В предыдущей главе: «Не будет никакого ребенка! Каллен не заслуживает этого!»

Заходя, нет, буквально залетая в уже порядком осточертевшую мне комнату, я хочу упасть и разрыдаться от нахлынувших на меня чувств, но стук в дверь перебивает мои планы. Я знаю, кто это, но открывать и снова начинать этот ни к чему не ведущий разговор мне совсем не хочется.
Все, что хотела, я сказала, а больше мне добавить нечего.

- Белла, - слышу за дверью, и вновь раздается стук, как я и предполагала, это Эсми. – Белла, не веди себя как ребенок. Открой, нам нужно поговорить. То, что ты мне сказала, не новости для меня, но все же ты мне не чужой человек. Я хочу все расставить на свои места. Это важно не только для меня, но и для вашей семьи, для вашего ребенка. Итан не должен страдать из-за вас, - говорит она и вновь стучит.

Эсми настроена довести до конца наш разговор, только вот у меня нет ни сил, ни желания.
Нехотя я все-таки открываю дверь, внезапно ставшую невероятно тяжелой. Или это я ослабела? Тем не менее, я отхожу в сторону, впуская женщину.

Несколько минут в комнате царит тишина. Мы рассматриваем друг друга, думая каждая о своем.

Эсми как мать можно понять: её сын парализован, и, безусловно, ей больно видеть его в таком состоянии. А тут еще мое неоднозначное поведение... Могу только предположить, что она обо мне думает. Хотя я не очень переживаю по этому поводу: никогда не стремилась изображать из себя идеальную девочку. Я такая какая есть.

В семье Калленов знают, что я не очень-то разговорчива и любезна и до жути не люблю семейные сборища. Они не моя семья, и я не обязана присутствовать на всех их праздниках. Сначала, конечно, я ходила на дни Рождения и прочие торжества; потом, когда родился Итан, у меня появилась веская причина не ходить на них, да и Эдвард не особенно любил такие мероприятия. Мы плохо вписывались в эту компанию: Карлайл и Эсми - образец для подражания, их любовь длится уже тридцать пять лет; Элис и Джаспер – молодые и безумно влюбленные друг в друга; друзья семьи Эммет и Розали - от них так и веет страстью и желанием; и мы с Эдвардом - такие холодные, что можно полпланеты превратить в Арктику.

Мы не скрывали свое охладевшее отношение друг к другу, но и не кричали об этом на каждом углу. Просто жили каждый своей жизнью. Не могу сказать, что мы были врагами, нет, у нас все-таки рос сын, и нам приходилось находиться в обществе друг друга и общаться. Итан нуждался и в маме, и в папе. У нас были совместные ужины, иногда завтраки, но это больше по выходным, которых у Эдварда было не так уж и много. Каждое утро я просыпалась, готовила завтрак, после шла наверх собирать сына в садик или школу, потом Итан завтракал с отцом, и тот отвозил его на занятия, или же, если Каллен спешил, это делала я. И в общем-то, мы походили на нормальную семью, за исключением того, что никакой семьи у нас не было.

За ужином Эдвард рассказывал выдуманные истории, которые якобы приключились с ним на работе, я делала вид, что слушаю, а Итан... Итан ловил каждое слово, сказанное отцом. И пусть даже половина из этого была ложью, он все равно каждый раз слушал так, будто это самая лучшая история в мире, а Эдвард - какой-то восхитительный и неповторимый супергерой.

Каждую среду Каллен водил его в музыкальную школу на занятия по фортепиано. Эдварда переполняла гордость за сына, когда преподаватель хвалила его и говорила, что он очень талантливый малыш. После занятий они заходили в кафе и заказывали себе любимое фисташковое мороженое. И я благодарна Эдварду: каким бы занятым он ни был, что бы у нас ни происходило, за целый год он не пропустил ни одного, как они это называли, «мужского дня».

Иногда Итану удавалось уговорить меня присоединиться к ним. Сейчас же, когда Каллен не в состоянии водить сына на занятия, это делаю я, но от походов в кафе Итан напрочь отказался, объяснив это тем, что у него много уроков и он не успевает. Но я, конечно, понимаю, что он не хочет идти туда без Эдварда. И ни капельки не обижаюсь, глупо винить ребенка в том, что он слишком любит своего отца.

- Белла, - вдруг почти шёпотом говорит Эсми, и от неожиданности я вздрагиваю, - Я достаточно уже прожила лет, но чувствую себя сейчас невероятно глупой, потому что не знаю, с чего начать и чем вам помочь. Я вижу, что у вас что-то не так, ты совсем не влюблена в моего сына, - говорит она, и на последнем я невольно фыркаю, - женщина, когда любит, она порхает, её глаза светятся счастьем. Я помню себя в твоем возрасте: у меня уже был Эдвард, и я была беременна Элис, то состояние абсолютного счастья - оно до сих пор во мне. Я люблю Карлайла, иногда мне даже кажется, на пределе своих сил, но предела нет, этот источник неисчерпаем. И я не представляю своей жизни без него и моих детей.
Элис, она с возрастом не меняется. Помню, как же мне было тяжело с ней, она такая активная. А Эдвард, он противоположность сестре. Он постоянный, умный, сильный, добрый, на него можно положиться. Он и в детстве был таким же образцовым ребенком. Всегда всего добивался сам, иногда ему было очень тяжело, но он не сдавался. Карлайл хотел, чтобы он посвятил себя медицине, был такой скандал в семье, когда Эдвард отказался. Он стал бизнесменом без чьей либо помощи. Всегда слишком серьёзный и просто несгибаемый в любом споре.
Я понимаю, как тебе может быть трудно с ним в быту. Но все это решаемо - любовь и ласка творят чудеса, Белла. Ты думаешь, что ничего не можешь сделать? Просто ты не старалась, ты отдала его в руки сиделки, которая знает о его болезни больше, чем его жена. Он не черствый, он просто одинок в своей семье. Любви Итана не достаточно, чтобы помочь ему, ему нужна ты. Он никогда ни в чем не ошибался, и я хочу верить, что в тебе он тоже не ошибся.

Зачем она говорит мне все это?! Я не могу ему помочь, да и не хочу…

- Пусть он не говорит об этом, - продолжает Эсми, - но вы с Итаном единственное, что у него есть. Я не знаю, что он сделал, почему ты ушла. Но раз решилась на такой шаг, значит, что-то действительно важное...

О, вы даже не представляете насколько!

- Но ты вернулась. Возможно, чтобы забрать Итана, а может, что-то в тебе осталось. Конечно, я не могу заставить тебя полюбить его, но прошу хотя бы попытаться. Узнай его, начните разговаривать, пусть Итан проводит больше времени с ним. Ты ведь вышла за него замуж, вы давали клятвы, помнишь? «И в горе и в радости». Ты родила ему сына. Не может быть, что ты совсем ничего к нему не чувствуешь. Может, просто не до конца разобралась в своих чувствах.

- Я не могу, - тихо говорю я, и слезы текут по моим щекам.

Не могу. Я не прощу его за то, что он сделал. И я должна забыть об этом только потому, что меня просит Эсми?! Черта с два!

- Милая, пойми, я не требую от тебя того, чего ты не в силах ему дать. Я же не прошу быть с ним день и ночь и стать его сиделкой. Будь женщиной, женой, подругой. Только не бросай его. Ну, неужели он стал тебе так до глубины души безразличен, что тебя ни капельки не трогает его состояние?

Ответ легко читается по моему лицу. Она тяжело вздыхает.

- Почему?!

Молчу. Мне нечего ответить. Я не знаю, почему человек вдруг становится чужим. Это просто произошло.

- Есть ли надежда, что однажды для вас все изменится?
- Я так не думаю, - без доли сомнения говорю я.
- Что бы вы ни решили, я прошу тебя не пропадать бесследно. Позволь нам быть частью вашей с Итаном жизни. Если ты заберешь еще и Итана, это окончательно убьет его.

Не хочу, чтобы они были частью моей жизни, а Итан сам решит. Хотя я знаю, что он никогда не откажется от этой семьи: он всех их очень любит. И я не смогу запретить ему видеться с ними.

Понимая, что Эсми ждет моего ответа, я киваю в знак согласия.

- Хорошо, - она уже собирается уходить, когда дверь в комнату Эдварда распахивается, и из нее выходит белый как стена Карлайл. Эсми тут же бросается к нему.
- Карлайл! Что?!
- В больницу! Ему нужно в больницу! – как в бреду повторяет тот. Эсми, обходя своего мужа, заходит к Эдварду. Дальнейший разговор я не слышу. Наверное, ему совсем плохо, а я-то думала, что на сегодня все. Господи, эта чертова ночь когда-нибудь закончится?!

******

Отправив Итана в школу и клятвенно пообещав, что после уроков мы обязательно поедем к отцу, я остаюсь в доме одна.

Звонила Розали: она уже в пути и скоро заедет за мной. Я до последнего стараюсь не думать о походе к доктору. Вчера я была очень зла, и почему-то теперь мне стыдно за мысли, что Эдвард не достоин быть отцом. Даже несмотря на мою ненависть к Каллену, я не представляю, что у Итана мог бы быть какой-то другой отец. Не могу не признать, что до недавнего времени Эдвард прекрасно справлялся со своей ролью. Но ведь это касается только Итана. Когда мы зачали его, между нами была симпатия друг к другу, интерес, влечение. А сейчас совсем по-другому. Не хочу, чтобы Каллен стал отцом и этого ребенка, только не он. Но, с другой стороны, я ведь не могу вообразить себе жизнь без Итана и вот сейчас хочу лишить жизни эту кроху. Правильно ли я делаю? Не пожалею ли об этом? Или уже жалею?

Может, и правда, нужно было поговорить с Эдвардом? Да нет, это бред! Эдвард не спрашивал меня в тот вечер, и теперь я не стану спрашивать его. Это будет только мое решение. И за него я сама буду нести ответственность.

*****

- Поздравляю, Белла, с началом восьмой недели! Беременность протекает хорошо, на этой неделе у малыша формируются половые органы, но узнать пол вы сможете еще не скоро. В большинстве случаев УЗИ позволяет узнать пол не ранее семнадцатой недели. Я выпишу вам направление, вы сдадите анализы. Но я уверен, что все в порядке и никаких опасений нет. Это же ваша вторая беременность, думаю, такие мелочи вы уже знаете, - доктор Ньютон невероятно болтливый. Его невозможно перебить или заткнуть. Поэтому я и говорила Розали, что не хочу идти к нему, но она настояла, мол, он лучший в своем деле. Да еще в эту же больницу Эдварда положили, пусть он и в другом крыле, но я все равно волнуюсь, как бы Эсми или еще кто-нибудь не узнал, что я была здесь.
- Как придут ваши анализы, я вам перезвоню, сообщу результат. И тогда жду вас через месяц.
- Хорошо. До встречи, - говорю я и выхожу из кабинета.
- Ну, что?! – тут же подлетает Розали.
- Все хорошо.
- В смысле?! – спрашивает Розали в недоумении. – Так ты говорила ему, что хочешь прервать беременность?
- Нет, - тихо отвечаю я. На лице Розали расплывается улыбка.
- То есть ты… Белла, как я рада! - она обнимает меня.

Не знаю почему, но я не смогла сказать ему об аборте. Может, потому что не могла и слова вставить в его болтовню, а может, потому что просто не могу этого сделать. Надеюсь, я не пожалею об этом никогда.

- Ты должна ему сказать, - ей не нужно называть имя - я понимаю, о ком она говорит. Но я пока не готова. Чувствую, что эта новость перевернет нашу жизнь. И мне нужно быть готовой к этому.