меня не будет, с тобой что-то случится. Я не хочу оказаться в мире, в котором больше не будет тебя, Белла. Может, я кажусь тебе чересчур мелодраматичным, но я действительно чувствую, что не переживу этого. Я так сильно люблю тебя.

Я испытывала то же самое. Украдкой всхлипнув, зажмурилась и стерла образовавшуюся слезу.

- Если бы я помнил, куда дел эти чертовы деньги, я бы отдал их тебе, чтобы ты могла переехать в нормальную городскую квартиру и больше ни в чем никогда не нуждаться. Ты смогла б оплатить операцию Джасперу, и он позаботился бы о тебе. Тогда бы ты была в безопасности, а я – хотя бы отчасти спокоен за тебя. Но я не помню. В моей голове – пустота. Ничего, связанного с сейфом и побегом. Лица на фотографиях – Карлайла и Эсми, и Элис – кажутся знакомыми, но не более. Я даже не смогу рассказать полиции правду, потому что попросту не знаю ее!

- Тогда не рассказывай, - умоляла я, ненавидя себя за то, как трусливо звучу. Малодушие внутри меня боролось с законопослушностью: я знала, что Эдвард должен поступить по совести, и готовность сделать это поднимала его в моих глазах, но как же сильно я не хотела его отпускать!

- Я перестану уважать себя, если проявлю эту слабость. Да и ты тоже не хочешь этого в глубине души…

Черная тоска накатила сбивающей с ног волной, и я, зажмурившись, горько и безудержно разрыдалась.

- Я не смогу без тебя, - всхлипывала я, хватаясь за шею Эдварда, желая слиться с ним в единое целое в прямом смысле слова – тогда он никогда, никогда физически не уйдет.

- Ты сможешь, - удерживая мое лицо напряженными пальцами, мужчина губами осушал потоки моих неудержимых слез. – Ты целых два года выживала в этом богом забытом месте, училась и одновременно работала, и все это совершенно одна. Ты очень сильная, Белла, и справишься снова.

- Нет, нет, я больше не хочу быть сильной, - плакала я, отказываясь возвращаться в ужасные до-эдвардовские времена и снова влачить унылое одинокое существование, перебиваясь крошкой хлеба в бессмысленной надежде на лучшее. – Я хочу быть с тобой!

- Я знаю, малышка, знаю. Я тоже хочу этого. Мои мечты до сегодняшнего дня простирались так далеко… что я поправлюсь, найду работу и мы будем счастливы. Но все изменилось. Прости меня, Белла, - горестные слова фонили оттенком прощания. – Прости, что оказался тебя не достоин.

Я судорожно привлекла мужчину к себе, в слепом отчаянии отрицая болезненную правду. Был бы Эдвард настолько плохим, разве поступил бы так честно и согласился сдаться полиции?

- Прости, - умолял он, покрывая мое лицо горячими поцелуями. Мои рыдания были громкими и захлебывающимися. Потом горькими и заунывными, как вой осиротевшей волчицы, лишившейся стаи. Потом тихими и безнадежными, пропитанными ломающей болью.

Благородное стремление Эдварда сдаться не вязалось с обликом убийцы и вора так же, как образ ангела с демоном. Эдвард не был плохим, моя интуиция не могла так сильно ошибаться. Люди говорили мне, что я проницательна. Как же вышло, что человек, которого я полюбила, преступник?

- Вдруг ты не виноват? – цеплялась я за призрачную догадку, подкрепленную не фактами, а лишь смутными ощущениями. – Я имею в виду: тебя избивали, выстрелили в голову. Разве это не говорит о том, что ты жертва?

- Ты же сама рассказала, что они требовали вернуть им деньги.

Да, в моих доводах явно сидела червоточина, и поэтому любая попытка оправдать Эдварда была обречена на провал.

- А что если тебя просто шантажировали этими деньгами? – я была потрясена изворотливостью своего ума: страх потерять Эдварда подкидывал самые безумные идеи для его убеждения. – Может, воры влезли в дом, а когда ты отказался отдать деньги, убили твоего отца и выставили все так, словно это сделал ты? А увезли, чтобы пытать и заставить отдать сбережения?

Эдвард молчал. Мои слова подбросили ему сомнений, и он их обдумывал. Потом вздохнул. Мягко погладил меня по голове. В почти полной темноте я еле-еле видела его лицо: оно оставалось грустным.

- Этого мы не узнаем, пока не будет проведено расследование. Но ты же сама понимаешь, как притянуто это звучит? Зачем ворам везти меня в другую страну, чтобы я отдал деньги, хранящиеся в доме? Не проще было пытать меня прямо там? Зачем убивать до того, как я рассказал? В таком раскладе ситуация лишена всякого смысла: ты думаешь, я стал бы расставаться с жизнью ради каких-то денег, не важно, насколько больших? Думаешь, я наблюдал бы, как убивают отца, и не отдал бы за его спасение любую сумму, какую бы они ни назвали?

Эдвард был прав, и у меня не нашлось больше идей для возражения. Но эта правота казалась сейчас зазубренным лезвием, проворачивающимся медленно в моем сердце, настолько я не хотела её признавать. Я не хотела верить в открытую логику его рассуждений, вопреки обычным своим привычкам, а готова была принять смутный голос интуиции, лишь бы не расставаться.

- Я не могу просто сидеть здесь и делать вид, будто ничего не произошло, Белла. Я должен вернуться и встретиться с правдой лицом к лицу, какая бы она ни была. И если ты вдруг окажешься права, - он мягко поцеловал меня в лоб, укладывая на свое теплое и уже мокрое от моих слез плечо, - то я вернусь за тобой и вытащу тебя из этой дыры, обещаю!

Я снова всхлипнула, не сдержав обиды на судьбу. Мои глаза уже не были влажными, но их жгло с такой силой, будто там образовалась серная кислота.

- Пожалуйста, побудь со мной еще чуть-чуть, не уходи так скоро, - пальцы судорожно смяли футболку на мужской груди. – Дай мне пару недель…

- Это слишком долго, малышка, - уговаривал он меня быть благоразумной.

- Ну, хотя бы несколько дней... – умоляла я; боль поглощала меня, грозя свести с ума. Слезы опять душили, обручем сжимаясь вокруг горла. – Прошу тебя… Если ты уйдешь завтра, мое сердце будет разбито. Пожалуйста… Мы ведь только вчера открылись друг другу, расстаться назавтра – это слишком жестоко…

- Хорошо, - уступил он, и из моей груди вырвался вздох облегчения. Объятия стали крепче, а губы скользили вдоль щеки. – Не плачь.

Я закрыла глаза, наслаждаясь минутами нежности – теперь их осталось так мало. Я дышала с трудом, напряженно сражаясь с накатывающей тараном болью, и мои руки непроизвольно гладили Эдварда по плечам, спине, груди и лицу.

- Или сюда, - привлек он меня к своим губам, как и я, не желая терять ни мгновения из выделенного нам злой судьбой жалкого времени. Его поцелуй был пронизан отчаянием и любовью. Охотно ответив, я растворилась в его опытных и ласковых руках.



Новый день был хуже предыдущих двух лет: никогда раньше я не жила с такой чудовищной болью в сердце. Прежде не раз испытав страх, одиночество и горечь утраты, я и представить не могла, что на свете существует худшая боль – она поглощала меня до такой степени, что я почти не могла делать рутинную работу. Хотелось умереть, только не страдать так, как сейчас. Нельзя, невозможно привыкнуть к мысли о разлуке – это уничтожало меня.

Весь день из головы не выходила единственная мысль – идея, навеянная не то интуицией, не то любовным дурманом. Она казалось безумной, но когда человек тонет, он цепляется за любой, способный вытащить его предмет, а если он в серьезной беде, то обращается за помощью к тем, кто способен оказать эту помощь.

Элис. Это имя кружилось в моем сознании, что бы я ни делала. Преданная сестра, яро отстаивающая честное имя брата. Она убеждала полицию, что Эдвард не мог так отвратительно поступить, что это совершенно не в его характере – и я была склонна с ней согласиться, хотя знала его совсем недолго. Могла ли она стать спасательным кругом для тонущего Эдварда? Имеются ли у нее ресурсы и – главное – желание спасти его? У меня не было другого выхода, кроме как довериться собственной интуиции. И не было времени, чтобы выдумывать что-то еще. В противном случае Эдвард просто сдастся полиции и позволит обвинить его в чем угодно, тем более доказать обратного из-за потери памяти не сможет.

Глубоким вечером, после окончания рабочего дня и лекций в колледже, я была готова сделать этот – верный или не верный, покажет время – шаг: в моей руке блестела бумажка с телефонным номером СПА-салона, принадлежавшего Элис Каллен. Сделав несколько глубоких вздохов, дрожащими пальцами я бросила в уличный таксофон несколько монет и набрала заветные цифры. С замиранием сердца слушала длинные нервирующие гудки.

- Элис Каллен слушает, - голос оказался высоким, но приятным. Я поразилась, как мне несказанно повезло нарваться именно на нее. Я думала, мне придется долго продираться к владелице через несговорчивых сотрудниц.

- Элис? – уточнила я, не веря ушам.

- Да. Кто это?

Я набрала полную грудь воздуха, чтобы моя голова не так сильно кружилась. Вокруг на улице не было никого – только ветер гонял по асфальту сухой мексиканский песок, да на перекрестке то и дело проезжали урчащие машины. И все же я оглянулась, удостоверившись, что никто не подслушает то, что я говорю.

- Элис, - мой голос от переживаний надломился, - ты ведь веришь, что твой брат невиновен, да?

- Конечно, он невиновен! – практически прорычала она, мгновенно выходя из себя. Высокое сопрано стало совсем не по-женски жестким и требовательным: - КТО ВЫ?!

- Элис, нужна твоя помощь, - решилась я, отдавая судьбу Эдварда более надежным, чем полиция, рукам. – Твой брат жив!

__________________________

От авторов: Дорогие читатели, простите за задержку выкладки главы. Но лето закончилось, и вот мы снова с вами. Тайны истории постепенно раскрываются, но пока, увы, не в пользу героев, хотя они и надеялись. Мы с Машей очень ждем ваших новых идей, касающихся сюжета и героев, здесь, под статьей, и на Форуме.